OCR Anita, вычитка Ninon
«Утоли мою печаль»: Панорама; Москва; 1996
ISBN 5-7024-0493-9
Аннотация
Судьба героев этой книги необычна. Они встретились во время войны в Корее – сержант морской пехоты и медсестра полевого госпиталя. Но после этого их дороги надолго разошлись. И только спустя двадцать лет он приезжает в город, где живет женщина, которая когда-то спасла ему жизнь…
Дина Лоуэм
Утоли мою печаль

Самолет с ранеными появился сразу после восхода солнца. Персонал девяносто первого эвакогоспиталя в Хыннаме ожидал их, но не столько одновременно.
Стоял сезон муссонов, и дожди шли беспрерывно. Они хлестали в окна и замыкали проводку. Они превращали корейскую пыль в потоки грязи, которые – проникали сквозь импровизированные дамбы из мешков с песком и просачивались под двери. Они расшатывали деревья, заливали дороги и сводили людей с ума.
Был сезон муссонов, и, по правде говоря, дела шли довольно вяло. Военные действия почти прекратились. Но самолеты все еще прилетали. Они появлялись из утреннего тумана то с севера, то с запада, то с юга. Солнце, пробиваясь сквозь тучи над Японским морем, бросало багровый отблеск на их серебристые фюзеляжи.
Бригады первой помощи, чтоб меньше мокнуть, ждали в помещении до последнего момента. Было непонятно, куда девать новых раненых. В бараках из гофрированного – железа, вытянувшихся вдоль скалистого берега океана, уже не было места. В сезон муссонов всегда все идет вкривь и вкось. Как только самолет приземлился, бригады бросились выносить раненых, укладывать их на каталки и перевозить в госпиталь. Часть из них находились в забытьи. А кто был в сознании, стоически переносил транспортировку. Их лица морщились, но никто не стонал, не просил о помощи. Лишь один, одетый в форму морского пехотинца, с перевязанной грудью и головой, неожиданно заговорил. Сестра не видела его глаз, закрытых повязкой, но губы молили так страстно и так убедительно, что она невольно вслушалась в смысл роняемых им фраз:
– Мой радист… Подберите моего радиста, я могу подождать. Заберите его… он был близко от меня… Пожалуйста… Он тяжело ранен, очень тяжело. Заберите Смитти! – Он шарил руками, пытаясь найти руку сестры. И тогда она сама взяла его за запястье.
– Успокойтесь, сержант. О нем позаботились, – сказала она, нащупывая пульс.
Закатив каталку в приемный покой, сестра склонилась над раненым, чтобы снять промокшую от крови повязку, и невольно отметила, что он хорошо сложен, высок, мускулист и, должно быть, красив. Во всяком случае, открытая ее взору нижняя часть лица сержанта была безупречна: волевой подбородок, четко очерченные губы, чистая кожа.
Сняв последний слой бинта, она невольно вздрогнула от вида его кровоточащих ран. Ее голубые глаза на мгновение расширились, как от боли. Бедный, бедный…
– Вы долго пробирались через это рисовое поле? – с состраданием спросила она.
– Всю ночь, – прохрипел сержант. – Нас подобрали, но я потерял его… Не беспокойтесь обо мне, я в порядке. Найдите Смитти… Пожалуйста… Найдите мне Смитти. Я хочу видеть его.
Двери хлопнули. Сестра подняла глаза. Санитары катили последнюю каталку. Она по опыту знала, что последними привозят либо тех, кто не нуждается в срочной помощи, либо тех, кому она больше не понадобится вообще.
– Его приятель, – кивнув на сержанта, тихо промолвил поравнявшийся с ней санитар.
Раненый встрепенулся, крепко сжав руку сестры:
– Это он? Это Смитти? Что с ним? Не молчите!
А каталка уже скрылась за перегородкой, отделяющей мир живых от царства мертвых.
– Нет, это не он, – солгала она и, подозвав санитара, приказала: – Эй, Хвастун, тащи скорее прибор для переливания крови, ему нужна четвертая группа. Думаю, что во время операции этому парню понадобится кислородная подушка и хорошая доза антибиотика. Позаботься обо всем и скажи доктору Шефферу, чтобы он поторопился.
То, что увидела сестра под бинтами, наводило ее на мысль, что этого парня будут резать сейчас вдоль и поперек и наверняка оттяпают часть кишечника, вырежут селезенку, «подровняют» печень. Если он выдержит все это – останутся пустяки: доктор Шеффер очистит его легкие от крови и гноя, и он станет как новый. Вот только лицо… Почему-то ей было невыносимо трудно снять повязку и посмотреть, что же случилось с остальной частью его красивого лица.
