На центральной станции кроме медпункта имелись два резервных медпоста и самолет, которые в любой момент могли быть использованы для розыска раненых летчиков. А при штабе армии дежурило авиазвено.
Все пострадавшие авиаторы при отсутствии противопоказаний эвакуировались в армейский авиагоспиталь. Мне невольно вспоминались 1942-й и начало 1943 года, когда многие раненые летчики попадали в общевойсковые этапы эвакуации и мы теряли их из виду. Было, честно говоря, просто непонятно то упорство, с которым Главное санитарное управление противилось созданию в воздушных армиях штатных госпиталей. Теперь, когда такие лечебные учреждения функционировали, судьба каждого пострадавшего авиатора находилась полностью в наших руках.
Линия фронта продолжала отодвигаться на запад. Наши войска вели упорные бои за Белосток. Тылы по-прежнему отставали от наступающих частей. Осложнилась проблема снабжения лечебных учреждений медикаментами и медицинским оборудованием. Осуществлялось оно через фронтовые (ФАС) и головные (ГАС) авиационные склады. Первые подчинялись непосредственно штабу воздушной армии, вторые - начальнику района авиационного базирования. Правда, были ГАСы и армейского подчинения.
Отделения медицинского снабжения предусматривались не на всех головных складах. Приходилось создавать нештатные.
Жизнь заставляла иногда отходить от принятой схемы обеспечения частей медико-санитарным имуществом. Мы создали, например, при штабе армии не только нештатное отделение медснабжения, но и склад. Из головных авиационных складов изъяли такие подразделения и придали их управлениям РАБ. Таким образом нештатные склады медицинского снабжения появились при районах авиабазирования.
Изменения были продиктованы прежде всего заботой о повышении оперативности в работе снабженческих отделений.
В других воздушных армиях эта задача, насколько мне известно, решалась несколько иначе. Во 2 ВА, например, отделения медснабжения РАБ получали имущество непосредственно с медико-санитарного склада фронта. Но такую практику тоже нельзя было считать идеальной. Во время больших наступательных операций, когда тылы нередко растягивались, начальники санслужбы РАБ оборудовали одну-две автомашины-летучки, которые следовали вместе с управлением РАБ. Они располагали специальным фондом медикаментов и медимущества, необходимого для обеспечения авиачастей. Но эти летучки порой сами отставали, да и много ли груза могла увезти полуторка.
Объем работы нештатного отделения снабжения, которое возглавляли Гальперсон и Петровский, был довольно большим. Для примера приведу цифры по двум районам авиабазирования. За время войны в 77 РАБ завезли на склад отделения медснабжения 54 тонны медикаментов, 16 тонн перевязочного материала, 327 000 штук разных бинтов и т. д. Отделение медснабжения 24 РАБ распределило между авиачастями 24 вагона медимущества.
Надо отдать должное энергии названных выше товарищей. За время боев в Белоруссии авиачасти воздушной армии не ощущали перебоев в снабжении медимуществом.
Несколько раз я прилетал в Новоельню и близко познакомился со всеми работниками армейского авиационного госпиталя.
Майор медицинской службы Жаботинский был человеком исполнительным и распорядительным; чувствовалось: у него осталось недовольство реорганизацией эвакогоспиталя в ААГ. Возможно, он считал, что ущемлены его права, что у госпиталя много опекунов. Я старался быть всегда деликатным с ним.
Уважение вызывали женщины-врачи: ординаторы капитаны медицинской службы С. Ф. Коребова, высокая, несколько суровая на вид блондинка, и П. Ф. Харина, небольшого роста брюнетка, а также начальник медотделения капитан медицинской службы В. А. Евстронива. Очень хорошее впечатление производили квалифицированные старшие медицинские сестры Т. М. Чибисова, А. М. Добринина и М. Н. Большуткина, старшая операционная сестра Е. В. Корочкина, сестра хирургическая перевязочная М. В. Цедякова, начальник аптеки А. Т. Рысакова.
