Это то, о чем я пытался поведать тебе ранее: боги – они не те за кого мы их принимали».
«Мэддокс, нам надо поговорить с тобой», раздался грубый голос, обрывая какой бы то ни было его ответ.
Люциен раздраженно воздел руки, а Мэддокс обернулся. Приближался Рейес, с Парисом и Торином по бокам. Двое из них имели мрачный вид, а третий ухмылялся как умалишенный.
«Твоя женщина должна уйти», прорычал Рейес. «Я ощущал ее запах всю ночь, и не могу стерпеть этот грозовой аромат ни секунды больше».
Грозовой? Эшлин пахнет медом. Все же его челюсть стиснулась при мысли, что другой мужчина тоже ощущал ее.
«Она остается», кратко бросил он.
«Да кто она такая, почему она все еще здесь и когда же я увижу ее нагой?» поинтересовался Парис, подмигивая бровью.
«Кому-то следует убить ее», парировал Рейес.
«Никто не притронется к ней!»
Аэрон закрыл глаза и помотал головой. «Ну, опять начинается».
«В отличие от Рейеса, я не возражаю против ее присутствия», потирая руки, произнес Парис. «Мне только не нравиться твое нежелание делиться. Я хотел бы…»
Мэддокс толкнул Париса прежде, чем тот завершил предложение.
«Ни слова больше. Знаю, что бы ты хотел вытворять с ней, но только через мой труп».
Теперь Парис нахмурился, его бледная кожа изменила оттенок от злобы.
«Назад, осел. У меня еще не было сегодня женщины, так что я не в настроении для подобной чепухи».
Торин оставался в углу, наблюдая, ухмыляясь.
«Кто-нибудь еще находит это чрезвычайно занимательным? Это получше, чем слушать брокеров, когда падают акции»
Мэддокс пытался обуздать себя и запихнуть Эшлин на задворки разума. Где ей самое место. Как женщина, как человек, как возможная Наживка – она была последней из тех, кто должен был пробуждать в нем такую защитную реакцию.
Должен, должен, должен. Аррррр! Заканчивай с этим! В конце концов. Вскоре. Сейчас.
«Довольно!» взревел Люциен.
Все умолкли и удивленно уставились на него. Он обычно не орал.
«В городе были Ловцы?» поинтересовался он у Рейеса и Париса.
Рейес мотнул головой «Мы не нашли ни одного».
«Хорошо. Вот это хорошо. Возможно, Мэддокс действительно уничтожил их всех». Люциен удовлетворенно кивнул. «Но Мэддокс все еще не знает о богах. Надо ему рассказать. И еще то, что Аэрон и я… совершили прошлой ночью».
Мгновенно тело Аэрона напряглось. «Мы же договаривались не рассказывать им».
«Знаю». Люциен вздохнул, явно исчерпывая свое терпение. «Я передумал».
«Ты не можешь просто передумать!» зарычал Аэрон, подскакивая к Люциену.
«Я могу, и я передумал», был ответ. Не совсем спокойный, но близкий к этому, лишь оттененный сталью.
«Что происходит?» Мэддокс встал между ними и растолкал их в разные стороны. На этот раз не он раскидывался обвинениями и кулаками. «Я готов выслушать. Ты упомянул богов. Я знаю, что Аэрона призывали, но был слишком рассеян, чтоб расспросить о деталях. Что им понадобилось от него?»
«Позже», Торин бросил Мэддоксу, но тот не отрывал глаз от Люциена. «Что ты натворил, Смерть?»
«Колись», приказал Рейес.
Внимание Люциена не переключалось с Аэрона. «После их реакции на Эшлин, нам надо убедиться, что они случайно не наткнулись на наш секрет. Как полагаешь, что будет, если подобное произойдет?»
Аэрон долго не отвечал. Напряжение повисло в воздухе, мрачное, зловещее. Наконец-то, Аэрон кивнул. «Ладно. Покажи им. Но готовься к войне, мой друг, потому что они не будут счастливы».
«Кое-кому лучше бы объяснить», потребовал Рейес, переводя взгляд с одного другого.
«Объяснить будет не достаточно. Мне надо вам показать». Люцен направился вниз по коридору. «Сюда».
Пророческие слова, подумалось Мэддоксу. Он бросил вопросительный взгляд на Торина, который выдал нечто подобное только вчера ночью. Знаешь, что происходит? Спросил он губами.
Нет, был безмолвный ответ.
Ничего хорошего, это он мог угадать наверняка. Люциен никогда не вел себя так таинственно. Удивленный, заинтригованный, обеспокоенный, Мэддокс взглянул на дверь Эшлин прежде чем последовать за своими друзьями.

