Это была война. Война - такая же, как в сорок втором. Для экипажа
подводной лодки время остановилось, а теперь оно остановилось и для
жителей деревни. Нет, какая же это война? Это бойня, страшная и
нечеловеческая кровавая баня для невинных. Но разве в войну происходит
нечто иное? Сначала всегда гибнут ни в чем не повинные - а истинные убийцы
ускользают в тень и там, умышляя, ждут своего часа. Клянусь всем святым,
присягнул Кип, если понадобится, я пойду на них с голыми руками и убью,
сколько смогу. И, обливаясь потом и слезами, с учащенно бьющимся в
предвиденье грядущих событий сердцем он покинул горящую деревню.
Он с треском и грохотом въехал на верфь через разбитые ворота и повел
джип между кучами мусора, одной рукой вертя баранку, другой сжимая ружье.
Впереди встал док, на миг озаренный вспышкой молнии. Дверь была открыта.
Он остановил джип, выпрыгнул из него и побежал к доку, сжимая в руках
ружье.
Он был еще на полпути к цели, когда послышался глухой рокот, от
которого задрожала земля.
Кип застыл на месте и прислушался, вновь покрывшись испариной. Шум
повторился, более резкий, грубый, и стены дока задрожали. Далекий гром -
да, гром.
- Неееееееет, - прошипел Кип сквозь стиснутые зубы. Голова у него шла
кругом. - НЕТ! - И шагнул вперед.
Шум затих, вернулся, неудержимо нарастая, так, что дрожала земля.
Пронзительно заскрипел металл, и огромная подвижная переборка смялась.
Кип заставил себя сдвинуться с места - медленно, шаг за шагом.
- Врешь, не уйдешь! - крикнул он, задыхаясь от бьющего в лицо
колючего ветра, и его слова разлетелись во все стороны. - НЕ УЙДЕШЬ,
ЧЕРТОВА...
Переборка выпятилась металлическим волдырем и под треск рвущегося
железа рухнула в воду.
А из дока очень медленно выдвинулся нос подводной лодки.
Изношенные винты взбивали маслянистую воду. Показалась носовая палуба
лодки, за ней - боевая рубка. Кип увидел на неосвещенном мостике
бесформенные тени, поднял ружье, выстрелил и услышал, как пуля
отрикошетила от железа. Лодка выползала из дока, как рептилия из норы,
сотрясаясь всем корпусом от напряженной работы мощных дизелей. Она вышла
из дока на свободу и чрезвычайно медленно, под протестующий скрип металла
стала поворачивать отороченный полосами пены нос к проходу через риф.
Лодка подмяла под себя ялик, задела бортом небольшой траулер,
стоявший на якоре, и отшвырнула его прочь. Разбитую палубу траулера
мгновенно затопило. Небо прошила молния, и Кип увидел, как железный
монстр, лавируя между отмелями, пересекает бухту. Наконец лодка добралась
до прохода и лениво, сонно двинулась наперерез бурунам с белыми гребнями.
Вскидывая на бегу ружье, Кип кинулся с берега в воду и стрелял, не целясь,
покуда не кончились патроны. Лодка была уже за пределами бухты, волны с
грохотом разбивались о ее корпус, и когда вновь сверкнула молния, U-198 в
поле зрения Кипа не оказалось - она ускользнула в ночь, ушла в свой
последний страшный поход.
Волны плескались у колен Кипа, едва не сбивая с ног. Ветер
подталкивал его в спину, выл в опустевшем доке. "Корабль Ночи", сказал
Бонифаций. "Корабль Ночи", самая грозная из тварей морской пучины.
- Нееет, - прошептал он. - От меня ты не уйдешь...
В вышине сверкнула молния. Гулкие раскаты грома показались Кипу
смехом бога войны, свирепого, торжествующего победу.
Пошел дождь; первые редкие тяжелые капли сменились сплошной водной
пеленой, покрывшей рябью поверхность океана. Кип стоял под проливным
дождем, неподвижно всматриваясь в беспредельную черноту. Потом очень
медленно пошел к берегу и, добравшись до суши, рухнул на колени в песок,
сбитый с ног бурей.

Цепляясь друг за друга, Мур с Яной брели сквозь завесу дождя за
своими спасителями. Мур уже догадался, что это индейцы-карибы, но никого
из них он не узнал. Они шли через заросшую высокой травой поляну в
неизвестную ему часть Кокины. Вдалеке мерцали огни. За дождем проступили
очертания скученных лачуг, и он смутно разглядел грязную улицу, уходившую
под гору к северной бухте. Карибвиль. Один из индейцев сошел с тропы в
заросли и присел на корточки, положив на колени ружье, лицом в ту сторону,
откуда они пришли. Через несколько ярдов то же сделал второй индеец.