Из врачей-мужчин мне понравились своим отношением к работе ординаторы майор медицинской службы Д. А. Лапчинский и капитан медицинской службы Н. И. Гордеев. Большую заботу о раненых проявляли начальник продовольственного снабжения старший лейтенант интендантской службы К. Н. Платонов, помощник начальника госпиталя по материальному обеспечению капитан С. М. Антонюк, пропагандист старший лейтенант С. П. Лакоревич. В налаживании четкой работы ААГ, несомненно, большую роль играл деятельный и душевный замполит капитан И. Е. Панчев.
Среди младшего персонала госпиталя преобладали вольнонаемные. Молодые девушки трудились не покладая рук. В моих записных книжках сохранились фамилии некоторых из них: санитарки М. С. Мартыненко, А. С. Железнова, К. И. Черткова, М. С. Тараскун, Ю. С. Цвиканова, хозяйственная работница П. Д. Синякова, медицинские сестры Е. П. Никитина, Е. М. Орлова и Е. И. Серафимович.
Однажды я услышал в штабе армии, что командующий плохо выглядит. А вскоре и сам убедился в этом. Действительно, К. А. Вершинин осунулся и даже при теплой погоде ходил в кожаном реглане.
Я попросил командарма показаться врачу. Он сначала отмахнулся, но потом согласился со мной. Анализ крови подтвердил наше предположение: у Вершинина оказалась малярия. Лечь в лазарет генерал наотрез отказался. Заботясь о раненых, о здоровье офицеров и солдат, о себе он мало думал.
Мои помощники порой упрекали меня за то, что я постоянно "в разлетах". В какой-то степени они были правы. Связь с частями поддерживалась устойчивая. Частое посещение передовых аэродромов и лазаретов БАО, возможно, не всегда вызывалось необходимостью.
Но и меня можно было понять. Вылетая в ту или иную часть, я ставил перед собой цель не только оказать помощь лечебным учреждениям, но и увидеть людей в работе, лучше изучить их, чтобы знать, кому можно безошибочно доверить наиболее ответственное дело. Когда, например, по ряду причин потребовалось произвести перестановку и замену нескольких полковых врачей в 230-й штурмовой и 215-й истребительной авиационных дивизиях, я счел необходимым на месте разобраться в целесообразности намеченных мероприятий и ближе познакомиться с предложенными кандидатурами. Это позволило избежать ошибок в подборе кадров.
После взятия Белостока мне посчастливилось встретиться с женой и дочерью, которых не видел с начала наступления. До освобождения Минска 439 БАО, где Шура работала начальником лазарета, обслуживал полк ГВФ, штаб нашей армии и некоторые вспомогательные части. Потом он остался во втором эшелоне.
Лазарет 439 БАО оказался буквально заполненным ранеными и больными. Медицинскому персоналу приходилось работать днем и ночью.
Командиром этого батальона аэродромного обслуживания был подполковник Александр Георгиевич Тарасов. Санслужбу возглавлял сначала майор медицинской службы Кулиненко, затем майор медицинской службы Кравченко. При встрече жена рассказала, как много ей пришлось пережить. Особенно трудно было при переправе лазарета через Березину. Двое суток простояли они у моста, перед которым скопилось огромное количество военной техники, подвод и людей.
Случилось так, что старший врач БАО заболел и Шура замещала его. С большим трудом она добилась от полковника, руководившего переправой, чтобы пропустили наконец санитарные машины с больными и ранеными.
После взятия Белостока, начиная с рубежа реки Свислочь, противник стал оказывать нашим войскам упорное сопротивление. Видимо, он стремился выиграть время для укрепления обороны на подступах к Восточной Пруссии.
В течение августа войска 2-го Белорусского фронта вели напряженные бои западнее Белостока, в излучине реки Нарев. На пути их были крепость Осовец, города Замбровск, Виземск, Остроленко, водные рубежи.
В соответствии со сложившейся боевой обстановкой была организована и работа медицинской службы. На базе 832, 853, 856 БАО, находившихся на передовых аэродромах, мы развернули хирургические лазареты, усилив их за счет 12 и 20 РАБ. Такой же лазарет, организованный на базе 448 БАО 34 РАБ, находился в самом Белостоке. Розыск, подбор и эвакуация раненых летчиков осуществлялись медпостами при радиостанциях наведения. Оттуда пострадавших направляли в ближайший хирургический лазарет, а затем эвакуировали в авиагоспиталь, который в конце августа переехал из Новоельни в город Высокий Мазовецк. Чтобы не потерять раненых летчиков, попавших в общевойсковые этапы эвакуации, старшие врачи авиаполков и БАО поддерживали постоянный контакт с госпиталями наземных частей.