Глава седьмая.

Эшлин упала на кровать, борясь за контроль над своим дыханием. О, Господи. Он вернулся. Он не был сном, галлюцинацией или миражом. Мэддокс был жив. Она по-настоящему была брошена в подземную темницу; он по-настоящему воскрес из мертвых. И действительно остановил голоса.
Когда он оставил ее в этой на удивление пустой спальне, она поискала телефон, ничего не нашла, затем попыталась выбраться. Снова, ничего. Усталость быстро легла ей на плечи, почти сминая ее. Она не могла с ней бороться, тишина неумолимо расслабляла, словно любимый наркотик, которым она наконец-то смогла себя побаловать. Потому она прилегла, не беспокоясь о последствиях. Ее позабавило предположение, что возможно, только возможно, все это было иллюзией, и когда она откроет глаза, то окажется дома в своей собственной кровати.
Но это было не так.
Мгновение назад волна звенящей силы прокатилась сквозь нее, вытаскивая ее с пинками и воплями из самого умиротворенного сна в ее жизни, сна, окутанного благословенным безмолвием. А затем Мэддокс нависал над ней, всматриваясь в нее своими бездонными фиалковыми глазами.
Его лицо было покрыто кровоподтеками и порезами. Черные и синие, кровоточащие, левый глаз заплыл, губа разорвана. От одного воспоминания тошнота подступила к горлу. Неужели эти монстры пытались вновь его убить?
Опять. Ха! Она безрадостно рассмеялась. Они таки убили его. И двое из его убийц стояли по бокам от него. Казалось, он был любезен с ними, обращался так, словно ему не было за что их ненавидеть. Как они могли оставаться его друзьями?
Она выбралась из постели. Ее тело ломило и болело при каждом движении, словно ей было девяносто, а не двадцать четыре. Она нахмурилась. Слишком много переживаний, без видимости близкого их окончания.
Мужчины, должно быть, ушли прочь, поскольку она больше не слышала их из-за дверей. Отлично. Она не хотела бы иметь с ними дел прямо сейчас. Или вообще когда-либо. Займись делом, а потом ищи, как выбраться отсюда.
Она направилась в ванную, восхищенная ее неожиданной красотой, если учитывать пустынность спальни и холод подземелья. Здесь она обнаружила белые кафельные стены и соответствующий мраморный пол, встроенные хромированные и черные вешалки с полотенцами, фарфоровую раковину, блестящую высоченную кабинку с почти прозрачными стенками.
На случай если великан решить принять душ? гадала она.
По непонятной причине все было привинчено болтами.
Многоярусная люстра свисала с потолка, ее латунные «руки» торчали в разные стороны. Других украшений не было. Ни рисунков, ни удобств. Забрал ли их Мэддокс из боязни, что она попытается стащить что-либо?
Эшлин фыркнула. Институт прилично оплачивал ее выслушивание и разведку паранормальных явлений; деньги не были проблемой. Помимо того, чего бы она не пожелала, МакИнтош добровольно давал ей это. А если ей не хотелось просить у него, она заказывала это через Интернет, и ей доставляли это на порог.
Она зарделась, вспоминание некие из недавно заказанных вещиц. Любовные романы, что бесспорно вели к покупке костюма девицы из гарема или черного кожаного белья. А после прочтения одной подробнейшей книженции про агента под прикрытием и бывшей воровки – шелковых шарфов и изоленты. Она, конечно, не использовала ничего этого.
Вздохнув, смочила полотенце в уже остывшей воде. Оставаясь в одежде, она вымылась, как только смогла. Ни за что она не разденется. Любой из них может вернуться в любой момент.
Да, а тебе бы хотелось, чтоб вернулся Мэддокс.
Нет, убеждала она себя, взволнованная подобной мыслью. Не хотелось бы. Он пугал ее.
Он приносил драгоценную тишину.
Больше нет. Его здесь не было, а голоса не возвращались. Ее голова была ясной, она слышала только собственные мысли. Я исцелена.
Нет. Ты слышала голоса прошлой ночью, в темнице.
«Итак, я говорю сама с собой», воздев руки, произнесла она. «Что дальше?»
Она изучила свое отражение в зеркале. Капли воды стекали с ее лба на нос, с носа на подбородок. Ее щеки пылали румянцем, а темные глаза сияли. Странно. Она никогда раньше так не ощущала свою смертность, но также никогда не выглядела столь живой.
Заурчавший живот напомнил об оставленном Мэддоксом на полу блюде с едой. Ноги сами принесли ее к нему, минуя гардероб, в котором она рылась в поисках спрятанного телефона. Черные футболки, черные брюки, черные плавки.
