.. НЕ... УВИДИШЬ...
Небытие извергло меня. Я очнулся в комнате.
После каждого сеанса с машиной я чувствовал себя опустошенным, словно
из меня выжали все жизненные соки; я трепыхался, задыхаясь, как рыба на пес
ке, пытающаяся вернуться в привычную среду обитания, - обреченно бил плав
никами и разевал рот.
Я коснулся своего лба - холодный и влажный от испарины. Кое-как доплелся
до кровати и рухнул на нее, даже не подумав натянуть на себя одеяло.
Пытался погрузить в приятные мечты о Марке Аврелии.
И о Харри. И о деньгах.
Но откуда-то издалека до меня назойливо доносился голос, подобный звяк
анью цепей о каменный пол, потрескиванию пожелтевшей от времени бумаги в
моих пальцах. И голос этот твердил: "Ты - тот, за кем они посылали. Я знаю, это
ты. Я ненавижу тебя..."

Глава 5
На следующее утро с
тало известно, что на русско-китайской границе произошли вооруженные ст
олкновения и подразделения Западного Альянса вступили в перестрелку с
войсками восточных соседей. Американцы и русские подали совместный про
тест в ООН по поводу присутствия в рядах китайской армии японских технич
еских советников.
Новое китайское смертоносное оружие, крутившееся вокруг планеты, прес
са назвала "Дрэгонфлай". Стрекоза - оригинально, ничего не скажешь. По край
ней мере выразительно.
Я не обратил на это внимания. Привык: с самого моего детства - одна малая в
ойна за другой, один "инцидент" за другим, громогласные мировые лидеры, про
возглашающие громовые декларации. Птица, должно быть, иногда забывает о
небе, потому что оно становится слишком привычным. Так же с войнами и проч
ими несчастьями. Вы забываете о них до той поры, пока они не коснутся вас, и
можете жить счастливо. Они остаются где-то за кадром, отнимая мало времен
и и сил.
На завтрак я съел пару апельсинов и выпил чаю, и голова постепенно перес
тала болеть.
Городские службы чистили город от снега. С улиц сугробы уже убрали, но до
ма и деревья тонули в белизне. Ограды превратились в причудливые кружева
. Деревья и кусты походили на ледяные скульптуры, изваянные художником с
ледяными пальцами. Холодный ветер взметал снег, пригоршнями швырял его в
стены домов и бока ховеркаров. Он больно ухватил меня за нос.
Похоже, Природа наслала на город метель, пытаясь вернуть владения, неко
гда по праву ей принадлежавшие, но ныне утраченные.
Тяжелые свинцовые тучи предвещали еще более сильный снегопад. Стайки п
тиц беспокойно перелетали с места на место над самой землей.
Я миновал разбитую витрину магазина, где накануне вечером лежал опроки
нутый набок "реву-нок". Его убрали. Полиции вокруг видно не было.
Прошел мимо церкви, которую сожгли, после того как я вернулся из ИС-компл
екса. Остов здания зловеще чернел на снегу.
В знакомой мне комнате в здании ИС-комплекса на стенах уже были начерта
ны шестиугольные значки, свет притушен, машины наготове. Ребенок в транс
е.
- Вы опоздали, - буркнул Морсфаген. Кулаки его были крепко сжаты. Я удивилс
я: он что, не разжимал их с того момента, как вышел из комнаты прошлой ночью?

- Вы не должны платить мне за первые пять минут, - сказал я. И улыбнулся зна
менитой своей улыбкой.
Мои слова не слишком его развеселили. Я сел в кресло напротив Ребенка и п
осмотрел на него. Не знаю, что я ожидал увидеть, какую подметить перемену.
С трудом верилось, что он мог ночью лечь в постель и проснуться утром в это
м же состоянии. Похоже, лечение не давало видимых результатов. Но как бы та
м ни было, выглядел он еще более морщинистым и старым, чем прежде.