Улицы были пусты. Тяжелые капли щелкали по жестяным крышам громко и
резко, как выстрелы. Человек с дробовиком что-то тихо сказал остальным, и
те разошлись в разных направлениях; кивком приказав Муру и Яне следовать
за ним, он повел их в лачугу, где на закрытом жалюзи окне горела
керосиновая лампа. Он открыл дверь и нетерпеливо махнул рукой - заходите.
Внутри их встретили тусклый свет керосиновых ламп с прикрученными
фитилями и слабый запах дегтя, табака и пищи. В качалке перед чугунной
печкой сидела костлявая старуха в лоскутном халате. Ее волосы были
заколоты узлом на затылке, загрубевшая кожа туго обтягивала выпирающие
кости лица. Еще одна женщина, лет тридцати пяти-сорока, отступила от
двери, когда они вошли.
Они оказались в большой комнате; в глубине ее Мур заметил проход в
другую. Обстановка была скромная - несколько стульев, выгоревший на солнце
деревянный стол с керосиновой лампой в центре, тростниковые занавески на
окнах, затейливо сплетенный из водорослей коврик на полу. По всей комнате
были развешаны на гвоздях вставленные в рамки пейзажи, явно вырезанные
ножницами из туристических каталогов. У одной стены была ружейная стойка,
сейчас пустая, рядом, поблескивая натертой маслом поверхностью, -
великолепно вырезанная и отполированная деревянная ритуальная маска:
оскаленные треугольные зубы, свирепый, воинственный взгляд.
Когда индеец закрыл и запер за ними дверь, Мур обнял Яну за плечи,
чтобы защитить и поддержать. Девушка откинула с лица мокрые волосы, и Мур
увидел на ее щеке воспаленный красный рубец.
Индеец по-собачьи тряхнул головой, рассыпая брызги с бороды и плеч, и
повесил ружье на место. Молодая женщина мигом оказалась подле него и о
чем-то заговорила на местном языке. Он не ответил и жестом отправил ее на
место. В глубине комнаты качалась в кресле-качалке старуха, уронив на
колени стиснутые руки и сверля Мура взглядом. Она что-то пробормотала и
вдруг рассмеялась.
Индеец взял своей ручищей керосиновую лампу и подошел к Муру. Свет
упал прямо на них, и Мур увидел страшно изуродованное лицо этого человека.
Тот смотрел холодно и твердо, словно вместо глаз у него были осколки
гранита.
- Кто вы? - спросил Мур.
Индеец не ответил и заговорил с молодой женщиной. Та поспешно вышла
из комнаты. Мгновение спустя она вернулась с коричневым одеялом и
протянула его Муру, но в ее взгляде не было ни тени доброжелательности.
Мур взял одеяло и завернул в него Яну.
Кариб не убирал лампу. Ее свет окрашивал его кожу в цвет
полированного красного дерева. Он выдержал взгляд Мура и повел лампой в
сторону окна.
- Дождь - к ветру, - проговорил он по-английски. Голос его напоминал
рокот дизеля. - Будет буря.
- Вы спасли нам жизнь, - сказал Мур. - Если б не вы...
- Сейчас многих уже не спасти, - перебил индеец. В его речи мешались
английские и вест-индские интонации. Похоже было, что этот человек получил
вполне приличное образование. - Вы - Дэвид Мур. Это вы купили гостиницу,
верно? - Он стоял неподвижно, точно массивное дерево, вросшее корнями в
пол.
- Верно.
- Что с вашим плечом?
- Не помню. Наверное, один из них чем-то меня ударил.
- Перелом?
Мур отрицательно покачал головой.
Индеец хмыкнул и посветил в лицо Яне. Позади него бормотала старуха,
то громче, то тише.
- Где мы? - спросила Яна.
- В моей деревне. В моем доме. - Он посмотрел на нее, потом на Мура.
- Я - Чейн, Вождь-Отец карибов.
Тут Мура осенило: этот человек напоминал ему статую на Площади. Чейн,
далекий потомок того вождя, который дал отпор пиратам?
- Эти твари... - негромко сказала Яна. Она сковырнула запекшуюся
кровь с нижней губы и подняла глаза на Мура: - Что с Шиллером?