На шее у сержанта висел какой-то медальон. Может, этот талисман ему поможет? Вряд ли – талисманы бессильны там, где отступают доктора.
– Сержант!
Его пальцы разжались. Она схватила тонометр, чтобы измерить кровяное давление. Но раненый перехватил ее руку.
– Черт побери, сержант, давайте без фокусов!
Он был сильным человеком. Впрочем, на войну больных и слабых не брали.
– Простите, я не хотел вас обидеть…
– Конечно, хотел, – огрызнулась она, отсчитав по тонометру пятьдесят на тридцать. Боже, да ведь он на пороге преисподней. – Эй, дайте скорее четвертую группу! – завопила она, накладывая жгут на руку. – Да скажите Шефферу, чтобы он немедленно шел сюда.
– Все… в порядке, лейтенант… – он начинал бредить. И его голос угасал вместе с жизнью.
Она стукнула его в подбородок, чтобы вернуть к действительности.
– Нет, не все в порядке, сержант! Вы останетесь со мной, слышите?
– Я… не могу… я…
– Вы у меня не умрете, мистер! Слышите? За смерть сержанта начисляют много штрафных очков, а у меня и так перебор.
Он улыбнулся. Ей-Богу, он улыбнулся.
– Мне жаль подводить вас… но я очень… устал…
– Вы у меня не умрете!!
Ею вдруг овладело страстное желание вырвать этого парня из лап смерти. Она уже не думала о том, что четырнадцать часов на ногах, что конца смены не предвидится, что за окном беспрерывно льет дождь, а самолеты доставляют все новых и новых раненых, что за последние сутки через ее руки прошло несколько десятков кровоточащих тел, многие из которых навсегда скрылись за желтой перегородкой. Она не могла объяснить, чем именно встревожил ее этот больной. Но так получилось, и сестра не желала думать ни о чем, кроме его спасения.
– Вы у меня не умрете! – приговаривала она, когда его кровь капала на пол, а температура стремительно поднималась, когда они делали укол за уколом и вводили сыворотку четвертой группы крови.
Шеффер вытаскивал его с того света во время операции.
– Вы меня слышите? – допытывалась она у него три дня спустя, когда он лежал в реанимации, терзаемый жестокой лихорадкой.
Позже он пробудился, но только для того, чтобы обнаружить безмерность своих мучений и попытаться в бреду выдернуть дренажные трубки, торчавшие из его тела.
Каждый день в течение двух недель, когда сержант безвольно пытался ускользнуть в небытие, она била его по плечам и хлестала по щекам, спорила с ним и умоляла его, приговаривая:
– Вы не умрете, сержант» не умрете…
За эти две недели сержант не умер. А потом, когда следующая волна раненых затопила бараки из гофрированного железа и медсестра прикорнула у окна, не в силах устоять на ногах после двадцатичасового дежурства, его вывезли в Японию…
1
– Папа, папочка, как ты там? – звучал в телефонной трубке встревоженный голос дочери.
Майкл Джордан переложил трубку к другому уху и усилием воли заставил себя забыть про усталость, накопившуюся за пятьсот миль пути.
– Все отлично, Джина. Я в порядке.
– Тебя еще долго не будет?
Он задержался с ответом, обдумывая, как бы не сказать лишнее. Наконец нашелся:
– Столько, сколько надо. Скоро буду знать точнее.
Последовала короткая пауза. Майкл отчетливо представил себе, как его семнадцатилетняя дочь глядит на бассейн из окна кухни, крутит прядь темно-каштановых волос и покусывает нижнюю губу. Он не хотел ее беспокоить, но не нашелся, что придумать, чтобы объяснить причину своей внезапной поездки, и пробормотал: «Я не очень уверен, что надо ехать, но придется». Ладно, может быть, в один прекрасный день кто-нибудь научит отцов, как правильно обращаться с обожаемыми дочерьми.
– Пока я не вернусь – никаких вечеринок! – поддразнил он ее, отлично зная, как она на это среагирует.
– О, папа!..
Майкл ухмыльнулся. Так и есть.
– Я люблю тебя, девочка. Скажи Грэму, где я и что я позвоню тебе завтра утром.
– Позвони мне сегодня вечером.
– Я позвоню тебе сегодня вечером.
Обожаемая, бесконечно любимая дочь. Ему вдруг стало жаль беднягу, который в нее влюбится.
– Папа, прошу тебя, будь осторожен, – успела крикнуть она до того, как он повесил трубку.
Джордану стало приятно. Она тоже любит его.
