В ночь перед наступлением маршал Конев снова вызвал нас троих к себе в штаб фронта, выслушал, какие приняты нами решения, и вновь спросил о степени готовности войск.
- Ну, удачи вам, - закончил разговор командующий фронтом.
Мы приступили к выполнению задачи.
Передний край обороны гитлеровцев в полосе обеих дивизий нашего корпуса шел по опушке леса. Это затрудняло использование танков в самом начале наступления.
Однако лес, уходивший вглубь километра на четыре, был невелик, так что на обоих флангах танкам ничто не мешало. Более того, фланговые действия танкистов создавали для фашистов угрозу окружения в лесу. Вообще, этот лес доставил страшно много хлопот и при планировании боя, и в самом ходе атаки. Посудите сами, как можно было обеспечить поддержку пехоты артиллерийским огнем, когда практически вести наблюдение просто не представлялось возможным.
Не буду входить в подробности и описывать, какие головоломные задачи возникали перед комдивами Чирковым и Русаковым, а в особенности перед артиллеристами: командующим артиллерией корпуса Дубовым, его начальником штаба артиллерии подполковником Г. Т. Мацюком (кстати, я, кажется, не сказал, что Г. Т. Мацюка перевели из 13-й гвардейской дивизии в корпус вскоре после меня) и командиром 3-й артдивизии прорыва Санько. Скажу только, что наши совместные усилия увенчались успехом. Это, безусловно, вознаградило нас за все волнения и переживания, связанные с организацией наступательных действий.
Мы довольно быстро выбили гитлеровцев из леса, пересекли широкую лощину, а к вечеру вдруг подверглись контратаке свежей мотострелковой дивизии противника. Удар был сильный. К тому же противник занимал господствующие высоты, наши же войска оказались внизу. Особенно тяжелые бои вела дивизия генерала Чиркова, на которую обрушился главный удар врага.
На следующий день рано утром мы с Полубояровым решили съездить на наблюдательный пункт Чиркова и вместе с ним решить, чем можно ему помочь.
Поскольку окапываться было некогда, да и трудно, так сказать, на глазах у противника, Чирков оборудовал свой наблюдательный пункт в поселке, на чердаке небольшого домика, метрах в трехстах от переднего края. Скажем прямо, далеко не самое безопасное место, потому что весь крошечный поселок, состоящий из десятка домишек, конечно, был хорошо пристрелян противником. Но, повторяю, у Чиркова выбора не было. Так что, устроившись на чердаке, он приказал выбрать несколько черепиц из крыши, установил стереотрубу и вел наблюдение за полем боя.
Мы выехали затемно и взобрались по шаткой лесенке, ведущей на чердак к Чиркову, когда серенький рассвет едва пробивал темноту. И тут же начался мощный артобстрел. Пришлось спуститься в неглубокий подвал, стены которого подрагивали при каждом бухающем разрыве снарядов.
Двадцати минут, в течение которых над нашими головами бушевала вражеская артиллерия, оказалось достаточно, чтобы провести совещание, и, едва огонь поутих, мы с Полубояровым решили ехать на мой наблюдательный пункт, до которого, по моим подсчетам, было километра три. Собственно, готов ли этот пункт, я еще не знал, потому что лишь накануне отдал распоряжение отрыть его за ночь, показав место на карте. Но мы все-таки поехали.
Выбрались от Чиркова благополучно, проехали по прикрытой реденьким леском дороге километра два и собрались повернуть непосредственно к моему НП. Вдруг из-за поворота навстречу нам выкатилось несколько "виллисов" с высшим армейским начальством, их адъютантами и даже, как выяснилось потом, с корреспондентом одной из центральных газет. На первой машине мне сразу бросилась в глаза плотная фигура командующего фронтом, его до блеска выбритое широкое лицо и прищуренные глаза.
Мы выскочили из машины и по форме доложили маршалу, где были и что делали.
Конев слушал хмуро.
- Сколько, говорите, до этого самого чирковского наблюдательного пункта? спросил он, немного помолчав.
- Километра два, товарищ маршал, - ответил я, еще не поняв, зачем Конев спрашивает об этом.
- Ну, разворачивайтесь, - решительно сказал командующий. - Поедем к Чиркову, поглядим оттуда, что немцы поделывают.
- Товарищ маршал, - возразил я,- туда вам ехать никак нельзя.
