Однажды Билли вышел на улицу весь черный и в синяках: угольщик по старой памяти поднял решетку и ссыпал добрый центнер утля в подвал, прямо на кровать, где спали дети, хорошо еще, они сбились в кучу под тряпьем, не то головам их несдобровать бы под нежданной лавиной.
Зима запомнилась мне как самое плохое время; мы с Билли построили вокруг дедушкиного дерева иглу, уплетали там шоколад и пирожные, которые таскали из лавчонок, и в дыру, заменявшую окно, посматривали на ворота - а вдруг за нами гонятся? Ноги у нас были мокрые - мы стояли коленками на снегу и на холодной земле, зато у нас было надежное убежище, никому и в голову не приходило, что в нем может прятаться живое существо, и мы просиживали там часами, точно разбойники с большой дороги, которые ждут: вот-вот их выудят оттуда и повесят. По другую сторону ледяных стен был подлинный и страшный мир, а в нашем пристанище, хоть оно и походило на склеп, попробуй нас достань: взрослому нипочем было не влезть в узкую дыру, которая служила нам входом; правда, по ночам, в постели, мне снилось, что кто-то пробил киркой нашу ледяную крышу и только чудом не раскроил головы нам с Билли.
Весной наш дом растаял, на земле вокруг дерева от него остался лишь черный след.
Однажды мы с Билли перелезли через чью-то ограду в стороне от Хай-стрит - там во дворе стояла тележка фруктовщика, нагруженная для завтрашней торговли. Мы перебросили через ограду сколько могли консервных банок, уложили их в тачку Билли и в темноте повезли нашу добычу прочь. Остановились у его подвала, подняли решетку и половину покидали вниз,- банки без шума скатились прямо на детскую постель. Его родители решили - снедь эта попала к ним в преисподнюю прямо с неба - и прибрали все в буфет. А моя бабушка, увидев банки, обрадовалась и две открыла к ужину, чтобы нам была прибавка к хлебу с маслом.
Тут в воротах показались полицейский и хозяин тележки, и впервые в жизни я мигом, безо всякого труда вскарабкался на самую верхушку дедова дерева. Меня зазывали вниз, но я повис на суку, точно кот, и не мигая глядел на людей, которые стояли внизу полукругом и ждали, когда я ступлю на землю, чтобы потащить меня в самую что ни на есть мрачную тюрьму. Но тут вмешались силы помогущественней моих: сук подо мной треснул, обломился, я понял - пришел мне конец и, счастливо прожив на свете семь лет, я сейчас угожу прямехонько в ад, и, падая, в ужасе заорал.
Я раскинул руки крыльями, словно хотел ухватиться за само небо, свалился на землю, и тут же рядом упал сук. Меня оглушило, изрядно поцарапало, несколько зубов расшатались - могло быть и хуже, но бабушка втащила меня в дом и усадила, не переставая кричать на полицейского:
- Убийцы! Убийцы! За какой-то несчастный компот готовы убить ребенка!
Дед провел полицейского и фруктовщика в общую комнату и все уладил с помощью десяти шиллингов и нескольких стаканов отменного ирландского виски.
На другой день я спозаранку спрятался от деда во дворе. Бабушка ушла за покупками, и вдруг дед вышел на порог и поманил меня.
- Чего тебе? - спросил я.
- Поди сюда, голубчик.
Я подошел и получил такую оплеуху, что отлетел к сараю. Дед тут же рывком поднял меня на ноги и толкнул в дальний конец двора.
- В другой раз не попадайся, слышишь? Никогда не попадайся.- Он захлопнул за собой дверь и пошел в кухню завтракать.
Легко сказать - не попадайся; да разве это возможно - воровать и не попадаться? Я с радостью послушал бы всякого, кто надоумил бы, как это делать. Мне не велено было уходить со двора целую неделю, но я нарушил запрет, ловко улизнул через забор и кинулся к Билли Кингу. Припал лицом к решетке погреба, тихонько его окликнул, потом погромче, потом еще громче - он не отзывался. В подвале не оказалось ни его, ни его родных, наверно, они наконец нашли себе другое жилье. И, должно быть, где-то далеко отсюда.
В школе я любил одно только чтение, а кроме него там и вообще мало что было. Арифметику я не любил, письмо не переваривал. Книга уводили меня из школы в захватывающий мир приключении, и это был единственный способ, не прогуливая уроков, все-таки от них увиливать Учитель то и дело ловил меня на этом, выхватывал книгу, но я всегда забирал ее назад, даже, когда, потеряв терпение, он давал мне тумака. Учитель наш был еще молодой, и я ставил его в тупик: по совести он не мог счесть меня круглым дураком - а как же не ду-рак, если ничему, кроме чтения, учиться не желаю?
