Мур
услышал, как где-то поодаль женский голос шикает на ребятишек.
- Вы были внутри, - спокойно сказал Бонифаций.
- Верно, - ответил Мур, встречая его пристальный взгляд.
- Вы безумец или глупец? Почему вы не послушали меня? Да поможет тебе
Господь! Ах, oui, конечно же - вы видите в ней лишь память об исторических
событиях, возможно, курьез. А стали бы вы вот так же заглядывать в пасть
змее? Теперь эта лодка вскрыта и стоит в хрупких деревянных стенах. И что
же, скажите, вы нашли в ней?
- Ничего. Вообще ничего.
- Ложь! - свирепо прошипел Бонифаций. Он оглядел столпившихся вокруг
людей, и, когда снова посмотрел на белого, то уже опять владел собой. Он
сказал, почти прошептал: - Я знаю, что вы там нашли, Мур. Вы слышите?
Знаю! А вы решили, что грезите, или сошли с ума, или прокляты и обречены
видеть то, чего вам никогда не понять, как ни старайтесь. Не ходите туда
больше. Послушайтесь моих предостережений, оставьте лодку в покое!
- Что же я там видел, Бонифаций? Поделитесь.
Священник помолчал, а когда заговорил, голос его шел от самого
сердца.
- Мур, перед вами на миг открылся Гадес. Вы видели обитель вечных мук
и казней. И все же вам хватает глупости думать, будто это был кошмарный
сон, будто вы в безопасности оттого, что непонятное вам не может на вас
посягнуть. НО Я ГОВОРЮ - МОЖЕТ! - Бонифаций вдруг отвернулся от Мура и
скользнул взглядом по лицам обступивших его людей. Он шагнул в толпу, и та
расступилась перед ним, испуганно пятясь.
- Слушайте! - воскликнул он, и голос его зазвенел в тишине,
опустившейся на площадь. - Слушайте меня все, слушайте внимательно! Среди
вас есть те, кто прислушивается к моим словам, и такие, кто презирает мое
учение, но сейчас я всех вас прошу - слушайте! - Он переводил по-прежнему
суровый взгляд с лица на лицо. - Кокине угрожает большая опасность...
страшная опасность, и я настаиваю на том, чтобы все, кто может, немедленно
собрали вещи и покинули остров как можно скорее! - По Площади прокатилась
волна тревожного шепота.
Бонифаций вскинул руку.
- Подождите! Дослушайте до конца! Те, кто не может сделать то, о чем
я прошу, сделайте вот что: забейте досками окна своих домов, заприте
ставни и двери! Если у вас есть оружие, держите его под рукой! - Толпа
слушала все тревожнее, кое-кто нервно заерзал, но никто не посмел ни уйти,
ни опустить глаза. - Не выходите ночью на улицы, - продолжал Бонифаций. -
Присматривайте за женами и детьми, не позволяйте им забредать на лесные
тропинки...
Ему ответил хор гневных испуганных голосов. Несколько человек
выступили вперед, словно бросая Бонифацию вызов. Какая-то женщина упала на
колени и что-то горячечно забормотала, стиснув перед собой руки как для
молитвы.
- СЛУШАЙТЕ МЕНЯ, ГЛУПЦЫ! - закричал Бонифаций. От напряжения на шее у
него вздулись вены. Всякий шум тотчас прекратился; те, что хотели
поспорить с Бонифацием, замерли на месте, сердито блестя глазами. Его
преподобие негромко продолжал: - Если вам дорога жизнь, держитесь подальше
от верфи...
От этих слов у них перехватило дыхание. Над толпой повеял слабый
ветерок с моря, улетел в глубь острова; где-то в задних рядах упал
железный горшок. Мимо Мура прошел пожилой мужчина, он поднял с земли
ведро, со страхом поглядел на белого человека и исчез в толпе. Через
несколько мгновений островитяне принялись молча сворачивать торговлю.
Музыканты унесли железные барабаны, женщины похватали отпрысков за руки и
потащили с площади, не обращая внимания на протестующие крики и плач.
Площадь быстро пустела.
- Вы что, с ума сошли? - Мур подошел к Бонифацию. - Именно этого и не
хотел констебль! Из-за вас теперь начнется паника, черт бы вас побрал!
- Я сказал им правду, - ответил Бонифаций. - Кип обманывает себя. На
м_о_и_х_ руках крови не будет!
Мур подавил острое желание схватить хрупкого старика и трясти его до
тех пор, пока он не расколется и его мрачные тайны не высыплются на песок.