В комнате находился и Харри. Он решал уже третий кроссворд в "Тайме", изря
дно перепачкавшись в чернилах, как с ним это обычно бывало. Видимо, он здес
ь уже давно. Точен, ну прямо как старушка, спешащая рано поутру к мессе.
- Ты в себе уверен? - спросил он меня.
- Абсолютно, - ответил я, мгновенно пожалев, что так резко оборвал его.
Виной всему насквозь милитаризованная здешняя атмосфера. И еще Морсфа
ген. Сущий Ирод, пытающийся уничтожить Ребенка. А я был убийцей, которого о
н послал, и не важно, мысленным или стальным воспользуюсь ножом.
Я был на пределе еще и по другой причине - вечером у меня гостья...
На этот раз я прыгнул в пустоту сознания Ребенка с парашютом, если так мо
жно сказать: был заранее готов к падению...
Лабиринт...
Стены, где гладкие, а где разбитые, везде одинаково серые, в паутине, пол п
окрыт толстым слоем грязи, усеян иссохшими костями. Далеко внизу, в сияющ
ем, как сверхновая звезда, центре мозга располагалось его Оно, издававше
е тот же, почти невыносимый вой, что и все другие Оно. И где-то наверху, в чер
ноте и полной тишине, таилась область подсознания. Было ясно, что разум су
пергения - невообразимо нечеловеческий. Большинство разумов оперируют
бессвязными картинками, сменяющими друг друга сценами и видениями прош
лого, но разум Ребенка сотворил целый мир, реальность внутри самого себя,
аналог, который я мог исследовать как некую вполне настоящую затерянную
страну.
Послышался топот копыт, и из светлого пятна в конце тоннеля показался т
уманный силуэт, вскоре обретший облик Минотавра, с ореховой кожей, мерны
ми волосами и блестящими глазами. Из ноздpeй его валил пар.
- Пошел вон! - заявил Минотавр.
- Я не сделаю тебе ничего плохого.
- Пошел вон, Симеон.
Над головой Минотавра мерцало облако голубых искр, из ноздрей вырывали
сь волны спорадической психической энергии, оставлявшие после себя стр
уйки пара.
- Оставь монстру его единственное убежище!
- Я тоже монстр.
- Посмотри на свое лицо, монстр! Оно не покрыто морщинами и не похоже на су
шеную фигу; оно не принадлежит древнему старцу и не осыпано пылью непрож
итых столетий. Ты допущен в мир людей. И ушел туда.
- Ребенок, послушай меня. Я... Минотавр взбрыкнул и помчался на меня. Я сотв
орил меч из собственного мысленного поля и ударил его плашмя по голове.

Эхо прокатилось по тоннелям лабиринта. Моя рука заныла - так силен был уд
ар. Минотавр исчез, растворился в темноте, словно призрак.
Мой меч сиял зеленым светом, и, держа его в руке, я медленно двинулся по ра
зрушенным залам в глубь разума Ребенка, туда, где рождались его теории, гд
е лавовыми потоками текли его мысли. Наконец я вышел на утес, нависающий н
ад зияющим провалом. Далеко внизу ворочалась какая-то масса, и ее жар опал
ял мне лицо.
Отсюда пришел Минотавр. Отсюда исходит все. Я потянулся туда и принялся
хватать первое попавшееся - искаженный образ, оболочку сна... И поймал Реку
Ненависти. НЕНАВИСТЬ, НЕНАВИСТЬ, НЕНАВИСТЬ. НЕНАВИСТЬНЕНАВИСТЬНЕ НАВИС
ТЬНЕНАВИСТЬ... Где-то в середине ее плавало некое двухголовое создание, ра
ссекая ядовитые воды изогнутой шеей. Я ухватил Т в НЕНАВИСТИ и проследил
его течение. Т вело к жадно сосущему рту и к материнской груди.., оно разрас
талось.., и я позволил поТоку неоТвраТимо не-сТи меня Туда, где Таилась Тео
рема...
