Она как магнит притягивала к себе взоры. Порой он ловил себя на том, что разглядывает ее и не может заставить себя отвести взгляд. Вот такую дочь он всегда хотел иметь. Но Ота никогда не выказывал ей предпочтение, одинаково относился к ней, как и ко всем девушкам в команде. Иногда он был даже строже с ней, чем с другими, потому что понимал: если она постарается, то сможет достичь многого.
Карьеры Оты Черни и Катринки иногда шли параллельно, иногда пересекались. За эти годы время от времени он тренировал те команды, в которых была Катринка. Подолгу наблюдая ее в течение многих лет, он мог точно и беспристрастно оценить ее возможности, ее ловкость и силу, энергию и решительность. Он все больше убеждался в том, что Катринка может стать олимпийской чемпионкой.
К тому времени, когда Катринка начала учиться в Карловом университете, команда Оты добилась блестящих результатов на местных и областных соревнованиях, и его выдвинули тренером национальной женской команды. Видя в Катринке потенциальную звезду, он тренировал ее, когда она была в составе команды Праги, всегда подбадривал и поддерживал. И когда ее успехи в этой команде дали ей право на участие в национальных соревнованиях, он ликовал.
– Я знал это, – говорил он жене, – еще тогда, когда первый раз увидел ее на лыжах. Я знал, что она способная лыжница.
– Прежде чем кукарекать так громко, – ответила Ольга, – подожди немного и посмотри, какие у нее будут успехи, когда она столкнется с первоклассными лыжницами. До сих пор она еще не встречалась с ними на соревнованиях.
Ольга знала, что была несправедлива: Катринка много раз в различных соревнованиях побеждала великолепных спортсменок. Но иногда, когда Ольга думала о девочке, ее сердце наполнялось такой горечью, что она не могла справиться ни с черными мыслями, ни с резкими словами.
Ольга любила Катринку почти так же, как и Ота, до тех пор, пока годы не превратили ребенка в очаровательную девушку, а Ольгу, и она видела это, в бесплодную старуху. Ее мучило чувство вины при мысли о ребенке, который у нее не родился, о том непоправимом вреде, который она причинила своему телу, о том, что она заставила Оту разделить с ней эту беду. Ольга постепенно стала смотреть на Катринку как на живой укор, как на Божье наказание, постоянное напоминание о том, что она могла бы иметь, если бы не ее непростительный грех. Чтобы уйти от этих чувств, Ольга начала пить, но не в компании друзей – для удовольствия и поднятия настроения, а в одиночестве, чтобы облегчить свои мучения.
Ота беспомощно наблюдал за ней. Он думал, что понимает и способен разделить боль Ольги, но скоро убедился, что это выше его сил, ибо в его чувства вмешалось нечто страшное и разрушительное. Он, как мог, выражал ей сочувствие, а счастья искал на стороне. Он катался на лыжах, играл в шахматы, пил и курил, любил компании с Иржкой Ковашем и другими старыми друзьями, у него были случайные связи с женщинами, но только не с девушками, которых он тренировал. Для него эти девушки были не просто неприкосновенны, они были дочерьми, которых у него никогда не было. Они были его величайшей радостью. И когда Ольга видела, что Ота был действительно счастлив на работе, она начинала обижаться на лыжную команду, на девушек и особенно на Катринку – самую большую радость ее мужа.
Бадгастейн – старый курортный город в Австрии, в теплой долине у подножия гор Тауэрн. Там есть радоновые минеральные воды, которые особенно полезны при лечении заболеваний эндокринной системы, очаровательная церковь пятнадцатого века, живописная аллея, по которой гулял кайзер Вильгельм, и водопад, низвергающийся с горы в озеро в центре города. Весной и летом он утопает в зелени. Зимой к зеленому цвету добавляется белый: все покрывает пушистая мантия снега, восточные склоны гор становятся прекрасным местом катания на лыжах.
Именно здесь должны были проходить соревнования, назначенные Международной горнолыжной федерацией. По прибытии в Бадгастейн Ота Черни, его команда и другие тренеры и лыжники вышли на склон осмотреть и опробовать трассу. Чем меньше неожиданностей во время соревнований, тем лучше.
