Думаю, к этому надо просто привыкнуть. Люди приезжают в Великобританию (люди, незнакомые с коммерческим телевидением), видят на экране рекламу и ужасаются, а потом просто привыкают к ней» (64).
Джон : «Однажды в Новой Зеландии нам пришлось хуже, я лишился большой пряди волос, но почти не разозлился. Я чуть не упал и подумал: „Ну и ну, это уже похоже на налет“. Они поручили трем полицейским сдерживать толпу из трех или четырех тысяч человек и отказывались позвать подкрепление: „Этого вполне хватит. Все под контролем“. Они и вправду все контролировали, а нас сбивали с ног!» (64)
Ринго : «В тот приезд мне понравился Нью-Йорк. Мы отправились в Центральный парк в карете, запряженной лошадью. У нас были огромные номера-люкс в отеле «Плаза» с телевизором в каждой комнате, у нас были радиоприемники с наушниками. Все это приводило меня в восторг. Это было даже слишком, СМИ быстро развивались.
Помню, по одному из телеканалов показывали итальянский фильм «Освобожденный Геркулес». Когда утром мы проснулись и включили телевизор, то увидели знакомые по мифологии подвиги Геркулеса. Потом мы куда-то ушли, чем-то долго занимались, а днем, когда вернулись, я включил телевизор и скова увидел на экране Геркулеса. Вечером мы опять ушли, вернулись, я включил тот же канал и увидел, что по нему идет все тот же фильм! Мне показалось, что я свихнулся. Но на этом канале была программа «Фильм недели», и там просто крутили фильм без остановки. После титров все начиналось сначала.
Нам, приехавшим из Англии, это было в диковинку, ведь у нас дома телевидение появилось всего пару лет назад. А тут мы вдруг столкнулись с такими безумными каналами».
Джордж : «В американском телевидении меня раздражало то, что утром можно было увидеть на экране футбольный матч, который никак не мог состояться так рано, в такое неподходящее время суток.
Есть передачи, которые я отказываюсь смотреть в определенное время дня. Я терпеть не могу смотреть «Я люблю Люси» и ей подобные ночные программы, идущие по утрам. Или, хуже того, фильм в семь или восемь часов утра. Я привык, что фильмы до одиннадцати вечера не показывают».
Нил Аспиналл : «После шоу Эда Салливана мы отправились на поезде в Вашингтон. Целый вагон занимали газетчики, агенты и кто-то еще. Было очень холодно».
Ринго : «Наша наглость часто спасала нас, особенно в том случае, в поезде до Вашингтона, потому что журналисты явились, чтобы выставить нас на посмешище. Репортеры из Нью-Йорка вопили, засыпая нас вопросами, а мы вопили в ответ. Когда же мы познакомились с некоторыми поближе, нам объяснили: „Мы приехали сюда, чтобы размазать вас, а вы держались так уверенно, что мы не верили своим ушам“. До тех пор поп-группы при встречах с журналистами становились паиньками: „Нет, я не курю“, — и все такое прочее. А мы курили, пили и кричали на них. Этим мы им и нравились».
Джон : «Мы научились этой игре, мы поняли, как надо общаться с представителями прессы. Английские журналисты — самые напористые в мире, поэтому мы были готовы ко всему. С нами все было в порядке. В самолете я думал: «Нет, мы определенно облажаемся». Но это были пустые опасения: мы знали, что утрем им нос, если понадобится (70).
Я не возражаю, когда нас пытаются размазать. Если бы все любили нас, это было бы скучно. Люди, которые стремятся выставить тебя на посмешище, необходимы. Нет никакого смысла в том, что все просто падают ниц, твердя: «О, вы замечательные». Нам даже нравилась критика, которая была довольно забавна, но только умная критика, а не тупая. Читать умную было весело.
Главное, что поддерживало нас во время трудной работы, — понятный только нам юмор; мы могли смеяться над чем угодно, и даже над самими собой. Так мы поступали всегда, постоянно шутили и острили. В своем кругу мы оставались собой, мы ничего не воспринимали всерьез» (64).