Дома я никогда не сидел, уткнувшись носом в книгу, во всяком случае пока не ушел из школы. Не то все подумали бы, что я либо заболел либо спятил, а мне вовсе не улыбалось, чтобы меня укладывали в постель или ни с того ни с сего звали доктора. Когда я наконец бросил ученье, я стал читать на работе, и там мое пристрастие оказалось еще большим грехом, чем в школе. Из-за него меня уволили с нескольких фабрик (правда, мне все равно там не нравилось: шум, вонь, а главное, надо вкалывать), и я стал наниматься посыльным или курьером и возил по городу велосипед с багажником, нагруженным тканями или бакалейным товаром. На обратном пути я останавливался где-нибудь на мосту через канал, прислонял велосипед к перилам и полчаса посвящал книге или комиксу. И вполне понятно, меня считали толковым малым, ведь я всегда находил дорогу, но не слишком расторопным - времени на дорогу у меня всегда уходило больше, чем надо.
Однажды я неторопясь шел по городу с очередным поручением и заглянул в витрину книжного магазина. В глаза бросилось название - «Путь всякой плоти». Я стоял в своем комбинезоне и глазел на эту книгу, тут на витрину взглянула какая-то девушка, и я смутился: вдруг она подумает, меня только такие названия и привлекают. В сущности, так оно и было, но я решил не отступать. Книги о сексе всегда меня интересовали, но про эту книгу я что-то не слыхал, а издание дешевое, вот я и решил - зайду и куплю ее. Девушка, хорошенькая блондинка, по виду - шлюшка из конторских, тоже решила что-то купить и торчала как раз у тех полок, где наверняка стояла нужная мне книга. Я не пошел туда, уставился на полку с молитвенниками и библиями, только никак не мог понять, почему они оказались в том же магазине, что и книга, которая до зарезу понадобилась мне.
Продавец спросил, что мне угодно, я ответил, хочу, мол, поглядеть, выбрать, и пришлось ему заняться своим делом - заворачивать покупки. Я уже слишком давно околачивался в городе, пора было возвращаться на работу, а красотка все не отходила от полок с дешевыми изданиями - ну, ладно, приду завтра. Так я и сделал, вручил книгу служащему, который взял у меня деньги и положил ее в пакет, чтоб никто не подумал, будто я стянул ее, выходя из магазина.
Но другую книгу я сунул под куртку; было у меня такое правило: одну купил, одну стянул, тем самым получаешь обе за полцены. Я ведь не вор, чтоб брать задаром. Книга, которую я свистнул, называлась «Божественная комедия» - я думал, она тоже с клубничкой, тем более написал ее итальянец. Я очень радовался улову и в тот же вечер, едва дождавшись, когда мать уйдет из дому, сел поближе к огню и взялся за книгу. Когда я поставил ноги на ведерко с углем и жадными глазами впился в «Путь всякой плоти», я прямо горел нетерпением. Я уже знал: в книге этой серии издательства «Пингвин» интересное начинается не сразу, на первой полусотне страниц и думать нечего застать любовников в постели. Но книга оказалась здорово увлекательная, не оторвешься, и, когда в половине одиннадцатого вернулась мать, я уже думать забыл, чего ждал, открывая первую страницу.
С той поры мне доводилось заглатывать и другие хорошие книги, и хотя они не доставляли мне того удовольствия, на которое я поначалу рассчитывал (впрочем, иногда и в них находились весьма соблазнительные местечки), я начал понимать, что книги - это вовсе не только секс и гангстеры. Написанное на эти темы не очень-то меня удовлетворяло: все, что было связано с сексом, казалось неправдоподобным и оставляло скверный осадок, гангстеры же как на подбор были типы отпетые и какие-то неживые, точно картонные, и, ясное дело, при первой же стычке с законом получали по заслугам. Какой же я был тогда простофиля! Может, обыкновенные подростки все такие, но незаконнорожденному это только помеха. Я читал книгу за книгой, с удовольствием пополняя таким образом недостаток образования, и мало-помалу стал замечать, что жизнь, которую я себе избрал, не так уж хороша, ведь на самом деле не я ее выбрал, а она сама заставила меня плясать под свою дудку. Скажу прямо, я был сыт по горло работой, домом, всем на свете.