- Это почему же? - саркастически взглянул на меня Конев.
- Как я уже докладывал, это всего метрах в трехстах от переднего края. К тому же место немцами пристрелянное, и они бьют по поселку почти непрерывно.
- Ишь ты, бьют! А генералы уж и испугались!.. Давно ли ты, Бакланов, трусом стал? Что-то раньше за тобой этого не замечалось.
- Товарищ маршал, - говорю, - я не за себя. Я вас туда везти не рискую. Опасно очень. Может быть, лучше на мой наблюдательный пункт поедем?
- Ах, вот оно что! За меня беспокоишься! За меня беспокоиться не надо. Я сам о себе побеспокоюсь. А вот если ты просто-напросто боишься, то так и скажи. Страшно, мол, мне ехать, товарищ командующий. И корпусом командовать страшно. Я тебе тогда быстренько помогу спокойное местечко подыскать.
Вижу, маршал рассердился. А тут еще оказавшийся в числе сопровождающих командующего корреспондент хитро и испытующе из-за маршальского плеча посматривает. Думаю, делать нечего, надо везти, а там видно будет.
В это время еще одна машина подъезжает. Смотрим - командующий нашей армией Алексей Семенович Жадов. Оказывается, меня разыскивает. Я уже говорил, что 42-й корпус в это время вышел из оперативного подчинения армии и подчинялся непосредственно командованию фронта, но Жадов решил все же проехать на мой наблюдательный пункт, посмотреть, как идут дела и что за обстановка на нашем участке.
Поехали все вместе. Предупредить Чиркова по рации успел только уже при въезде в поселок. На большой скорости подлетели к его домишку. Наблюдатели кинулись доложить Чиркову, что большое начальство на одиннадцати "виллисах" пожаловало. А он в это время брился. Так и выскочил нам навстречу, вытирая мыльную пену с невыбритой щеки. Докладывает. Маршал смотрит хмуро, светлые брови к переносью свел, на щеках желваки двигаются. А сопровождающие едва сдерживаются от смеха, до того у генерала Чиркова вид потешный: одна щека выбрита до блеска, а на другой черная щетина шевелится и клочья пены свисают.
Однако Конев насчет странного вида генерала ничего не сказал. Сердито обвел взглядом помещение и резко спросил:
- Где у вас этот самый наблюдательный пункт?
Ему указали на лестницу, ведущую на чердак. Маршал взялся за хлипкие перила. Ступеньки сердито заскрипели под весом его плотного тела,
- Ну, откуда тут немцев посмотреть можно? - обратился к вытянувшемуся по форме офицеру, едва ступив на последнюю ступеньку.
- Вот, пожалуйста, взгляните в стереотрубу, - торопливо ответил офицер.
- "В стереотрубу"... - проворчал Конев. - До противника рукой подать, каких-нибудь триста метров, а они в стереотрубу...
И, отстранив предложенную офицером трубу, маршал прильнул к отверстию, проделанному в черепице.
Только Коневу стали было показывать расположение противника, как начался очередной налет артиллерии. Дававший объяснения офицер замолчал на полуслове. Маршал, слегка отпрянув от смотрового отверстия, стоял с каменным лицом. На чердаке воцарилось гробовое молчание. А снаряды рвутся совсем рядом с домиком: справа, слева, впереди.
Ну, думаю, следующий может прямо сюда пожаловать, место-то пристрелянное. Набрался смелости и, стараясь говорить просто и деловито, обратился к Коневу:
- Товарищ маршал, придется спуститься вниз.
- А что у вас внизу? Бомбоубежище, что ли?
- Бомбоубежище не бомбоубежище, а подвал есть. Все-таки не одна черепица над головой. И тут маршал возмутился:
- Устроили себе курятник какой-то, а не наблюдательный пункт! Сидят как куры на нашесте и от страха дрожат! Зачем забрались сюда, если боитесь? Не знаете, где наблюдательные пункты делать надо? Так хоть не тряситесь теперь, аники-воины.
Однако вниз спустился вместе со всеми.
В подвале пришлось просидеть минут сорок. Сначала Конев продолжал ворчать на нас, а потом уж было не до того. Снаряды рвались один за другим. По грохоту и содроганию земли мы понимали, что бьют прямо по нашему домику. Когда канонада несколько утихла, мы поднялись наверх. Один из снарядов отвалил угол дома, и внутренние помещения смотрелись как сцена из зрительного зала. Другой разорвался сзади дома, во дворе, разбив машину генерала Жадова. При этом были ранены шофер и автоматчик из охраны командарма.