Позже они обедали в столовой отеля, где им подали прекрасный венский шницель с картофельным пюре и подливкой – блюдо, которое вызвало всеобщий восторг. В этот вечер решили пораньше лечь спать, чтобы как следует отдохнуть. Старая комфортабельная гостиница находилась на окраине города. В ее комнатах поселили по четыре девушки из команд. Вместе с Катринкой и Жужкой были две студентки из университета Брно, и одной из них оказалась Илона Лукански, Немезида Катринки из лыжной секции в Свитове.
Илона поступила в университет на два года раньше Катринки, и с тех пор они катались отдельно друг от друга. Катринка была рада избавлению от такой агрессивной соперницы, как Илона. Когда же Катринка попала в состав национальной команды, они опять встретились.
Невзирая на все свои недостатки, Илона была хорошей лыжницей, и Катринка должна была признать это.
Но ее попытки не обращать внимания на шпильки Илоны, как и в детстве, потерпели неудачу. Хотя Катринке удавалось сдерживаться и не отвечать на ее оскорбления, она испытывала по отношению к ней не просто желание победить, что вообще-то всегда было характерно для нее, но победить свою соперницу любой ценой, даже ценой собственной жизни.
– Что это вы с Владиславом делали одни в купе? – спросила вечером Илона, когда девушки готовились ко сну. Тот, кто видел ее впервые, мог найти ее хорошенькой – плоское бледное лицо в обрамлении вьющихся мягких светло-золотистых волос. Но ее хитрые цепкие глаза очень скоро разрушали это первое благоприятное впечатление.
– С Владиславом? – удивленно переспросила Катринка.
– Вы с ним долго были вместе.
– А тебе какое дело? – воинственно вмешалась Жужка.
– Да так, из любопытства, – игриво сказала Илона, не собираясь отступать.
– Ничего особенного, – ответила Катринка.
– А ты что, завидуешь? – спросила Жужка. Она не любила Илону и всегда была готова к бою с ней, чего так хотела избежать Катринка.
– Не будь дурой, – наступала Илона. – Я видела, как ты смотришь на него.
– Он – красивый, – добавила четвертая девушка.
– Мы все смотрим, – засмеялась Катринка, – и восторгаемся.
– Смотри, но не трогай, – съязвила со смехом Жужка, поддерживая Катринку.
Илона посмотрела на них с недоумением:
– Над чем это вы смеетесь?
– Держу пари, что она не девственна, – прошептала Жужка Катринке. И обе девушки засмеялись.
– С вами просто невозможно, – сердито сказала Илона.
К удивлению Катринки, Томаш встречал их на вокзале, когда они возвратились в Прагу. Он стоял на платформе, размахивая шапкой.
– Катринка! Жужка! – закричал он, стараясь привлечь их внимание. – Я здесь!
– Смотри, Томаш, – сказала Жужка. Она была рада видеть его и даже не удивлена.
Катринка с подозрением посмотрела на подругу:
– Ты знала, что он будет здесь?
Жужка улыбнулась.
– Надеялась, – ответила она.
Томаш просто сиял. Его волосы были влажные, как будто он только что принял душ. Лицо свежевыбрито, а щека, когда он целовал Катринку, была гладкой и источала запах, который был незнаком ей. Это тоже удивило ее. Все свободные деньги Томаш обычно тратил только на книги…
– Мы проиграли, – сказала Жужка.
Катринка упала на трассе и растянула мышцы ноги. Ей несколько раз кололи обезболивающее, и она продолжала кататься с забинтованной ногой. Не очень успешно и заняла восьмое место. Илона пришла третьей, Жужка пятой. Победила французская женская команда.
Томаш обнял их.
– Тогда вам действительно нужно взбодриться. Пойдемте в «Максимилианку». Наши уже там. Перекусим, а потом сходим в кино.
– Я не могу, – отказалась Катринка. – Я вымоталась.
Томаш и Жужка переглянулись, как будто она внезапно тронулась.
– Ты? Устала? – удивилась Жужка.
– Я чуть жива, – настаивала Катринка. – У меня болят ноги.
– Это хороший фильм, – упрашивал ее Томаш.
– Я посмотрю его в другой раз, – был ответ. – А сейчас я сразу же иду спать.
– Да… – огорчилась Жужка.
В ее голосе звучало разочарование, и Катринка поняла, что подруга готова проявить благородство и предложит проводить ее до общежития.
– Но вы идите вдвоем и веселитесь. Не беспокойтесь обо мне. Со мной все в порядке. Я просто хочу отдохнуть.
– Ты уверена? – спросила Жужка.