Ринго : «Мы побывали на вечере в британском посольстве в Вашингтоне. В начале шестидесятых людей с севера Англии и людей из посольства разделяла огромная пропасть. Когда они говорили: „О, как мило!“ — и были чем-то похожи на Брайана Эпстайна, мы твердили: „Ладно, ребята, совсем неплохо“. Но мы пошли в посольство, Бог знает почему. Может быть, потому, что мы для них гонцы с родины и им хочется увидеть нас, да и Брайану, думаю, не терпелось побывать в светском обществе. Мы стояли, повторяя: „Привет, как мило“, — и пили, когда кто-то подошел ко мне сзади и отрезал у меня прядь волос, что привело меня в ярость. С какой стати он притащил с собой ножницы? Я обернулся и выпалил: „Какого черта ты это сделал?“ Он ответил: „Все в порядке, старина… не бери в голову“. Глупость какая-то: кому-то понадобились волосы битла».
Джон : «Люди прикасались к нам, когда мы проходили мимо, и все такое прочее, и где бы мы ни появлялись, к нам относились, как к ненормальным. Нам приходилось выслушивать всякую чепуху от лорд-мэров и их жен, нас лапали, как в „Вечере после трудного дня“, только в миллион раз чаще. В американском или британском посольстве в Вашингтоне какая-то скотина отрезала у Ринго прядь волос. После этого я просто ушел, ругаясь. Я ушел посреди вечера» (70).
Пол : «Там была целая толпа молодых аристократов — с такой публикой мы еще не встречались. Мы не выступали на танцах в богемных кругах, на майском балу в Кембридже и так далее, но мы знали, какие разговоры там ведутся. После нескольких бокалов кто-нибудь обязательно говорил: «Знаете, а вот фортепианный концерт Рахманинова…» — «О, да, это великолепно…»
Такие нам встретились и в посольстве. А девушки, помню, хотели отрезать у нас пряди волос, и нам пришлось отбиваться».
Нил Аспиналл : «Выступать в Вашингтоне было нелегко — они стояли на боксерском ринге, зрители окружали их со всех сторон, им приходилось играть на триста шестьдесят градусов. После исполнения каждой песни они были вынуждены поворачиваться, а мы передвигали им микрофоны. Ринго сидел на вращающемся помосте посреди ринга, и нам тоже приходилось поворачивать его, и вдруг эту чертову штуковину заело! Вокруг творился настоящий бедлам, но, несмотря на это, они хорошо выступили. После этого концерта они вернулись в Нью-Йорк.
Только через двадцать лет я узнал, что этот концерт снимали для последующего показа по всей Америке. Молодежь всех штатов платила деньги, чтобы посмотреть концерт. Поэтому, когда в августе «Битлз» отправились в новое турне по Америке, многие из зрителей уже видели их или живьем на концерте, или по телевидению. Группу «The Beach Boys» тоже снимали, и эту пленку потом показывали в кинотеатрах».
Пол : «Мы выступали в Карнеги-Холле, потому что Брайану нравилось, что мы будем играть в концертном зале, а потом мы отправились в Майами и снялись во втором шоу Эда Салливана.
Майами показался нам раем. Прежде мы никогда не видели пальм. Мы стали настоящими туристами, носили с собой фотоаппараты «пентакс» и делали снимки. У меня до сих пор сохранилось множество фотографий вооруженных полицейских на мотоциклах. Мы никогда раньше не видели вооруженных полицейских, а в Майами это было обычным зрелищем. Мы отлично провели там время, выступали в одном из отелей. На нижних этажах больших отелей располагались кабаре. Из окна было видно, что на пляже фаны написали на песке «Я люблю Джона» такими крупными буквами, что их было легко прочитать из нашего номера».
Джон : «Но стоило нам помахать кому-то рукой, как нас сразу останавливали: «Перестаньте махать, вы поощряете их!»
Ринго : «Это было самое замечательное место, где мне довелось побывать. Нам одалживали яхты и вообще все, чего мы хотели. Во Флориде случилось два памятных события. Во-первых, я впервые прокатился на „линкольн-континентале“ с двумя очень милыми дамами. Во вторых, одна семья одолжила нам яхту и позволила мне повести ее, Это было шестидесятифутовое скоростное судно, которое я ухитрился провести в порт, ничего не смысля в том, как надо водить быстроходные суда».
Джордж : «У берега проводили гонки моторных катеров, и мы прокатились с одним из претендентов на победу. На том катере было два двигателя V12, и, если запустить их на полную мощность, он несся очень быстро. Только корма катера, где установлены гребные винты, при такой скорости оставалась в воде. Сам катер почти стоял торчком, на корме. Это было здорово».
Нил Аспиналл : «Ринго слишком поздно понял, что на катерах нет тормозов, и мы врезались в причал».
Ринго : «Там впереди были перила, и я разбил весь нос катера. Но никто мне и слова не сказал, все были счастливы!»