– Буду, – просто ответил он. – До свидания, милая.
Майкл положил трубку и повернулся, чтобы получше рассмотреть здание, на поиски которого он потратил полдня. Старый колониальный дом с окружающей его верандой и букетом каминных труб живописно смотрелся среди огромных ив, дубов и ореховых деревьев на фоне зеленых лужаек.
Надпись на фасаде гласила: «Гостиница «Блэк Ривер». Ночлег, завтраки и чаепития».
По радио передавали сводки боевых действий во Вьетнаме, где кровавая драма замешивалась все круче. Но здесь, в глубине Америки, в этот сонный полдень гостиница для дам «Блэк Ривер» казалась оплотом тишины и спокойствия. Сюда, казалось, не проникают никакие горести мира.
Майкл взглянул на часы. Пожалуй, время было ближе к чаепитию, чем к завтраку. Он не очень представлял себя в компании пожилых метресс с чашками веджвудского фарфора в руках. Но делать было нечего – он зашел слишком далеко, чтобы отступать. Пора было завершать дело.
Это нахлынуло на него, когда он стоял, упершись руками в теплый черный гранит. Нахлынуло, когда он искал имя Смитти, стоя в военной форме, которую не надевал уже много лет, окруженный именами людей, выплывавшими из прошлого, словно полузабытые сны.
С него было довольно кошмаров, и страхов, и внезапных беспричинных приступов ярости. Он многое приобрел в жизни – успешный бизнес, спокойное существование, обожаемую дочь. Но все это его перестало радовать с той самой минуты, когда он отыскал могилу Смитти и война вновь с безжалостной яростью хлынула в сердце, обнажив незаживающие раны в его душе, напомнив о том, что осталось непохороненным. Только один человек мог помочь ему в этом. Поэтому он и начал свое паломничество, чтобы отыскать его и похоронить старые призраки. Чтобы замкнуть долгий-долгий круг и продолжить свою жизнь.
Вот так все случилось, и теперь лето дышало ему в затылок. Вирджинские леса были густы, в полях созревал хлеб, небо набухло дождевыми тучами.
Долго же он решал свою последнюю задачу – найти это место. Надо выйти из машины и зайти туда. Это, должно быть, совсем не сложно. Представиться. Объясниться. Вручить послание – и домой. Но у него ушло минут десять только на то, чтобы набраться мужества открыть дверцу.
Машины одна за другой заезжали на стоянку. Из них выходили женщины – молодые и не очень, пожилые и неопределенного возраста. Их светлые платья развевались на ветру. Из ресторана доносился смех. Майкл глубоко вздохнул и решил, что ему не остается ничего другого, как зайти внутрь.
Выбравшись из машины, он размял ноги и взошел на крыльцо. Он надеялся, что его пустят в ресторан в брюках хаки и голубой габардиновой рубашке. Страшно не хотелось специально переодеваться, чтобы войти в этот женский храм и выпить чаю.
Деревянные ступеньки уютно поскрипывали под ногами. Парадная дверь, за которой скрывались все эти нарядно одетые дамы, была тяжелая, старинная, украшенная затейливой резьбой. Майкл отворил ее и вошел.
– Здравствуйте! Чем могу служить? – встретила его с порога бойкая девушка.
Взглянув на нее, Майкл чуть было не лишился дара речи. Ему показалось, что перед ним его собственная дочь. Потом глаза привыкли к слабому освещению, и он увидел, что она немного моложе Джины и волосы у нее светлее. Рыженькая, светлоглазая фея, она стояла за стойкой с испуганным выражением лица и вымученной улыбкой, совсем не такая веселая, как ее гости.
Майкл ободряюще улыбнулся ей:
– У вас очень мило. А вы подаете еду к чаю?
Она обезоруживающе улыбнулась.
– Ну, конечно! Это же самое главное. Так вы хотите чаю, да?
– С удовольствием.
Она махнула рукой в направлении общего зала. Его стены, высокие и белые, были увешаны старинными фотографиями и предметами женского туалета в витринах. Тут веер, там шаль, пара перчаток на бальной карточке – все подобрано нарочито небрежно, но со вкусом, подчеркивая, что здесь место для дам.
Разнокалиберные столики стояли на вощеном полу твердого дерева, устланном старинными восточными дорожками. Слышалась музыка Дебюсси, окна были занавешены кремовыми шторами. Майкл занял место за столиком у стены. Он сел, как всегда, лицом к залу и обнаружил, что пепельница отсутствует. Ну, конечно, в дамском ресторане это непозволительная роскошь.
– Подать вам меню? – спросила его маленькая хозяйка.
