- А человек с револьвером, - вновь вмешался я, - когда появился он?
- Мы прибыли к месту назначения, основали лагерь, - продолжал моряк,
опять не ответив надой вопрос, - и начали работать. Под моим началом был
северный комплекс, то есть шесть буровых площадок, разбросанных на сорока
квадратных милях, - и все это на сверкающей ледяной поверхности. Работа
спорилась: каждый день мы углублялись в ледяную толщу на двести футов.
Однако спустя месяц меня вдруг срочно вызвали на четвертую станцию. Я
отправился на снегоходе. От Тренча, начальника станции, я еще раньше знал
о каких-то темных пятнах во льду, которые обнаружила его команда. Мне и
поручили выяснить, что там такое.
На вид их скважина была самой обыкновенной. Опускаясь в лифте, я
внимательно осматривал стены шахты: лед как лед - где-то голубой, а где-то
перемешан с грязью. Но вот мы достигли дна. Там по приказанию Тренча уже
прорубили пещеру шириной в тридцать футов; стены у нее - ну прямо черное
стекло, а вокруг сыро и холодно. Вода струится по стенам сверху, под
ногами хлюпает. Воют насосы, откачивающие эту жижу, стоит запах гнили.
Трест сказал мне: "Теперь - сюда" - и мы вошли в боковой тоннель,
прорубленный во льду. Вслед за нами спустился адмирал. Не успел он
прибыть, как сразу начал орать: что это, мол, за дурацкая "экскурсия на
природу", кто позволил отклониться от курса... Вместо ответа я только
ткнул пальцем в стену.
В ледяной толще застыло странное животное. Хобот его был воинственно
устремлен вверх, а бивни блестели в свете наших фонарей. Ну вылитый старый
слон. Такого я видел в детстве в зоопарке. Отличался он разве что шкурой,
клочковатой и очень длинной. Черно-рыжие космы прилипли к телу животного,
словно мокрые.
Хейли застыл на месте. Он стоял с открытым ртом, а потом дал команду
врубаться навстречу слону. Мы расступились, и рабочие затарахтели
отбойными молотками. Попутно из стен выпадали какие-то мелкие зверюшки,
растения, просто грязь. Когда до животного оставалось совсем немного,
адмирал приказал приостановить работу. Теперь мы видели его близко, словно
сквозь стекло в витрине. И сам он будто ожил - в свете фонарей сверкнули
глаза, стала хорошо видна полуоткрытая розовая пасть, чуть высунутый язык,
бивень с отломанным кончиком...
- Я знаю, как выглядит мамонт, - перебил я, - тоже мне невидаль, их
во льду находили и раньше. Он пристально посмотрел в мою сторону.
- Такого, как этот, раньше не находили. То был не мамонт! То был
мастодонт. И кроме того, запряженный в повозку, как цирковой пони.

2
- Мастодонт в упряжке! - фыркнул я. - Значит, в Антарктиде когда-то
было гораздо теплее, чем сейчас, ее населяли люди, которые держали
домашних слонов. В другое время было бы довольно интересно пофантазировать
на эту тему. Но не сейчас. Так все-таки, почему вы убиваете друг друга?
Мой собеседник полулежал с закрытыми глазами, грудь его неровно
вздымалась. Когда я пытался нащупать пульс, запястье показалось мне
мертвым. Вдруг глаза его открылись - казалось, только они продолжают жить
во всем существе этого странного человека.
- Это лишь начало истории, - произнес он таким слабым голосом, словно
вещал откуда-то издалека. - Мы спустились еще ниже по главному стволу и на
глубине в семьдесят пять футов наткнулись на геологический слой,
наполненный предметами быта, как, скажем, музей естественной истории в
Чикаго. Там находилась посуда, мебель, остатки каких-то жилищ, предметы
одежды. Вся одежда была связана из грубой, яркой шерсти. А потом мы
увидели... человека.
Лицо рассказчика исказилось, и он замолчал. Я ждал продолжения.
- Невысокий, ростом не больше пяти футов, коренастый, мускулистый,
как борец, - собрался с духом моряк. - Он был покрыт мехом, так же как тот
слон. Волосы светлые, лицо бледное. Тонкие, растянутые в безобразную
улыбку губы демонстрировали угрожающий оскал. Но что самое удивительное -
в руках его застыло оружие сродни современному, нечто вроде карабина с
большим барабаном. Позже мы его испробовали: эта штука проделала во льду
воронку диаметром в сорок футов. Ее устройство так досталось непонятным.
