Как мы жили? Ни кола, ни двора – только несчастных восемь футов земли, на которых разрешено копать… И никому не пришло бы в голову заступиться за нас перед законодателями. Пусть тысячи старателей каждый месяц выкладывают денежки – не важно, добыли они хоть унцию золота или им вообще не досталось ни пылинки. Да, здесь было из-за чего лить слезы тому, кто мог себе это позволить.
Пэт был не в силах оставаться равнодушным к такой несправедливости, а следом за ним и Син. Как только начиналась охота, оба они тут же ныряли в ближайшую шахту. Лицензии у них, конечно, были с собой, просто они хотели создать для полиции побольше проблем. Однажды Пэт притворился, что не нашел у себя заветную бумажку; на него надели наручники, пристегнули их к полицейской лошади и сразу же отправили его на «бревно» – в специальный лагерь, который они называли тюрьмой. Если тюрьма была переполнена, людей там приковывали цепями к огромному стволу упавшего дерева и держали так, покуда за них не заплатят. В тот раз Пэт достал свою лицензию, не дожидаясь, пока его привяжут. В лагерь он вернулся с весьма победоносным видом – как же, утер нос властям; впрочем, радость его была недолгой: очень скоро он понял, что ничего, собственно, не изменилось и своим глупым упрямством он совершенно ничего не добился.
Вообще, проблем здесь хватало. Уйти от них, спрятаться, как улитка в свою раковину, было уже невозможно, потому что мы стали частью всего происходящего, и для нас теперь не было чужих проблем. В одной семье на Эврике случилось несчастье – утонул ребенок, свалившись в затопленную шахту на окраине городка. Я даже никогда не видела его раньше, а может, не замечала – мало ли их там бегает, всех не упомнишь, – но почему-то я не задумываясь взяла иголку и стала шить ему саван из полотняной сорочки, которую дала Кейт. Мэри Хили принесла ирландское кружево, и я пустила его на отделку; похоже, такого наряда бедное дитя не надевало за всю свою жизнь. Я была и на поминках перед погребением, и шла за гробом на кладбище. Казалось бы, эти люди были для нас никем – просто здесь все жили одной большой семьей.
Эта смерть была не единственной. Полиция не выполняла своих защитных функций. Ее рвение распространялось лишь на проверку лицензий на раскопки.
Поэтому жителям Балларата приходилось защищаться самим, и иногда это принимало грубые формы. Например, через несколько дней после нашего приезда был застрелен мужчина, возвращавшийся поздней ночью из бара. Так случилось, что на темных улочках Эврики промышляли воры, которые время от времени постреливали в темноту – просто так, на всякий случай. Конечно, эта смерть была нелепой так же, как и две других, – когда обвалилась незакрепленная шахта и двое мужчин были заживо погребены под землей. Но дело не ограничивалось несчастными случаями. В двадцати милях от города было совершено нападение на эскорт, сопровождавший золото; в результате погибли один полицейский и два преступника. Остальным удалось бежать.
К счастью, нам приходилось сталкиваться не только со смертью. Случались и рождения. Одна из наших соседок на Эврике после целого дня напряженных усилий подарила жизнь девочке. Во время родов она кричала на всю округу, и Роза, заткнув уши руками, прятала лицо у меня на груди. Женщине помогала только акушерка; единственный в Балларате доктор был пьян. Медики, как и все остальные, бывали на приисках проездом и, как правило, с далекой от врачевания целью.
Оставалось у нас место и для веселья. По субботам в Балларате всегда проходили праздники. Я надевала зеленое платье из шотландки, Роза и Кейт облачались в свои шелка, и мы отправлялись на Главную улицу, где собирались все жители Балларата. Торжественным шагом я шла, держа за руку Кона, и он был страшно горд этим. Рассматривая витрины магазинов, мы сожалели, что не можем ничего купить, – некоторые вещи были совсем неплохие. Они были рассчитаны на внезапно разбогатевшего старателя, которому не терпится скорее потратить свои деньги, не дожидаясь поездки в Мельбурн. На этот случай его ждали шелковые рубашки и жилеты из бархата. Из окон театров и гостиниц доносился манящий перезвон фортепиано. Кон трепетным голосом считывал с реклам их названия: «Адельфи», «Монтесума», «Чарльз Нэпьер». Их представления можно было встретить на протяжении всего пути из Европы. Люди здесь до сих пор вспоминали о временах, когда приезжала Лола Монте; для них казалось важным, что в Балларате было достаточно денег, чтобы его согласилась посетить женщина, однажды переспавшая с баварским королем. Я не стала рассказывать об этом Кону.