– Конечно, она уверена. Она не нуждается в том, чтобы ты уложила ее в кровать, – вмешался Томаш, целуя Катринку в обе щеки. – Отдыхай, – приказал он. – Увидимся завтра.
Томаш обнял Жужку и увел ее через толпу на перроне. Жужка разок оглянулась, удивленно пожала плечами, но потом махнула рукой и повернулась к Томашу.
Катринка еще мгновение наблюдала за ними. Томаш и Жужка. Раньше она не задумывалась над любовными отношениями между людьми, а позже была больше занята своими собственными сексуальными переживаниями и только теперь поняла, как их влекло друг к другу, Томаша и Жужку.
– Катринка! – услышала она свое имя и обернулась. Ота Черни стоял около автобуса и поджидал отставших. – Ты едешь с нами?
– Да, – откликнулась она и захромала к автобусу.
– Как твоя нога? – спросил он, когда она подошла.
– Прекрасно.
– Не забудь вечером приложить лед.
Катринке снилось, что она и Владислав едут в поезде и он целует ее. Потом они очутились вдруг в кабине подъемника, и Владислав раскачивал его изо всех сил, она испугалась то ли оттого, что выпадет, то ли оттого, что Ота Черни увидит их.
– Катринка, – прошептал чей-то голос ее имя. Сначала она подумала, что это Владислав, который целовал ее. Но потом она поняла, что это не его голос, а женский.
– Катринка.
Она открыла глаза и увидела Жужку, которая сидела на краю ее кровати. В комнате было темно, первый неясный утренний свет пробивался через шторы.
– Что случилось? – спросила Катринка. – У тебя все в порядке? – Она была еще в оцепенении от страшного сна. Должно было случиться что-то невероятное, раз Жужка разбудила ее.
– Да, – ответила Жужка. – У меня все прекрасно. Чудесно. Я просто хотела сказать тебе, что люблю Томаша. Ты не возражаешь?
– Нет. Я знаю это.
– Ты поэтому не пошла с нами сегодня?
– Я знала, что вы хотите остаться вдвоем, даже если вы не знали этого.
– Спасибо, – ответила Жужка. В неясном свете Катринка с трудом могла разглядеть ее лицо. Жужка плакала.
– Ах, Катринка. Это было чудесно.
– Что?
– Заниматься любовью, дурочка. – Она всхлипнула. – Как я счастлива!
Глава 11
Если Катринка не участвовала в соревнованиях, то тренировалась, а между тренировками посещала университет, изучая английский, немецкий и русский языки, историю этих стран, их культуру и искусство. Занятия в университете продолжались по восемь часов в день. Ей предстояло учиться шесть лет, чтобы получить степень магистра, которая даст ей возможность работать преподавателем или журналистом, адаптирующим новости из зарубежной прессы для публикации в Чехословакии. Идея стать переводчиком в дипломатическом ведомстве была особенно ей близка: она могла бы тогда много путешествовать, уйдя из спорта.
Учитывая частые поездки спортсменов на соревнования, по Чехословакии и за рубеж, им, конечно, давали поблажки, но требовали наверстать упущенное в учебе, выполнить всю учебную программу и сдать экзамены. Тех, кто не справлялся, исключали из университета и выгоняли из команд. Они теряли все привилегии, которые полагались спортсменам.
Решал их судьбу, наблюдал за их личной жизнью и учебой всесильный Спорткомитет. Члены Спорткомитета по отдельности были веселыми мужчинами, женщинами, любили выпить кружку пива, повеселиться, они горячо болели за спортсменов на хоккейных матчах или лыжных гонках. Однако их деятельность приводила спортсменов в ужас. Когда чиновники вызывали кого-нибудь из провинившихся на разборку, то комната Спорткомитета, где проходило заседание, превращалась в средневековую камеру пыток. Катринка лично знала двух человек, которых вызывали на такие проработки: одному дали испытательный срок, чтобы ликвидировать неуспеваемость, другую – это была молодая беременная конькобежка – исключили из университета и из команды. Решения комитета невозможно было обжаловать, поэтому избежать такого вызова считалось величайшим благом для спортсмена. Даже желание победить стояло на втором месте.