Когда тлевшая во мне неудовлетворенность стала понемногу подбираться к самому сердцу, мне стукнуло восемнадцать. Мать однажды спросила, что со мной делается, я ответил - мало ли что, схватил пальто и выскочил на улицу, пока она не принялась честить меня никудышником и обалдуем. Все это было бы вполне справедливо и как раз поэтому невтерпеж слушать, оставалось только податься на Нортон-стрит, поглядеть, не вернулся ли уже с работы, из конторы литейной фабрики, Элфи Ботсфорд.
День был будний, но когда Элфи отпер дверь, оказалось, он при воротничке и галстуке, в щегольском пиджаке, в отутюженных брюках.
- Ты дома? - спросил я.
- Может, и дома, да там моя девчонка сидит.
- Это не беда,- сказал я, подвигаясь ближе. Он шире отворил дверь.
- Ладно, заходи.- И прибавил шепотом: - Ее зовут Клодин, у нас с ней все слажено.
При этих словах я было замялся, но он по всем правилам меня «представил» (так он это назвал - прежде меня никто никому не представлял), то есть дал нам пожать друг другу руки и совершил тем самым свою первую и последнюю ошибку.
- Моя подружка, Клодин Форкс,- сказал он.- Клодин, это мой старый друг, Майкл Каллен.
Она сидела в кресле у огня, и, пока Элфи переворачивал пластинку на проигрывателе, я пытался поймать ее взгляд и подмигнуть. У нее был маленький ротик и полная грудь, и сидела она так, что тонкие ноги были открыты довольно высоко.
И Элфи, и его девчонка не больно мне обрадовались: мать Элфи, наверно, ушла, и они, видно, надеялись порезвиться наедине. Я решил: уж если сам не позабавлюсь, так хоть им помешаю, и когда Элфи пошел на кухню вскипятить чай - он надеялся, что так скорей избавится от непрошеного гостя,- я стал сверлить взглядом его милую, и в конце концов она встала и принялась искать на каминной полке сигарету.
- Не ищите, у меня есть,- сказал я и сунул ей под нос свою пачку.- Раз уж ты занялся чаем, сделай нам по сандвичу,- крикнул я Элфи.
Она не успела сунуть сигарету в зубы, как я поцеловал ее и прижал к себе. Она сопротивлялась, но, видно, ей не впервой было отбиваться втихоря.
- Только пикни, я скажу, ты меня первая поцеловала,- прошептал я.
От такой наглости глаза Клодин зло вспыхнули, и я поцеловал ее еще раз и так притянул к себе, что ощутил теперь ее всю.
Я зажег спичку, дал ей прикурить, и, когда Элфи увидел, как близко мы стоим друг от друга, в нем взыграла ревность. Он растерялся, но Клодин взяла его под руку и поцеловала,- дескать, не сомневайся, все хорошо; он приободрился, посадил ее на колени и не отпускал, пока чайник на газовой плите не засвистел, тогда он отпустил ее и кинулся на кухню.
Пришел мой черед, и я не стал терять время даром. Я впился ей в губы, но она зашипела как змея и оттолкнула меня.
- Бесстыжий ублюдок!
- Что тут у вас такое? - спросил Элфи.
- Его спроси,- вся красная бросила Клодин.
- Я только хотел узнать, нет ли у нее сестры, думал познакомиться,- сказал я.- Ладно, видать, я тут лишний. Обойдусь без вашего чая и сандвичей, надеюсь, все у вас остынет и зачерствеет, покуда вы будете забавляться. Раз мне не рады, я ухожу.
От дверей кухни я прибавил кой-что похлеще, Элфи затрепыхался, пытаясь вставить словечко, а у девчонки лицо стало еще напряженней, словно она уже чувствовала себя виноватой за все то вранье, которым я могу осквернить их гнездышко.
- И вот еще что,- сказал я и так уставился на Клодин, что Элфи побледнел.- Насколько мне известно, не один я тут ублюдок, и, надо думать, не один я бесстыжий.
- Заткнись! - взвизгнул Элфи и изо всех сил пихнул меня, думая вытолкнуть за дверь, но я повернулся и тоже пихнул его, да так, что он отлетел на другой конец комнаты. И вышел сам, а дверь за собой захлопнул совсем не так яростно, как они ждали.
На другой день я забыл и думать про эту Клодин, я добивался свидания с одной продавщицей, которая застукала меня на складе за чтением и, разглядев мою книгу, решила - со мной стоит, пожалуй, познакомиться поближе. И вот субботним утром прогуливаюсь я на солнышке по Уилер-Гейт и вижу: навстречу идет Клодин. Ну, я, конечно, поздоровался с ней так, словно мы сто лет знакомы. А она будто хлыстом ожгла:
- Чего тебе?
Но все-таки остановилась. На ней было темно-красное летнее пальто, темные чулки, губы накрашены ярко-красной помадой, волосы высоко взбиты.