Теория, Текущая в Тени веТвей.., поТоком Тысяч сТолетий, уТомиТельно и То
скливо... Трижды Трижды сТо квадраТный корень сквозь сТочные Трубы Тепер
ь для...
Поток несся слишком стремительно. Я видел теорию и не мог достаточно бы
стро отклонить ее в сторону океана, туда, где крутился водоворот, извлека
ющий из подсознания мысли, - те самые мысли, что теперь пыльным шепотом про
износились в далекой комнате, мысли, что записывали серьезные люди с сер
ьезными лицами. Люди, которые, вне всякого сомнения, и слушали серьезно.
Должно быть, в конце концов наркотики подействовали на Ребенка, иначе я
был наверняка бы заживо проглочен мысленным конструктором и уничтожен
в котле его безумия. Двухголовая бестия уже не раз проплывала мимо, не при
влекая моего внимания; теперь, я краем глаза заметил это, она поспешно уст
ремилась ко мне, разверзнув пасть - гигантскую пещеру, которая сочилась...

Я поднял свой меч, когда голова твари нависла надо мной, замахнулся, чтоб
ы ударить... Но тут картинка внезапно слегка сдвинулась, как будто старую к
иноленту заело, а затем проектор пустили с замедленной скоростью. Получи
лось нечто вроде подводного балета. Чтобы дотянуться до меня, двигаясь в
таком темпе, чудовищу понадобился бы час, и я без труда убил монстра. В пос
ледний миг красные глаза блеснули, и из его - или ее? - глотки донеслось тихо
е бормотание:
ТИ-И-ТР-Р... ТИ-И...
Вновь обратившись к реке, я мысленно устремился к медленно крутящемуся
водовороту. Путешествие заняло столько времени, что невольна подумалос
ь: лучше бы мне попасть туда прежде, чем я утрачу индивидуальность.
И я повернул прочь от пропасти, в которой стенало Оно.
Возвратился в серый тоннель.
По моему лицу мазнула паутина.
Но на этот раз там оказалась лестница, ведущая наверх...

Глава 6
В ее зеленых глазах
отражалось пламя стоявших на столе свечей. И тот же мерцающий свет играл
в волосах, заставлял тепло золотиться гладкую кожу обнаженных плеч. Плат
ье - безукоризненно сшитое, осыпанное блестками в восточном стиле - шло ей
изумительно.
- Не хочу, чтобы ты что-нибудь скрывал, - сказала она над останками двух кор
нуэлльских цыплят. Обглоданные кости и соус разительно контрастировал
и с ее обликом.
- Я ничего и не скрываю, - в сотый раз прозвучало мое уверение.
Мы потягивали вино, но у меня и без того кружилась голова.
- Все, что ты думаешь по поводу комплекса Искусственного Сотворения, тво
е отношение к ЦРУ и всем тем, кто использует тебя...
- Эта книга может быть только честной.
- Отказываешься?
- Просто нужно подумать.
- Вспомни простую истину: земля, подмытая водой, может провалиться. Повер
ь, сенсации способствуют продаже книги.
Я вспомнил некоторые пассажи из "Тел во тьме", улыбнулся, глотнул вина и п
очувствовал, что краснею.
Музыка смолкла. Плясавшие на стенах красочные огни угасли. Но вот смени
лась пластинка, зазвучала мелодия "Шехерезады", и стены вновь стали цветн
ыми - с желто-оранжевыми и малиновыми искрами.
Она поставила свой бокал перед экраном, который что-то бормотал, вышла н
а балкон и стояла там, паря над поросшим соснами склоном. Моя гора сбегала
к острым скалам, а внизу простиралось море. Волны вспенивались, разбивая
сь о камни внизу, и шум прибоя смутным эхом доносился до нас.
Я подошел и встал рядом, заставляя себя сохранять спокойствие.