Катринка знала членов комитета только в лицо, вежливо улыбалась им, когда встречала их на тренировках или соревнованиях, изредка обменивалась дружескими замечаниями и благодаря своему поведению до сих пор смогла избежать их проработок. Поэтому она была очень удивлена, когда в начале февраля у выхода из учебного корпуса ее встретила госпожа Хоч, член Спорткомитета. Катринка встревожилась, но заставила себя улыбнуться.
– Добрый день, – сказала она. – Как вы себя чувствуете, госпожа Хоч?
Госпожа Хоч, статная красивая женщина, которой было далеко за пятьдесят, не то что не улыбнулась, но даже не ответила на приветствие. Вместо этого она сунула Катринке под нос журнал.
– Катринка, это ты?
Катринка взглянула на обложку журнала и увидела свою фотографию.
– Да, – ответила она.
Она впервые видела этот журнал и подумала, что выглядит на фото полноватой.
– Ты работаешь манекенщицей?
Она кивнула.
– Чтобы немного подзаработать, – объяснила она.
– Ты считаешь свою стипендию недостаточной?
– Нет, – ответила Катринка, с каждой минутой нервничая все больше. У госпожи Хоч была вполне заслуженная репутация суровой матроны, особенно по отношению к хорошеньким девушкам. С юношами она держалась более благожелательно, даже позволяла себе пококетничать. – Мне вполне хватает, но… – Она заколебалась.
– Что но? – допытывалась госпожа Хоч, не меняясь в лице.
– Благодаря тому, что я подрабатываю манекенщицей, я могу себе кое-что позволить, – сказала она, указывая на голубой «фиат-600», который был неподалеку припаркован. – Например, машину. Очень удобно иметь машину, – добавила она в поисках лихорадочных доводов для госпожи Хоч. – Тогда после соревнований я могу намного быстрее вернуться в Прагу, чем на поезде, и тем самым меньше пропускаю занятий.
– А не считаешь ли ты, – госпожа Хоч снова помахала журналом, – что это отнимает слишком много времени? Мешает твоим занятиям?
– Нет. Совсем нет.
– Как давно ты занимаешься этим?
– С прошлого октября, – ответила Катринка. Как-то вскоре после приезда в Прагу она познакомилась в «Максимилианке» с молодой актрисой, которая работала моделью, чтобы иметь дополнительный заработок. Соблазненная возможностью сделать то же самое, Катринка попросила Томаша сфотографировать ее и послала фотографии в рекламное агентство. Успешно пройдя собеседование, она участвовала в рекламе обуви. Потом Катринка рекламировала шляпы, перчатки, косметику и одежду. Это была первая обложка с ее фото, но удивительно, что до этого никто из Спорткомитета не дознался о ее работе. Похоже, что они читали только спортивные новости.
– Гм, – лицо госпожи Хоч оставалось серьезным.
– А какие у тебя оценки? – спросила она, хотя отлично это знала.
Катринка ответила, и госпожа Хоч кивнула.
– И ты не пропускаешь тренировок? И этот вопрос был, конечно, излишним.
– Никогда, – твердо сказала Катринка.
– Верю, что никогда, – сказала госпожа Хоч. Она похлопала журналом по ладони. – Надеюсь, что эта ерунда не погубит твою судьбу спортсмена.
– Нет, госпожа Хоч, – уверила ее Катринка, когда та уже повернулась и начала проворно удаляться.
– Завистливая корова, – прошептала Катринка, глубоко вздыхая и стараясь унять неприятное чувство в желудке. Она знала, что не сделала ничего предосудительного и что кое-кто, например родители, считают ее предприимчивой и честолюбивой. Но сейчас Катринка чувствовала, что надвигается беда.
– Это вы?
Два дня спустя Катринка с Томашем и Жужкой обедали со множеством своих друзей в «Максимилианке». Опять она увидела широкое лицо с высокими скулами и голубыми глазами, смотревшими с обложки журнала, который ей протянули. Она подняла голову и посмотрела на человека, который задал ей вопрос. Когда она увидела, кто это, у нее перехватило дыхание, и мгновение она не могла говорить.
– Ведь это вы, не так ли? Катринка кивнула.
– Конечно, – сказал Томаш. – Как можно не узнать эти глаза?
Жужка улыбнулась Томашу и придвинулась к нему поближе, взяв под руку. Она не была ревнива, просто хотела этим показать, кто кому принадлежит.
– В жизни вы даже красивее.
Катринка чувствовала, что краснеет, чего обычно с ней не случалось, и надеялась, что этого никто не заметит.
– Спасибо, господин Бартош, – ответила она.
