К заходу солнца охотники оказались уже на «человечьей» тропе.
* * *
Свенслав, проболев семидневницу, начал было поправляться. Помог и горный воск, настоянный на хмельном меду, и нутряное сало, и целебные воды, за которыми Вострок, что называется, слетал на лихом жеребце — всего за день. Ничто, казалось, не предвещало беды. Но вот на восьмой день, сухим теплым вечером, когда старый охотник вышел из дома приютивших служителей Волха хозяев — вдохнуть прохладного воздуха, случилась беда. Вострок услышал шум, ноги сами вынесли его из домика, руки схватились за ножи — лука рядом не было…
Черные крылья накрыли Свенслава, зубастый клюв ломал шею старика, тело которого было распростерто ничком на каменистой земле. Понятно — тварь напала с лету, сзади, бесшумно…
Увидев еще одного человека, крылатая змея оставила жертву, резким толчком приподнялась, крылья ударили по воздуху, оттолкнув напором создавшегося ветра Вострока, еще мгновение — и у носа охотника мелькнул змеиный хвост, дохнуло зловонием. Улетела… Может, закон змеиный исполняла — не связываться с двумя охотниками сразу, а может — заметила в руках Вострока ножи!
Свенслав умер, так и не сказав больше ни слова, тем же вечером. У Вострока, задетого, видать, тем же ядом или колдовством, началась та же болезнь — слабость, тошнота, но проходило все это легче, чем у Свенслава. Тем более, молодой охотник уже знал, как лечиться.
На погребальном костре, плача от бессильной ярости, Вострок дал Слово отомстить треклятому созданию, заловить, достать хоть из-под земли, убить зубастую птицу! Тогда и начался длинный поединок человека и монстра, приведший Вострока в эту маленькую деревушку на севере Крутенского княжества.
* * *
На следующий день Вострок стал обладателем такой уймы сетей, что хватило б на дюжину рыбаков! Половину он стразу отбраковал — или слишком редкие, или — слабые. Нужно было частое плетение, да так, что б мужские руки разорвать не смогли!
Новых человеческих жертв не было. Черная тень кружила поблизости, пропала молодая собака и ягненок. Родители не выпускали детишек из дома одних, памятуя наказ Вострока. Охотник объяснил, что чудище не нападает на группы людей, даже — если идут по двое, оно атакует только одиноких. И никогда не суется в узкие места, так что ни в дверь, ни в окошки можно в гости его не ждать…
Вострок зашел навестить Тюрю. Девочка продолжала хворать, ослабела, но смерти не сдавалась, держалась. Мать рассказала, что приходили еще ведуны, давали новые травы, читали заговоры. Волхвы приходили, обряд провели во имя Велеса, и жрица была, все тайное женское сделала. Послали даже голубя в Крутен, там живет лекарь Иггельд, что все болезни наперечет знает, позвали…
— Все одно, умру я, тятенька, — молвила девчушечка, — чую — помру…
— А вот и не помрешь! — возразил Вострок, — Кабы судьба умереть — так уж давно бпредставилась, а коли столько продержалась — поправишься! Травки пьешь?
— Пью.
— Вот и бегать скоро будешь!
— А крылатая змея других девочек покрадет, — вздохнула Тюря.
— Не покрадет, мы ее словим, убьем!
— Сказывали, что ловить ее надо на живца, — девочка взглянула в глаза Востроку, — и еще сказывали, что она вокруг летает из-за меня, пока меня не съест, не улетит!
— Да кто это тебе такое наговорил?! — возмутился охотник.
— Я пойду, погуляю, куда скажешь, тятенька охотник, — решилась Тюря, — а ты сеточки там расставь, да поймай черную…
— Да нельзя так, нельзя, нет обычая… — забормотал Вострок, поняв, что случилось «то самое» — кто-то надоумил девчушку.
— Все одно мне — умирать, — заявила девочка твердо, другой мальчишка позавидовал бы, — а на меня ты змеюку словишь, деревню от зла избавишь.
— Нет, — покачал головой Вострок.
— Тогда я сама пойду, — в ее голосе слышалась решимость, — узнаю, где ты силки поставил, и пойду!
— Пусть идет! — неожиданно вмешалась мать Тюри, — Бабка ее, молода была, горела изба, нас троих из огня вытащила, да соседушку моего с сестричкой… В бабку она, Тюря-то…
* * *
Место выбрали за деревней, поблизости как от лесочка, так и от места последнего повления крылатого людоеда. Посреди — стог сена, там собирался схорониться Вострок. Та стороноа, что смотрит в лес — ловчая, туда пойдет играть Тюря, там же и сети. Потребовалаось все искусство Вострока, ведь сети и установить, и схоронить так, чтобы видно не было пришлось ночью, при свете звезд. Делать днем — бесподезно, чудище могло заметить приготовления! Все было налажено хитро, не было видно ни плетенных сетей, ни пеньковых веревочек.