В теплые вечера двери гостиниц были распахнуты настежь, и с улицы просматривались лампы в розовых абажурах, тяжелые драпировки с бахромой и женщины в ярких атласных платьях. Мы останавливались, чтобы получше разглядеть их, и Роза начинала нетерпеливо подталкивать меня под локоть.
– Как я хочу туда зайти, – говорила она, – все отдам, лишь бы посидеть там и выпить шампанского.
Роза жила здесь в постоянном напряжении – она никак не могла свыкнуться с этим миром. Из всех нас она меньше всего подходила для Балларата. За эти несколько недель мы подружились с ней, и, поскольку до этого у нее никогда не было подруг, я стала для нее ближе, чем кто-либо на свете. Вечером, лежа рядом со мной в темной палатке, она жалобно шептала:
– Неужели мы никогда не выберемся отсюда, Эмми? Как ты думаешь? Здесь так ужасно! И никого невозможно встретить. Даже просто поговорить – и то не с кем.
Я понимала, что она этим хочет сказать. Когда она говорила, что невозможно никого встретить, она имела в виду мужчин. Конечно, там было много мужчин, просто уйма мужчин, жаждущих хоть краем глаза полюбоваться красивой женщиной. Но все это были не те мужчины.
– Мне нужно, чтобы он был молодой, красивый и при деньгах, – настойчиво повторяла Роза, – а здесь золото находят почему-то сплошь одни старики – и такие старые, что страшно смотреть.
К юношам, что крутились вокруг лагеря Магвайров, как пчелы вокруг меда, Роза относилась с холодным высокомерием. Но они все равно не отступали, потому что Роза, как я и думала, принадлежала к тому типу женщин, которые привлекают мужчин, даже сами того не желая. Она, конечно, об этом знала, но для Нее это был лишь повод, чтобы вести себя еще более надменно. Она обращалась с ними, как с шутами, и наслаждалась своей властью. У меня тоже были свои воздыхатели – незадачливые симпатяги, которые, как мне казалось, просто боялись подступиться к Розе. Но зачем мне нужны были те, кто даже не стал пытаться? А Пэт продолжал звать меня зеленоглазкой, и мне это нравилось.
Всеми путями я пыталась оправдать свой договор с Ларри. По многу часов я просиживала с Коном, помогая ему с чтением и арифметикой, – из меня получился лучший учитель, чем из Дэна, у которого для этого не хватало логики и попросту терпения. Я пыталась хоть как-то усмирить Розу – временами ее охватывало такое отчаяние, что ей необходим был кто-нибудь, кому она могла без опасений поплакаться в жилетку. Я готовила почти всю еду, хотя это считалось обязанностью Кейт; я залатала все рубашки и штаны, подшила нижние юбки, чтобы они не пачкались в грязи. Я напоминала Кейт, чтобы она носила шляпу от солнца, и втирала ей жир в кожу на руках, в надежде вывести веснушки. А Пэту я позволяла называть себя зеленоглазкой, не требуя большего. Хотя это было бы затруднительно, так как он хороводился примерно с дюжиной девушек, разбросанных по всей Эврике.
Сначала я еще помнила о договоре с Ларри, но вскоре напрочь забыла о нем. Я выполняла бы его условия, даже если бы его не было вовсе, даже если бы не было самого Ларри. Эти люди были нужны мне. Я узнала и полюбила их недостатки и теперь не потерпела бы никакой критики в их адрес. Они стали моей первой любовью. Я жаждала доказать свою любовь преданной службой, но могла лишь выполнять обычные хозяйственные дела, которые казались мне мелочами. Мне ничего не было нужно от них взамен, потому что они дали мне главное: теперь я чувствовала, что кому-то нужна.
Периодически я пролистывала местную газету «Балларат таймс», с ужасом ожидая, что обнаружу там зловещее упоминание о Вилли Гриббоне или об «Арсенале старателя», но ничего такого не было. Считалось, что там, где золото, там и жестокость, поэтому в душе я надеялась, что полиция не станет всерьез заниматься моим делом. Страх понемногу проходил. В конце концов я могла позволить себе не прятаться за Розу, если мы встречали на Главной улице полицейского. В первую неделю я пыталась искать в толпе Джорджа, но вскоре бросила. Вокруг было столько других приисков – он мог пойти на любой из них. Цель его была схожа с моей – как можно дальше уйти от «Арсенала старателя» и всего, что с ним связано.