– Вы знаете, кто я?
Она думала, что давно забыла, как выглядит Мирек Бартош, но сразу же узнала его. Она поняла, что он навсегда остался в ее памяти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Карьеры Оты Черни и Катринки иногда шли параллельно, иногда пересекались. За эти годы время от времени он тренировал те команды, в которых была Катринка. Подолгу наблюдая ее в течение многих лет, он мог точно и беспристрастно оценить ее возможности, ее ловкость и силу, энергию и решительность. Он все больше убеждался в том, что Катринка может стать олимпийской чемпионкой.
К тому времени, когда Катринка начала учиться в Карловом университете, команда Оты добилась блестящих результатов на местных и областных соревнованиях, и его выдвинули тренером национальной женской команды. Видя в Катринке потенциальную звезду, он тренировал ее, когда она была в составе команды Праги, всегда подбадривал и поддерживал. И когда ее успехи в этой команде дали ей право на участие в национальных соревнованиях, он ликовал.
– Я знал это, – говорил он жене, – еще тогда, когда первый раз увидел ее на лыжах. Я знал, что она способная лыжница.
– Прежде чем кукарекать так громко, – ответила Ольга, – подожди немного и посмотри, какие у нее будут успехи, когда она столкнется с первоклассными лыжницами. До сих пор она еще не встречалась с ними на соревнованиях.
Ольга знала, что была несправедлива: Катринка много раз в различных соревнованиях побеждала великолепных спортсменок. Но иногда, когда Ольга думала о девочке, ее сердце наполнялось такой горечью, что она не могла справиться ни с черными мыслями, ни с резкими словами.
Ольга любила Катринку почти так же, как и Ота, до тех пор, пока годы не превратили ребенка в очаровательную девушку, а Ольгу, и она видела это, в бесплодную старуху. Ее мучило чувство вины при мысли о ребенке, который у нее не родился, о том непоправимом вреде, который она причинила своему телу, о том, что она заставила Оту разделить с ней эту беду. Ольга постепенно стала смотреть на Катринку как на живой укор, как на Божье наказание, постоянное напоминание о том, что она могла бы иметь, если бы не ее непростительный грех. Чтобы уйти от этих чувств, Ольга начала пить, но не в компании друзей – для удовольствия и поднятия настроения, а в одиночестве, чтобы облегчить свои мучения.
Ота беспомощно наблюдал за ней. Он думал, что понимает и способен разделить боль Ольги, но скоро убедился, что это выше его сил, ибо в его чувства вмешалось нечто страшное и разрушительное. Он, как мог, выражал ей сочувствие, а счастья искал на стороне. Он катался на лыжах, играл в шахматы, пил и курил, любил компании с Иржкой Ковашем и другими старыми друзьями, у него были случайные связи с женщинами, но только не с девушками, которых он тренировал. Для него эти девушки были не просто неприкосновенны, они были дочерьми, которых у него никогда не было. Они были его величайшей радостью. И когда Ольга видела, что Ота был действительно счастлив на работе, она начинала обижаться на лыжную команду, на девушек и особенно на Катринку – самую большую радость ее мужа.
Бадгастейн – старый курортный город в Австрии, в теплой долине у подножия гор Тауэрн. Там есть радоновые минеральные воды, которые особенно полезны при лечении заболеваний эндокринной системы, очаровательная церковь пятнадцатого века, живописная аллея, по которой гулял кайзер Вильгельм, и водопад, низвергающийся с горы в озеро в центре города. Весной и летом он утопает в зелени. Зимой к зеленому цвету добавляется белый: все покрывает пушистая мантия снега, восточные склоны гор становятся прекрасным местом катания на лыжах.
Именно здесь должны были проходить соревнования, назначенные Международной горнолыжной федерацией. По прибытии в Бадгастейн Ота Черни, его команда и другие тренеры и лыжники вышли на склон осмотреть и опробовать трассу. Чем меньше неожиданностей во время соревнований, тем лучше.
Позже они обедали в столовой отеля, где им подали прекрасный венский шницель с картофельным пюре и подливкой – блюдо, которое вызвало всеобщий восторг. В этот вечер решили пораньше лечь спать, чтобы как следует отдохнуть. Старая комфортабельная гостиница находилась на окраине города. В ее комнатах поселили по четыре девушки из команд. Вместе с Катринкой и Жужкой были две студентки из университета Брно, и одной из них оказалась Илона Лукански, Немезида Катринки из лыжной секции в Свитове.