Мне сразу снова ее захотелось, и меня ничуть не смущало, что она подружка Элфи, пожалуй даже наоборот.
- Я так и надеялся, что тебя встречу,- сказал я.- Ты уж не сердись, что я тогда сбежал.
- А больше, по-твоему, на тебя не за что сердиться?-спросила она.
- Ну, раз уж пошел такой разговор,- ответил я,- ты тоже хороша - как меня обозвала.
- А ты как дал волю рукам? Вот я и брякнула.
- Я совсем голову потерял.
- Ну, может в другой раз не потеряешь.
- Уж постараюсь. Я не часто такой бесстыжий. Только иногда.
- По мне, слишком часто.
- Ну, со слов Элфи этого не подумаешь.
Тут она так покраснела - ярче пальто и помады.
- Я что, лишнее ляпнул? - прибавил я. будто устыдился своей бессовестности.- Мы с Элфи старые дружки, прямо от рожденья. Мы много о чем болтаем. Это не беда, цыпочка.
На минуту у нее прямо язык отнялся. Наконец она выговорила:
- Он тогда сказал, что больше не станет водить с тобой дружбу Дал слово, что больше и говорить с тобой не будет.
- Ну, сама понимаешь,- сказал я,- мы старые кореши. Ему это не больно легко. Он, наверно, хотел не враз, а постепенно. Элфи не враль, не думай. Он парень первый сорт.
- Ну, уж он у меня получит. Я возразил - лучше не надо.
- Зачем тебе это, если у вас дело слажено. Зачем все ломать изза такой малости? Пойдем лучше выпьем чайку у «Львов» на Лонг Роу.- Клодин огляделась, словно надеялась увидеть свою мамашу и спросить разрешения.- Болтают-то все про всех,- продолжал я,- а хуже от этого никто ни про кого не думает. Хочешь, порасскажу, какие у нас дела случаются, где я работаю, да ведь ты, наверно, и сама слыхала, так что это ни к чему.
За чаем она сказала с горечью:
- Наверно, Элфи все тебе про меня рассказал?
- Сказал только - у вас все слажено, а раз так, делайте что хотите - не беда.
Мне не терпелось перевести разговор, он, конечно, сослужил свою службу, сблизил нас даже больше, чем я надеялся, но если его продолжать, может и отдалить. Мне хотелось поладить с Клодин, а вовсе не поссорить ее с Элфи, ведь после ссоры они только еще больше прилипнут друг к другу. И обсуждать их дела так, будто я ей родной брат, мне тоже не больно надо. Окажись мы в местечке поукромней, я облапил бы ее не хуже, чем тогда у Элфи.- просто чтобы поставить все на место; с этой мыслью я потянулся через стол и дотронулся до ее руки, она не запротестовала, тогда я под столом тронул ее коленку, но так быстро, что она не успела оттолкнуть мою руку и уже в следующую секунду не знала, правда я ее погладил или ей померещилось. Вот хорошо, ведь она даже не покраснела, а то когда краснела, лицо у нее становилось злое и уж совсем некрасивое.
- Ходил сейчас по книжным магазинам,- сказал я,- но что-то ничего интересного не нашел. По субботам я всегда заглядываю в книжные магазины. На неделе люблю проглядеть книжку-другую.
- Вон как. А в тот вечер я про тебя подумала - совсем неотесанный.
- Да просто я пришел к Элфи не в полном параде. Я ж не знал, что тебя встречу. Это была приятная неожиданность.
- Вел ты себя тоже не больно красиво.
- Не надо об этом, Клодин. Я тогда совсем голову потерял. Я могу быть вежливым… только не все время. Я ж не Элфи, я ведь не сидел, как он, на хлебе с патокой да на черном чае.
Она рассмеялась:
- Да ну? А он мне про это не рассказывал.
- Уж я-то знаю. Мы с ним под стол пешком вместе ходили.
- А отец у него куда девался?
- На войне убили. Как моего.
- А я уж подумала, он вовсе безотцовщина,- сказала Клодин.- Я с такими не знаюсь.
- Чего ж он не сказал тебе все как есть? - спросил я, разозлившись, что приходится его защищать.- Его старика потопили у берегов Норвегии. А моего разбомбили в Египте. Хрен редьки не слаще.
- Так это совсем другое дело,-сказала она.- Значит, погиб за родину.
- Сколько народу погибло. И им от этого не легче. Еще чаю хочешь?
- Мне пора,- сказала Клодин.- Я уж и так задержалась. Я ведь шла за покупками.
- Завтра воскресенье. Давай встретимся после обеда и погуляем.
