И вдруг замолчали. Потому что по самой простой ассоциации, заговорив о медицинских работниках, подумали о наших потерях, о раненых. И о тех, кто навсегда остался в полтавской земле. Для нас исключительно тяжелой потерей была смерть командира 34-го полка Дмитрия Ивановича Панихина.
- Редеют ряды сталинградцев, - грустно сказал Вавилов.
Наступившая тишина была, как траурная минута молчания, тяжелая и горькая. Михаил Михайлович Вавилов с удивительным тактом и мягкостью, которые чувствовались в его тоне, взгляде, решительно переменить тему:
- Кстати, совсем забыл, подготовили свежую листовку. Два часа назад наша дивизионная газета выпустила. Позвольте огласить?
- Оглашайте, - стараясь переключиться с грустных размышлений, сказал я. "Читай не так, как пономарь, а с чувством, с толком, с расстановкой", как требовал грибоедовский Фамусов.
Вавилов достал небольшой листок.
- Вот, пожалуйста, прямо вам: "Гвардейцы-полтавчане, нас ждет Днепр. Сегодня вся наша страна, весь советский народ услышали о нас. Как более двухсот лет назад русские чудо-богатыри у Полтавы разгромили иноземных захватчиков, так и мы, гвардейцы, разгромили немецких оккупантов. Советский народ сказал нам спасибо. Родина салютовала нам. Наше боевое знамя овеяно новой славой победы.
Мы полтавчане! Это звучит гордо. Сегодня в торжественный день мы еще раз присягаем Родине: мы умножим славу русского оружия в боях; мы очистим родную землю от немецко-фашистских захватчиков.
...Пас ждут еще тысячи советских людей, изнывающих на каторге гитлеровских оккупантов. Нас ждут родные берега Днепра. На салют Родины ответим новыми боевыми подвигами.
За родной Днепр! За Родину! Вперед, гвардейцы-полтавчане!"
Для нас "вперед" в настоящий момент означало форсированное продвижение к Кременчугу. Именно там ждали нас измученные неволей советские люди, о которых говорилось в листовке...
Ночная темнота медленно таяла. Мягкая серая пелена, редея, оставляла везде холодные влажные следы. Дивизия уже выступила по двум маршрутам, и я догнал колонну 42-го гвардейского полка на своем неизменном "виллисе".
Проехали несколько километров. Выскочили на железнодорожный переезд с маленькой будочкой. За переездом веером расходились наезженные и истоптанные колеи нескольких дорог. Из-за будочки выскользнула фигура красноармейца-регулировщика,
- Товарищ генерал, - поспешно сказал солдат, - вы поосторожнее, это место простреливается немецким пулеметом.
- Что за чепуха? Откуда простреливается?
- А из во-он той будки стрелочника простреливается. Немцы там.
- Быть того не может! Откуда там немцы? Дивизия наша прошла туда?
- Прошла дивизия.
- Ну, так какие же немцы могут быть здесь?
- Не знаю какие, товарищ генерал. Наша дивизия прошла, а там немцы...
Я посмотрел в сторону будки. До нее было метров 500, и выглядела она совсем мирно.
- Нет, ты что-нибудь перепутал,- сказал я солдату.- Неоткуда тут немцам быть. Нету там никого.
- Да как же нету, товарищ генерал, когда они стреляют? - прямо с отчаянием, оттого что я ему не верю, ответил парень.- Вот только перед вами очередь дали!
Было видно, что красноармеец говорит правду. Да и зачем ему врать? Не шутки же шутить его оставили на переезде. Я еще переспросил:
- Давно дивизия прошла?
- Да нет, совсем недавно. Можно сказать, только что и прошла.
"Виллис" благополучно миновал переезд.
По ту сторону железной дороги тянулись сжатые поля, влажные от ночной росы. Поехали по левой дороге. Вскоре показалась околица какого-то села: покосившиеся плетни огородов, сараюшки, баньки. Я развернул карту. Как будто бы для села, лежащего на левом маршруте дивизии, рановато.
- Федоров,- обратился я к водителю,- что-то больно быстро мы до села доехали.
- На хорошей скорости ехали, товарищ генерал, - с некоторым даже самодовольством ответил находчивый шофер.
Выехали на обычную деревенскую улочку. Справа и слева в палисадничках укрылись хатки. Тихо, время раннее. Улочка вывела нас на площадь. Площадь тоже самая обыкновенная, сельская. Но на ней я увидел такое, от чего можно было, по меньшей мере, удивиться. Посередине площади стояла походная кухня, уютно дымя трубою, а вокруг суетились с котелками и кружками готовящиеся к завтраку гитлеровцы.