Илона поступила в университет на два года раньше Катринки, и с тех пор они катались отдельно друг от друга. Катринка была рада избавлению от такой агрессивной соперницы, как Илона. Когда же Катринка попала в состав национальной команды, они опять встретились.
Невзирая на все свои недостатки, Илона была хорошей лыжницей, и Катринка должна была признать это.
Но ее попытки не обращать внимания на шпильки Илоны, как и в детстве, потерпели неудачу. Хотя Катринке удавалось сдерживаться и не отвечать на ее оскорбления, она испытывала по отношению к ней не просто желание победить, что вообще-то всегда было характерно для нее, но победить свою соперницу любой ценой, даже ценой собственной жизни.
– Что это вы с Владиславом делали одни в купе? – спросила вечером Илона, когда девушки готовились ко сну. Тот, кто видел ее впервые, мог найти ее хорошенькой – плоское бледное лицо в обрамлении вьющихся мягких светло-золотистых волос. Но ее хитрые цепкие глаза очень скоро разрушали это первое благоприятное впечатление.
– С Владиславом? – удивленно переспросила Катринка.
– Вы с ним долго были вместе.
– А тебе какое дело? – воинственно вмешалась Жужка.
– Да так, из любопытства, – игриво сказала Илона, не собираясь отступать.
– Ничего особенного, – ответила Катринка.
– А ты что, завидуешь? – спросила Жужка. Она не любила Илону и всегда была готова к бою с ней, чего так хотела избежать Катринка.
– Не будь дурой, – наступала Илона. – Я видела, как ты смотришь на него.
– Он – красивый, – добавила четвертая девушка.
– Мы все смотрим, – засмеялась Катринка, – и восторгаемся.
– Смотри, но не трогай, – съязвила со смехом Жужка, поддерживая Катринку.
Илона посмотрела на них с недоумением:
– Над чем это вы смеетесь?
– Держу пари, что она не девственна, – прошептала Жужка Катринке. И обе девушки засмеялись.
– С вами просто невозможно, – сердито сказала Илона.
К удивлению Катринки, Томаш встречал их на вокзале, когда они возвратились в Прагу. Он стоял на платформе, размахивая шапкой.
– Катринка! Жужка! – закричал он, стараясь привлечь их внимание. – Я здесь!
– Смотри, Томаш, – сказала Жужка. Она была рада видеть его и даже не удивлена.
Катринка с подозрением посмотрела на подругу:
– Ты знала, что он будет здесь?
Жужка улыбнулась.
– Надеялась, – ответила она.
Томаш просто сиял. Его волосы были влажные, как будто он только что принял душ. Лицо свежевыбрито, а щека, когда он целовал Катринку, была гладкой и источала запах, который был незнаком ей. Это тоже удивило ее. Все свободные деньги Томаш обычно тратил только на книги…
– Мы проиграли, – сказала Жужка.
Катринка упала на трассе и растянула мышцы ноги. Ей несколько раз кололи обезболивающее, и она продолжала кататься с забинтованной ногой. Не очень успешно и заняла восьмое место. Илона пришла третьей, Жужка пятой. Победила французская женская команда.
Томаш обнял их.
– Тогда вам действительно нужно взбодриться. Пойдемте в «Максимилианку». Наши уже там. Перекусим, а потом сходим в кино.
– Я не могу, – отказалась Катринка. – Я вымоталась.
Томаш и Жужка переглянулись, как будто она внезапно тронулась.
– Ты? Устала? – удивилась Жужка.
– Я чуть жива, – настаивала Катринка. – У меня болят ноги.
– Это хороший фильм, – упрашивал ее Томаш.
– Я посмотрю его в другой раз, – был ответ. – А сейчас я сразу же иду спать.
– Да… – огорчилась Жужка.
В ее голосе звучало разочарование, и Катринка поняла, что подруга готова проявить благородство и предложит проводить ее до общежития.
– Но вы идите вдвоем и веселитесь. Не беспокойтесь обо мне. Со мной все в порядке. Я просто хочу отдохнуть.
– Ты уверена? – спросила Жужка.
– Конечно, она уверена. Она не нуждается в том, чтобы ты уложила ее в кровать, – вмешался Томаш, целуя Катринку в обе щеки. – Отдыхай, – приказал он. – Увидимся завтра.
