Лицо было бледно как полотно.
— Вначале я оторопел... потом мне пришла в голову мысль о самоубийстве... Не то, чтобы я хотел убить себя, но жизнь не представляла для меня никакого интереса.
— Но ты вышел из этого состояния?
— Наполовину. Я до сих пор пребываю в каком-то оцепенении. Боже, какой я был олух! Я никого не хотел видеть, даже не обратился к адвокату.
— Тут уж ты точно сглупил, — сказал Тони. — Остальное еще понятно, но это...
— Я боялся, что люди, узнав о случившемся, скажут, что и Барбара была такая же. Я бы не позволил дурно отзываться о Барбаре.
Тони молчал.
— Поэтому развод прошел гладко и быстро. Без происшествий. Вильму я видел всего несколько минут, в суде, но не разговаривал с нею.
— А где она сейчас? Ты знаешь?
Фрэнк допил виски. Голос его теперь изменился: Фрэнк говорил негромко, почти шепотом, не потому, что рядом находились посетители, а потому, как показалось Тони, что последние силы оставили его.
— После развода мне захотелось узнать, где она живет, что с ней. Я снял часть денег с депозитного сертификата и нанял частного детектива. Вот что он мне сообщил. Она вышла замуж через неделю после завершения разводного процесса. Какой-то Чак Позли из Оранж Каунти. У него зал электронных игр в одном из торговых центров в Коста-Месе. Вероятно, Вильма решила выйти за него замуж, когда увидела мои сто двадцать пять тысяч. Поэтому она подоила меня, а потом бросила. Они открыли на мои деньги еще два зала игровых автоматов.
До этого дня Тони почти не знал Фрэнка, а сейчас узнал почти все. Тони был хорошим слушателем. Когда-то Мишель Саватино сказал ему, что он легко находит общий язык с людьми, потому что умеет слушать и слышать других. И сейчас, говорил Мишель, среди тысяч себялюбцев и эгоистов почти невозможно встретить человека, который внимательно выслушает тебя и поможет добрым советом. К тому же Тони был художник: люди интересовали его как материал и сущность его творчества, именно в конкретных судьбах он стремился увидеть общие законы нашего бытия. Сейчас ему на память пришла цитата из Эмерсона, которого он читал несколько лет назад: «Сфинкс должен сам разрешить свою загадку. Если история человечества повторяется в каждом из нас, то ее можно объяснить исходя из личного опыта одного человека».
Жизнь людей — это удивительные загадки, великие таинства, и все они уникальны и универсальны в одно и то же время.
— Позли с самого начала знал, почему Вильма согласилась выйти за меня. Они, наверное, встречались и позже. Все это время Вильма притворялась доброй женой, а сама тащила деньги и спала с этим Позли. Чем больше я об этом думал, тем сильнее во мне разгоралась злоба. Наконец, я сделал то, что следовало сделать в самом начале, — я обратился к адвокату.
— Но было поздно?
— Да, так оно и случилось. Я ведь мог раньше обратиться в суд! Но задержка была явно не в мою пользу. Я только потратил почти все деньги на судей. Поэтому прекратил бессмысленную борьбу. Тогда я решил забыться в работе так же, как я поступил после смерти Барбары. Но я еще не знал, насколько были подорваны мои силы и расстроен рассудок. Началось неприятное. Ты знаешь, я не могу вести нормально дело, если там замешана женщина. Мне кажется, они все похожи на Вильму. Но если бы только с женщинами! Вскоре я стал груб с каждым свидетелем, будь то женщина или мужчина. Начал ошибаться в самых простых случаях. Переругался к черту с напарником. — В горле у Фрэнка запершило, и он, прокашлявшись, понес совершенную чепуху:
— После Барбары у меня хоть работа осталась. Что-то осталось. Но Вильма забрала все. Она отняла деньги, надежду, достоинство. Мне теперь наплевать на все. — Фрэнк поднялся и стоял у столика, покачиваясь и дергая головой, словно марионетка, которую удерживают невидимые нити. — П-прошу прощения. Хочу пи-пи. Он, шатаясь, пошел через зал к туалету, старательно обходя столики.
Тони вздохнул и закрыл глаза. Он очень устал и душой и телом.
Тони заплатил по счету и подождал Фрэнка. Взяв его пиджак и галстук, он пошел искать Фрэнка.
Туалет был маленький: писсуар и унитаз. В воздухе стоял сильный запах соснового дезодоранта.