– Надо бы, конечно. Но я чувствую, что гамбургеров там нет.
Она хихикнула и подала ему глянцевую карточку, на которой числилось свыше дюжины различных сортов чая, а также широкий ассортимент салатов, закусок и десертов. По крайней мере, этого хватит, чтобы заглушить чувство голода, пока он доберется до Ричмонда и сможет поесть как следует.
Но когда Майкл поднял глаза, чтобы сделать заказ, рыженькая фея исчезла. Через весь зал за ним с нескрываемым любопытством наблюдали четверо пожилых дам, сидящих за одним столиком. Он улыбнулся им и вернулся к изучению меню, как будто его выбор внезапно изменился.
– Ой, мамочки! – услышал Майкл голос из фойе.
Маленькая официантка. Он узнал ее голос. Что же там произошло?
Этот вопрос так заинтересовал Майкла, что он на какое-то мгновение потерял всякое представление о месте, времени и своих намерениях.
– Мне только что звонили из службы опеки и интересовались, почему тринадцатилетняя девочка прислуживает за столиком, – сухо произнес другой голос.
Ее голос.
Он бы узнал его где угодно. Он не знал, как она выглядит. Он даже не был уверен, что узнает ее. Но голос ее он будет помнить до самой смерти. Мягкий, чуть прокуренный, наполненный юмором и состраданием. Он искал его более двадцати лет.
– Но ты же сама отпустила Мариссу на неделю, мама. А Би плохо себя чувствует. Неужели нельзя помочь беременной женщине?
– Конечно, можно, Джесс. Но теперь я здесь, так что отправляйся домой.
– Но, мама…
– Иди, детка.
– Нет, правда, мама! Мне надо тебе что-то рассказать.
Майкл не видел их. Завороженный голосом матери, он почти не слышал, что говорила девочка. Запахи и звуки всегда сильно действовали на него, выводя из равновесия. А этот голос вызвал у него сейчас холодный пот и головокружение. Он сидел тихо и ждал, пока, это пройдет, как делал всегда.
– Что же именно? – спросила она.
Последовала пауза – весьма драматичная, насколько Майкл представлял себе психологию девочек-подростков, – а затем приглушенный, но хорошо слышный шепот:
– Там, в зале, мужчина.
И снова ее голос. Слегка удивленный, дружелюбный, звучащий нарочито конспиративно.
– Мужчина? О Боже, а я почти закончила вывеску: Мужчинам вход воспрещен. Как думаешь, он уйдет, если взять ее и помахать у него перед носом?
– Мама!
Майкл не мог сдержать улыбки. Дамы за другим столиком тоже заулыбались. В голосе юной леди звучало нескрываемое возмущение.
– Мы можем натравить на него Персика, – сказала мать.
Послышался смех. Тот самый смех, который Майкл пронес как талисман сквозь самые тяжелые времена.
– Мама, я серьезно! Как ты думаешь, что ему здесь нужно?
– Не знаю, Джесс. А может быть, ему просто нужно немного чаю?
– Он не похож на любителя чая.
– Ну, тогда, я думаю, надо пойти и спросить его. Подожди здесь, хорошо?
– О нет, – сказала девочка. – Мама, мне кажется, он слышал нас.
– Да, Джесс, думаю, что так. Ну, а теперь разреши мне пойти и выяснить, что ему здесь нужно, поскольку это очевидно не чай.
– Ой, мамочка, да что же это такое!
Это восклицание заставило Майкла снова улыбнуться. Да, ему была знакома эта интонация. Точно гак же его собственная дочь восклицала: «Ой, папочка…»
Он с трудом поднялся, подавляя предательскую дрожь в коленях. Майкл не знал, что делать, что говорить, о чем спрашивать. Он знал только, что должен увидеть ее и сказать…
Шуршание платья, глубокий вздох. Она уже стоит перед ним. Мир опрокинулся. Кроме голоса, у нее были глаза. Улыбающиеся голубые глаза, смягченные и умудренные возрастом, окруженные «птичьими лапками» – неизбежной приметой их возраста. Рыжие волосы. Нет, скорее, рыжевато-каштановые, сияющие в свете светильников. Овальное лицо с белой кожей, тронутой веснушками. Гибкая, стройная фигура, на которой прекрасно смотрелось светлое цветастое платье, – видимо, принятая здесь униформа для чаепития.
– Привет! – поздоровалась она с улыбкой, от которой на щеках проступили ямочки. – Дочь сказала мне, что вы неожиданно зашли в ресторан, видимо, с какой-то более серьезной целью, чем просто подкрепиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16