- Ну, не знаю.- И она надула свои соблазнительные красные губки. Потом улыбнулась, и тогда стали видны ее зубки, а это мне нравилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Зима запомнилась мне как самое плохое время; мы с Билли построили вокруг дедушкиного дерева иглу, уплетали там шоколад и пирожные, которые таскали из лавчонок, и в дыру, заменявшую окно, посматривали на ворота - а вдруг за нами гонятся? Ноги у нас были мокрые - мы стояли коленками на снегу и на холодной земле, зато у нас было надежное убежище, никому и в голову не приходило, что в нем может прятаться живое существо, и мы просиживали там часами, точно разбойники с большой дороги, которые ждут: вот-вот их выудят оттуда и повесят. По другую сторону ледяных стен был подлинный и страшный мир, а в нашем пристанище, хоть оно и походило на склеп, попробуй нас достань: взрослому нипочем было не влезть в узкую дыру, которая служила нам входом; правда, по ночам, в постели, мне снилось, что кто-то пробил киркой нашу ледяную крышу и только чудом не раскроил головы нам с Билли.
Весной наш дом растаял, на земле вокруг дерева от него остался лишь черный след.
Однажды мы с Билли перелезли через чью-то ограду в стороне от Хай-стрит - там во дворе стояла тележка фруктовщика, нагруженная для завтрашней торговли. Мы перебросили через ограду сколько могли консервных банок, уложили их в тачку Билли и в темноте повезли нашу добычу прочь. Остановились у его подвала, подняли решетку и половину покидали вниз,- банки без шума скатились прямо на детскую постель. Его родители решили - снедь эта попала к ним в преисподнюю прямо с неба - и прибрали все в буфет. А моя бабушка, увидев банки, обрадовалась и две открыла к ужину, чтобы нам была прибавка к хлебу с маслом.
Тут в воротах показались полицейский и хозяин тележки, и впервые в жизни я мигом, безо всякого труда вскарабкался на самую верхушку дедова дерева. Меня зазывали вниз, но я повис на суку, точно кот, и не мигая глядел на людей, которые стояли внизу полукругом и ждали, когда я ступлю на землю, чтобы потащить меня в самую что ни на есть мрачную тюрьму. Но тут вмешались силы помогущественней моих: сук подо мной треснул, обломился, я понял - пришел мне конец и, счастливо прожив на свете семь лет, я сейчас угожу прямехонько в ад, и, падая, в ужасе заорал.
Я раскинул руки крыльями, словно хотел ухватиться за само небо, свалился на землю, и тут же рядом упал сук. Меня оглушило, изрядно поцарапало, несколько зубов расшатались - могло быть и хуже, но бабушка втащила меня в дом и усадила, не переставая кричать на полицейского:
- Убийцы! Убийцы! За какой-то несчастный компот готовы убить ребенка!
Дед провел полицейского и фруктовщика в общую комнату и все уладил с помощью десяти шиллингов и нескольких стаканов отменного ирландского виски.
На другой день я спозаранку спрятался от деда во дворе. Бабушка ушла за покупками, и вдруг дед вышел на порог и поманил меня.
- Чего тебе? - спросил я.
- Поди сюда, голубчик.
Я подошел и получил такую оплеуху, что отлетел к сараю. Дед тут же рывком поднял меня на ноги и толкнул в дальний конец двора.
- В другой раз не попадайся, слышишь? Никогда не попадайся.- Он захлопнул за собой дверь и пошел в кухню завтракать.
Легко сказать - не попадайся; да разве это возможно - воровать и не попадаться? Я с радостью послушал бы всякого, кто надоумил бы, как это делать. Мне не велено было уходить со двора целую неделю, но я нарушил запрет, ловко улизнул через забор и кинулся к Билли Кингу. Припал лицом к решетке погреба, тихонько его окликнул, потом погромче, потом еще громче - он не отзывался. В подвале не оказалось ни его, ни его родных, наверно, они наконец нашли себе другое жилье. И, должно быть, где-то далеко отсюда.
В школе я любил одно только чтение, а кроме него там и вообще мало что было. Арифметику я не любил, письмо не переваривал. Книга уводили меня из школы в захватывающий мир приключении, и это был единственный способ, не прогуливая уроков, все-таки от них увиливать Учитель то и дело ловил меня на этом, выхватывал книгу, но я всегда забирал ее назад, даже, когда, потеряв терпение, он давал мне тумака. Учитель наш был еще молодой, и я ставил его в тупик: по совести он не мог счесть меня круглым дураком - а как же не ду-рак, если ничему, кроме чтения, учиться не желаю?