Фрэнк стоял, отвернувшись к стене, и бился ладонями о гладкую поверхность плитки: звук шлепков усиливался в пустоте помещения: бам-бам-бам-бам.
— Фрэнк!
— Бам-бам-бам-бам.
Тони подошел, положил руку на плечо и осторожно повернул к себе. Фрэнк плакал. Налитые кровью глаза были полны слез. Они струйками стекали по лицу, опухшие губы мелко дрожали. Фрэнк плакал беззвучно, загоняя вырывающиеся рыдания внутрь.
— Все будет хорошо, — успокаивал его Тони. — Зачем тебе Вильма? Без нее будет легче. У тебя есть друзья. Мы поможем тебе, если ты, конечно, согласишься принять помощь. Я помогу. Обязательно, Фрэнк. Фрэнк закрыл глаза. Уголки рта опустились, Фрэнк всхлипнул, судорожно глотнув воздуха. Он оттолкнулся от стены, ища опоры. Тони обхватил его рукой.
— Хочу домой, — пробормотал Фрэнк. — Хочу домой.
— Да, я отвезу тебя. Держись.
Обнявшись, как двое закадычных друзей, они покинули «Болт-Хоул». Тони довел его до своего дома, где стоял на обочине его «джип». Уже в машине Фрэнк, глубоко вздохнув, сказал:
— Тони, я боюсь.
Тони взглянул на него.
Фрэнк сидел сгорбившись. Он казался маленьким и слабым: одежда мешком сидела на его скорченном теле. На щеках блестели слезы.
— Чего ты боишься?
— Я не хочу оставаться один, — тонким голосом, дрожащим от ужаса, ответил Фрэнк.
— Ты не один.
— Я боюсь умереть... в одиночестве.
— Ты не один, ты не умираешь, Фрэнк.
— Мы все стареем... так быстро. А потом... я хочу, чтобы кто-нибудь был со мной.
— Ты встретишь человека.
— Я хочу, чтобы кто-нибудь думал и заботился обо мне.
— Не волнуйся, Фрэнк.
— Мне страшно.
— Ты встретишь человека.
— Никогда.
— Обязательно найдешь.
— Никогда. Никогда, — упрямо повторял Фрэнк, прижимаясь виском к стеклу.
Когда машина остановилась, Фрэнк спал, как ребенок. Тони разбудил его, почти донес полусонного, что-то бормочущего Фрэнка до дверей. Тони прислонил его к стене и, придерживая одной рукой сползающего вниз Фрэнка, другой нащупал в кармане ключ и отпер дверь. Дотащив Фрэнка до спальни, Тони опустил его на кровать, и Фрэнк, как был в одежде, свалился на матрас и захрапел.
Тони раздел его до трусов, вытянул одеяло и накрыл им Фрэнка. На кухне в столе Тони нашел карандаш, листок бумаги и моток липкой ленты. Написав записку, он приклеил ее к дверце холодильника.
Дорогой Фрэнк.
Утром ты вспомнишь, что рассказал мне все, и, возможно, почувствуешь смущение. Не надо. Все останется между нами. Завтра ты узнаешь кое-что из моей жизни, так что мы будем на равных. В конце концов, кому выскажешь душу, как не другу.
Тони.
Уходя, он закрыл двери.
Тони невольно сравнивал свою жизнь с жизнью Фрэнка и видел, что она ненамного лучше, чем у Фрэнка. Отец тяжело болел. Братья и сестры жили далеко, они почти не встречались и не звонили друг другу. У него не было друзей, так, только приятели, которым нет дела, жив ты или мертв. Тони сердцем почувствовал то, что говорил Фрэнк. Когда придет смерть, только самые близкие люди смогут поддержать тебя: жена, дети или родители. Тони понял, что все эти годы он жил не так, возводя безжизненный храм одиночества. Ему уже тридцать пять, а он еще ни разу серьезно не задумывался о женитьбе. Вдруг он с поразительной отчетливостью представил себе, как время, словно вода, безвозвратно уходит сквозь пальцы в никуда. Кажется, еще вчера было двадцать пять, а сегодня — четвертый десяток.
Может быть, Хилари — та единственная? Она не такая, как все. Я знаю. Возможно, она почувствует что-нибудь особенное во мне. Разве не может так случиться?
Он сидел неподвижно, опершись о руль, и смотрел на ночное небо. Мысли его были о Хилари, старости и смерти.
* * *
В 22.30 зазвонил телефон. Хилари вздрогнула и отложила книгу.