Ее соски затвердели, стоило ей подумать о мускулистом Мэддоксе, одетом лишь в пару этих плавок. Он бы лежал на кровати, твердый и напряженный, с проглядывающей сквозь плавки эрекцией, и порочность сквозила бы в его глазах, пока он подзывал бы ее пальцем.
А она бы добровольно ринулась к нему.
Эшлин прикусила нижнюю губу. Мэддокс… в постели… ожидающий ее… Ее колени подогнулись, а живот затрепетал. Глупая девчонка. Очевидно, если она останется в тишине, все ее мысли будут о сексе.
Она подняла поднос и прошла к окну, где пристроилась на краю стены, забрасывая виноградины в рот. Сладкий сок потек по горлу, и она почти застонала, прежде чем заставить себя сосредоточиться на повестке дня – побеге.
Она рассказала МакИнтошу, а через него и Институту, про людей и эту крепость. МакИнтош даже знал, что она хотела здесь побывать. Скорее всего, он уже догадался, куда она запропастилась.
Придет ли он за ней? Или скормит ее волкам за ослушание? Хотя он всегда был добр к ней, он не выносил ошибок других сотрудников, а еще меньше неподчинение.
Он придет, уверила она себя. Он нуждается в тебе.
Но пока она таращилась в окно, лишь деревья и снег приветствовали ее. Она не позволила этому расстраивать себя. Он мог быть где угодно. Стоя тут, позволяя любому снаружи видеть себя, она закинула еще виноградинку в рот и подняла бокал. Я здесь. Вы меня видите?
Ей надо выбраться отсюда поскорее. С каждой уходящей секундой, сумасшествие воинов, казалось, все крепче обволакивает ее. Ради всего святого, она уже представляя себе своего тюремщика в нижнем белье.
Надеюсь, МакИнтош увидит меня, пробьет дыру в парадной двери и вытащит отсюда. Бах. Сделано. Кончено. Нет, погоди. Перемотка. Она не хотела, чтоб МакИнтош оказался внутри стен. Он не впишется в эту милую компашку. Она собиралась отвлечь Мэддокса, может оглушить его как-то, и бежать. Прочь из крепости и вниз с горы. Холод и голоса были получше, чем найденная ею здесь угроза смерти.
Итак, как же она собиралась отвлечь мужчину? Раздумывая, она съела остаток винограда. Потом она принялась за мясо и сыр, потягивая вино между укусами. Через минутку остались только крошки и полбутылки. Ей еще никогда не было так вкусно. Ветчина была приправлена коричневым сахаром, изысканное пиршество для ее вкусовых рецепторов. Сыр был гладкий, не слишком острый, превосходно контрастирующий с виноградом. Вино – отменное.
Ну ладно, это местечко таки получило пару очков в свою пользу.
Однако, еда не была достаточной причиной, чтоб оставаться. Как насчет секса? Конечно же нет, подумалось ей, а в ее животе снова появились эти странные трепетания. Это было…
Все внутри нее поднялось по неожиданной тревоге – затишье перед надвигающейся бурей. Ей не было действительно больно, но она поняла, что нечто было не в порядке с ее телом. Один стук сердца. Другой. Ожидая, она сглотнула.
Потом грянула буря.
Кровь застыла льдом, а капли пота, острые как осколки льда, появились на коже. Расползаясь, словно пауки. Она взвизгнула, захныкала, пытаясь соскрести их. Но они не исчезали, и теперь она могла их действительно увидеть. Они были на ней. Их крошечные ножки бегали по ней. Вопль заклокотал в ее горле, и в тот же миг волна головокружения ударила ее, так что она лишь тяжело вздохнула. Ей пришлось вцепиться в окно, чтоб удержаться на ногах. Поднос упал, звеня.
Слишком быстро головокружение перешло в тупую боль, а она жалящим кинжалом прорезала себе путь от живота до сердца. Она покачнулась, задыхаясь и стеная одновременно. Яркие огоньки мелькали перед глазами множеством слепящих цветов.
Что с ней было не так? Яд? О Господи, были ли пауки все еще на ней?
Новая боль поразила ее, и она сложилась пополам.
«Мэддокс», позвала слабым голосом.
Ничего. Шагов не было.
«Мэддокс!» выкрикнула, вкладывая в его имя все свои истощающиеся силы. Она попыталась пойти к двери, но не смогла заставить себя шевельнуться.
Опять ничего.
«Мэддокс!» Зачем он тебе? Он мог сотворить это с тобой. «Мэддокс». Она не могла прекратить произносить его имя. «Мэддокс».