Мы двинулись дальше. Вскоре на нашем пути возникла гора.
Приглядевшись, мы поняли, что на самом деле это дом. Расплавив лед,
удалось даже открыть дверь и войти. Внутри льда не было. Видимо, этот и
подобные дома погребла снежная лавина, а жители сумели спастись раньше.
Дальше последовали находки более современные: человеческий скелет
нормального роста, череп его был проломлен, многочисленные предметы из
металла и керамики, причем совсем не примитивные, а сделанные с большим
искусством. А вскоре мы услышали непонятные звуки, а следы говорили о том,
что кто-то здесь побывал до нас, причем совсем недавно. Будто в
подтверждение этому стали пропадать наши люди: потом одного нашли мертвым,
с раной в теле. Хейли запросил подкрепление и не получил ответа. Он решил,
что связь прервана, и послал меня с двумя парнями на разведку.
Когда лифт доставил нас наверх, ребята вышли наружу, а я остался,
чтобы проверить связь с шахтой. Она была исправна. К телефону подошел
Хейли. Он что-то прокричал мне, но я не разобрал слов. Потом прогремели
выстрелы, и все стихло.
Я хотел было покинуть кабину, но лифт понесся вниз, куски льда
сыпались мне на голову. Потом перед глазами сверкнуло пламя...
Придя в себя, я понял, что все еще нахожусь в лифте. Кругом кромешная
тьма. Когда глаза привыкли к темноте, я увидел где-то наверху слабый свет.
Стало быть, лифт застрял не так уж далеко от поверхности. Выбравшись из
кабины, я стал отчаянно карабкаться наверх.
В последний раз подтянувшись на локтях и забросив ногу на край шахты,
я уже открыл было рот, чтобы позвать тех двух парней, однако понял, что
вокруг нет никого и ничего: никаких признаков нашего лагеря, ни одного
человека. Только ледяные просторы. Следов землетрясения - и тех не было.
Лишь на месте входа в шахту курилось нечто похожее на кратер.
Тем же успехом увенчались мои попытки обнаружить третью, а за ней и
четвертую станции. Пешком, ориентируясь по солнцу, без рукавиц и защитной
маски для лица, которые я потерял, я кружил по ледяной пустыне. Результат
один: ни палаток, ни оборудования, ни людей. Шахты закрыты и покинуты.
Через четыре дня я добрался до о морского берега. В свое время мы
ставили там на мелководье небольшое суденышко. Команда исчезла бесследно.
Однако запасы продовольствия и горючего оставались. И я рискнул.
Семь дней я провел в открытом море. В это трудно поверить, но на
восьмой я увил ал берега Батон-Гуж. Из осторожности я подплыл к порту
ночью, выбрал дальний причал и как следует спрятал лодку. Пошел в город.
Пытался связаться с Вашингтоном, но безуспешно. В Батон-Гуж уже царил
хаос, начинался голод: все беженцы с побережья и других опасных районов
искали пристанища именно там. Атмосфера раскалилась, словно в плавильном
цеху, в воздухе носилась сажа, и подземные толчки повторялись ежедневно.
Найдя подходящий автомобиль, я направился на восток. Но и на шоссе
все было не слава Богу: меня "пасла" какая-то "тачка", постоянно норовя
сбросить в кювет. Но не на того напали. В момент, когда эта сволочь вновь
начала прижимать меня, я резко прибавил скорость, и машина-преследователь,
выведенная из равновесия, закувыркалась по дороге. Я вернулся и осмотрел
"трофей": без признаков жизни застыли двое мужчин, одетые в штатское.
Документов при них не было. На вид - лет сорок-пятьдесят, а других примет
никаких, ни национальных, ни социальных...
На всем пути города почти перестали существовать: большие дома
рухнули, малоэтажки разграблены дочиста, редкие машины на дороге держатся
как-то робко.
Сюда, в Гринлиф, я прибыл на третий день. Кажется, это было неделю
назад. Но здесь меня накрыло землетрясение.
- Ты думаешь, что полярную экспедицию уничтожили те же люди, которые
преследуют тебя здесь? - перебил я его.
- Да я могу поклясться жизнью! - прохрипел он.