Джон : «Там мы жили в домах двух миллионеров» (64).
Пол : «Мы сказали Брайану, что хотим в бассейн, а у одного парня со студии он был. Теперь-то я понимаю, что для Майами это был скромный, маленький бассейн. Так, ничего особенного. Днем мы собирались там, нас никто не беспокоил. Это было здорово — четверо ливерпульских парней: «Надевайте плавки!» Для журнала «Лайф» нас сняли купающимися.
Думаю, в то время мы очутились невольно в среде мафиози. Один из критиков размазал нас по стенке в прессе, Джордж Мартин и Брайан Эпстайн обсуждали это, когда один здоровяк пришел и спросил: «Мистер Эпстайн, хотите, мы разберемся с этим парнем?» — «Что? О, нет-нет, все в порядке». Мы невольно оказались среди людей из мафии. Но мы этого не знали, мы просто видели любезного человека с бассейном и яхтой. Должен признаться, нас интересовала яхта, а не он сам.
С тех пор мы начали встречаться с людьми, которых раньше видели только в газетах и на экране, а теперь мы похлопывали их по плечу».
Джордж : «Очевидно, мы произвели на всех впечатление, поскольку все эти люди рвались познакомиться с нами — как, к примеру, Мохаммед Али. Нас отвезли на встречу с ним во время первого приезда в Америку. Это был ловкий рекламный ход. Быть битлом означало попадать в комнаты, полные журналистов, делающих снимки и задающих вопросы. Мохаммед Али оказался умным парнем, через пару дней должен был состояться его матч с Сонни Листоном. Есть даже фотография, на которой он держит под мышками двух из нас».
Ринго : «Я тренировался с Кассиусом Клеем, как его тогда звали, я научил его всему, что он умеет. Конечно, это было здорово, я поставил деньги на Листона и был в курсе происходящего!»
Пол : «Благодаря Филу Спектору мы познакомились с несколькими людьми. Мы встретились с „Рокетс“ — это была незабываемая встреча, — и со многими другими, к примеру, с Джеки Де Шанноном, знаменитым автором песен, Дайаной Росс и с остальными „Supremes“. Этими людьми мы восхищались; по мере того как наша слава росла, мы перезнакомились со всеми, они собирались там, куда приезжали мы. Со многими у нас установились вполне дружеские отношения».
Джон : «Мы почти не помним никого из них» (65).
Джордж : «Мы познакомились с несколькими знаменитостями, о которых раньше ничего не знали. В Америке были и до сих пор есть люди, которые действительно знамениты у себя на родине, но в Великобритании о них никто не знает. Если не смотреть телевизор и не слушать радио, можно так и не узнать, кто они такие. Многих людей, с которыми мы встречались, я не знал. А иногда попадались и те, о ком нам доводилось слышать, — например «The Supremes».
Ринго : «Наверное, теперь все знают Дона Риклса, но в то время он еще не был знаменитым и выступал в отеле «Довилль», где мы остановились. Он был комиком, и довольно едким. Он, например, мог спросить: «Привет, леди, вы откуда?» — «Из Израиля». Но он был уже у следующего столика: «А вы откуда?» — «Из Германии». На что он заявлял ни много ни мало: «Убирайтесь отсюда, нацисты! Какого черта вам здесь надо?»
Пол : «Конечно, он подошел и к нам. Мы все сидели за одним столиком вместе с полицейским, нашим сопровождающим (этот телохранитель ходил с нами повсюду, он стал для нас хорошим товарищем, мы часто бывали у него дома), и Дон заговорил с ним: „Ты на работе, коп? И что это за работа? Присматривать за „Битлз“? Неплохая работенка, старина, — присматривать за „Битлз“… Отлично, — продолжал он. — Они лежат на девятом этаже, между атласными простынями, и чуть не лопаются от гордости каждый раз, когда слышат, как внизу визжат девчонки“. „Да, недурно…“ — подумали мы. Помню, нам вовсе не было смешно. Слишком язвительно. Потом мы полюбили его, но поначалу он нас шокировал».
Джордж : «Мы все оторопели. И потом, мы старались держаться в тени, а он вдруг привлек к нам всеобщее внимание, и мы смутились. Думаю, Джон тоже смутился в тот раз. Будь наша воля, мы сделали бы из Риклса котлету.
А он продолжал: «Милые люди эти полицейские. Они заняты настоящим делом. — А затем отвернулся и фыркнул: — Надеюсь, твой жетон уже расплавился».