Понимая, что медлить нельзя, все расселись по машинам, водители дали полный газ, и мы вырвались из зоны обстрела. Когда, отъехав на приличное расстояние, машины остановились, командующий фронтом сказал как ни в чем не бывало:
- Ну что, генерал Бакланов, ты, кажется, к себе на наблюдательный пункт приглашал? Он у тебя тоже на курином нашесте?
- Как будто бы нет, товарищ маршал, не на нашесте... - неуверенно ответил я, потому что, хоть и знал, что для моего наблюдательного пункта должны отрыть землянку, но, насколько она приспособлена для наблюдения, мне было неизвестно. К тому же дорогу я мог определить лишь по карте, поскольку сам еще не был там.
- Чего мнешься? - резко спросил Конев.- Выезжай вперед, показывай дорогу.
Я пошел к машине, заранее представляя себе, что будет, если я собьюсь с дороги и не сразу найду свой собственный наблюдательный пункт.
Меня выручил генерал Жадов, видимо догадавшийся, что происходит со мной. Он сел в мою машину, так как его осталась подбитой у Чиркова во дворе, успев шепнуть:
- Поехали спокойно. Я уже побывал на твоем наблюдательном пункте. Дорогу помню. Поехали.
До моего НП добрались благополучно. Но маршал Конев никак не мог успокоиться. Выслушав сообщение, что и на нашем участке немцы усилили натиск, маневрируя мощным артиллерийским огнем, он опять обрушился на нас:
- Вот, понимаете, генералы! Сами залезут на нашесты, подставят головы под немецкий огонь, а потом со страху уж и не видят ничего! Недаром говорится, что у страха глаза велики. Так им и мерещится повсюду, что неисчислимый противник на них движется. Вы глаза-то протрите хорошенько да оглядитесь: где он, противник-то ваш? Сколько его? А потом уж панику поднимайте!
Мы понимали, что далеко не все упреки по нашему адресу справедливы, но знали, что командующий и сам не думает о нас так уж плохо. Было очевидно, что наши промахи и ошибки вывели его из равновесия, и теперь он не остановится, пока не выльет своего раздражения.
А он, осыпая нас упреками, уже завладел всеми телефонами сразу, слушая доклады о положении дел в других армиях.
- Соедините меня с Красовским, - услышали мы. (Красовский - командующий воздушной армией).
И через две минуты:
- Слушай, что там у тебя есть в резерве? У меня генералы прямо погибают, немцы по ним прямой наводкой бьют. Сколько? Одна дивизия, говоришь? Ладно, давай ее Бакланову,
И ко мне:
- Куда тебе бомбардировщиков присылать?
Я быстро дал координаты, сообщил свои опознавательные знаки ракетами. Маршал снова обратился ко мне:
- Сколько тебе времени на подготовку надо?
- Думаю, часа будет достаточно, - ответил я и стал прикидывать, какие и кому мне следует дать распоряжения по телефону. Но командующий фронтом и не думал освобождать телефоны. Он связывался то с одним, то с другим, давал указания, требовал объяснений. А я уже сидел как на иголках: время шло, так сказать, из моего бюджета, и, если я не успею связаться со своими немедленно, могут произойти самые неприятные последствия.
Конев продолжал говорить по телефону. Тогда я не выдержал, набрался смелости и, чуть не перебивая командующего фронтом, взмолился:
- Товарищ маршал, разрешите мне воспользоваться телефоном, мне необходимо дать указания своим дивизиям.
Коне.в быстро закончил разговор, но зато снова заворчал:
- Пользуйся, пользуйся! Давай свои указания! Как дети малые! Ничего сами сделать не могут!
Тут в поле его зрения попал командующий артиллерийской дивизией генерал Санько, и маршал напустился на него:
- А вы, генерал Санько, что смотрите? Курам на смех! Один генерал сидит на нашесте и дрожит от страха, а другой всей своей артиллерией не может какую-то вонючую батарею подавить!