В сентябре и октябре боевое напряжение на нашем фронте несколько спало. Войска нуждались в перегруппировке и пополнении. Попытка расширить так называемый рожанский плацдарм оказалась безуспешной.
Однако именно в октябре медицинскими постами при радиостанциях наведения было подобрано наибольшее количество раненых. Объяснялось это тем, что противник резко усилил свою зенитную оборону. Подбитые самолеты зачастую совершали вынужденную посадку вблизи линии фронта.
Во время освобождения Белоруссии авиачасти 4-й воздушной армии совершили 14 000 боевых вылетов, сбросили на вражеские войска более 2500 тонн бомб. Тридцать наших летчиков и штурманов стали Героями Советского Союза. Многие авиачасти получили звание гвардейских и почетные наименования. 4-я воздушная армия неоднократно отмечалась в приказах Верховного Главнокомандующего.
В конце октября войска 2-го Белорусского фронта перешли к обороне. Наступила оперативная пауза.
Осенью и в начале зимы 1944 года 4-я воздушная армия усилилась 8-м истребительным, 5-м бомбардировочным и 4-м штурмовым корпусами, ими соответственно командовали генералы А. С. Осипенко, М. X. Борисенко, и Г. Ф. Байдуков. Кроме того, к нам прибыло несколько авиачастей из тыла и с других фронтов. Количество самолетов возросло до 1665. Никогда еще 4-я воздушная армия не была такой мощной.
Все понимали: в Восточной Пруссии - цитадели прусского милитаризма враг будет драться отчаянно. По данным разведки, гитлеровцы в полосе нашего фронта располагали 700 самолетами. Но они могли усилить свою авиацию.
16 ноября в командование 2-м Белорусским фронтом вступил Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский. Он хорошо разбирался в вопросах массированного применения авиации и организации взаимодействия ее с наземными войсками.
В это время уже началась непосредственная подготовка Млавско-Эльбинской наступательной операции, являвшейся частью стратегической Восточно-Прусской. Наша армия подтягивала тылы, создавала запасы горючего и боеприпасов, приводила в порядок аэродромы.
Точной даты начала нового большого наступления, естественно, никто не называл. Ее могла знать лишь Ставка Верховного Главнокомандования. Наши летчики активно вели разведку оборонительных укреплений и наиболее важных тыловых объектов противника.
Раньше советское командование получало хорошие разведывательные данные из партизанских отрядов. Здесь же их не было. Сведения о противнике добывались наблюдением и фотографированием с воздуха, с помощью агентурной и войсковой разведок.
Наши дороги из тыла к фронту проходили по территории Польши. Население относилось к нам дружественно. Но среди него действовала и вражеская агентура. Перегруппировку войск требовалось производить скрытно, нужна была постоянная бдительность.
Вскоре враг преподал нам жестокий урок. Успокоенные снижением активности авиации противника, некоторые наши командиры ослабили охрану аэродромов. И вот 24 декабря группа "фокке-вульфов", численностью до 30 самолетов, нанесла удар по Вышкуву, где базировались два полка нашей 269-й истребительной авиационной дивизии. Мы потеряли значительное количество машин.
На следующий день после этого налета я побывал у К. А. Вершинина. Застал его очень расстроенным. О случае в Вышкуве я уже знал, поскольку туда было немедленно выслано звено санитарных самолетов. Но, видимо, и еще какие-то неприятности угнетали генерала.
Вершинин умел владеть собой. Однако в этот день ему не удавалось скрыть свои чувства. Приходивших к нему офицеров он отпускал быстро, разговор по ВЧ, о котором ему напомнил адъютант, отложил, сказав, что еще не готов к нему.
- Что вы стоите? - обратился ко мне командарм. - Садитесь.
Мы остались одни в кабинете.