Томаш обнял Жужку и увел ее через толпу на перроне. Жужка разок оглянулась, удивленно пожала плечами, но потом махнула рукой и повернулась к Томашу.
Катринка еще мгновение наблюдала за ними. Томаш и Жужка. Раньше она не задумывалась над любовными отношениями между людьми, а позже была больше занята своими собственными сексуальными переживаниями и только теперь поняла, как их влекло друг к другу, Томаша и Жужку.
– Катринка! – услышала она свое имя и обернулась. Ота Черни стоял около автобуса и поджидал отставших. – Ты едешь с нами?
– Да, – откликнулась она и захромала к автобусу.
– Как твоя нога? – спросил он, когда она подошла.
– Прекрасно.
– Не забудь вечером приложить лед.
Катринке снилось, что она и Владислав едут в поезде и он целует ее. Потом они очутились вдруг в кабине подъемника, и Владислав раскачивал его изо всех сил, она испугалась то ли оттого, что выпадет, то ли оттого, что Ота Черни увидит их.
– Катринка, – прошептал чей-то голос ее имя. Сначала она подумала, что это Владислав, который целовал ее. Но потом она поняла, что это не его голос, а женский.
– Катринка.
Она открыла глаза и увидела Жужку, которая сидела на краю ее кровати. В комнате было темно, первый неясный утренний свет пробивался через шторы.
– Что случилось? – спросила Катринка. – У тебя все в порядке? – Она была еще в оцепенении от страшного сна. Должно было случиться что-то невероятное, раз Жужка разбудила ее.
– Да, – ответила Жужка. – У меня все прекрасно. Чудесно. Я просто хотела сказать тебе, что люблю Томаша. Ты не возражаешь?
– Нет. Я знаю это.
– Ты поэтому не пошла с нами сегодня?
– Я знала, что вы хотите остаться вдвоем, даже если вы не знали этого.
– Спасибо, – ответила Жужка. В неясном свете Катринка с трудом могла разглядеть ее лицо. Жужка плакала.
– Ах, Катринка. Это было чудесно.
– Что?
– Заниматься любовью, дурочка. – Она всхлипнула. – Как я счастлива!
Глава 11
Если Катринка не участвовала в соревнованиях, то тренировалась, а между тренировками посещала университет, изучая английский, немецкий и русский языки, историю этих стран, их культуру и искусство. Занятия в университете продолжались по восемь часов в день. Ей предстояло учиться шесть лет, чтобы получить степень магистра, которая даст ей возможность работать преподавателем или журналистом, адаптирующим новости из зарубежной прессы для публикации в Чехословакии. Идея стать переводчиком в дипломатическом ведомстве была особенно ей близка: она могла бы тогда много путешествовать, уйдя из спорта.
Учитывая частые поездки спортсменов на соревнования, по Чехословакии и за рубеж, им, конечно, давали поблажки, но требовали наверстать упущенное в учебе, выполнить всю учебную программу и сдать экзамены. Тех, кто не справлялся, исключали из университета и выгоняли из команд. Они теряли все привилегии, которые полагались спортсменам.
Решал их судьбу, наблюдал за их личной жизнью и учебой всесильный Спорткомитет. Члены Спорткомитета по отдельности были веселыми мужчинами, женщинами, любили выпить кружку пива, повеселиться, они горячо болели за спортсменов на хоккейных матчах или лыжных гонках. Однако их деятельность приводила спортсменов в ужас. Когда чиновники вызывали кого-нибудь из провинившихся на разборку, то комната Спорткомитета, где проходило заседание, превращалась в средневековую камеру пыток. Катринка лично знала двух человек, которых вызывали на такие проработки: одному дали испытательный срок, чтобы ликвидировать неуспеваемость, другую – это была молодая беременная конькобежка – исключили из университета и из команды. Решения комитета невозможно было обжаловать, поэтому избежать такого вызова считалось величайшим благом для спортсмена. Даже желание победить стояло на втором месте.
Катринка знала членов комитета только в лицо, вежливо улыбалась им, когда встречала их на тренировках или соревнованиях, изредка обменивалась дружескими замечаниями и благодаря своему поведению до сих пор смогла избежать их проработок. Поэтому она была очень удивлена, когда в начале февраля у выхода из учебного корпуса ее встретила госпожа Хоч, член Спорткомитета. Катринка встревожилась, но заставила себя улыбнуться.