Шоу вместе с нами смотрел менеджер то ли Сонни Листона, то ли Мохаммеда Али. Матч приближался, и Дон Риклс сказал: «Если ты спросишь меня, Джек, то, по-моему, победит чернокожий парень». И вдруг он вернулся к нашему столику, мы занервничали, а он воскликнул: «Вы только посмотрите на этих знаменитостей!»
Ринго : «Он спросил меня: «Ты откуда?» И в тишине я ответил: «Из Ливерпуля». А он воскликнул: «Бурные аплодисменты!»
Джордж : «Тут же он еще раз удачно пошутил: «А, я вижу в глубине зала арабов, а мы постоянно слышим о войне между арабами и евреями. Я только хотел сказать, что мы ценим друг друга, не держим зла, и в доказательство, джентльмены, прошу вас встать и поклониться». Они подчинились, польщенные таким вниманием, а Риклс бросился на пол и, подражая звукам ручного пулемета, затарахтел: «Др-р-р-р…»
Однако в конце концов выяснилось, что он не так уж и крут: вместо того чтобы уйти под ропот зала, он начал извиняться перед всеми за собственные слова».
Ринго : «В Майами я пережил еще один шок. Мы отправились послушать группу „The Coasters“, участники которой стали героями вместе с „Yakety Yak“. Люди танцевали под их музыку в клубе, и я этого никак не мог понять. Для меня эти музыканты были божествами рок-н-ролла, а посетители клуба просто танцевали под их музыку! Это вызвало у меня отвращение. Но „The Coasters“ играли здорово, было классно увидеть американских артистов. Такими в Америке мы прежде их не видели».
Джордж : «Когда мы были в Нью-Йорке, „The Coasters“ тоже были там, а когда приехали во Флориду, они оказались и здесь. Повсюду, куда бы мы ни приезжали, даже в Калифорнии, рекламировали эту группу. В те времена одновременные турне разных групп были обычным делом. Никто не знал, кто есть кто, — все по очереди выходили на сцену и пели. Думаю, существовали сотни каких-то „Шангри-Ла“ и им подобных групп».
Пол : «Вся кутерьма вокруг нашей поездки не смутила нас, потому что главным в ней была очередная веха на нашем пути. Если мы когда-нибудь и могли смутиться, то лишь после успеха в «Кэверн». Но мы и тогда не смутились, это был приятный успех в родном городе. Когда мы начали давать концерты в таких заведениях, как «Эмпайр» в Питерборо, мы тоже могли бы смутиться, но мы и это пережили. Затем начались телевизионные шоу и радиопередачи, но мы справились и с ними, поэтому Америка стала логическим продолжением, только более важным и крупным шагом, чем все предыдущие.
Все американцы говорили с акцентом, который нам ужасно нравился и который был похож на наш собственный. Нам казалось, что у нас с ними много общего — хотя бы в выговоре. Мы произносили слова «bath» и «grass» с коротким «а» (мы не говорим «bahath»), как и американцы. Думаю, у ливерпульцев и американцев много общего. Это и солдаты, и прошедшая война, и многое другое. В Ливерпуле многие, например, носили ковбойские шляпы. Казалось, что Ливерпуль и Нью-Йорк — города-близнецы».
Ринго : «Для моих родных было не важно то, что мы стали звездами в Америке. Мы добились успеха в Ливерпуле, и это было для них главным. Остальное они считали развлечением. Им было все равно; я хочу сказать, что родные уверовали в меня после нашего выступления в „Палладиуме“ — для них именно это было важным событием».
Джордж : «Я не задумывался о том, что будет после поездки в США. Я не сознавал, что все может перемениться, не заглядывал в будущее. Я думал: «Как здорово, что все это случилось, что мы приехали сюда выступать».
Поначалу это выглядело забавно. Поначалу мы развлекались, но потом немного устали. Когда мы приехали в Америку впервые, в ее покорении была новизна. В том же году мы еще раз отправились туда, а на следующий год — еще раз, и к тому времени мы окончательно устали. Мы с трудом могли пошевелиться».
Ринго : «Джордж Мартин оглох на одно ухо. Теперь он мог работать только с монозаписями!»
Джордж Мартин : «Битлз» с головой погрузились в запись пластинок только позднее, когда перестали гастролировать. До тех пор им не хватало времени. Они прибегали в студию, записывали пленки, а остальную работу делали мы.