- Сегодня у меня очень тяжелый день, - устало продолжал он. - Два таких удара! Вот телеграмма от товарища Сталина... - Генерал протянул мне небольшой листок. Телеграмма была лаконичной, но резкой: "Вершинину. Позор. Сталин". - Вот как! - вздохнул Константин Андреевич, забирая у меня бумагу. - И поделом: такие оплошности нельзя прощать. А тут еще из дому телеграмма пришла: серьезно заболела дочь... Словом, тяжелый выдался день! заключил он.
Чтобы как-то успокоить командарма, я сочувственно заметил, что на войне всякое может случиться, в семейной жизни тоже бывают удачи и неудачи...
В армии велась большая работа по разъяснению воинам норм их поведения за рубежом. Всячески подчеркивалось, что Красная Армия вступила на территорию Польши с благородной освободительной миссией. Заместитель командующего по политической части генерал Ф. Ф. Веров не раз спрашивал у меня, как наша медслужба помогает местному населению.
Польские города, местечки и особенно села были совершенно лишены сколько-нибудь организованного медицинского обслуживания. А частные врачи, фельдшеры и акушерки не располагали ни медикаментами, ни медицинскими инструментами. Высокую смертность среди обнищавшего, полуголодного местного населения гитлеровцы цинично называли "естественным отбором".
Кроме проведения противоэпидемических мероприятий санслужбы РАБ и авиасоединений отдавали много сил и средств лечению больных. Мы не скупились на лекарства и перевязочные материалы. Многие лазареты БАО организовали специальные отделения для поляков, нуждающихся в госпитализации.
Однажды мы с врачом 8-го истребительного авиационного корпуса подполковником медицинской службы Н. Т. Горчаковым заехали на "виллисе" в польское местечко. Рядом с ним находился аэродром.
Проезжая по улице, увидели над дверью каменного домика белую дощечку с красным крестом. Я попросил шофера остановить машину, и мы с Горчаковым вошли в медпункт. В коридоре увидели длинную очередь. В основном здесь были матери с детьми на руках. Прием больных вел старенький местный врач. Ему помогала молодая монахиня в чепце с большими полями.
Увидев военных с медицинскими эмблемами на погонах, врач шагнул нам навстречу и стал пожимать руки. Как большинство пожилых поляков, он неплохо говорил по-русски.
- За всю свою многолетнюю практику я никогда не имел такого богатства! - указал врач на стеклянный шкаф, заполненный коробками и пузырьками. - Это дар ваших врачей. Не подумайте, что я беру с больных деньги. Нет-нет, я тружусь бесплатно, как у вас, в Советах. Каждый день сюда приходит ваша военная женщина-врач и консультирует меня. Оказывается, я многого не знаю, отстал от современной медицинской науки.
Выяснилось, что этот медпункт был создан при активном содействии начальника санслужбы 20 РАБ Михаила Владимировича Корнеева. Врачом-консультантом оказалась капитан медицинской службы С. П. Подпругина.
- Я долго верил вражеской клевете на вас: мол, коммунисты бессердечные люди, - сказал польский врач. - Об этом совсем недавно твердили наши националисты. Но теперь у нас открылись глаза!..
Советское правительство помогало польскому народу и продовольствием. В Высоком Мазовецке и в других населенных пунктах я не раз видел, как разгружались вагоны с мукой, прибывшие из Советского Союза. А ведь в то время наши люди сами жили еще очень бедно, получая продукты по карточкам. Освобожденные поляки радовались нашим продовольственным пайкам как заботе вновь обретенной родины. Воины Красной Армии гордились тем, что даже в тяжелых условиях войны большевистская партия и Советское правительство показывают высокий пример гуманизма и интернациональной солидарности.
Начальник штаба 4-й воздушной армии генерал А. З. Устинов очень внимательно относился к нуждам медицинской службы. В июне 1944 года его сменил генерал-майор авиации А. Н. Алексеев. В первой же беседе со мной он в шутку заметил:
- Я слышал, будто оперативный отдел в первую очередь вам сообщает обстановку.
- Всем спокойнее воевать, когда медики точно знают, куда им лететь или ехать, - ответил я.
Генерал Алексеев сохранял доброе отношение к медицинскому отделу.