- Они и сейчас здесь, в городе. Они повсюду, они меня ищут. Но я
схитрил: оставил машину за несколько кварталов отсюда. Думал вернуться...
- Их уже нет, - пытался я его успокоить.
- Рыщут по городу, - возразил моряк. - Они не сдадутся, они меня
найдут в конце концов. Но я их встречу. - Он приподнял руку, гнев на его
лице сменился недоумением. - Где же мое оружие?
- Оно тебе не понадобится, - сказал я. - Я увезу тебя...
- Они его украли, - слеза покатилась у него по щеке. - Когда я
заснул...
- Поехали, - приказал я. - Пора двигаться. - Я встал, надел
респиратор и попытался поднять раненого. Он издал неестественно тонкий
крик.
- Возьми вот это, в кармане, - простонал он. - Покажи им... Пусть
выслушают... - Нижняя челюсть бедняги отвисла, глаза остекленели, я
пощупал пульс - его не было.
Целую минуту в полной тишине я смотрел на бездыханное тело
незнакомца, соображая, была ли хоть доля смысла в том, что он мне
рассказал. Очень похоже на бред. Он, кажется, упомянул карман... Но в
обоих была только пыль. Продолжая поиски, я обнаружил у пояса маленький
старомодный кармашек для часов, какие делались на брюках в старые добрые
времена. Запустив туда пальцы, я нащупал что-то гладкое и прохладное.
Вытащил. Это оказалась большая увесистая монета, чуть меньше серебряного
доллара. На одной стороне ее Красовалось стилизованное изображение
какой-то птицы, на другой - сложнейшая вязь.
Я опустил монету в карман, немного постоял, как вдруг услышал шум с
улицы.
Я упал плашмя на груду битого стекла и кирпича, прямо под оконным
проемом. Рука судорожно сжимала револьвер. Шум повторился. Теперь я понял,
что это под чьими-то ногами стонет моя доска, переброшенная через
пропасть. Перепрыгивая через груды консервных банок и бутылок, я незаметно
выскользнул из магазина.
Спрятавшись за углом, я следил за развитием событий. Человек в темном
костюме вышел из "моей" продовольственной лавки. Подойдя к оврагу, он
ступил на доску. Скрип ее взорвал давящую тишину мертвого города.
Преодолев пропасть, "черный костюм" спрыгнул на землю. Если он нашел в
лавке мертвого моряка, то на какое-то время должен успокоиться, а может, и
убраться восвояси. Кажется, можно покинуть свое укрытие. Я вышел из-за
угла.
"Щелк!" - услышал я сухой звук и, еще не успев понять, что произошло,
пригнулся и покатился по щебню. И снова характерное "щелк!" - звук
выстрела. Откуда целились, я из-за пылевой завесы не понял. Но ко мне явно
кто-то приближался. Шаги замедлились, теперь этот кто-то стоял совсем
рядом.
Времени на раздумья не оставалось; я собрался в пружину и ринулся
вперед. Моя пуля угодила во что-то мягкое. Тяжело дыша, я обыскал его
карманы. Они были пусты: ни часов, ни кольца, ни водительских прав.
Через десять минут, так и не отдохнув и не поев, я снова влез в свою
машину и помчался на восток, держась на одном адреналине. По грунтовой
дороге я постепенно выбрался на шоссе 90.

3
Через час после того как совершенно стемнело, я остановился у
небольшого мотеля с кафе и бензоколонкой. Долговязый белобрысый парень,
чей рот напоминал незастегнутый карман, встретил меня с ружьем в руках, но
потом, успокоившись, наполнил бак бензином и даже напоил меня кофе с
пирогом, испеченным, кажется, из черепицы с ванилью. Я сунул ему
потрепанную двадцатку и, уже отъезжая, заметил хитрую улыбку на его лице:
поистине вековые традиции обсчета клиентов не вытравить даже
землетрясению.
Через час моему взору открылось океанское побережье. Теперь вода
простиралась много дальше обычного. На целую милю из нее торчали крыши и
верхушки деревьев. До наводнения здесь была слегка холмистая местность,
которую облюбовали фермеры. Суша исчезла у меня под колесами без
предупреждения, и я быстро задействовал воздушные подушки своего
автомобиля. В принципе делать это над водой не рекомендуется: рискуешь
потопить машину, но у меня не было ни времени, ни желания искать лодку. Я
прибавил газу и взмыл над водой...