Самые первые пластинки были моно, хотя у нас была аппаратура для стереозаписи. Чтобы упростить процесс сведения, я записывал голоса отдельно от аккомпанемента, поэтому стереоаппарат использовал как теин-трек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Джон : «Однажды в Новой Зеландии нам пришлось хуже, я лишился большой пряди волос, но почти не разозлился. Я чуть не упал и подумал: „Ну и ну, это уже похоже на налет“. Они поручили трем полицейским сдерживать толпу из трех или четырех тысяч человек и отказывались позвать подкрепление: „Этого вполне хватит. Все под контролем“. Они и вправду все контролировали, а нас сбивали с ног!» (64)
Ринго : «В тот приезд мне понравился Нью-Йорк. Мы отправились в Центральный парк в карете, запряженной лошадью. У нас были огромные номера-люкс в отеле «Плаза» с телевизором в каждой комнате, у нас были радиоприемники с наушниками. Все это приводило меня в восторг. Это было даже слишком, СМИ быстро развивались.
Помню, по одному из телеканалов показывали итальянский фильм «Освобожденный Геркулес». Когда утром мы проснулись и включили телевизор, то увидели знакомые по мифологии подвиги Геркулеса. Потом мы куда-то ушли, чем-то долго занимались, а днем, когда вернулись, я включил телевизор и скова увидел на экране Геркулеса. Вечером мы опять ушли, вернулись, я включил тот же канал и увидел, что по нему идет все тот же фильм! Мне показалось, что я свихнулся. Но на этом канале была программа «Фильм недели», и там просто крутили фильм без остановки. После титров все начиналось сначала.
Нам, приехавшим из Англии, это было в диковинку, ведь у нас дома телевидение появилось всего пару лет назад. А тут мы вдруг столкнулись с такими безумными каналами».
Джордж : «В американском телевидении меня раздражало то, что утром можно было увидеть на экране футбольный матч, который никак не мог состояться так рано, в такое неподходящее время суток.
Есть передачи, которые я отказываюсь смотреть в определенное время дня. Я терпеть не могу смотреть «Я люблю Люси» и ей подобные ночные программы, идущие по утрам. Или, хуже того, фильм в семь или восемь часов утра. Я привык, что фильмы до одиннадцати вечера не показывают».
Нил Аспиналл : «После шоу Эда Салливана мы отправились на поезде в Вашингтон. Целый вагон занимали газетчики, агенты и кто-то еще. Было очень холодно».
Ринго : «Наша наглость часто спасала нас, особенно в том случае, в поезде до Вашингтона, потому что журналисты явились, чтобы выставить нас на посмешище. Репортеры из Нью-Йорка вопили, засыпая нас вопросами, а мы вопили в ответ. Когда же мы познакомились с некоторыми поближе, нам объяснили: „Мы приехали сюда, чтобы размазать вас, а вы держались так уверенно, что мы не верили своим ушам“. До тех пор поп-группы при встречах с журналистами становились паиньками: „Нет, я не курю“, — и все такое прочее. А мы курили, пили и кричали на них. Этим мы им и нравились».
Джон : «Мы научились этой игре, мы поняли, как надо общаться с представителями прессы. Английские журналисты — самые напористые в мире, поэтому мы были готовы ко всему. С нами все было в порядке. В самолете я думал: «Нет, мы определенно облажаемся». Но это были пустые опасения: мы знали, что утрем им нос, если понадобится (70).
Я не возражаю, когда нас пытаются размазать. Если бы все любили нас, это было бы скучно. Люди, которые стремятся выставить тебя на посмешище, необходимы. Нет никакого смысла в том, что все просто падают ниц, твердя: «О, вы замечательные». Нам даже нравилась критика, которая была довольно забавна, но только умная критика, а не тупая. Читать умную было весело.
Главное, что поддерживало нас во время трудной работы, — понятный только нам юмор; мы могли смеяться над чем угодно, и даже над самими собой. Так мы поступали всегда, постоянно шутили и острили. В своем кругу мы оставались собой, мы ничего не воспринимали всерьез» (64).
Ринго : «Мы побывали на вечере в британском посольстве в Вашингтоне. В начале шестидесятых людей с севера Англии и людей из посольства разделяла огромная пропасть. Когда они говорили: „О, как мило!“ — и были чем-то похожи на Брайана Эпстайна, мы твердили: „Ладно, ребята, совсем неплохо“. Но мы пошли в посольство, Бог знает почему. Может быть, потому, что мы для них гонцы с родины и им хочется увидеть нас, да и Брайану, думаю, не терпелось побывать в светском обществе. Мы стояли, повторяя: „Привет, как мило“, — и пили, когда кто-то подошел ко мне сзади и отрезал у меня прядь волос, что привело меня в ярость. С какой стати он притащил с собой ножницы? Я обернулся и выпалил: „Какого черта ты это сделал?“ Он ответил: „Все в порядке, старина… не бери в голову“. Глупость какая-то: кому-то понадобились волосы битла».