- Федоров, - вполголоса, чтобы не привлекать внимания фашистов, сказал я, - быстро разворачивайся и - ходу.
Машина взревела и рванулась в обратную сторону. Гитлеровцы, еще более ошеломленные, чем мы, видимо, не сразу поняли, в чем дело, и не сделали никаких попыток преследовать нас.
- Куда теперь, товарищ генерал? - спросил Федоров, едва мы выехали из села.
- Давай обратно, по старому следу. Да не сбейся смотри. И быстрее!
Вскоре мы вновь оказались у знакомого переезда. Не успели затормозить около будочки, за которой укрывался регулировщик, как слева ударила пулеметная очередь. Мы быстро вытащили из машины рацию, укрылись в канаве, и Персюк стал налаживать связь с левофланговым 42-м полком, чтобы уточнить его маршрут.
Когда снова уселись в машину, адъютант лейтенант Скляров, заметив улыбку на моем лице, сказал:
- А вы словно очень довольны приключением, товарищ генерал!
- Конечно, доволен. Все основания, так сказать, для этого имею. Во-первых, все кончилось благополучно. Уже хорошо. А самое главное то, что отступающие немцы оказались фактически у нас в тылу.
- А разве это хорошо? - усомнился адъютант.
- Не хорошо. Отлично это! Ведь немцы-то не наступающие, а откатывающиеся на запад. Значит, мы наступаем так быстро, что упреждаем их отход. Они отступают на Кременчуг. А мы можем прийти туда раньше, взять город будет легче. Фашистам, если мы возьмем Кременчуг, зацепиться будет не за что.
Скляров заулыбался:
- А я, признаться, как-то об этом и не подумал.
Для меня наше маленькое приключение, у которого могли быть большие, во всяком случае для меня, и неприятные последствия, оказалось подтверждением мысли о необходимости увеличить еще более темп нашего марша на Кременчуг. Спешить, надо было спешить изо всех сил. С этими мыслями я бросился догонять ушедшую вперед дивизию.
Гитлеровцы отступали, злобно огрызаясь. То там, то здесь вспыхивали схватки с арьергардами. Но всерьез закрепиться на каких-то удобных рубежах и дать нам решительный бой противник не сумел.
Серьезное сопротивление мы встретили уже на окраинах Кременчуга 29 сентября.
Форпосты немецкой обороны в пригороде мы сбили довольно успешно. Но в окраинных кварталах северной части города завязались жестокие бои. Каждый дом, занятый фашистами, был как крепость, и штурм его требовал значительных жертв. Я задумался над тем, какой бы применить маневр, чтобы выбить противника из городского района с минимальными потерями. Не успел еще ничего придумать, как пополудни пришел приказ: дивизии выйти из Кременчуга и расположиться в районе села Недогарки, севернее города, километрах в пяти-шести от него.
Причины такого передислоцирования были мне понятны. К Кременчугу уже подтянулись другие дивизии нашей армии, сил которых было вполне достаточно, чтобы сломить сопротивление врага и овладеть городом.
Мне предстояло выйти к Днепру и провести рекогносцировку, чтобы определить места, наиболее удобные для форсирования великой реки. Она и сама представляла трудную преграду на пути наступающих войск. К тому же мы вышли на левый, низкий, луговой берег Днепра, а фашисты организовали оборону на высоком, правом, создав там серьезную, глубоко эшелонированную систему укреплений. Точного расположения этих укреплений мы не знали. Не было исчерпывающих сведений и о местах сосредоточения немецких войск на правом берегу. Надо было, как говорит пословица, искать броду, прежде чем лезть в воду.
Целый день мы с командирами полков разъезжали вдоль нашей полосы на левом берегу Днепра. Поднимаясь на редкие прибрежные холмики, разглядывали в бинокли далекий правый берег, скользили взглядом по широкому, могучему течению реки и вновь упирались в песчаную крутизну противоположного берега. Выше по течению тем же занимались командиры соседней, 97-й дивизии.
Наконец мы наметили участок будущей переправы. Он казался подходящим потому, что в этом месте, примерно на середине Днепра, параллельно берегу тянулся низкий песчаный остров, поросший мелким кустарником.
- Понимаешь, чем здесь удобно перебираться? - спросил я Вавилова.
- Ясное дело, понимаю: при наших переправочных средствах все русло Днепра сразу не преодолеть.