- Шиллер мертв, - ответил он, отгоняя от себя образ Шиллера,
пригвожденного к полу. Плечо вдруг вспыхнуло болью, и Мур зашатался. Чейн
что-то сказал женщине, и та вновь покинула комнату. Он твердыми пальцами
взял Мура за руку повыше локтя и усадил в кресло. Яне Чейн знаком велел
сесть на циновку рядом с Муром, и она повиновалась, подтянув колени к
подбородку и поплотнее завернувшись в одеяло. Потом Чейн вынул из-за пояса
блестящий нож с зазубренными кромками. Взяв со стола черный точильный
камень, он начал медленно водить по нему лезвием, потом подошел к окну и
остановился, выглядывая наружу. Мур сидел молча и неподвижно, закрывая
лицо руками.
- Констеблю не следовало приводить эту лодку в бухту, - вдруг сказал
Чейн. - Много лет назад она принесла сюда зло и смерть. И вот опять. Она
не механизм, она живая, и у нее душа _Э_у_е_-змея...
Мур поднял голову.
- Вы и ваши люди должны вернуться и помочь им!
Кариб продолжал точить нож, поворачивая его в руке.
- Несколько человек ушли на помощь тем, кому, возможно, удалось
добраться до джунглей, - сказал он чуть погодя. - Мы услышали выстрелы и
собрались здесь. Многие молокососы рвались в деревню, в бой. Но я не
позволил. Никто из моих людей не пойдет в Кокину.
- Господи! - вырвалось у Мура. Он тряхнул головой. - Вы так
ненавидите деревенских, что можете сложа руки смотреть, как их убивают?
- Они не моей крови, - сказал Чейн. - Но дело в другом: хороший боец
не продержится и минуты против этих созданий. Нет. Если и когда они
доберутся до Карибвиля, нам придется защищать своих женщин и детей.
- Сейчас не время считать по головам, черт побери! Ради Бога,
помогите им!
- В_а_! - Чейн повернулся от окна и язвительно уставился на Мура. -
При чем здесь Бог? Все мы умираем, Мур, мирно ли или в муках.
Молодая женщина вернулась с горшком сильно, остро пахнущей жидкости.
Она опустилась на колени перед Яной, обмакнула в горшок тряпочку и начала
не слишком деликатно промокать царапины. Яна сморщилась и отпрянула;
женщина ухватила ее за шиворот и закончила работу.
Шум дождя немного притих; Мур услышал, как вода журчит в желобах. Он
встал, чувствуя тяжесть в плече.
- Тогда возвращаюсь я. Дайте мне ружье.
Чейн молча точил нож. Вдалеке загремел гром.
- Я сказал, что возвращаюсь, черт вас дери!
Чейн отложил точильный камень и нож на стол, взял ружье, открыл
затвор и вынул из заднего кармана два патрона. Он зарядил ружье и
перебросил его Муру.
- Идите, - спокойно сказал он. Он уперся ладонями в стол и подался
вперед. - Но вы не вернетесь. И не сможете никому помочь, потому что не
успеете вы дойти до деревни, как эти твари учуют вас и найдут. Они выпьют
вашу кровь - всю, до капли, - обгложут труп, а кости бросят ящерицам.
Идите.
- Л_а_л_у_э_н_и_, - сказала старуха. Скрипела качалка. - Он уже
мертв. - Она уставилась на Мура бездонными глазами.
Яна вырвалась от карибки, не обращая внимания на ее сердитый лепет.
- Не надо, - попросила она. - Пожалуйста, не ходи туда!
Мур ответил:
- Нужно найти Кипа. Приду за тобой, когда смогу. - Он помолчал, глядя
на индейца в надежде, что тот все-таки пойдет с ним, но Чейн сердито
глянул на него и не тронулся с места. Мур знал, просить без толку.
Придется рисковать в джунглях одному.
В дверь громко постучали. Мур напрягся и круто обернулся. Чейн, сжав
в руке нож, как пантера метнулся вперед. Он выглянул в окно и отодвинул
засов.
В дверях стояли два промокших до нитки индейца с ружьями. Чейн знаком
пригласил их в дом, и тот, что зашел первым, высокий, костлявый, с черными
рысьими глазами, возбужденно заговорил, жестикулируя крупными руками и то
и дело показывая в сторону моря. Чейн целую минуту слушал, не перебивая,
потом что-то спросил, и индеец ответил.
Мур наблюдал за лицом Чейна. Он увидел, как вверх от подбородка
поползло ледяное спокойствие: сперва напряглись челюсти, потом сжались в
узкую полоску губы, раздулись толстые ноздри, и наконец глаза превратились
в прихваченную морозом сталь. Но в самой глубине этих глаз, разглядел он,
промелькнуло нечто знакомое, то, что он видел раньше, в глазах своего
отражения в зеркале: сильнейший страх, от которого щемит сердце. Потом это
прошло, и лицо Чейна вновь превратилось в суровую маску. Казалось, он дает
своим людям какие-то указания. Индейцы внимательно слушали.