Джон : «Люди прикасались к нам, когда мы проходили мимо, и все такое прочее, и где бы мы ни появлялись, к нам относились, как к ненормальным. Нам приходилось выслушивать всякую чепуху от лорд-мэров и их жен, нас лапали, как в „Вечере после трудного дня“, только в миллион раз чаще. В американском или британском посольстве в Вашингтоне какая-то скотина отрезала у Ринго прядь волос. После этого я просто ушел, ругаясь. Я ушел посреди вечера» (70).
Пол : «Там была целая толпа молодых аристократов — с такой публикой мы еще не встречались. Мы не выступали на танцах в богемных кругах, на майском балу в Кембридже и так далее, но мы знали, какие разговоры там ведутся. После нескольких бокалов кто-нибудь обязательно говорил: «Знаете, а вот фортепианный концерт Рахманинова…» — «О, да, это великолепно…»
Такие нам встретились и в посольстве. А девушки, помню, хотели отрезать у нас пряди волос, и нам пришлось отбиваться».
Нил Аспиналл : «Выступать в Вашингтоне было нелегко — они стояли на боксерском ринге, зрители окружали их со всех сторон, им приходилось играть на триста шестьдесят градусов. После исполнения каждой песни они были вынуждены поворачиваться, а мы передвигали им микрофоны. Ринго сидел на вращающемся помосте посреди ринга, и нам тоже приходилось поворачивать его, и вдруг эту чертову штуковину заело! Вокруг творился настоящий бедлам, но, несмотря на это, они хорошо выступили. После этого концерта они вернулись в Нью-Йорк.
Только через двадцать лет я узнал, что этот концерт снимали для последующего показа по всей Америке. Молодежь всех штатов платила деньги, чтобы посмотреть концерт. Поэтому, когда в августе «Битлз» отправились в новое турне по Америке, многие из зрителей уже видели их или живьем на концерте, или по телевидению. Группу «The Beach Boys» тоже снимали, и эту пленку потом показывали в кинотеатрах».
Пол : «Мы выступали в Карнеги-Холле, потому что Брайану нравилось, что мы будем играть в концертном зале, а потом мы отправились в Майами и снялись во втором шоу Эда Салливана.
Майами показался нам раем. Прежде мы никогда не видели пальм. Мы стали настоящими туристами, носили с собой фотоаппараты «пентакс» и делали снимки. У меня до сих пор сохранилось множество фотографий вооруженных полицейских на мотоциклах. Мы никогда раньше не видели вооруженных полицейских, а в Майами это было обычным зрелищем. Мы отлично провели там время, выступали в одном из отелей. На нижних этажах больших отелей располагались кабаре. Из окна было видно, что на пляже фаны написали на песке «Я люблю Джона» такими крупными буквами, что их было легко прочитать из нашего номера».
Джон : «Но стоило нам помахать кому-то рукой, как нас сразу останавливали: «Перестаньте махать, вы поощряете их!»
Ринго : «Это было самое замечательное место, где мне довелось побывать. Нам одалживали яхты и вообще все, чего мы хотели. Во Флориде случилось два памятных события. Во-первых, я впервые прокатился на „линкольн-континентале“ с двумя очень милыми дамами. Во вторых, одна семья одолжила нам яхту и позволила мне повести ее, Это было шестидесятифутовое скоростное судно, которое я ухитрился провести в порт, ничего не смысля в том, как надо водить быстроходные суда».
Джордж : «У берега проводили гонки моторных катеров, и мы прокатились с одним из претендентов на победу. На том катере было два двигателя V12, и, если запустить их на полную мощность, он несся очень быстро. Только корма катера, где установлены гребные винты, при такой скорости оставалась в воде. Сам катер почти стоял торчком, на корме. Это было здорово».
Нил Аспиналл : «Ринго слишком поздно понял, что на катерах нет тормозов, и мы врезались в причал».
Ринго : «Там впереди были перила, и я разбил весь нос катера. Но никто мне и слова не сказал, все были счастливы!»
Джон : «Там мы жили в домах двух миллионеров» (64).