Полная луна уже поднялась высоко. В ее бледном свете моя гостья была пре
красна, но казалась призрачной, нереальной, словно сошедшей со страниц к
ниг Эдгара По, - а может, старалась казаться таковой.
- Я все думаю о "Дрэгонфлай", - сказала она, глядя в небо.
Тучи, серые на фоне чистого неба, летели от горизонта к горизонту. Буря, п
охоже, миновала.
- Почему людям так нравится уродство? - спросила она. Это, пожалуй, уже слиш
ком'. Я глотнул еще вина и попытался подумать об этом. Она продолжила:
- Есть ведь вот эта дивная красота, а они пытаются изуродовать ее. Обожаю
т уродливые фильмы, гадкие книги, жуткие новости.
Тут я вставил слово:
- Наверное, читая о самом худшем, что только можно себе вообразить, легче
смириться с ужасом повседневной жизни, который по контрасту не кажется с
толь кошмарным.
Ее губы изогнулись в полуулыбке.
- Скажи, - спросила она, - а что ты думаешь о моих книгах? Ты ведь читал их, как
я поняла из твоих слов.
Я утратил равновесие. Среди моих знакомых была пара других писателей, о
днако мне никак не удавалось обозначить грань, за которой критика должна
переходить в восхваление. Менее же всего я хотел оскорбить или разгнева
ть эту женщину.
- Ну...
- Только правду, - сказала она, демонстрируя тем самым, что куда сильнее ду
хом, чем прочие известные мне писатели.
- Вы имеете в виду.., отвратительное в них?
- Да. Именно это. - Она перевела взгляд на океан. - Я пыталась писать красивы
е книги о сексе. И бросила это занятие. Продается именно отвратительное. -
Она пожала плечами; взметнулись янтарные локоны. - Нужно ведь что-то есть,
верно?
Она снова пожала плечами, побеспокоив золотисто-янтарную волну. Я всем
телом ощущал близость этой женщины. Лунный свет нежно серебрил ее лицо; в
еличие темного океана и сумрачная красота сосен казались обрамлением, с
озданным именно для ее красоты. Нестерпимо захотелось привлечь ее к себе
, обнять, поцеловать. Я ощутил желание - и в то же время совершенно противоп
оложные эмоции: отвращение и страх. Страх брал начало от искусственной п
ластиковой утробы, от первых мгновений моей сознательной жизни, когда я
узнал, что я есть и чем не являюсь.
Я коснулся ее обнаженного плеча, ощутил упругое и теплое тело, трепещущ
ее под моими пальцами, и тут же убрал руку, почти не дыша, в крайнем смущени
и. Отвернувшись от нее, принялся мерить шагами комнату, так крепко сжимая
aieaл с вином, что сам удивился, как он до сих пор не треснул. Я рассматривал ка
ртины на стенах, будто что-то искал, вот только что именно - не знал. Картины
висели здесь очень давно, и я изучил их до мельчайших деталей. В них не был
о ничего нового, по крайней мере для меня.
Чего я боюсь? Что в этой женщине так меня пугает, почему не могу довести д
о конца то, что начал, - скользнуть рукой по ее плечу вниз и коснуться едва п
рикрытой тонкой тканью груди? В самом ли деле причина в том, о чем говорил
мне компьютерный психиатр в кабинете? Или я не напрасно боялся слишком ш
ироких контактов с миром и обнаружил, что просто не способен на это? Вопро
сы мои по-прежнему остались без ответа.
Она отвернулась от окна и удивленно взглянула на меня, как полагаю, выгл
ядевшего словно посаженное в клетку и не находящее успокоения животное.

Я попытался возобновить беседу, но не нашел подходящего повода. И тут мн
е подумалось, что, возможно, каким-то непостижимым для меня образом она пр
оникла в суть моих проблем куда глубже, чем я сам.
Моя гостья пересекла комнату - прекрасная в своем полупрозрачном плать
е - и коснулась нежной рукой моих губ.
- Уже поздно, - сказала она и убрала руку.