- Да, кстати, товарищ генерал, - сказал командир 39-го полка подполковник Харитонов, - колхозники говорили, что можно воспользоваться бревнами от разрушенных изб, что в лощинке лежат.
- Воспользуемся и бревнами, - ответил я. - Только, сам понимаешь, это ведь капля в море. Сколько из этих бревен плотов связать можно? Пять? Десять? А сколько нам надо? Тут все придется в дело пускать: бревна, заборы, калитки. И пора уже начинать готовить эти самые "подручные средства". Давай командуй, обратился я к дивизионному инженеру подполковнику Н. М. Барышенскому.
Командиры разошлись по полкам. Началась подготовка к форсированию Днепра. Про русского солдата известно - суп из топора сварить может. Так что в ход пошло решительно все: имевшиеся в деревне лодки, бочки, кадушки, плетни, раскатанные на бревна полусгоревшие и разрушенные дома, неизвестно где раздобытые доски, поваленные деревья и все прочее, что могло держаться на воде.
Я отправился выбирать место для наблюдательного пункта. Хоть наш левый берег весь был низкий, но там, где кончалась пойма, метрах в 80 от кромки воды, он несколько подымался гребешком, и по краю этого гребешка тянулась небольшая деревенька Власовка. Сразу за ее околицей, несколько на отшибе и почти против острова, который мы собирались использовать при форсировании Днепра, стоял большой сарай с прорезью-отдушиной в стене, обращенной к реке. Он показался мне очень подходящим для НП. Бойцы быстро завалили стены изнутри землей, установили стереотрубу, и, заглянув в нее, я как на ладони увидел будущее поле боя: водную гладь Днепра, плоский остров и отвесную стену противоположного берега. Поблизости разместились подобным образом наблюдательные пункты артиллеристов и разведчиков.
В ночь на 3 октября дивизия приступила к переправе.
Я стоял на берегу рядом со своим наблюдательным пунктом. Все тонуло в черной, непроницаемой мгле. С Днепра доносились приглушенные всплески воды. Это на реку спускали лодки и плоты. Несколько минут не было слышно ничего, кроме этих всплесков и сдержанных, негромких команд. И вдруг с правого берега ударила артиллерия, в безумной спешке заметались лучи прожекторов, от черной реки к черному небу вздыбились могучие фонтаны, прибрежная полоса воды вскипела от тысяч осколков. Несколько плотов разлетелись в щепки от прямого попадания снарядов.
- Товарищ генерал,- тихонько на ухо сказал мне адъютант. - Войдите в укрытие!
Это было разумно. Я пошел на наблюдательный пункт.
Гвардейцы продолжали погрузку и переправу под ураганным огнем противника.
При бледных вспышках ракет было видно, что первые группы бойцов достигли острова. Это были дивизионные саперы во главе с парторгом роты лейтенантом Микушевым и коммунистами рядовыми Джиловьяном, Бабалиным и Будкиным и шесть автоматчиков 42-го полка: Ковин, Проскуряков, Мисорож, Кузнецов, Певзнер, Винокуров. За ними последовали и другие. Верные нашему правилу, они тут же начали окапываться. И тогда обнаружилось обстоятельство, которого мы никак не могли ни предусмотреть, ни предотвратить. Грунт этого острова оказался песчаным. От каждого разрыва мины или снаряда весь он приходил в движение. Тихо шурша, песок мгновенно оползал, ссыпался в неглубокие ямки, отрытые ценой колоссальных усилий, попадал в затворы винтовок, в пулеметные замки.
Немцы били по острову из орудий и минометов. Разрывы снарядов взметали в воздух тонны песка. Положение перебравшихся на остров осложнилось. Наши артиллеристы усилили огонь по правому берегу, пытаясь заставить замолчать вражеские батареи. Над широкими водами Днепра в ту и другую сторону неслись тучи снарядов.
Группе Микушева удалось добраться до правого берега. Гитлеровцы немедленно атаковали их. Наши воины дрались стойко и мужественно, отбили несколько атак противника. На помощь им подоспела рота автоматчиков 39-го полка под командой капитана Ивана Яковлевича Подкопая.
Бой не затихал всю ночь. С рассветом он разгорелся еще жарче. Я по-прежнему находился на своем наблюдательном пункте.
В середине следующего дня с командного пункта, находившегося в полутора километрах от НП, за деревней, приехал полковник Гаев.
- Товарищ генерал, - бодро сказал он, - обед стынет.