В ноябре - декабре армейский дом отдыха работал с полной нагрузкой. Побывав там, начальник штаба в разговоре со мной похвалил деятельную Назарову - она устраивала вечера художественной самодеятельности, спортивные игры на свежем воздухе, заботилась о хорошем питании людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Все пострадавшие авиаторы при отсутствии противопоказаний эвакуировались в армейский авиагоспиталь. Мне невольно вспоминались 1942-й и начало 1943 года, когда многие раненые летчики попадали в общевойсковые этапы эвакуации и мы теряли их из виду. Было, честно говоря, просто непонятно то упорство, с которым Главное санитарное управление противилось созданию в воздушных армиях штатных госпиталей. Теперь, когда такие лечебные учреждения функционировали, судьба каждого пострадавшего авиатора находилась полностью в наших руках.
Линия фронта продолжала отодвигаться на запад. Наши войска вели упорные бои за Белосток. Тылы по-прежнему отставали от наступающих частей. Осложнилась проблема снабжения лечебных учреждений медикаментами и медицинским оборудованием. Осуществлялось оно через фронтовые (ФАС) и головные (ГАС) авиационные склады. Первые подчинялись непосредственно штабу воздушной армии, вторые - начальнику района авиационного базирования. Правда, были ГАСы и армейского подчинения.
Отделения медицинского снабжения предусматривались не на всех головных складах. Приходилось создавать нештатные.
Жизнь заставляла иногда отходить от принятой схемы обеспечения частей медико-санитарным имуществом. Мы создали, например, при штабе армии не только нештатное отделение медснабжения, но и склад. Из головных авиационных складов изъяли такие подразделения и придали их управлениям РАБ. Таким образом нештатные склады медицинского снабжения появились при районах авиабазирования.
Изменения были продиктованы прежде всего заботой о повышении оперативности в работе снабженческих отделений.
В других воздушных армиях эта задача, насколько мне известно, решалась несколько иначе. Во 2 ВА, например, отделения медснабжения РАБ получали имущество непосредственно с медико-санитарного склада фронта. Но такую практику тоже нельзя было считать идеальной. Во время больших наступательных операций, когда тылы нередко растягивались, начальники санслужбы РАБ оборудовали одну-две автомашины-летучки, которые следовали вместе с управлением РАБ. Они располагали специальным фондом медикаментов и медимущества, необходимого для обеспечения авиачастей. Но эти летучки порой сами отставали, да и много ли груза могла увезти полуторка.
Объем работы нештатного отделения снабжения, которое возглавляли Гальперсон и Петровский, был довольно большим. Для примера приведу цифры по двум районам авиабазирования. За время войны в 77 РАБ завезли на склад отделения медснабжения 54 тонны медикаментов, 16 тонн перевязочного материала, 327 000 штук разных бинтов и т. д. Отделение медснабжения 24 РАБ распределило между авиачастями 24 вагона медимущества.
Надо отдать должное энергии названных выше товарищей. За время боев в Белоруссии авиачасти воздушной армии не ощущали перебоев в снабжении медимуществом.
Несколько раз я прилетал в Новоельню и близко познакомился со всеми работниками армейского авиационного госпиталя.
Майор медицинской службы Жаботинский был человеком исполнительным и распорядительным; чувствовалось: у него осталось недовольство реорганизацией эвакогоспиталя в ААГ. Возможно, он считал, что ущемлены его права, что у госпиталя много опекунов. Я старался быть всегда деликатным с ним.
Уважение вызывали женщины-врачи: ординаторы капитаны медицинской службы С. Ф. Коребова, высокая, несколько суровая на вид блондинка, и П. Ф. Харина, небольшого роста брюнетка, а также начальник медотделения капитан медицинской службы В. А. Евстронива. Очень хорошее впечатление производили квалифицированные старшие медицинские сестры Т. М. Чибисова, А. М. Добринина и М. Н. Большуткина, старшая операционная сестра Е. В. Корочкина, сестра хирургическая перевязочная М. В. Цедякова, начальник аптеки А. Т. Рысакова.
Из врачей-мужчин мне понравились своим отношением к работе ординаторы майор медицинской службы Д. А. Лапчинский и капитан медицинской службы Н. И. Гордеев. Большую заботу о раненых проявляли начальник продовольственного снабжения старший лейтенант интендантской службы К. Н. Платонов, помощник начальника госпиталя по материальному обеспечению капитан С. М. Антонюк, пропагандист старший лейтенант С. П. Лакоревич. В налаживании четкой работы ААГ, несомненно, большую роль играл деятельный и душевный замполит капитан И. Е. Панчев.