Когда Чейн умолк, индейцы снова исчезли в ночи. Чейн постоял на
пороге, глядя им вслед, потом задвинул засов на двери.
- В_а_! - дико крикнула старуха. - НЕТ! - Она отчаянно мотала
головой, и молодая индианка оставила Яну, чтобы успокоить ее. В глубине
дома заплакал младенец.
- Что это? - спросил Мур.
Чейн взял ружье у него из рук.
- Оно вам не понадобится. Они ушли.
- Как?
- Забрали свою лодку, - пояснил Чейн, - и ушли с Кокины.
Яна мигом оказалась на ногах.
- Не может быть!
- Мои люди сказали, что видели, как лодка обогнула мыс и исчезла на
северо-западе.
Мур тряхнул головой. Плечо горело, в голове клубились страшные
впечатления этой ночи.
- Не может быть! - убежденно повторила Яна и беспомощно, почти
по-детски посмотрела на Мура.
Мур медленно опустился на стул. Он чувствовал, что индеец наблюдает
за ним.
- Мы помогли им, - слабым голосом проговорил он. - Господи помилуй,
мы помогли им починить лодку! Мы отбуксировали ее на верфь, дали им доступ
к смазке, горючему, инструментам. И все это время, пока мы спали, они
собирали по частям свою жуткую машину... а нам было невдомек. О Господи...
а нам было невдомек...
- А теперь послушайте меня! - вдруг встрепенулась Яна. - Даже если
они повозились с дизелями и заменили достаточно аккумуляторных батарей, им
не выжать из старых двигателей и сотой доли прежней мощности! Неважно, чем
они пользовались, отремонтировать _в_с_е_ системы они не могли!
Маневренность у них должна быть как у сонной мухи, скорость черепашья, а о
погружении они смело могут забыть!
- Ты сама говорила, что системы дублируются, - напомнил Мур. - Одна
автоматическая, другая управляется вручную...
- Нет! - Она переводила взгляд с Мура на Чейна. - Пусть они смогли
заставить двигаться свои скелеты и, может быть, думать - кусочек мозга, но
их кровеносная и нервная системы мертвы!
- Ты уверена? А как насчет торпед, как насчет палубного орудия? А
сама эта треклятая лодка - нос как лезвие, запросто продырявит груженный
досками теплоход!
Яна молчала, пытаясь вникнуть в то, что он говорил.
- Нет. То, о чем ты думаешь... это бред. Сейчас не сорок второй
год... не вторая мировая война...
- Для нас - нет, а для них - да, - ответил Мур. - Раз они двигаются
на северо-запад, они, наверное, идут к Ямайке. А между Кокиной и Ямайкой
лежат судоходные пути. Они рыскали там еще сорок лет назад. Им наверняка
знакомы и лоции, и как добраться отсюда туда...
- Боже! - прошептала Яна. - Что же... удерживает в них жизнь после
сорока лет под водой? _К_е_м_ они стали?
Ребенок заплакал громче; карибка вышла из комнаты и вернулась с
черноволосым малышом на руках. Ребенок искал грудь; она расстегнула блузку
и сунула ему в рот сосок, не сводя глаз с Чейна, стоявшего у окна.
- Теперь можете возвращаться в деревню, - после долгого молчания
сказал Чейн. - Там безопасно.
- Возможно, им по-прежнему нужна ваша помощь, - ответил Мур.
- Нет. У меня нет лишнего времени, чтобы тратить его на них. - Он
отвернулся и заговорил с молодой женщиной. Та слушала с напрягшимся от
дурных предчувствий лицом, потом попыталась встать. Руки у нее дрожали от
усилия. Чейн пересек комнату, подошел к ней и что-то ласково зашептал,
поглаживая по голове. Женщина что-то умоляюще бормотала, вцепившись ему в
руку и крепко прижимая к себе ребенка. Чейн посмотрел Муру в лицо. -
Говорю вам, идите к своим.
Мур поднялся и сделал один-единственный шаг к индейцу. В лице Чейна
была лютая ярость, превращавшая его в живую копию вырезанной вручную
ритуальной маски. При свете керосиновой лампы шрамы казались ранами,
оставленными на внешней оболочке тем, что искалечило душу.
- Что вы намерены делать?
- Не ваша забота. Уходите, оба!
По лицу старухи потекли слезы.
Мур не сдавался:
- Что вы намерены делать?
Чейн продолжал гладить жену по голове.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32