Но, как ни возрастала уверенность в моей безопасности, это не спасало меня от непрекращающихся мыслей о Гриббоне. Ежедневно перед глазами возникала сцена, когда я держу револьвер, идет Гриббон, и револьвер словно взрывается у меня в руке. Я видела, как медленно сползает его тело и затем падает на пол. Я даже слышала это. По ночам я просыпалась в холодном поту, а иногда меня будил собственный голос, произносящий его имя. И невозможно было вырваться из этого плена. Я уже отчаялась, что когда-нибудь смогу сделать это.
Иногда я даже плакала, уткнувшись лицом в подушку. И спасибо Розе, что она так крепко спала и не слышала ни моего бормотания во сне, ни следовавших за ним сдавленных рыданий.
Однако прошло некоторое время, и ужасные воспоминания отступили. Там, на Эврике, я была действительно счастлива. В те дни мы еще надеялись, что найдем крупную жилу и сразу же сказочно разбогатеем. Каждый день работа кипела; на свежем воздухе у всех был прекрасный аппетит и доброе настроение. Этому способствовала и весенняя погода – теплые дни вперемежку с холодными ночами. По вечерам Кейт собирала у костра целый салон, а когда Дэн начинал угощать гостей виски, то сходство с таверной в Дублине становилось щемящим. Я и не пыталась удержать их от этого, несмотря на то, что обещала Ларри. Просто я поняла, насколько было важнее, чтобы над лагерем не умолкал уютный, полный домашнего тепла смех Кейт, – это было важно не только для нас, но и для людей, живущих по соседству. Было бы так же глупо ловить за руку Дэна, когда он делился с другими табаком. Отними у них все это – и они сразу бы зачахли, как цветы без воды, и поддались бы распространенному здесь чувству тоски и безысходности. В конце концов, от их душевного благополучия сейчас зависело все.
И, конечно же, мы ждали Ларри. Мы буквально считали дни. Каждый вечер Кейт собирала нас у костра, и, встав на колени, мы истово молились:
– Пресвятая Богородица, спаси и сохрани Ларри!
А потом, уже в палатке, Роза повторяла почти то же самое, но это была уже не молитва, а страстное желание: «Скорей бы возвращался Ларри!» Его возвращение таило в себе возможность короткого свидания с тем другим миром, который она любила; не думаю, чтобы она ждала его по какой-то другой причине. И наверное, мы все ожидали чего-то большего, чем просто его приезда.
Ларри не было почти три недели, они показались нам целой вечностью. Вернулся он на исходе дня, когда мужчины заканчивали работу на шахте. Мы с Коном сидели на бревнах, разложив перед собой на ящиках школьные учебники, а Кейт смешивала очередную порцию теста для пресных лепешек. Роза умчалась куда-то – как она сказала, к Люси О'Доннел. Наш лагерь располагался неподалеку от Главной улицы. Мы услышали приветственный крик Ларри и увидели, как он гонит волов по ухабистой тропе между палатками, радостно махая нам кнутом.
– Матерь Божья! – воскликнула Кейт. – Ларри вернулся!
Она отерла о передник муку с рук и побежала навстречу повозке. Возле шахты она приостановилась, крикнув вниз:
– Дэн! Пэт! Вылезайте! Ларри!
Кон пулей выскочил у меня из-под руки и через несколько секунд был уже на повозке рядом с братом. Совершенно забыв, что он уже почти мужчина, Кон бросился душить Ларри в объятиях. Прежде чем присоединиться к встречающим, я поймала соседского мальчишку Тома О'Брайена, который жил через две палатки от нас, и велела ему сбегать к О'Доннелам и передать Розе, что Ларри вернулся. Заметив, что мальчик не торопится выполнять мою просьбу, я просто устроила ему разнос. Я чувствовала себя вправе это сделать, потому что регулярно подкармливала его сладостями.
– Ну-ка быстро! – сказала я, и тогда он повернулся и побежал.