Вострок сидел в стогу тихо, не высовывался, мало ли — вдруг пролетит зубастая с утра, заприметит врага… Хотя утро, как и положено, выдалось туманное, к полудню установилась жаркая погода, на небе — редкие облака, стало припекать. Востроку, в его стогу, было даже приятственно, прохладно да мягко. Вскоре появилась девочка, приковыляла сама, без помощи матери, устроилась на условленном месте, промеж двух скрещенных оглоблей — присела да начала возиться во что-то такое, чем занимаются девочки ее возраста — перебирала, раскладывала принесенные из дома разноцветные лоскуточки, посадила на них пару кукол, завела с ними разговоры…
Кажется, Тюря совсем позабыла, зачем пришла сюда, настолько увлеклась игрой. Вострок пару раз тихо окликал ее, девочка отвечала, что ей здесь очень хорошо, и завтра снова придет сюда играть. Охотник поначалу лишь пожимал плечами, но к закату понял, что девочка права, поскольку чудище так и не заявилось, оставалось одно — повторить все завтра. Когда солнце село, Вострок отнес притомившуюся девчушку домой. Там у девочки разыгрался аппетит, она уплетала аж за обе щеки, на радость мамаши. Востроку пришло в голову, что еще пара дней такой охоты, и девочка пойдет на поправку!
В деревне за этот день пропала лишь пара кур, судя по всему — работа рыжих хитрюг. Зубастый ужас не появлялся, возможно — доедал младенца, а может — поохотился на какого лесного зверя. О том, что чудище могло улететь дальше, Вострок старался не думать, убеждая себя, что, мол, пока не добудет оно упущенной девочки…
Второй день ничем не отличался от первого, было еще знойней, комаров, казалось, расплодилась уйма… Небольшой дождик в полдень ничего не изменил, Тюря, прихватившая на этот раз полдюжины куколок, даже внимания на редкие капли, падавшие сверху, не обратила. Вострок лежал в стогу неподвижно, настолько войдя в рол бревна, что ему в порты даже сунулся какой-то глупый мышонок — единственная причина, по которой охотнику пришлось резко дернуться! К вечеру вдали загромыхало, после первых порывов ветра Вострок решил снять засаду, справедливо полагая, что в грозу на перепончатых крыльях особо не порезвишься. До Тюриного дома добежал без остановки, едва занес девочку в дом — с неба хлынуло, как из ведра!
Дождь лил всю ночь, Вострок хорошо представлял себе, что все его ловчие хитрости могло размыть, да обнажить для взгляда с небес. Пришлось под утро, пока еще не рассвело, под дождем идти поправлять сети. Вострок решил не рисковать, и устроился прямо в основательно промокшем стогу. Бр-р-р! Но что поделаешь — судьба у служителей Волха такая, сидеть мокрыми в мокром, да дрожать! Сразу, как взошло светило, дождь закончился. Вскоре появилась Тюря, девочка выглядела уже здоровой, разложила куклы, стала рассказывать им о том, да о сем…
Крупная тень промелькнула где-то рядом. Вострок мгновенно натянул лук. Только что чудище поняло, что схватить девочку на лету не удастся — мешали четыре здоровенные деревянные оглобли, вкопанные крест-на-крест по обоим сторонам от Тюри. Захочешь добыть девочку — милости просим на землю! Тень промелькнула еще и еще раз. Крылатый змей выбирал — то ли опуститься за добычей, то ли забросить охоту. Ну, разумеется… Вот он, беззащитный человеческий птенец, рядом — никого, ни взрослых, ни собак. Чудище должно было решиться! И оно решилось.