– Добрый день, – сказала она. – Как вы себя чувствуете, госпожа Хоч?
Госпожа Хоч, статная красивая женщина, которой было далеко за пятьдесят, не то что не улыбнулась, но даже не ответила на приветствие. Вместо этого она сунула Катринке под нос журнал.
– Катринка, это ты?
Катринка взглянула на обложку журнала и увидела свою фотографию.
– Да, – ответила она.
Она впервые видела этот журнал и подумала, что выглядит на фото полноватой.
– Ты работаешь манекенщицей?
Она кивнула.
– Чтобы немного подзаработать, – объяснила она.
– Ты считаешь свою стипендию недостаточной?
– Нет, – ответила Катринка, с каждой минутой нервничая все больше. У госпожи Хоч была вполне заслуженная репутация суровой матроны, особенно по отношению к хорошеньким девушкам. С юношами она держалась более благожелательно, даже позволяла себе пококетничать. – Мне вполне хватает, но… – Она заколебалась.
– Что но? – допытывалась госпожа Хоч, не меняясь в лице.
– Благодаря тому, что я подрабатываю манекенщицей, я могу себе кое-что позволить, – сказала она, указывая на голубой «фиат-600», который был неподалеку припаркован. – Например, машину. Очень удобно иметь машину, – добавила она в поисках лихорадочных доводов для госпожи Хоч. – Тогда после соревнований я могу намного быстрее вернуться в Прагу, чем на поезде, и тем самым меньше пропускаю занятий.
– А не считаешь ли ты, – госпожа Хоч снова помахала журналом, – что это отнимает слишком много времени? Мешает твоим занятиям?
– Нет. Совсем нет.
– Как давно ты занимаешься этим?
– С прошлого октября, – ответила Катринка. Как-то вскоре после приезда в Прагу она познакомилась в «Максимилианке» с молодой актрисой, которая работала моделью, чтобы иметь дополнительный заработок. Соблазненная возможностью сделать то же самое, Катринка попросила Томаша сфотографировать ее и послала фотографии в рекламное агентство. Успешно пройдя собеседование, она участвовала в рекламе обуви. Потом Катринка рекламировала шляпы, перчатки, косметику и одежду. Это была первая обложка с ее фото, но удивительно, что до этого никто из Спорткомитета не дознался о ее работе. Похоже, что они читали только спортивные новости.
– Гм, – лицо госпожи Хоч оставалось серьезным.
– А какие у тебя оценки? – спросила она, хотя отлично это знала.
Катринка ответила, и госпожа Хоч кивнула.
– И ты не пропускаешь тренировок? И этот вопрос был, конечно, излишним.
– Никогда, – твердо сказала Катринка.
– Верю, что никогда, – сказала госпожа Хоч. Она похлопала журналом по ладони. – Надеюсь, что эта ерунда не погубит твою судьбу спортсмена.
– Нет, госпожа Хоч, – уверила ее Катринка, когда та уже повернулась и начала проворно удаляться.
– Завистливая корова, – прошептала Катринка, глубоко вздыхая и стараясь унять неприятное чувство в желудке. Она знала, что не сделала ничего предосудительного и что кое-кто, например родители, считают ее предприимчивой и честолюбивой. Но сейчас Катринка чувствовала, что надвигается беда.
– Это вы?
Два дня спустя Катринка с Томашем и Жужкой обедали со множеством своих друзей в «Максимилианке». Опять она увидела широкое лицо с высокими скулами и голубыми глазами, смотревшими с обложки журнала, который ей протянули. Она подняла голову и посмотрела на человека, который задал ей вопрос. Когда она увидела, кто это, у нее перехватило дыхание, и мгновение она не могла говорить.
– Ведь это вы, не так ли? Катринка кивнула.
– Конечно, – сказал Томаш. – Как можно не узнать эти глаза?
Жужка улыбнулась Томашу и придвинулась к нему поближе, взяв под руку. Она не была ревнива, просто хотела этим показать, кто кому принадлежит.
– В жизни вы даже красивее.
Катринка чувствовала, что краснеет, чего обычно с ней не случалось, и надеялась, что этого никто не заметит.
– Спасибо, господин Бартош, – ответила она.
– Вы знаете, кто я?
Она думала, что давно забыла, как выглядит Мирек Бартош, но сразу же узнала его. Она поняла, что он навсегда остался в ее памяти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69