К этому времени мужчины уже вернулись с раскопок и плотным кольцом окружили Ларри. Соседи тоже начали понемногу стягиваться в наш лагерь. Впрочем, они соблюдали вежливость и не бросились к Ларри сразу, а подождали, пока утихнут первые восторги родственников. Потом они позволили себе протиснуться поближе, но опять же вели себя скромно и ненавязчиво. Разве могли мы не разделить с ними радость возвращения Ларри, если они помогали нам пережить это долгое ожидание?
Я и не заметила, как вместе со всеми оказалась в объятиях Ларри и даже почувствовала на щеке его поцелуй. Конечно, это ничего не значило, ведь он целовал почти всех. Кейт смеялась, по щекам ее текли слезы, и она вытирала их передником, перепачканным в муке. А Дэн всем подряд тряс руки, как будто из Мельбурна вернулся не Ларри, а он.
В суматохе никто и не заметил, что Ларри пригнал еще одну повозку. После того как он распряг и привязал упряжку волов, он вернулся за ней на дорогу. Повозка была большая, запряженная парой отличных лошадей, от которых мы просто не могли оторвать глаз. Мое внимание привлек и возница – какой-то незнакомый молодой человек. Ларри взобрался на колесо повозки, чтобы его было хорошо видно собравшимся, и громко объявил:
– Я хочу всем представить моего компаньона – Адама Лангли! Если вы подумали, что эти лошадь и повозка принадлежат мне, то глубоко ошиблись, – тут он самоуверенно усмехнулся, – хотя, я думаю, со временем так и будет.
Его замечание было встречено гулом одобрения, и вслед за этим мужчины подошли к вновь прибывшему, чтобы пожать ему руку. Он был одет в морскую форму и выглядел немного старше, чем Ларри. Держался он со всеми очень приветливо, а в нескольких фразах, которыми он отвечал на приветствия, было нетрудно различить американский акцент.
– Ну, теперь держи ухо востро, сынок! – подшутил кто-то из толпы. – Эти янки везде без мыла пролезут. Не успеешь оглянуться, как он оберет тебя до нитки.
Адам Лангли улыбнулся и жестом выразил свой протест. После того как распрягли лошадей, он спустился вниз, и все дружно двинулись к костру.
– Оставьте упряжки, – сказал Ларри, – все равно их скоро отправлять к Бену Сампсону.
Адам Лангли пошел вместе со всеми. Он был на голову выше и шире в плечах остальных мужчин; говорил он мало – все больше молчал или поддакивал, зажав в зубах свою трубку. На мгновение я оказалась в толпе рядом с ним, и он показался мне высоченным, как колокольня. Он возвышался надо всеми и словно действительно был немного выше всей этой толпы возбужденных ирландцев, или просто в стороне; во всяком случае, он был только рад, что Ларри старается говорить за него. Вообще-то моряки были здесь обычным явлением, – чтобы попасть сюда, им достаточно было сойти с корабля в Мельбурне. Но Адам Лангли носил головной убор морского офицера – фуражку с козырьком. Кроме того, у него был темный загар и привычные к солнечному свету голубые глаза, из чего явствовало, что на море он не случайный человек; здешняя обстановка явно тяготила его – по крайней мере мне показалось, что более комфортно он ощущал бы себя где-нибудь еще, но никак не в Балларате. Тем не менее он любезно принимал все эти рукопожатия и похлопывания по плечу. Было заметно, что он очень тепло относится к Ларри – это сквозило в его по-доброму снисходительной улыбке. Адам Лангли был, как и Ларри, очень красив – со стройной фигурой и породистым лицом, хранящим неизменное выражение сдержанности. Когда он снял свою форменную фуражку, под ней оказались темно-русые волосы, слегка выгоревшие на макушке. Кейт усадила его на бревно, где он терпеливо ожидал, пока уляжется суматоха.
Я повесила котел над огнем сразу же, как заметила, что приехал Ларри, поэтому чай теперь уже поспел. Мы с Кейт раздали людям кружки с чаем, а Дэн добавил в них всем желающим по порции рома. Это было похоже на настоящий праздник. Мы хохотали до упаду над каждой мелочью.
Мужчины приставали к Ларри, чтобы тот подробно рассказал о поездке в Мельбурн. Кейт разделила на всех фруктовый пирог, который испекла специально в честь приезда Ларри.
– Ну, хорошо, – сказал Ларри, откусывая кусок пирога, – слушайте. В общем, если честно, пока я не встретил Адама, дела шли не слишком уж хорошо. Оказывается, недостаточно просто приехать в Мельбурн и заплатить деньги. Там все зависит от привоза:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47