Пол : «Мы сказали Брайану, что хотим в бассейн, а у одного парня со студии он был. Теперь-то я понимаю, что для Майами это был скромный, маленький бассейн. Так, ничего особенного. Днем мы собирались там, нас никто не беспокоил. Это было здорово — четверо ливерпульских парней: «Надевайте плавки!» Для журнала «Лайф» нас сняли купающимися.
Думаю, в то время мы очутились невольно в среде мафиози. Один из критиков размазал нас по стенке в прессе, Джордж Мартин и Брайан Эпстайн обсуждали это, когда один здоровяк пришел и спросил: «Мистер Эпстайн, хотите, мы разберемся с этим парнем?» — «Что? О, нет-нет, все в порядке». Мы невольно оказались среди людей из мафии. Но мы этого не знали, мы просто видели любезного человека с бассейном и яхтой. Должен признаться, нас интересовала яхта, а не он сам.
С тех пор мы начали встречаться с людьми, которых раньше видели только в газетах и на экране, а теперь мы похлопывали их по плечу».
Джордж : «Очевидно, мы произвели на всех впечатление, поскольку все эти люди рвались познакомиться с нами — как, к примеру, Мохаммед Али. Нас отвезли на встречу с ним во время первого приезда в Америку. Это был ловкий рекламный ход. Быть битлом означало попадать в комнаты, полные журналистов, делающих снимки и задающих вопросы. Мохаммед Али оказался умным парнем, через пару дней должен был состояться его матч с Сонни Листоном. Есть даже фотография, на которой он держит под мышками двух из нас».
Ринго : «Я тренировался с Кассиусом Клеем, как его тогда звали, я научил его всему, что он умеет. Конечно, это было здорово, я поставил деньги на Листона и был в курсе происходящего!»
Пол : «Благодаря Филу Спектору мы познакомились с несколькими людьми. Мы встретились с „Рокетс“ — это была незабываемая встреча, — и со многими другими, к примеру, с Джеки Де Шанноном, знаменитым автором песен, Дайаной Росс и с остальными „Supremes“. Этими людьми мы восхищались; по мере того как наша слава росла, мы перезнакомились со всеми, они собирались там, куда приезжали мы. Со многими у нас установились вполне дружеские отношения».
Джон : «Мы почти не помним никого из них» (65).
Джордж : «Мы познакомились с несколькими знаменитостями, о которых раньше ничего не знали. В Америке были и до сих пор есть люди, которые действительно знамениты у себя на родине, но в Великобритании о них никто не знает. Если не смотреть телевизор и не слушать радио, можно так и не узнать, кто они такие. Многих людей, с которыми мы встречались, я не знал. А иногда попадались и те, о ком нам доводилось слышать, — например «The Supremes».
Ринго : «Наверное, теперь все знают Дона Риклса, но в то время он еще не был знаменитым и выступал в отеле «Довилль», где мы остановились. Он был комиком, и довольно едким. Он, например, мог спросить: «Привет, леди, вы откуда?» — «Из Израиля». Но он был уже у следующего столика: «А вы откуда?» — «Из Германии». На что он заявлял ни много ни мало: «Убирайтесь отсюда, нацисты! Какого черта вам здесь надо?»
Пол : «Конечно, он подошел и к нам. Мы все сидели за одним столиком вместе с полицейским, нашим сопровождающим (этот телохранитель ходил с нами повсюду, он стал для нас хорошим товарищем, мы часто бывали у него дома), и Дон заговорил с ним: „Ты на работе, коп? И что это за работа? Присматривать за „Битлз“? Неплохая работенка, старина, — присматривать за „Битлз“… Отлично, — продолжал он. — Они лежат на девятом этаже, между атласными простынями, и чуть не лопаются от гордости каждый раз, когда слышат, как внизу визжат девчонки“. „Да, недурно…“ — подумали мы. Помню, нам вовсе не было смешно. Слишком язвительно. Потом мы полюбили его, но поначалу он нас шокировал».
Джордж : «Мы все оторопели. И потом, мы старались держаться в тени, а он вдруг привлек к нам всеобщее внимание, и мы смутились. Думаю, Джон тоже смутился в тот раз. Будь наша воля, мы сделали бы из Риклса котлету.
А он продолжал: «Милые люди эти полицейские. Они заняты настоящим делом. — А затем отвернулся и фыркнул: — Надеюсь, твой жетон уже расплавился».