Спикировав, огромная птица чуть ли не ткнула клювом Тюрю. Та взвизгнула и спряталась за оглоблю. Вострок уже тянул за все веревки. Сети, одна за другой, расправились и опустились на крылатого змея. Увы, все произошло как-то не так. Ни одна из сетей так и не накрыла зубастого клюва. Чудище встрепенулось, сбрасывая с себя единственную частично наброшенную сеть. Почти выскользнула, вот только коготь на перепончатом крыле зацепился. Вот они, драгоценные мгновения! Вострок послал тяжелую стрелу — большой охотничий лук был наготове. Проклятье! Змей ухитрился увернуться, стрела лишь порвала край разворачивавшегося крыла. Вострок, схватив ножи, бросился на чудище. Взбешенная тварь устремилась навстречу. Вострок выбросил вперед огромный охотничий нож, более походящий на меч по размеру. И тут… Его тело вдруг ослабело, как будто он схватил лихорадку, всего затрясло, колени подогнулись. Вот оно, злое колдовство зубастой птицы. Свело правую половину лица, Вострок схватился, не сознавая зачем, здоровой рукой за онемевшую кожу, ладонь закрыла левый глаз — темнота. Мгновенно пронеслась мысль — ослеп правый глаз. Чудище не теряло ни мгновение, мощным толчком повалив мужчину на землю, взмахнуло огромным, в пару локтей клювом, метя в горло Востроку. И вдруг замотало головой. Вострок увидел, что в клюве у змея торчит большая набивная кукла Тюри. Девочка не испугалась! Ухитрилась подобраться сзади и сунуть в глупо вывернутые наружу зубы чудища самую большую из кукол, клюв теперь открывался да закрывался, рвалось полотно, сыпались опилки, но с куклой расправиться оказалось потруднее, чем могло показаться на первый взгляд. Несколько подаренных Судьбой и Тюрей мгновений. Вострок собрал все оставшиеся силы. На правую руку надеяться было нечего, нож в левую ладонь — и вперед! Снова ощущение дрожи во всем теле, но рука делает привычную работу, нож уходит глубоко в немигающий глаз чудища.
Девочка громко кричит, на ее зов прибегают деревенские. Свет меркнет для Вострока окончательно, но он еще чувствует, что его берут и куда-то несут…
* * *
Иггельд долго осматривал лежавших на лавках раненых мужчину и девочку, задавал вопросы, требовал сжимать его пальцы в ладошках, поднять то руку, то ногу, постукивал по сухожилиям. Княжич Младояр наблюдал за работой лекаря молча, вопросов не задавал, но старался углядеть все то, что разглядывал Иггельд, отметив для себя и полную неподвижность правого глаза у охотника, и странную белизну под веками у обоих больных.
Иггельд долго готовил отвары для лечения, отдавал распоряжения, чего еще набрать по лесам, велел заготовить бычьей крови… Ругнулся на княжича, собиравшегося как следует осмотреть отрубленную голову чудища.
— Ядовита, быть может, — бросил Игг, да так, что ручонки княжича, протянутые, было, к зубастому клюву, так и отдернулись…
— А как проверить?
— Достань пару мышек, вот и проверим!
— Достать не долго… А Вострок и Тюря… Они будут жить? — спросил Младояр.
— Завтра еще раз осмотрю, с утречка… — покачал головой старик, — Тогда, быть может, скажу!
* * *
Вечером охотник пришел в себя, Иггельд воспользовался моментом, чтобы расспросить раненого — что и где болит. Не смотря на то, что Вострока всего трясло, а кожу покрывал крупный пот, на вопросы служитель Волха отвечал четко, разум охотника не помутнел. Правый глаз не видел совсем — стоило охотнику закрыть левый глаз, как для него наступала темнота. Лекарь потрогал руки и ноги раненого, обнаружил, что тот не чувствует прикосновений к правой ладони, даже покалывания иголкой — и то не ощущает. Отвар жаропонижающих трав, малиновое варенье, холодные примочки — ничто не оказывало благотворного воздействия, тело Вострока так и горело огнем.
— Не выживет охотник, — сказал Иггельд Младояру, когда они остались наедине, — и это не яд.
— Не яд? Почему? — удивился княжич.
— Так бывает, когда внутри головы лопается жила, — объяснил старик, — странно только, что правый глаз…
— Глаз не слепнет?
— Нет, бывает, слепнет, но — левый…
— Если не яд, то что?
— Охотник говорил, что когда чудовище смотрело на него, то он почувствовал, как будто все тело затрясло, — медленно, размышляя по ходу речи, произнес Иггельд, — может, у этого летающего змея сила есть — изнутри человека рвать? Не знаю…
— Слушай, Игг… Мышей я достал, мальчишки наловили, — напомнил воспитателю княжич, — что с ними делать будем?
— Просто посадим на ночь вместе с отрубленной головой, — пожал плечами старик, — а завтра посмотрим, как бегать будут!