- Объясните, как вас понимать, - сказал он немного погодя.
- Это может спасти им жизнь. Вам тоже.
- А просто объяснить вы не можете? - Мур был в ярости. Вуду Бонифация
подчинило себе островитян. Кип ничего не мог с этим поделать.
Зная, что теперь бессмысленно взывать к здравому смыслу напуганных
Бонифацием кокинцев, Мур стал смотреть, как последние торговцы уносят с
площади свой товар. Один фермер волок упирающихся свиней, жена и дети
помогали ему, охаживая непослушную скотину палками по заду. Другой
нагибался, собирал с земли вязанки сахарного тростника и охапками бросал в
тачку.
- Запомните, - сказал Бонифаций, глядя в глаза Муру. - Держитесь
подальше от этой лодки.
- Бога ради, что все это значит? - снова спросил Мур, однако его
преподобие, не проронив больше ни слова, пошел прочь той же дорогой,
которой пришел, - через быстро пустеющую Площадь в сторону песчаной ленты
Фронт-стрит.
- ДА ЧТО ЖЕ ЭТО? - в сердцах крикнул Мур, но Бонифаций не остановился
и вскоре исчез среди дощатых домов.
Теперь Мур понял, кто здесь хозяин; он видел в толпе и мэра Рейнарда,
и еще дюжину своих знакомых, неподвижно застывших под пронзительным
взглядом Бонифация. Никто из них не шелохнулся, никто не издал ни звука,
зато голос священника свободно летел над площадью, упрашивая, приказывая,
умоляя. И никто из его паствы не осмелился ослушаться.
Через несколько секунд Мур остался на Площади один - только пара
тощих собак бродила в поисках объедков. Муру почудилось, что сквозь их
злобное глухое ворчание он расслышал какой-то очень далекий и
неопределенный звук. Едва слышное жужжание, как будто у него над головой
кружила муха; жужжание постепенно превратилось в стрекот сверчка, а затем
в гудение пчелы. Мур запрокинул голову и, загораживая глаза от солнца,
обшарил взглядом небо. И нашел источник звука - огромная крылатая тень,
вздымая песчаные вихри, прошла над самыми крышами деревни.

Стивен Кип ехал по узкой, изрытой козьими копытами тропе через
темно-зеленые, почти черные джунгли; под шипованными шинами оказывались то
камни, то останки вырванных с корнем деревьев, джип подпрыгивал и
дребезжал. На перекрестке Кип затормозил, чтобы сообразить, куда ехать
дальше: в этой части Кокины он бывал всего дважды. В один из этих двух раз
он безнадежно заблудился на дороге, которая вилась и петляла, пока не
оборвалась у моря. Он вытер лоб рукавом. Воздух здесь был густой, влажный,
сырость проникала под одежду и испариной оседала на коже. Густой шатер
лиан и ветвей подпирали золотистые прозрачные колонны света, но местами
тень была непроницаемой, плотной, как океанское дно. В тесно переплетенных
кронах деревьев порой раздавались тревожные крики и на миг вспархивало
что-то алое, синее или желтое - это птицы взмывали ввысь в поисках
безопасности.
Кип выбрал правое ответвление тропы и свернул. Под колесами захлюпала
дождевая вода - он ехал через большую, круглую стоячую лужу. Над самой
землей колыхались волокна тумана, они обвивались вокруг темных древесных
стволов и ускользали в высокую траву. Еще минут через десять (Кип все
гадал, не сбился ли он с пути и в этот раз) дорогу перегородило поваленное
дерево. Кип остановил джип вплотную к нему: дерево еще жило, когда его
свалили, - на стволе виднелись отметины от топоров. Значит, он все-таки
ехал правильно.
Кип вылез из джипа, перешагнул через дерево и дальше пошел пешком.
Когда мотор смолк, крики птиц стали как будто бы громче, одни -
пронзительные и надменные, другие - грустно-нежные. Чуть дальше Кип
заметил лицо, нарисованное золой на стволе дерева: круглые неподвижные
глаза, разинутый зубастый рот. Предостережение, подумал Кип. Знак,
отгоняющий любопытных - а может быть, и нечто большее, чем явная ссылка на
каннибальское прошлое карибов. Миновав рисунок, констебль услышал в
джунглях топот бегущих босых ног, сминающих листву. Звук быстро затих
вдали. Кип понял: его увидели.