Я обернулся. Высокий, плотный, подтянутый Гаев стоял за моей спиной, жадно поглядывая на стереотрубу.
- Хорошо видно? - Гаев подвинулся к трубе, шутливо оттесняя меня в сторону.
- Да погодите вы, - смеясь, ответил я, - сейчас вот правда уеду обедать, насмотритесь.
- Так ведь вам и пора! Договаривались же дежурить на НП по очереди, продолжал шутливо ворчать Гаев.
Отдав несколько распоряжений, я сел в машину и поехал обедать.
Через несколько минут мы уже подъезжали к командному пункту дивизии. Он находился за небольшой песчаной горкой, поросшей мелколесьем. На шум подъезжающей машины из кустов выбежал оперативный дежурный. Лицо его было так взволнованно, что я сразу почувствовал недоброе.
- Что случилось?
- Полковник Гаев убит, товарищ генерал, - доложил, придерживая дверцу машины, молодой офицер.
- Тут какая-то ошибка, - спокойно сказал я, поскольку только что видел Гаева живым, здоровым и даже смеющимся. - Откуда такие сведения?
- Звонили с наблюдательного пункта.
- Свяжитесь с ними, уточните.
К нашему великому горю, сообщение оказалось точным. Вот как это произошло.
Едва моя машина отъехала от наблюдательного пункта, как полковник Гаев со словами "Сейчас мы взглянем, что там происходит..." прильнул к окуляру стереотрубы.
В тот же миг рядом с НП ухнул разрыв снаряда. Мой бессменный заместитель, моя правая рука, бесстрашный человек, про которого солдаты шутя говорили, что он от пуль заговоренный, упал навзничь, широко раскинув руки. Находившийся тут же радист бросился к нему, но полковник Гаев уже был мертв. Осколок снаряда влетел в смотровую щель и попал Гаеву в голову, чуть выше левой брови.
Через несколько часов мы отправляли тело нашего товарища в Полтаву для погребения. Я стоял и думал о том, как нам всем будет не хватать полковника Гаева, человека непреклонной воли, умного и глубоко душевного...
Семь дней мы вели на своем участке тяжелейшие бои с 320-й пехотной дивизией немцев. Мы прочно удерживали остров, но это стоило нам немалых потерь. Здесь, на Днепре, пал смертью храбрых заместитель по политчасти командира 34-го гвардейского стрелкового полка подполковник П. В. Данилов, был тяжело ранен командир 42-го гвардейского стрелкового полка Герой Советского Союза подполковник С. П. Березин, погибли десятки замечательных гвардейцев.
Ценой беспредельного героизма, самоотверженности и самопожертвования таких наших красноармейцев и офицеров, как Ковин, Проскуряков, Мисорож, Винокуров, Микушев, Гребнев, Москвичев, Выборный, Джиловьян, Бабалин, Будкин, Подкопай, Елизаров, Юдинцев, Киршин, Степин и другие, нам удалось захватить первую линию траншей врага на правом берегу Днепра. Мы удерживали ее до тех пор, пока не был получен приказ сдать плацдарм частям 4-й гвардейской армии и передислоцироваться в новый район, северо-западнее Кременчуга.
Здесь, на Днепре, нашей 13-й гвардейской стрелковой дивизии был вручен орден Красного Знамени, которым нас наградили за бои под Сталинградом.
В ночь на 13 октября дивизия снова переправилась через Днепр на плацдарм, захваченный частями 7-й гвардейской армии в районе населенного пункта Мишурин Рог. Начались бои за освобождение Правобережной Украины.
Глава четвертая.
Азимут - на Запад
Переправа была спокойной: на правом берегу Днепра соединения 7-й гвардейской армии генерала Шумилова и 5-й гвардейской танковой армии генерала Ротмистрова уже несколько дней удерживали плацдарм, вытянувшийся вдоль реки километров на семь. Однако вглубь наступавшим войскам удалось продвинуться не больше чем на четыре-пять километров. Гитлеровцы не просто оборонялись на занятых рубежах. Они то и дело пытались атаковать, стремясь восстановить положение, то есть, говоря другими словами, сбросить советские соединения в Днепр и вновь овладеть правым берегом. Занимавшим плацдарм войскам генералов Шумилова и Ротмистрова приходилось туго.
Мы переправлялись ночью, в вязкой осенней темноте, когда, отплыв от своего берега метров на десять, уже перестаешь его видеть, так же как не видишь правого берега, к которому направляешься.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35