Черные паутинки туманили ее зрение, сужали его, покрывали чересчур яркой радугой.
«Мэддокс». Ее голос превратился в едва слышный шепот, в трепетную мольбу.
Ее живот стиснуло; горло распухло, почти закрылось. Затем она не смогла дышать. Каждая клеточка ее тела вопила и вопила и вопила. Нужен воздух. Нужно вдохнуть. Она упала на пол, не в состоянии больше выдерживать собственный вес. Надо сбросить пауков прочь. Нет сил, нет энергии.
Бутылка вина упала, будто сопереживая, и оставшаяся красная жидкость разлилась. Она полностью утратила четкость зрения, мир вращался, затем полностью исчез, оставив только темноту.
Мэддокс не мог поверить своим глазам.
«Это… это… невозможно». Он протер мозолистой рукой глаза, но картинка не изменилась.
«Очевидно, я учуял запах не Эшлин», Рейес врезал кулаком в стену. Пыль взметнулась в воздух, куски шершавого камня осыпались на пол.
Торин просто захохотал.
Парис благоговейно втянул воздух.
«Идите к папочке».
В дальнем углу Люциеновой спальни были четыре женщины. Держась за руки, они сбились кучкой для поддержки и придания сил друг другу. Каждая тряслась от страха, смотря на мужчин панически вытаращенными глазами.
Нет, понял Мэддокс. Не все они дрожали. Зеленые глаза красивой блондиночки с веснушками уставилась на них с яростью. Ее челюсть сжималась, словно она прикусывала язык, чтоб удержаться от непристойных выкриков.
«Что они здесь делают?» затребовал он ответа..
«Тебе не идет такой тон», отрезал Аэрон. «Ты начал это со своей милашкой-Наживкой».
Низко рыча, Мэддокс преодолел расстояние между ними. Одна из женщин захныкала.
«Я думал мы закрыли эту тему», сказал он. «Взвешивай свои слова о ней хорошенько, иначе пострадаешь».
Аэрон не сдавался.
«Сколько ты ее знаешь? Пару часов? Ты совсем немного разговаривал с ней. Сейчас она должна была бы просить о пощаде, а мы должны были бы знать все ее тайны. И все о Ловцах: есть ли они еще в городе, что они замышляют».
«Она пыталась спасти, когда меня убивали. Она пыталась спасти меня от вас всего пару минут назад».
«Ломала комедию»
Возможно. Он твердил себе это же, но не мог заставить себя придать этому значение. Ни тогда, ни сейчас. Расстроенный больше самим собой, чем Аэроном, он сдался на этот раз. Обернулся к Люциену.
«Почему они здесь?» спросил более спокойно, но не менее недоверчиво.
Скорее настолько спокойно, насколько это было возможно в подобной ситуации.
Люциен глянул на Аэрона, указавшего на коридор кивком подбородка. Сообразив, воины вышли. Каждый места себе не находил в ожидании. Люциен вышел последним и быстро запер дверь.
Мэддокс рассматривал своих друзей, по большей части излучавших то же неверие, что и он. Ничего подобного не случалось раньше. Никто из них не приводил женщин сюда, даже Парис (насколько ему было известно), а сейчас тут было почти столько же женщин сколько и воинов. Это было химерно.
«Итак?» напомнил он.
Аэрон пояснил, как Олимпийцы были свергнуты Титанами – предводителями из седой древности, и что эти новые суверены хотели – нет, приказали – ему казнить тех четырех невинных женщин. Если он будет сопротивляться, он сойдет с ума от жажды крови. Если попросит освобождения от выполнения задания, его проклянут так же как Мэддокса.
Мэддокс ошеломленно слушал. Удивление и страх омывали его, струились в его крови.
«Но зачем новый царь богов сказал Аэрону…»
Ответ сам встал на место и сжал его губы. Я сделал это, осознал он. Это я виноват. Я бросил вызов богам вчера вечером, даже оскорбил их. Это должно быть их способ отплатить.
Он испуганно глянул на Торина. Воин уставился на него, напряженно сверкая зелеными глазами. Затем отвернулся и распластал свои одетые в перчатки руки на висящем как раз над ним зеркале. Его отражение было мрачным. Только вчера, они оба заявили, что им будет безразлично, если боги покарают их. Они полагали, что ничто не может быть еще хуже их положения.
Они ошибались.
«Мы не можем позволить Аэрону совершить этот проступок», сказал Люциен, прерывая мрачные размышления Мэддокса.
Рейес еще раз ударил стену, ворча от мощи. Красные порезы на его предплечьях открылись от столкновения, брызгая каплями крови на серебристые камни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34