Меньше чем в ста ярдах впереди начиналась вырубка; он увидел
индейскую деревню - два десятка убогих лачуг из некрашеных досок, за много
лет выгоревших на солнце и отмытых дождями. Посреди деревни стояла
захудалая лавчонка с полупровалившейся крышей; местами черепицы не было
вовсе и просвечивали доски. Жестяные щиты рекламировали "КОКА-КОЛУ" и
"ТАБАК ПРИНЦ АЛЬБЕРТ". Сразу за деревней, на выходящем в синий простор
Карибского моря мысе Кариб-Пойнт, темнела приземистая башня заброшенного
маяка; она уже начала рассыпаться от времени, подножие ее заросло зелеными
лозами, а стекла на площадке давно разбились. Между домами были натянуты
веревки, на них сохло застиранное ветхое белье, кое-где на маленьких
квадратных участках земли росли тощий маис и бобы.
Голый малыш снаряжал в плавание по грязноватой луже выструганную из
куска дерева лодочку; он поднял на Кипа удивленные глаза. Целая стайка
детей при виде нагрянувшего в Карибвиль констебля кинулась наутек, их
желтый гладкошерстный пес побежал следом, остановился, зарычал и облаял
Кипа. Перед магазинчиком собралась небольшая толпа - зоркие блестящие
глаза, черты резче и суровее, чем у жителей Кокины, золотисто-смуглая
кожа. Красивая женщина с длинными черными волосами несла на голове
корзину; завидев Кипа, она остановилась как вкопанная, потом опомнилась и
удалилась в сторону одной из хижин. За его шествием по деревне украдкой
следили из окон, из-за дверей-ширм. Он чувствовал враждебность
карибвильцев. Они так и не признали его лицом, облеченным властью,
представителем закона на острове, и вообще не любили тех, кто своим
происхождением был связан с англичанами.
Когда Кип приблизился к магазину, толпа расступилась и рассеялась так
быстро, что он не успел с ними заговорить. Он стоял у порога и осматривал
деревню. Единственная дорога спускалась с холма к полукружью песчаного
берега. У верфи в Карибской бухте стояли на приколе несколько старых
ржавых баркасов, Кип даже разглядел на палубах людей. Еще дальше на пляже
стояла бетонная громада недостроенного отеля: стальной каркас и голые
стены. Когда-то англичане решили построить здесь гостиницу с видом на
море, эспланадой вдоль берега и пристанью для яхт, но проект провалился, и
теперь остов этого сооружения высился здесь безмолвным стражем
остановленного прогресса: джунгли вернулись и заключили его в свои зеленые
объятия, а ящерицы и пауки провозгласили укрытием от зноя.
- Что вам нужно? - спросил кто-то, немилосердно коверкая слова и
мешая английский с испанским.
Кип оглянулся. За дверью-ширмой стоял подбоченясь грузный мужчина в
футболке. Очень короткую стрижку искупали темные, блестящие, чрезвычайно
пышные баки. Горящие угольки глаз под густыми черными бровями разглядывали
констебля с любопытством и недоверием.
- Я хочу видеть вождя, - сказал Кип.
Индеец помолчал и смерил его взглядом.
- Зачем?
- По долгу службы.
- Да? Что ж, тогда можете переговорить со мной: я деверь Чейна.
Кип отрицательно покачал головой:
- Так не пойдет. Чейн здесь или нет?
- Нет, - ответил мужчина. - Он ушел утром в море на своей лодке.
Кип не поверил. В стороне он увидел еще двоих индейцев, крепких и
плечистых. Привалясь к разрушенной кирпичной стене, они наблюдали за ним.
Один делал вид, что чистит ногти ножом.
- Мне нужен Чейн, - сказал он, пристально глядя на них. - В Кокине
случилась беда. Погиб человек, и я хочу знать...
- Мы слышали про это, - перебил Чейнов деверь. - Про все. Так вы,
значит, прикатили сюда выпытывать как да что - не наша ли это работа
ненароком? Уходите, констебль. Вас здесь не больно-то жалуют.
- Спасибо за помощь, - язвительно поблагодарил Кип, краем глаза следя
за парочкой у стены. - Я знаю, где живет Чейн. Я сам его найду. - Он пошел
прочь. Мужчина крикнул ему вслед: "Поаккуратней, констебль! Тут вам не
какая-нибудь сраная розовенькая Кокина!" Послышался смех, кто-то выругался
и сплюнул, но Кип не обратил на это внимания. У дверей дома в конце ряда
ветхих лачуг он постучал. Подождал и постучал снова. Дверь приоткрылась,
осторожно выглянуло хорошенькое, гладкое женское личико.