Дома я никогда не сидел, уткнувшись носом в книгу, во всяком случае пока не ушел из школы. Не то все подумали бы, что я либо заболел либо спятил, а мне вовсе не улыбалось, чтобы меня укладывали в постель или ни с того ни с сего звали доктора. Когда я наконец бросил ученье, я стал читать на работе, и там мое пристрастие оказалось еще большим грехом, чем в школе. Из-за него меня уволили с нескольких фабрик (правда, мне все равно там не нравилось: шум, вонь, а главное, надо вкалывать), и я стал наниматься посыльным или курьером и возил по городу велосипед с багажником, нагруженным тканями или бакалейным товаром. На обратном пути я останавливался где-нибудь на мосту через канал, прислонял велосипед к перилам и полчаса посвящал книге или комиксу. И вполне понятно, меня считали толковым малым, ведь я всегда находил дорогу, но не слишком расторопным - времени на дорогу у меня всегда уходило больше, чем надо.
Однажды я неторопясь шел по городу с очередным поручением и заглянул в витрину книжного магазина. В глаза бросилось название - «Путь всякой плоти». Я стоял в своем комбинезоне и глазел на эту книгу, тут на витрину взглянула какая-то девушка, и я смутился: вдруг она подумает, меня только такие названия и привлекают. В сущности, так оно и было, но я решил не отступать. Книги о сексе всегда меня интересовали, но про эту книгу я что-то не слыхал, а издание дешевое, вот я и решил - зайду и куплю ее. Девушка, хорошенькая блондинка, по виду - шлюшка из конторских, тоже решила что-то купить и торчала как раз у тех полок, где наверняка стояла нужная мне книга. Я не пошел туда, уставился на полку с молитвенниками и библиями, только никак не мог понять, почему они оказались в том же магазине, что и книга, которая до зарезу понадобилась мне.
Продавец спросил, что мне угодно, я ответил, хочу, мол, поглядеть, выбрать, и пришлось ему заняться своим делом - заворачивать покупки. Я уже слишком давно околачивался в городе, пора было возвращаться на работу, а красотка все не отходила от полок с дешевыми изданиями - ну, ладно, приду завтра. Так я и сделал, вручил книгу служащему, который взял у меня деньги и положил ее в пакет, чтоб никто не подумал, будто я стянул ее, выходя из магазина.
Но другую книгу я сунул под куртку; было у меня такое правило: одну купил, одну стянул, тем самым получаешь обе за полцены. Я ведь не вор, чтоб брать задаром. Книга, которую я свистнул, называлась «Божественная комедия» - я думал, она тоже с клубничкой, тем более написал ее итальянец. Я очень радовался улову и в тот же вечер, едва дождавшись, когда мать уйдет из дому, сел поближе к огню и взялся за книгу. Когда я поставил ноги на ведерко с углем и жадными глазами впился в «Путь всякой плоти», я прямо горел нетерпением. Я уже знал: в книге этой серии издательства «Пингвин» интересное начинается не сразу, на первой полусотне страниц и думать нечего застать любовников в постели. Но книга оказалась здорово увлекательная, не оторвешься, и, когда в половине одиннадцатого вернулась мать, я уже думать забыл, чего ждал, открывая первую страницу.
С той поры мне доводилось заглатывать и другие хорошие книги, и хотя они не доставляли мне того удовольствия, на которое я поначалу рассчитывал (впрочем, иногда и в них находились весьма соблазнительные местечки), я начал понимать, что книги - это вовсе не только секс и гангстеры. Написанное на эти темы не очень-то меня удовлетворяло: все, что было связано с сексом, казалось неправдоподобным и оставляло скверный осадок, гангстеры же как на подбор были типы отпетые и какие-то неживые, точно картонные, и, ясное дело, при первой же стычке с законом получали по заслугам. Какой же я был тогда простофиля! Может, обыкновенные подростки все такие, но незаконнорожденному это только помеха. Я читал книгу за книгой, с удовольствием пополняя таким образом недостаток образования, и мало-помалу стал замечать, что жизнь, которую я себе избрал, не так уж хороша, ведь на самом деле не я ее выбрал, а она сама заставила меня плясать под свою дудку. Скажу прямо, я был сыт по горло работой, домом, всем на свете.
Когда тлевшая во мне неудовлетворенность стала понемногу подбираться к самому сердцу, мне стукнуло восемнадцать. Мать однажды спросила, что со мной делается, я ответил - мало ли что, схватил пальто и выскочил на улицу, пока она не принялась честить меня никудышником и обалдуем. Все это было бы вполне справедливо и как раз поэтому невтерпеж слушать, оставалось только податься на Нортон-стрит, поглядеть, не вернулся ли уже с работы, из конторы литейной фабрики, Элфи Ботсфорд.