Рассвет я встретил, мчась по аллее, на местоположение которой
указывали лишь верхушки деревьев, возвышающиеся над водой. В тот момент,
когда мрачное красноватое солнце начало свой поход, я выбрался на сушу.
Это был Майами. Его пляжи совершенно опустели и превратились в полосу
голого песка, хотя в самом городе и на берегу все еще красовались белые
здания. На воде чернели куски пемзы и переливались радугой нефтяные пятна,
берег покрывали кучи хлама, принесенного океаном. Однако жизнь здесь,
кажется, была более-менее стабильной. Судя по сохранившимся домам-башням
разных цветов - кораллового, зеленовато-желтого и бирюзового,
землетрясение не тронуло город. Может быть, сыграло роль то, что дома в
этой ветреной местности строили особо прочные. С облегчением я заметил,
что торговля идет нормально, всюду достаточно полицейских, весело горят
огни в магазинах и ресторанах, по улицам снуют автомобили. Народу, правда,
было поменьше, чем в былые времена, но это как раз меня устраивало.
Я остановился в гостинице "Гольфстрим", роскошном
стопятидесятиэтажном здании, где я бывал и раньше. За стойкой портье я
увидел знакомое лицо: Сэл Анзио работал в свое время в Лае-Вегасе. Он
потряс мою руку и скривил левую щеку, что означало улыбку.
- Мэл Айриш! - не задумываясь, выпалил он. Что привело тебя в наш
город?
- Кисловато жилось на юге, - ответил я. - Когда что-нибудь не так,
мексиканцы приходят в возбуждение и валят всю вину на американцев. А что
интересного здесь?
- Да всякое. Когда докатилась весть о землетрясениях, кое-кто из
туристов отчалил, но большая часть осталась. У нас все о'кей. В отеле есть
электричество, вода, большие запасы еды. Каждая гостиница готовилась к
сезону, как обычно, значит, забила подвалы всем необходимым. В
"Гольфстриме" всего хватит на полгода, не меньше. А если что - у меня
припасена лодка. За хороший куш оставлю и тебе местечко.
Я ответил, что подумаю, взял у него ключ от номера на сто двенадцатом
этаже и вошел в кабину скоростного лифта.
Комната мне досталась приятная, просторная, обставленная со вкусом, с
двуспальной кроватью. Ванна была такой величины, что в ней свободно можно
было выкупать маленького гиппопотамчика. Я смыл с себя грязь, накопленную
за время скитаний, позвонил в гостиничную службу и заказал новый костюм.
Потом пропустил рюмочку прямо в номере и, ощущая потребность в общении с
себе подобными, спустился на десятый этаж, где располагалась открытая
обеденная терраса.
Наступал час мрачного заката. Тучи, черные, как ночь, обрамленные
золотом, угрожающе нависли над чернильно-фиолетовым океаном. Бледное
желто-зеленое небо бросало жуткий таинственный свет на террасу, на пальмы
в кадках, на парочки за столиками.
В северной части небосвода мерцал приглушенный свет - отражение
раскаленной докрасна лавы. Поверхность залива тоже выглядела необычно: в
безветренную погоду волу рябило из-за несильных, но постоянных колебаний
дна. Однако на нашей террасе джаз-оркестр потихоньку наигрывает что-то о
любви, люди улыбались и поднимали бокалы за здоровье друг друга. И - к
черту все, что ждет нас завтра.

После очень недурного обеда - порции гондурасских креветок и розового
анжуйского вина - я отправился на третий этаж, где располагался игорный
зал. Сэл Анзио был уже на месте; облаченный во фрак сиреневого цвета, он
осматривал столики очень по-деловому, то есть был похож на любимого палача
Цезаря, выбирающего очередную жертву.
- Привет, Мэл! - окликнул он, окинув меня взглядом, способным
пересчитать содержимое бумажника до последнего цента. - Не желаешь ли
попытать счастья?
- Может, чуть попозже, - ответил я. - А кто есть в городе? - Он тут
же отбарабанил фамилии не очень богатых завсегдатаев Плюс паразитов,
которые ухитряются наживаться даже на них. Я слушал его рассеянно. Это был
приятный вечер, мимо сновали милые посетители, но что-то не давало мне
покоя: то и дело вспоминался незнакомец с перебитыми ногами и безмолвные,
какие-то заторможенные люди, которые почему-то стремились убить сначала
его, а потом и меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16