- Когда мы начнем? - спросил я.
- Завтра. И запишем все интервью.
- Тогда до завтра.
- До завтра.
Она ушла, а я остался стоять с бокалом в руке и Замершим на губах прощани
ем. Затем отправился в постель помечтать.., и проснулся, почувствовав, что
мне необходимо утешение, странное утешение, которое я мог найти только в
одном месте.
СЕЙЧАС ЧЕТЫРЕ УТРА, - произнес металлический мозгоклюй, запустив свои э
фирные щупальца в мои мозги.
- Я знаю.
РАССЛАБЬСЯ И РАССКАЗЫВАЙ.
- О чем рассказывать? Объясни, что я могу - что должен сказать тебе.
НАЧНИ СО СНА, ЕСЛИ ТЫ ВИДЕЛ СОН.
- Я всегда вижу сны. ТОГДА НАЧИНАЙ.
- В небе грозовые тучи - темные, тяжелые, зловещие. Солнце не в силах пробит
ься сквозь них. Под чернотой громоздящихся одна на другую туч, полных дож
дя, - холм, высокий округлый холм, которому Природа придала форму гротескн
ого шишковатого нароста, уродующего лик Земли. Там люди.., люди...
ДАВАЙ.
- Всегда то же самое - "давай, давай, давай"... Там люди.., и еще крест.., деревянны
й крест...
СОСРЕДОТОЧЬСЯ НА КРЕСТЕ. ЧТО ТЫ ВИДИШЬ ТАМ?
- Себя. ДА?
- Пригвожденного к кресту. Кровь. Много крови. Раны - небольшие рваные ран
ы, дырочки, которые остаются, если вырвать пуговичные глаза старой тряпи
чной куклы... Там кровь...
КТО ТАМ В ТОЛПЕ?
- Харри. Я вижу там Харри. Он плачет. ПОЧЕМУ ОН ПЛАЧЕТ?
- Из-за меня.
КТО ЕЩЕ?
- Я жажду. КТО ЕЩЕ?
- Жажда. Сильная жажда.
СКОРО ОНИ ДАДУТ ТЕБЕ ВОДЫ. ОНИ УТОЛЯТ ТВОЮ ЖАЖДУ. А ТЕПЕРЬ СКАЖИ: КТО ЕЩЕ Т
АМ В ТОЛПЕ?
- Морсфаген играет в кости на мою одежду. А за ним... Там стоит беременная ж
енщина, которая... ДАЛЬШЕ, ПОЖАЛУЙСТА.
- О, на этот раз - "пожалуйста"?.. ДАВАЙ.
- Я смотрю на ее живот.., а.., там.., там Ребенок. Он тоже плачет, но совсем по дру
гой причине, чем Харри. Он плачет не по мне. Просто хочет оказаться на моем
месте. Хочет выйти из чрева женщины и оказаться на кресте, быть пригвожде
нным, истекать кровью, мучиться от жажды и умирать. Он так сильно хочет это
го, что корчится в ее чреве от ярости, желая выйти...
ТЫ ЗНАЕШЬ, ПОЧЕМУ ОН ХОЧЕТ ВЫЙТИ?
- Потому что я счастлив быть там, где я есть. ТЫ РАД ТОМУ, ЧТО ТЕБЯ РАСПЯЛИ?

- Да.
ПОЧЕМУ?.. ПОЧЕМУ?
- Я не знаю.
КОГО ЕЩЕ ТЫ ВИДИШЬ В ТОЛПЕ?
- Нет! О нет! О Боже мой, Боже мой. Боже мой!
КТО ТАМ? В ЧЕМ ДЕЛО?
- Нет! Ты запятнаешь меня! Я не могу! Разве ты не видишь моего положения, не
знаешь моей цели, моего происхождения? Это должна быть моя цель! У меня нет
другой цели, только эта! Уйти от меня! Нет!
В ЧЕМ ДЕЛО? КОГО ТЫ ВИДИШЬ?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14