День был будний, но когда Элфи отпер дверь, оказалось, он при воротничке и галстуке, в щегольском пиджаке, в отутюженных брюках.
- Ты дома? - спросил я.
- Может, и дома, да там моя девчонка сидит.
- Это не беда,- сказал я, подвигаясь ближе. Он шире отворил дверь.
- Ладно, заходи.- И прибавил шепотом: - Ее зовут Клодин, у нас с ней все слажено.
При этих словах я было замялся, но он по всем правилам меня «представил» (так он это назвал - прежде меня никто никому не представлял), то есть дал нам пожать друг другу руки и совершил тем самым свою первую и последнюю ошибку.
- Моя подружка, Клодин Форкс,- сказал он.- Клодин, это мой старый друг, Майкл Каллен.
Она сидела в кресле у огня, и, пока Элфи переворачивал пластинку на проигрывателе, я пытался поймать ее взгляд и подмигнуть. У нее был маленький ротик и полная грудь, и сидела она так, что тонкие ноги были открыты довольно высоко.
И Элфи, и его девчонка не больно мне обрадовались: мать Элфи, наверно, ушла, и они, видно, надеялись порезвиться наедине. Я решил: уж если сам не позабавлюсь, так хоть им помешаю, и когда Элфи пошел на кухню вскипятить чай - он надеялся, что так скорей избавится от непрошеного гостя,- я стал сверлить взглядом его милую, и в конце концов она встала и принялась искать на каминной полке сигарету.
- Не ищите, у меня есть,- сказал я и сунул ей под нос свою пачку.- Раз уж ты занялся чаем, сделай нам по сандвичу,- крикнул я Элфи.
Она не успела сунуть сигарету в зубы, как я поцеловал ее и прижал к себе. Она сопротивлялась, но, видно, ей не впервой было отбиваться втихоря.
- Только пикни, я скажу, ты меня первая поцеловала,- прошептал я.
От такой наглости глаза Клодин зло вспыхнули, и я поцеловал ее еще раз и так притянул к себе, что ощутил теперь ее всю.
Я зажег спичку, дал ей прикурить, и, когда Элфи увидел, как близко мы стоим друг от друга, в нем взыграла ревность. Он растерялся, но Клодин взяла его под руку и поцеловала,- дескать, не сомневайся, все хорошо; он приободрился, посадил ее на колени и не отпускал, пока чайник на газовой плите не засвистел, тогда он отпустил ее и кинулся на кухню.
Пришел мой черед, и я не стал терять время даром. Я впился ей в губы, но она зашипела как змея и оттолкнула меня.
- Бесстыжий ублюдок!
- Что тут у вас такое? - спросил Элфи.
- Его спроси,- вся красная бросила Клодин.
- Я только хотел узнать, нет ли у нее сестры, думал познакомиться,- сказал я.- Ладно, видать, я тут лишний. Обойдусь без вашего чая и сандвичей, надеюсь, все у вас остынет и зачерствеет, покуда вы будете забавляться. Раз мне не рады, я ухожу.
От дверей кухни я прибавил кой-что похлеще, Элфи затрепыхался, пытаясь вставить словечко, а у девчонки лицо стало еще напряженней, словно она уже чувствовала себя виноватой за все то вранье, которым я могу осквернить их гнездышко.
- И вот еще что,- сказал я и так уставился на Клодин, что Элфи побледнел.- Насколько мне известно, не один я тут ублюдок, и, надо думать, не один я бесстыжий.
- Заткнись! - взвизгнул Элфи и изо всех сил пихнул меня, думая вытолкнуть за дверь, но я повернулся и тоже пихнул его, да так, что он отлетел на другой конец комнаты. И вышел сам, а дверь за собой захлопнул совсем не так яростно, как они ждали.
На другой день я забыл и думать про эту Клодин, я добивался свидания с одной продавщицей, которая застукала меня на складе за чтением и, разглядев мою книгу, решила - со мной стоит, пожалуй, познакомиться поближе. И вот субботним утром прогуливаюсь я на солнышке по Уилер-Гейт и вижу: навстречу идет Клодин. Ну, я, конечно, поздоровался с ней так, словно мы сто лет знакомы. А она будто хлыстом ожгла:
- Чего тебе?
Но все-таки остановилась. На ней было темно-красное летнее пальто, темные чулки, губы накрашены ярко-красной помадой, волосы высоко взбиты.
Мне сразу снова ее захотелось, и меня ничуть не смущало, что она подружка Элфи, пожалуй даже наоборот.