* * *
Утром было не до мышей. Пришла в себя девочка, села-поела. Иггельд поговорил с ней, пощупал узлы, да успокоил мать, заявив, что Тюре еще жить и жить. В избе, кроме лекаря, Младояра, матери девчушки и двух хворавших, сидел на лавке еще и деревенский староста, рядом стояла местная ведунья, предпочитавшая помалкивать в присутствии такого великого ведуна, как Иггельд. Из дверей были видны головы еще нескольких мужей и ребятишек, взрослые помалкивали, ожидая, что скажет лекарь, дети — галдели…
— Говорили, что коли чудище взглянет, то не жить человеку, — сказала девочка, — а на меня оно аж два раза смотрела.
— Дык клин клином вышибают! — подшутил лекарь.
— Все говорили, что умру… — продолжала недоумевать девчушка.
— Да мало ли что говорили, — промолвил Иггельд строго, — я лекарь, все меня знают в княжестве Крутенском и за пределами оного! Я смотрю и вижу, что нет у тебя смертельного недуга, и семи дней не пройдет, как позабудешь о своей болезни.
— Поживет еще Тюря, — послышался голос Вострока. Охотник лежал без движений, глаза прикрыты, лицо — бледное, с испариной, — а вот мне надо поспешать!
— Куда? — удивился княжич.
— Я помру, и скоро, — молвил охотник, — и пока не умер, пока один глаз видит, да язык ворочается… Обряд надо совершить… Во славу Волха!
— Это твое право, Вострок, — подтвердил Иггельд, — ты добыл зверя невиданного, тебе и решать, какая треба покровителю пойдет! Мы все исполним, наказывай — что да как сделать.
— Пусть лапы отрубят, да крылья, где когти, — прошептал Вострок, слабея, — костер разведут из дерев чистых, да шкуру мою, волчью, для меня…
Охотник забылся, хотя его губы еще шевелились, речей слышно уже не было. Иггельд положил руку на лоб умирающему, потрогал пульсирующую жилку на шее, покачал головой.
— Что? Что? — разом воскликнули и староста, и ведунья, и мать Тюри.
— Не увидеть ему завтрашней зари, — приговорил Иггельд, — а потому, селяне, делайте, как наказал Волха служитель, то — последняя воля его!
— Все сделаем, — поклонился староста.
— Будете лапы чудищу отрубать, — спохватился Иггелдьд, — руками не касайтесь, сорвите лопухов каких, через них только и трогайте. И топоры на огне прокалите… Может, ядовита та тварь!
— Не, не ядовита! — послышалась из-за дверей, — мой Кабысдох уже обглодать ей бочину успел, так бегает, ничего ему не стало!
— Береженого боги берегут! — Иггельд, как всегда, был осторожен в таких делах.
— А теперь пошли, взглянем на мышек, — сказал лекарь княжичу, выходя из избы.
— Думаю, живы они, да хвостами вертят!
— Я тоже так думаю, однако ж — проверим!
Мыши и не думали помирать, более того, не удовлетворившись оставленным зерном, они слегка попортили и голову чудища…
* * *
Для Вострока наскоро изготовили носилки, обвязав пару толстых жердей крепкой сетью. Четверо селян, взявшись за концы носилок, легко понесли тощее тело охотника к уже разгоревшемуся костру. Вокруг огня собралась уже вся деревня. Прискакали на лихих жеребцах и мужи с ближних сел да хуторов, были двое из дружины княжеской. Все дивились на диковинный трофей Вострока, кое-кто даже осмелился потрогать тушу крылатого змея, не смотря на строгие запреты Иггельда. Оно конечно, если бы запрет был божеский, никто не притронулся бы, ну, а если просто опасность смертельная — отчего бы и не рискнуть?! На то и мужи, чтобы с жизнью играть, смерть дразнить…
Востроку помогли надеть изрядно потрепанную шкуру заветную, слегка приподняли, чтобы он мог видеть пламя. Служитель Волха начал обряд, шептал какие-то слова, прикасался то к голове чудища, то к четырехпалым лапам. Работала только левая рука, потому Вострок не смог самостоятельно отрезать кусочки от трофеев, пришлось одному из дружинников помогать, придерживая то крыло, то лапу. Каждый кусочек, после сказанных слов, отправлялся в костер, когда Востроку не удавалось докинуть требу до огня, ее подталкивали туда палками — прикасаться пальцами к предназначенному богу — нельзя!