Среди младшего персонала госпиталя преобладали вольнонаемные. Молодые девушки трудились не покладая рук. В моих записных книжках сохранились фамилии некоторых из них: санитарки М. С. Мартыненко, А. С. Железнова, К. И. Черткова, М. С. Тараскун, Ю. С. Цвиканова, хозяйственная работница П. Д. Синякова, медицинские сестры Е. П. Никитина, Е. М. Орлова и Е. И. Серафимович.
Однажды я услышал в штабе армии, что командующий плохо выглядит. А вскоре и сам убедился в этом. Действительно, К. А. Вершинин осунулся и даже при теплой погоде ходил в кожаном реглане.
Я попросил командарма показаться врачу. Он сначала отмахнулся, но потом согласился со мной. Анализ крови подтвердил наше предположение: у Вершинина оказалась малярия. Лечь в лазарет генерал наотрез отказался. Заботясь о раненых, о здоровье офицеров и солдат, о себе он мало думал.
Мои помощники порой упрекали меня за то, что я постоянно "в разлетах". В какой-то степени они были правы. Связь с частями поддерживалась устойчивая. Частое посещение передовых аэродромов и лазаретов БАО, возможно, не всегда вызывалось необходимостью.
Но и меня можно было понять. Вылетая в ту или иную часть, я ставил перед собой цель не только оказать помощь лечебным учреждениям, но и увидеть людей в работе, лучше изучить их, чтобы знать, кому можно безошибочно доверить наиболее ответственное дело. Когда, например, по ряду причин потребовалось произвести перестановку и замену нескольких полковых врачей в 230-й штурмовой и 215-й истребительной авиационных дивизиях, я счел необходимым на месте разобраться в целесообразности намеченных мероприятий и ближе познакомиться с предложенными кандидатурами. Это позволило избежать ошибок в подборе кадров.
После взятия Белостока мне посчастливилось встретиться с женой и дочерью, которых не видел с начала наступления. До освобождения Минска 439 БАО, где Шура работала начальником лазарета, обслуживал полк ГВФ, штаб нашей армии и некоторые вспомогательные части. Потом он остался во втором эшелоне.
Лазарет 439 БАО оказался буквально заполненным ранеными и больными. Медицинскому персоналу приходилось работать днем и ночью.
Командиром этого батальона аэродромного обслуживания был подполковник Александр Георгиевич Тарасов. Санслужбу возглавлял сначала майор медицинской службы Кулиненко, затем майор медицинской службы Кравченко. При встрече жена рассказала, как много ей пришлось пережить. Особенно трудно было при переправе лазарета через Березину. Двое суток простояли они у моста, перед которым скопилось огромное количество военной техники, подвод и людей.
Случилось так, что старший врач БАО заболел и Шура замещала его. С большим трудом она добилась от полковника, руководившего переправой, чтобы пропустили наконец санитарные машины с больными и ранеными.
После взятия Белостока, начиная с рубежа реки Свислочь, противник стал оказывать нашим войскам упорное сопротивление. Видимо, он стремился выиграть время для укрепления обороны на подступах к Восточной Пруссии.
В течение августа войска 2-го Белорусского фронта вели напряженные бои западнее Белостока, в излучине реки Нарев. На пути их были крепость Осовец, города Замбровск, Виземск, Остроленко, водные рубежи.
В соответствии со сложившейся боевой обстановкой была организована и работа медицинской службы. На базе 832, 853, 856 БАО, находившихся на передовых аэродромах, мы развернули хирургические лазареты, усилив их за счет 12 и 20 РАБ. Такой же лазарет, организованный на базе 448 БАО 34 РАБ, находился в самом Белостоке. Розыск, подбор и эвакуация раненых летчиков осуществлялись медпостами при радиостанциях наведения. Оттуда пострадавших направляли в ближайший хирургический лазарет, а затем эвакуировали в авиагоспиталь, который в конце августа переехал из Новоельни в город Высокий Мазовецк. Чтобы не потерять раненых летчиков, попавших в общевойсковые этапы эвакуации, старшие врачи авиаполков и БАО поддерживали постоянный контакт с госпиталями наземных частей.