- Я так и надеялся, что тебя встречу,- сказал я.- Ты уж не сердись, что я тогда сбежал.
- А больше, по-твоему, на тебя не за что сердиться?-спросила она.
- Ну, раз уж пошел такой разговор,- ответил я,- ты тоже хороша - как меня обозвала.
- А ты как дал волю рукам? Вот я и брякнула.
- Я совсем голову потерял.
- Ну, может в другой раз не потеряешь.
- Уж постараюсь. Я не часто такой бесстыжий. Только иногда.
- По мне, слишком часто.
- Ну, со слов Элфи этого не подумаешь.
Тут она так покраснела - ярче пальто и помады.
- Я что, лишнее ляпнул? - прибавил я. будто устыдился своей бессовестности.- Мы с Элфи старые дружки, прямо от рожденья. Мы много о чем болтаем. Это не беда, цыпочка.
На минуту у нее прямо язык отнялся. Наконец она выговорила:
- Он тогда сказал, что больше не станет водить с тобой дружбу Дал слово, что больше и говорить с тобой не будет.
- Ну, сама понимаешь,- сказал я,- мы старые кореши. Ему это не больно легко. Он, наверно, хотел не враз, а постепенно. Элфи не враль, не думай. Он парень первый сорт.
- Ну, уж он у меня получит. Я возразил - лучше не надо.
- Зачем тебе это, если у вас дело слажено. Зачем все ломать изза такой малости? Пойдем лучше выпьем чайку у «Львов» на Лонг Роу.- Клодин огляделась, словно надеялась увидеть свою мамашу и спросить разрешения.- Болтают-то все про всех,- продолжал я,- а хуже от этого никто ни про кого не думает. Хочешь, порасскажу, какие у нас дела случаются, где я работаю, да ведь ты, наверно, и сама слыхала, так что это ни к чему.
За чаем она сказала с горечью:
- Наверно, Элфи все тебе про меня рассказал?
- Сказал только - у вас все слажено, а раз так, делайте что хотите - не беда.
Мне не терпелось перевести разговор, он, конечно, сослужил свою службу, сблизил нас даже больше, чем я надеялся, но если его продолжать, может и отдалить. Мне хотелось поладить с Клодин, а вовсе не поссорить ее с Элфи, ведь после ссоры они только еще больше прилипнут друг к другу. И обсуждать их дела так, будто я ей родной брат, мне тоже не больно надо. Окажись мы в местечке поукромней, я облапил бы ее не хуже, чем тогда у Элфи.- просто чтобы поставить все на место; с этой мыслью я потянулся через стол и дотронулся до ее руки, она не запротестовала, тогда я под столом тронул ее коленку, но так быстро, что она не успела оттолкнуть мою руку и уже в следующую секунду не знала, правда я ее погладил или ей померещилось. Вот хорошо, ведь она даже не покраснела, а то когда краснела, лицо у нее становилось злое и уж совсем некрасивое.
- Ходил сейчас по книжным магазинам,- сказал я,- но что-то ничего интересного не нашел. По субботам я всегда заглядываю в книжные магазины. На неделе люблю проглядеть книжку-другую.
- Вон как. А в тот вечер я про тебя подумала - совсем неотесанный.
- Да просто я пришел к Элфи не в полном параде. Я ж не знал, что тебя встречу. Это была приятная неожиданность.
- Вел ты себя тоже не больно красиво.
- Не надо об этом, Клодин. Я тогда совсем голову потерял. Я могу быть вежливым… только не все время. Я ж не Элфи, я ведь не сидел, как он, на хлебе с патокой да на черном чае.
Она рассмеялась:
- Да ну? А он мне про это не рассказывал.
- Уж я-то знаю. Мы с ним под стол пешком вместе ходили.
- А отец у него куда девался?
- На войне убили. Как моего.
- А я уж подумала, он вовсе безотцовщина,- сказала Клодин.- Я с такими не знаюсь.
- Чего ж он не сказал тебе все как есть? - спросил я, разозлившись, что приходится его защищать.- Его старика потопили у берегов Норвегии. А моего разбомбили в Египте. Хрен редьки не слаще.
- Так это совсем другое дело,-сказала она.- Значит, погиб за родину.
- Сколько народу погибло. И им от этого не легче. Еще чаю хочешь?
- Мне пора,- сказала Клодин.- Я уж и так задержалась. Я ведь шла за покупками.
- Завтра воскресенье. Давай встретимся после обеда и погуляем.
- Ну, не знаю.- И она надула свои соблазнительные красные губки. Потом улыбнулась, и тогда стали видны ее зубки, а это мне нравилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43