Наконец, дошло дело до самого заветного — до зубов. Увы, Вострок не смог единственной здоровой рукой вырвать ни одного зуба, помог коваль, прихвативший железные клещи. Тут же, наскоро, в одном из клыков была проделана дырка, зуб надели на бечевочку — на ней уже красовалось немало памяток о трофеях Вострока, теперь присоединился главный и, увы, последний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
* * *
Свенслав, проболев семидневницу, начал было поправляться. Помог и горный воск, настоянный на хмельном меду, и нутряное сало, и целебные воды, за которыми Вострок, что называется, слетал на лихом жеребце — всего за день. Ничто, казалось, не предвещало беды. Но вот на восьмой день, сухим теплым вечером, когда старый охотник вышел из дома приютивших служителей Волха хозяев — вдохнуть прохладного воздуха, случилась беда. Вострок услышал шум, ноги сами вынесли его из домика, руки схватились за ножи — лука рядом не было…
Черные крылья накрыли Свенслава, зубастый клюв ломал шею старика, тело которого было распростерто ничком на каменистой земле. Понятно — тварь напала с лету, сзади, бесшумно…
Увидев еще одного человека, крылатая змея оставила жертву, резким толчком приподнялась, крылья ударили по воздуху, оттолкнув напором создавшегося ветра Вострока, еще мгновение — и у носа охотника мелькнул змеиный хвост, дохнуло зловонием. Улетела… Может, закон змеиный исполняла — не связываться с двумя охотниками сразу, а может — заметила в руках Вострока ножи!
Свенслав умер, так и не сказав больше ни слова, тем же вечером. У Вострока, задетого, видать, тем же ядом или колдовством, началась та же болезнь — слабость, тошнота, но проходило все это легче, чем у Свенслава. Тем более, молодой охотник уже знал, как лечиться.
На погребальном костре, плача от бессильной ярости, Вострок дал Слово отомстить треклятому созданию, заловить, достать хоть из-под земли, убить зубастую птицу! Тогда и начался длинный поединок человека и монстра, приведший Вострока в эту маленькую деревушку на севере Крутенского княжества.
* * *
На следующий день Вострок стал обладателем такой уймы сетей, что хватило б на дюжину рыбаков! Половину он стразу отбраковал — или слишком редкие, или — слабые. Нужно было частое плетение, да так, что б мужские руки разорвать не смогли!
Новых человеческих жертв не было. Черная тень кружила поблизости, пропала молодая собака и ягненок. Родители не выпускали детишек из дома одних, памятуя наказ Вострока. Охотник объяснил, что чудище не нападает на группы людей, даже — если идут по двое, оно атакует только одиноких. И никогда не суется в узкие места, так что ни в дверь, ни в окошки можно в гости его не ждать…
Вострок зашел навестить Тюрю. Девочка продолжала хворать, ослабела, но смерти не сдавалась, держалась. Мать рассказала, что приходили еще ведуны, давали новые травы, читали заговоры. Волхвы приходили, обряд провели во имя Велеса, и жрица была, все тайное женское сделала. Послали даже голубя в Крутен, там живет лекарь Иггельд, что все болезни наперечет знает, позвали…
— Все одно, умру я, тятенька, — молвила девчушечка, — чую — помру…
— А вот и не помрешь! — возразил Вострок, — Кабы судьба умереть — так уж давно бпредставилась, а коли столько продержалась — поправишься! Травки пьешь?
— Пью.
— Вот и бегать скоро будешь!
— А крылатая змея других девочек покрадет, — вздохнула Тюря.
— Не покрадет, мы ее словим, убьем!
— Сказывали, что ловить ее надо на живца, — девочка взглянула в глаза Востроку, — и еще сказывали, что она вокруг летает из-за меня, пока меня не съест, не улетит!
— Да кто это тебе такое наговорил?! — возмутился охотник.
— Я пойду, погуляю, куда скажешь, тятенька охотник, — решилась Тюря, — а ты сеточки там расставь, да поймай черную…
— Да нельзя так, нельзя, нет обычая… — забормотал Вострок, поняв, что случилось «то самое» — кто-то надоумил девчушку.
— Все одно мне — умирать, — заявила девочка твердо, другой мальчишка позавидовал бы, — а на меня ты змеюку словишь, деревню от зла избавишь.
— Нет, — покачал головой Вострок.
— Тогда я сама пойду, — в ее голосе слышалась решимость, — узнаю, где ты силки поставил, и пойду!
— Пусть идет! — неожиданно вмешалась мать Тюри, — Бабка ее, молода была, горела изба, нас троих из огня вытащила, да соседушку моего с сестричкой… В бабку она, Тюря-то…
* * *
Место выбрали за деревней, поблизости как от лесочка, так и от места последнего повления крылатого людоеда. Посреди — стог сена, там собирался схорониться Вострок. Та стороноа, что смотрит в лес — ловчая, туда пойдет играть Тюря, там же и сети. Потребовалаось все искусство Вострока, ведь сети и установить, и схоронить так, чтобы видно не было пришлось ночью, при свете звезд. Делать днем — бесподезно, чудище могло заметить приготовления! Все было налажено хитро, не было видно ни плетенных сетей, ни пеньковых веревочек.