- Позвольте, товарищ маршал... - начал было Санько, и его смуглое худощавое лицо порозовело от обиды. В самом деле, при той обстановке, которая сложилась у генерала Чиркова, когда немцы потеснили его войска, совершенно неожиданно обрушив на него ураганный огонь, и лишили возможности вести визуальное наблюдение, а грохот боя не позволял звуковой разведке определить расположение батареи, бившей непосредственно по его домику, артиллеристам сориентироваться было очень трудно, почти невозможно. Видимо, об этом и хотел сказать Санько маршалу. Но командующий ничего не желал слушать и продолжал бушевать:
- Нянька им нужна, нос утирать! Командующий фронтом должен им налаживать взаимодействие родов войск, авиацию им вызывать!
Мы с Санько переглянулись, и по его лицу пробежала легкая лукавая улыбка. Вероятно, мы подумали об одном и том же: мы бы и без маршала сумели воспользоваться авиацией, кабы она у нас была, и взаимодействие любое нам нетрудно было бы наладить, обладай мы той полнотой власти, которой пользуется командующий фронтом. Мне показалось, что у склонного к юмору Санько уже готова на этот счет какая-то шутка, но он смолчал и только выразительно поглядывал на меня.
Дальше все пошло как по расписанию. В назначенный час волна за волной прилетели бомбардировщики, обрушили на вражеские позиции свой смертоносный груз, подавили артиллерийские батареи, и соединения корпуса пошли в наступление, тесня противника по всему участку.
До сего времени помню выражение удовлетворения на широком лице командующего 1-м Украинским фронтом Маршала Советского Союза Ивана Степановича Конева, когда он уже совершенно спокойно и даже благодушно говорил мне:
- Ну вот, оказывается, для успешных военных действий надобно приехать командующему фронтом, выгнать своих генералов из курятников, где они сидят, трясясь от страха перед гнусными фашистами, и наладить взаимодействие войск. А дальше солдат свое дело сделает! Это вам не фриц какой-нибудь!..
Прежде чем уехать, маршал Конев отдал еще распоряжение о том, чтобы нам придали штурмовую дивизию, и распрощались мы самым сердечным образом.
Однако в тот же вечер в корпус прибыл приказ по фронту довольно неприятного содержания. Командующий фронтом жестко указывал на недопустимость устройства наблюдательных пунктов в строениях, тем более на чердаках. Не называя, правда, фамилий, маршал Конев сослался при этом на имеющие место факты, когда командиры, избрав такие неприемлемые для наблюдения места, не обеспечивающие надежного укрытия, поддаются страху при виде опасности, впадают в панику, теряют способность объективно оценивать обстановку и руководить военными действиями. Далее в приказе предписывалось впредь неукоснительно оборудовать наземные наблюдательные пункты, обеспечивая максимальную безопасность для офицеров и генералов, руководящих боевыми действиями.
Тон приказа был беспощадно суров, но указания, содержащиеся в нем, безусловно, справедливы. И, я думаю, для многих командиров, в том числе и для генералов, они явились хорошим уроком основ воинского искусства.
- Да, пропесочил старик, - раздумчиво сказал генерал Чирков, когда мы при встрече обсуждали этот злополучный случай. - Ну да впредь наука! Лично меня теперь на чердак никакими калачами не заманишь...
А наступление советских войск продолжалось. Шли последние месяцы войны, последние бои. Но менее трудными, чем все предыдущие, они не были. Отчаяние поражения придавало фашистам силы, и они оказывали яростное сопротивление. Советские люди по-прежнему отдавали все для фронта, для победы...
Глава шестая.
Знаменосцы, вперед!
Наступил апрель сорок пятого. Последняя военная весна. Она была тревожной и радостной. Близился конец войны. Проснулись и перемешались, запутались в сложный клубок острые, волнующие, горькие чувства: страстное желание дожить до победы, доставшейся, нет, еще достающейся такой дорогой ценой, добить врага, в смертельной агонии конвульсирующего в Берлине; тоска по любимым, семье, родному дому...
В первых числах апреля началась долгожданная перегруппировка сил 1-го Украинского фронта для участия в Берлинской операции.
К 10 апреля наш корпус занял новую полосу, и сразу же началась энергичная подготовка к наступлению. Исходные позиции корпуса оказались на левом фланге ударной группировки 5-й армии. Мне следовало бы добавить: оказались на левом фланге, как всегда, потому что, в самом деле, на протяжении всей войны соединения, которыми я командовал, в силу неизвестно каких причин и обстоятельств находились, как правило, на флангах ударной группировки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35