- Я ищу его, - сказал Кип.
Женщина мотнула головой и прибавила несколько слов на быстром местном
диалекте.
- Нету, - сказала она. - Ушел. - И махнула в сторону океана.
- Когда он возвращается?
Женщина непонимающе пожала плечами. В сумраке дома заплакал младенец,
старческий голос окликнул молодую мать, она оглянулась, кивнула и
захлопнула дверь перед носом у констебля.
"Черт!" - сердито подумал он. Говорить с ним стал бы один лишь Чейн,
но разыскать его было невероятно трудно; остальные жители Карибвиля,
завидев констебля, только плевались. Кип спустился с крыльца и,
возвращаясь к джипу, еще раз прошел мимо магазина, старательно не замечая
ни пристальных взглядов, ни летящей ему вслед ругани. В глубине души он
понимал, что карибы не имеют ничего общего с убийством Турка. Кип изо всех
сил убеждал себя, что разгадку можно найти, что здесь применимы законы
логики, но чем больше он размышлял над этим, тем дальше, казалось,
ускользал от него ответ, неумолимо уводя по тесному темному коридору к
задраенному железному люку.
"ТЕБЕ ПОМЕРЕЩИЛОСЬ!" - сказал он себе в тысячный раз, стараясь
придать словам убедительность. Ничего этого на самом деле не было и не
могло быть! Конечно, он обязан расследовать дело, он отвечает и за жителей
Кокины, и за карибвильцев, пусть даже для них высшая и единственная власть
- вождь.
Добравшись до джипа, Кип вдруг понял, что птицы смолкли; затихли
мириады лесных шумов, и джунгли сковала странная, тревожная немота.
Налетел ветер, зашуршал листвой, погнал туман через заросли. В
солнечно-полосатых тенях росло, разбухало безмолвие громче птичьих криков
- тяжелое, гнетущее, и Кипу стало интересно, что вызвало такую тишину.
Он завел джип и поехал по петляющей дороге, удаляясь от красных точек
следящих глаз.
Голодных глаз...

13
Одномоторный самолет сделал несколько кругов над островом, плавно
снизился и исчез за деревьями. Мур заметил это и, движимый любопытством,
свернул на дорогу в джунгли. Пикап ехал то по открытым ровным участкам, то
по черной чаще, куда не проникал солнечный свет. Дорога вышла на широкую
поляну с узкой полоской утрамбованной земли - взлетной полосой - и крытым
жестью ангаром, больше похожим на сарай. За взлетной полосой, у кромки еще
более густых джунглей, стоял деревенский дом. Возле него стоял негр в
рабочих штанах и глазел на явившуюся с неба штуку: такое на Кокине
случалось не часто.
Мур свернул на посадочную полосу и затормозил рядом с самолетом. На
боку самолета была нарисована эмблема - белый круг с белыми буквами "ЯИФ"
в центре. Мур различил какое-то движение в кабине пилота; фигура в
желтовато-коричневом летном комбинезоне дергала застрявшую между сиденьями
спортивную сумку. Мур вылез из пикапа и подошел к открытой двери кабины:
- Я могу вам чем-нибудь помочь?
- Да, - ответил пилот, освобождая наконец сумку и передавая ее Муру.
- Вот, держите эту проклятую штуку. Только осторожно - там внутри дорогое
съемочное оборудование.
Мур поймал тяжелую сумку и замер, оторопело глядя в двери кабины.
Пилотом оказалась молодая женщина. Ее волосы были аккуратно заколоты
и убраны под шапочку, но один золотистый локон выбился и спадал сзади на
шею. Когда она повернулась, чтобы передать Муру сумку, он мельком увидел
ее профиль и тут же отступил в сторону, освобождая место: девушка подняла
и очень осторожно положила на землю чемодан. Она подняла голову,
оценивающе взглянула на него серыми прозрачными глазами и подала руку:
"Яна Торнтон". Мур пожал протянутую ему руку и хотел представиться, но она
уже отвернулась за чемоданом поменьше, занимавшим место второго пилота.
Положив его на землю, она продолжала:
- Не ожидала такого радушного приема. Я не смогла дать радиограмму,
но если я правильно рассчитала курс, это должна быть Кокина.
- Это и есть Кокина.
- Значит, я там, куда хотела попасть. - Она повернулась и оглядела
неровную, всю в выбоинах посадочную полосу. - Воздушное сообщение у вас
тут не бойкое, я права?
- Да, - признался Мур.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32