Вострок сидел в стогу тихо, не высовывался, мало ли — вдруг пролетит зубастая с утра, заприметит врага… Хотя утро, как и положено, выдалось туманное, к полудню установилась жаркая погода, на небе — редкие облака, стало припекать. Востроку, в его стогу, было даже приятственно, прохладно да мягко. Вскоре появилась девочка, приковыляла сама, без помощи матери, устроилась на условленном месте, промеж двух скрещенных оглоблей — присела да начала возиться во что-то такое, чем занимаются девочки ее возраста — перебирала, раскладывала принесенные из дома разноцветные лоскуточки, посадила на них пару кукол, завела с ними разговоры…
Кажется, Тюря совсем позабыла, зачем пришла сюда, настолько увлеклась игрой. Вострок пару раз тихо окликал ее, девочка отвечала, что ей здесь очень хорошо, и завтра снова придет сюда играть. Охотник поначалу лишь пожимал плечами, но к закату понял, что девочка права, поскольку чудище так и не заявилось, оставалось одно — повторить все завтра. Когда солнце село, Вострок отнес притомившуюся девчушку домой. Там у девочки разыгрался аппетит, она уплетала аж за обе щеки, на радость мамаши. Востроку пришло в голову, что еще пара дней такой охоты, и девочка пойдет на поправку!
В деревне за этот день пропала лишь пара кур, судя по всему — работа рыжих хитрюг. Зубастый ужас не появлялся, возможно — доедал младенца, а может — поохотился на какого лесного зверя. О том, что чудище могло улететь дальше, Вострок старался не думать, убеждая себя, что, мол, пока не добудет оно упущенной девочки…
Второй день ничем не отличался от первого, было еще знойней, комаров, казалось, расплодилась уйма… Небольшой дождик в полдень ничего не изменил, Тюря, прихватившая на этот раз полдюжины куколок, даже внимания на редкие капли, падавшие сверху, не обратила. Вострок лежал в стогу неподвижно, настолько войдя в рол бревна, что ему в порты даже сунулся какой-то глупый мышонок — единственная причина, по которой охотнику пришлось резко дернуться! К вечеру вдали загромыхало, после первых порывов ветра Вострок решил снять засаду, справедливо полагая, что в грозу на перепончатых крыльях особо не порезвишься. До Тюриного дома добежал без остановки, едва занес девочку в дом — с неба хлынуло, как из ведра!
Дождь лил всю ночь, Вострок хорошо представлял себе, что все его ловчие хитрости могло размыть, да обнажить для взгляда с небес. Пришлось под утро, пока еще не рассвело, под дождем идти поправлять сети. Вострок решил не рисковать, и устроился прямо в основательно промокшем стогу. Бр-р-р! Но что поделаешь — судьба у служителей Волха такая, сидеть мокрыми в мокром, да дрожать! Сразу, как взошло светило, дождь закончился. Вскоре появилась Тюря, девочка выглядела уже здоровой, разложила куклы, стала рассказывать им о том, да о сем…
Крупная тень промелькнула где-то рядом. Вострок мгновенно натянул лук. Только что чудище поняло, что схватить девочку на лету не удастся — мешали четыре здоровенные деревянные оглобли, вкопанные крест-на-крест по обоим сторонам от Тюри. Захочешь добыть девочку — милости просим на землю! Тень промелькнула еще и еще раз. Крылатый змей выбирал — то ли опуститься за добычей, то ли забросить охоту. Ну, разумеется… Вот он, беззащитный человеческий птенец, рядом — никого, ни взрослых, ни собак. Чудище должно было решиться! И оно решилось.