В сентябре и октябре боевое напряжение на нашем фронте несколько спало. Войска нуждались в перегруппировке и пополнении. Попытка расширить так называемый рожанский плацдарм оказалась безуспешной.
Однако именно в октябре медицинскими постами при радиостанциях наведения было подобрано наибольшее количество раненых. Объяснялось это тем, что противник резко усилил свою зенитную оборону. Подбитые самолеты зачастую совершали вынужденную посадку вблизи линии фронта.
Во время освобождения Белоруссии авиачасти 4-й воздушной армии совершили 14 000 боевых вылетов, сбросили на вражеские войска более 2500 тонн бомб. Тридцать наших летчиков и штурманов стали Героями Советского Союза. Многие авиачасти получили звание гвардейских и почетные наименования. 4-я воздушная армия неоднократно отмечалась в приказах Верховного Главнокомандующего.
В конце октября войска 2-го Белорусского фронта перешли к обороне. Наступила оперативная пауза.
Осенью и в начале зимы 1944 года 4-я воздушная армия усилилась 8-м истребительным, 5-м бомбардировочным и 4-м штурмовым корпусами, ими соответственно командовали генералы А. С. Осипенко, М. X. Борисенко, и Г. Ф. Байдуков. Кроме того, к нам прибыло несколько авиачастей из тыла и с других фронтов. Количество самолетов возросло до 1665. Никогда еще 4-я воздушная армия не была такой мощной.
Все понимали: в Восточной Пруссии - цитадели прусского милитаризма враг будет драться отчаянно. По данным разведки, гитлеровцы в полосе нашего фронта располагали 700 самолетами. Но они могли усилить свою авиацию.
16 ноября в командование 2-м Белорусским фронтом вступил Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский. Он хорошо разбирался в вопросах массированного применения авиации и организации взаимодействия ее с наземными войсками.
В это время уже началась непосредственная подготовка Млавско-Эльбинской наступательной операции, являвшейся частью стратегической Восточно-Прусской. Наша армия подтягивала тылы, создавала запасы горючего и боеприпасов, приводила в порядок аэродромы.
Точной даты начала нового большого наступления, естественно, никто не называл. Ее могла знать лишь Ставка Верховного Главнокомандования. Наши летчики активно вели разведку оборонительных укреплений и наиболее важных тыловых объектов противника.
Раньше советское командование получало хорошие разведывательные данные из партизанских отрядов. Здесь же их не было. Сведения о противнике добывались наблюдением и фотографированием с воздуха, с помощью агентурной и войсковой разведок.
Наши дороги из тыла к фронту проходили по территории Польши. Население относилось к нам дружественно. Но среди него действовала и вражеская агентура. Перегруппировку войск требовалось производить скрытно, нужна была постоянная бдительность.
Вскоре враг преподал нам жестокий урок. Успокоенные снижением активности авиации противника, некоторые наши командиры ослабили охрану аэродромов. И вот 24 декабря группа "фокке-вульфов", численностью до 30 самолетов, нанесла удар по Вышкуву, где базировались два полка нашей 269-й истребительной авиационной дивизии. Мы потеряли значительное количество машин.
На следующий день после этого налета я побывал у К. А. Вершинина. Застал его очень расстроенным. О случае в Вышкуве я уже знал, поскольку туда было немедленно выслано звено санитарных самолетов. Но, видимо, и еще какие-то неприятности угнетали генерала.
Вершинин умел владеть собой. Однако в этот день ему не удавалось скрыть свои чувства. Приходивших к нему офицеров он отпускал быстро, разговор по ВЧ, о котором ему напомнил адъютант, отложил, сказав, что еще не готов к нему.
- Что вы стоите? - обратился ко мне командарм. - Садитесь.
Мы остались одни в кабинете.
- Сегодня у меня очень тяжелый день, - устало продолжал он. - Два таких удара! Вот телеграмма от товарища Сталина... - Генерал протянул мне небольшой листок. Телеграмма была лаконичной, но резкой: "Вершинину. Позор. Сталин". - Вот как! - вздохнул Константин Андреевич, забирая у меня бумагу. - И поделом: такие оплошности нельзя прощать. А тут еще из дому телеграмма пришла: серьезно заболела дочь... Словом, тяжелый выдался день! заключил он.