Шоу вместе с нами смотрел менеджер то ли Сонни Листона, то ли Мохаммеда Али. Матч приближался, и Дон Риклс сказал: «Если ты спросишь меня, Джек, то, по-моему, победит чернокожий парень». И вдруг он вернулся к нашему столику, мы занервничали, а он воскликнул: «Вы только посмотрите на этих знаменитостей!»
Ринго : «Он спросил меня: «Ты откуда?» И в тишине я ответил: «Из Ливерпуля». А он воскликнул: «Бурные аплодисменты!»
Джордж : «Тут же он еще раз удачно пошутил: «А, я вижу в глубине зала арабов, а мы постоянно слышим о войне между арабами и евреями. Я только хотел сказать, что мы ценим друг друга, не держим зла, и в доказательство, джентльмены, прошу вас встать и поклониться». Они подчинились, польщенные таким вниманием, а Риклс бросился на пол и, подражая звукам ручного пулемета, затарахтел: «Др-р-р-р…»
Однако в конце концов выяснилось, что он не так уж и крут: вместо того чтобы уйти под ропот зала, он начал извиняться перед всеми за собственные слова».
Ринго : «В Майами я пережил еще один шок. Мы отправились послушать группу „The Coasters“, участники которой стали героями вместе с „Yakety Yak“. Люди танцевали под их музыку в клубе, и я этого никак не мог понять. Для меня эти музыканты были божествами рок-н-ролла, а посетители клуба просто танцевали под их музыку! Это вызвало у меня отвращение. Но „The Coasters“ играли здорово, было классно увидеть американских артистов. Такими в Америке мы прежде их не видели».
Джордж : «Когда мы были в Нью-Йорке, „The Coasters“ тоже были там, а когда приехали во Флориду, они оказались и здесь. Повсюду, куда бы мы ни приезжали, даже в Калифорнии, рекламировали эту группу. В те времена одновременные турне разных групп были обычным делом. Никто не знал, кто есть кто, — все по очереди выходили на сцену и пели. Думаю, существовали сотни каких-то „Шангри-Ла“ и им подобных групп».
Пол : «Вся кутерьма вокруг нашей поездки не смутила нас, потому что главным в ней была очередная веха на нашем пути. Если мы когда-нибудь и могли смутиться, то лишь после успеха в «Кэверн». Но мы и тогда не смутились, это был приятный успех в родном городе. Когда мы начали давать концерты в таких заведениях, как «Эмпайр» в Питерборо, мы тоже могли бы смутиться, но мы и это пережили. Затем начались телевизионные шоу и радиопередачи, но мы справились и с ними, поэтому Америка стала логическим продолжением, только более важным и крупным шагом, чем все предыдущие.
Все американцы говорили с акцентом, который нам ужасно нравился и который был похож на наш собственный. Нам казалось, что у нас с ними много общего — хотя бы в выговоре. Мы произносили слова «bath» и «grass» с коротким «а» (мы не говорим «bahath»), как и американцы. Думаю, у ливерпульцев и американцев много общего. Это и солдаты, и прошедшая война, и многое другое. В Ливерпуле многие, например, носили ковбойские шляпы. Казалось, что Ливерпуль и Нью-Йорк — города-близнецы».
Ринго : «Для моих родных было не важно то, что мы стали звездами в Америке. Мы добились успеха в Ливерпуле, и это было для них главным. Остальное они считали развлечением. Им было все равно; я хочу сказать, что родные уверовали в меня после нашего выступления в „Палладиуме“ — для них именно это было важным событием».
Джордж : «Я не задумывался о том, что будет после поездки в США. Я не сознавал, что все может перемениться, не заглядывал в будущее. Я думал: «Как здорово, что все это случилось, что мы приехали сюда выступать».
Поначалу это выглядело забавно. Поначалу мы развлекались, но потом немного устали. Когда мы приехали в Америку впервые, в ее покорении была новизна. В том же году мы еще раз отправились туда, а на следующий год — еще раз, и к тому времени мы окончательно устали. Мы с трудом могли пошевелиться».
Ринго : «Джордж Мартин оглох на одно ухо. Теперь он мог работать только с монозаписями!»
Джордж Мартин : «Битлз» с головой погрузились в запись пластинок только позднее, когда перестали гастролировать. До тех пор им не хватало времени. Они прибегали в студию, записывали пленки, а остальную работу делали мы.
Самые первые пластинки были моно, хотя у нас была аппаратура для стереозаписи. Чтобы упростить процесс сведения, я записывал голоса отдельно от аккомпанемента, поэтому стереоаппарат использовал как теин-трек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89