Спикировав, огромная птица чуть ли не ткнула клювом Тюрю. Та взвизгнула и спряталась за оглоблю. Вострок уже тянул за все веревки. Сети, одна за другой, расправились и опустились на крылатого змея. Увы, все произошло как-то не так. Ни одна из сетей так и не накрыла зубастого клюва. Чудище встрепенулось, сбрасывая с себя единственную частично наброшенную сеть. Почти выскользнула, вот только коготь на перепончатом крыле зацепился. Вот они, драгоценные мгновения! Вострок послал тяжелую стрелу — большой охотничий лук был наготове. Проклятье! Змей ухитрился увернуться, стрела лишь порвала край разворачивавшегося крыла. Вострок, схватив ножи, бросился на чудище. Взбешенная тварь устремилась навстречу. Вострок выбросил вперед огромный охотничий нож, более походящий на меч по размеру. И тут… Его тело вдруг ослабело, как будто он схватил лихорадку, всего затрясло, колени подогнулись. Вот оно, злое колдовство зубастой птицы. Свело правую половину лица, Вострок схватился, не сознавая зачем, здоровой рукой за онемевшую кожу, ладонь закрыла левый глаз — темнота. Мгновенно пронеслась мысль — ослеп правый глаз. Чудище не теряло ни мгновение, мощным толчком повалив мужчину на землю, взмахнуло огромным, в пару локтей клювом, метя в горло Востроку. И вдруг замотало головой. Вострок увидел, что в клюве у змея торчит большая набивная кукла Тюри. Девочка не испугалась! Ухитрилась подобраться сзади и сунуть в глупо вывернутые наружу зубы чудища самую большую из кукол, клюв теперь открывался да закрывался, рвалось полотно, сыпались опилки, но с куклой расправиться оказалось потруднее, чем могло показаться на первый взгляд. Несколько подаренных Судьбой и Тюрей мгновений. Вострок собрал все оставшиеся силы. На правую руку надеяться было нечего, нож в левую ладонь — и вперед! Снова ощущение дрожи во всем теле, но рука делает привычную работу, нож уходит глубоко в немигающий глаз чудища.
Девочка громко кричит, на ее зов прибегают деревенские. Свет меркнет для Вострока окончательно, но он еще чувствует, что его берут и куда-то несут…
* * *
Иггельд долго осматривал лежавших на лавках раненых мужчину и девочку, задавал вопросы, требовал сжимать его пальцы в ладошках, поднять то руку, то ногу, постукивал по сухожилиям. Княжич Младояр наблюдал за работой лекаря молча, вопросов не задавал, но старался углядеть все то, что разглядывал Иггельд, отметив для себя и полную неподвижность правого глаза у охотника, и странную белизну под веками у обоих больных.
Иггельд долго готовил отвары для лечения, отдавал распоряжения, чего еще набрать по лесам, велел заготовить бычьей крови… Ругнулся на княжича, собиравшегося как следует осмотреть отрубленную голову чудища.
— Ядовита, быть может, — бросил Игг, да так, что ручонки княжича, протянутые, было, к зубастому клюву, так и отдернулись…
— А как проверить?
— Достань пару мышек, вот и проверим!
— Достать не долго… А Вострок и Тюря… Они будут жить? — спросил Младояр.
— Завтра еще раз осмотрю, с утречка… — покачал головой старик, — Тогда, быть может, скажу!
* * *
Вечером охотник пришел в себя, Иггельд воспользовался моментом, чтобы расспросить раненого — что и где болит. Не смотря на то, что Вострока всего трясло, а кожу покрывал крупный пот, на вопросы служитель Волха отвечал четко, разум охотника не помутнел. Правый глаз не видел совсем — стоило охотнику закрыть левый глаз, как для него наступала темнота. Лекарь потрогал руки и ноги раненого, обнаружил, что тот не чувствует прикосновений к правой ладони, даже покалывания иголкой — и то не ощущает. Отвар жаропонижающих трав, малиновое варенье, холодные примочки — ничто не оказывало благотворного воздействия, тело Вострока так и горело огнем.
— Не выживет охотник, — сказал Иггельд Младояру, когда они остались наедине, — и это не яд.
— Не яд? Почему? — удивился княжич.
— Так бывает, когда внутри головы лопается жила, — объяснил старик, — странно только, что правый глаз…
— Глаз не слепнет?
— Нет, бывает, слепнет, но — левый…
— Если не яд, то что?
— Охотник говорил, что когда чудовище смотрело на него, то он почувствовал, как будто все тело затрясло, — медленно, размышляя по ходу речи, произнес Иггельд, — может, у этого летающего змея сила есть — изнутри человека рвать? Не знаю…
— Слушай, Игг… Мышей я достал, мальчишки наловили, — напомнил воспитателю княжич, — что с ними делать будем?
— Просто посадим на ночь вместе с отрубленной головой, — пожал плечами старик, — а завтра посмотрим, как бегать будут!