Чтобы как-то успокоить командарма, я сочувственно заметил, что на войне всякое может случиться, в семейной жизни тоже бывают удачи и неудачи...
В армии велась большая работа по разъяснению воинам норм их поведения за рубежом. Всячески подчеркивалось, что Красная Армия вступила на территорию Польши с благородной освободительной миссией. Заместитель командующего по политической части генерал Ф. Ф. Веров не раз спрашивал у меня, как наша медслужба помогает местному населению.
Польские города, местечки и особенно села были совершенно лишены сколько-нибудь организованного медицинского обслуживания. А частные врачи, фельдшеры и акушерки не располагали ни медикаментами, ни медицинскими инструментами. Высокую смертность среди обнищавшего, полуголодного местного населения гитлеровцы цинично называли "естественным отбором".
Кроме проведения противоэпидемических мероприятий санслужбы РАБ и авиасоединений отдавали много сил и средств лечению больных. Мы не скупились на лекарства и перевязочные материалы. Многие лазареты БАО организовали специальные отделения для поляков, нуждающихся в госпитализации.
Однажды мы с врачом 8-го истребительного авиационного корпуса подполковником медицинской службы Н. Т. Горчаковым заехали на "виллисе" в польское местечко. Рядом с ним находился аэродром.
Проезжая по улице, увидели над дверью каменного домика белую дощечку с красным крестом. Я попросил шофера остановить машину, и мы с Горчаковым вошли в медпункт. В коридоре увидели длинную очередь. В основном здесь были матери с детьми на руках. Прием больных вел старенький местный врач. Ему помогала молодая монахиня в чепце с большими полями.
Увидев военных с медицинскими эмблемами на погонах, врач шагнул нам навстречу и стал пожимать руки. Как большинство пожилых поляков, он неплохо говорил по-русски.
- За всю свою многолетнюю практику я никогда не имел такого богатства! - указал врач на стеклянный шкаф, заполненный коробками и пузырьками. - Это дар ваших врачей. Не подумайте, что я беру с больных деньги. Нет-нет, я тружусь бесплатно, как у вас, в Советах. Каждый день сюда приходит ваша военная женщина-врач и консультирует меня. Оказывается, я многого не знаю, отстал от современной медицинской науки.
Выяснилось, что этот медпункт был создан при активном содействии начальника санслужбы 20 РАБ Михаила Владимировича Корнеева. Врачом-консультантом оказалась капитан медицинской службы С. П. Подпругина.
- Я долго верил вражеской клевете на вас: мол, коммунисты бессердечные люди, - сказал польский врач. - Об этом совсем недавно твердили наши националисты. Но теперь у нас открылись глаза!..
Советское правительство помогало польскому народу и продовольствием. В Высоком Мазовецке и в других населенных пунктах я не раз видел, как разгружались вагоны с мукой, прибывшие из Советского Союза. А ведь в то время наши люди сами жили еще очень бедно, получая продукты по карточкам. Освобожденные поляки радовались нашим продовольственным пайкам как заботе вновь обретенной родины. Воины Красной Армии гордились тем, что даже в тяжелых условиях войны большевистская партия и Советское правительство показывают высокий пример гуманизма и интернациональной солидарности.
Начальник штаба 4-й воздушной армии генерал А. З. Устинов очень внимательно относился к нуждам медицинской службы. В июне 1944 года его сменил генерал-майор авиации А. Н. Алексеев. В первой же беседе со мной он в шутку заметил:
- Я слышал, будто оперативный отдел в первую очередь вам сообщает обстановку.
- Всем спокойнее воевать, когда медики точно знают, куда им лететь или ехать, - ответил я.
Генерал Алексеев сохранял доброе отношение к медицинскому отделу.
В ноябре - декабре армейский дом отдыха работал с полной нагрузкой. Побывав там, начальник штаба в разговоре со мной похвалил деятельную Назарову - она устраивала вечера художественной самодеятельности, спортивные игры на свежем воздухе, заботилась о хорошем питании людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33