* * *
Утром было не до мышей. Пришла в себя девочка, села-поела. Иггельд поговорил с ней, пощупал узлы, да успокоил мать, заявив, что Тюре еще жить и жить. В избе, кроме лекаря, Младояра, матери девчушки и двух хворавших, сидел на лавке еще и деревенский староста, рядом стояла местная ведунья, предпочитавшая помалкивать в присутствии такого великого ведуна, как Иггельд. Из дверей были видны головы еще нескольких мужей и ребятишек, взрослые помалкивали, ожидая, что скажет лекарь, дети — галдели…
— Говорили, что коли чудище взглянет, то не жить человеку, — сказала девочка, — а на меня оно аж два раза смотрела.
— Дык клин клином вышибают! — подшутил лекарь.
— Все говорили, что умру… — продолжала недоумевать девчушка.
— Да мало ли что говорили, — промолвил Иггельд строго, — я лекарь, все меня знают в княжестве Крутенском и за пределами оного! Я смотрю и вижу, что нет у тебя смертельного недуга, и семи дней не пройдет, как позабудешь о своей болезни.
— Поживет еще Тюря, — послышался голос Вострока. Охотник лежал без движений, глаза прикрыты, лицо — бледное, с испариной, — а вот мне надо поспешать!
— Куда? — удивился княжич.
— Я помру, и скоро, — молвил охотник, — и пока не умер, пока один глаз видит, да язык ворочается… Обряд надо совершить… Во славу Волха!
— Это твое право, Вострок, — подтвердил Иггельд, — ты добыл зверя невиданного, тебе и решать, какая треба покровителю пойдет! Мы все исполним, наказывай — что да как сделать.
— Пусть лапы отрубят, да крылья, где когти, — прошептал Вострок, слабея, — костер разведут из дерев чистых, да шкуру мою, волчью, для меня…
Охотник забылся, хотя его губы еще шевелились, речей слышно уже не было. Иггельд положил руку на лоб умирающему, потрогал пульсирующую жилку на шее, покачал головой.
— Что? Что? — разом воскликнули и староста, и ведунья, и мать Тюри.
— Не увидеть ему завтрашней зари, — приговорил Иггельд, — а потому, селяне, делайте, как наказал Волха служитель, то — последняя воля его!
— Все сделаем, — поклонился староста.
— Будете лапы чудищу отрубать, — спохватился Иггелдьд, — руками не касайтесь, сорвите лопухов каких, через них только и трогайте. И топоры на огне прокалите… Может, ядовита та тварь!
— Не, не ядовита! — послышалась из-за дверей, — мой Кабысдох уже обглодать ей бочину успел, так бегает, ничего ему не стало!
— Береженого боги берегут! — Иггельд, как всегда, был осторожен в таких делах.
— А теперь пошли, взглянем на мышек, — сказал лекарь княжичу, выходя из избы.
— Думаю, живы они, да хвостами вертят!
— Я тоже так думаю, однако ж — проверим!
Мыши и не думали помирать, более того, не удовлетворившись оставленным зерном, они слегка попортили и голову чудища…
* * *
Для Вострока наскоро изготовили носилки, обвязав пару толстых жердей крепкой сетью. Четверо селян, взявшись за концы носилок, легко понесли тощее тело охотника к уже разгоревшемуся костру. Вокруг огня собралась уже вся деревня. Прискакали на лихих жеребцах и мужи с ближних сел да хуторов, были двое из дружины княжеской. Все дивились на диковинный трофей Вострока, кое-кто даже осмелился потрогать тушу крылатого змея, не смотря на строгие запреты Иггельда. Оно конечно, если бы запрет был божеский, никто не притронулся бы, ну, а если просто опасность смертельная — отчего бы и не рискнуть?! На то и мужи, чтобы с жизнью играть, смерть дразнить…
Востроку помогли надеть изрядно потрепанную шкуру заветную, слегка приподняли, чтобы он мог видеть пламя. Служитель Волха начал обряд, шептал какие-то слова, прикасался то к голове чудища, то к четырехпалым лапам. Работала только левая рука, потому Вострок не смог самостоятельно отрезать кусочки от трофеев, пришлось одному из дружинников помогать, придерживая то крыло, то лапу. Каждый кусочек, после сказанных слов, отправлялся в костер, когда Востроку не удавалось докинуть требу до огня, ее подталкивали туда палками — прикасаться пальцами к предназначенному богу — нельзя!
Наконец, дошло дело до самого заветного — до зубов. Увы, Вострок не смог единственной здоровой рукой вырвать ни одного зуба, помог коваль, прихвативший железные клещи. Тут же, наскоро, в одном из клыков была проделана дырка, зуб надели на бечевочку — на ней уже красовалось немало памяток о трофеях Вострока, теперь присоединился главный и, увы, последний.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42