— Алло!
Молчание.
— Кто это?
Тишина. Она бросила трубку. Так и следует поступать в подобных случаях. Повесить трубку и ничего не спрашивать.
Хилари знала, что это не случайный звонок. Два раза за один вечер, и в обоих случаях — молчание. Зловещее молчание.
Даже сейчас, получив премию от Академии, Хилари не скрывала номер своего телефона. Писатели не так известны, как актеры или даже режиссеры. Публике не интересно, кто написал сценарий к такому интересному фильму. Отсутствие номера в телефонном справочнике — это знак престижа. Многие сценаристы именно так и поступали из тщеславия. Номер отсутствует — значит, человек трудится день и ночь, ему некогда отвечать на глупые звонки.
Конечно, теперь после опубликования материала о ее двух схватках с Фраем, она могла стать объектом всеобщего внимания. История женщины, убившей насильника, возможно, запала в голову какому-нибудь ненормальному, и он решится сделать то, что не получилось у Фрая. Хилари решила завтра же сменить номер телефона.
* * *
В полночь в городском морге было, по выражению одного из патологоанатомов, тихо, как в могиле. Тишина царила в полуосвещенном коридоре и темной лаборатории. В холодильнике, где лежали трупы, мерно гудели вентиляторы, нагнетавшие ледяной воздух.
В ту ночь в морге дежурил один человек. Он сидел за обшарпанным фанерным столом в смежной с кабинетом медсудэксперта комнате. Этого человека звали Альберт Вольвич. Ему было тридцать девять, разведенный, он жил с дочерью Ребеккой. Альберт спокойно работал в ночную смену в морге. Он уже подшил несколько дел, послушал радио и теперь читал роман Стефана Кинга о вампирах.
В десять минут первого зазвонил телефон.
— Морг.
Молчание.
— Алло! — повторил Альберт.
Человек на другом конце провода издал стон и заплакал.
— Кто это?
Человек продолжал всхлипывать.
Казалось, что звонивший издевается над ним: очень уж искусственными и преувеличенно громкими стали рыдания.
— Да скажите хоть слово.
В трубке раздались гудки.
Альберт пожал плечами и положил трубку.
Когда он вновь раскрыл книгу, ему почудилось шарканье ног за дверью. Но сколько он потом ни прислушивался, ничего уже расслышать не мог.
Глава 4
Пятница. Девять часов утра.
К моргу подъехала машина, и из нее вышли двое, чтобы перевезти тело Бруно Гюнтера Фрая в морг на Энджелз Хилл. Эти люди сотрудничали с похоронным бюро из Санта-Хелены, где жил Фрай. Расписавшись в документах, они вынесли тело из мертвецкой, положили в гроб и, открыв заднюю дверцу фургона, установили его на специальной подставке.
* * *
Фрэнк Говард легко переносил похмелье. На утро он чувствовал себя отдохнувшим и набравшимся сил.
Уже в участке, а потом в машине Фрэнку было неловко в присутствии Тони, но Клеменса, предвидя это, постарался поддержать друга. Они, ничего не говоря, почувствовали, что отношения между ними изменились. Они начали понимать друг друга, и это сблизило их. Фрэнк и Тони увидели, что смогут вместе работать. После вчерашнего разговора препятствий к этому больше не существовало. В пятницу с утра они занялись делом Бобби Вальдеса. На этом пути их ожидало два разочарования подряд.
В управлении автотранспортом выяснилось, как они и предполагали, что Бобби Вальдес получил водительские права, представив поддельные документы на имя Жуана Масквези. В картотеке управления нашли карточки еще двоих Жуанов Масквези. Один из них оказался девятнадцатилетним юношей из Фресно, а второй — стариком, семидесяти лет. Ни у одного из них не было автомобиля марки «ягуар». Очевидно, Бобби купил машину совсем по другому документу. Вероятно, у него было несколько поддельных паспортов. Тупик.
Тони и Фрэнк вернулись в прачечную и допросили работников, которые помнили Жуана Масквези. Оставалась слабая надежда, что кто-нибудь из них видел Бобби после ухода из прачечной.
Все напрасно. Жуан ни с кем из них не общался, и куда он девался, никто не знал. Тупик.
После они отправились в закусочную. Они сели на открытой террасе и заказали сырный омлет с салатами.
— Завтра вечером свободен? — спросил Тони.
— Я?
— Да.
— Свободен.
— Хорошо. У меня есть предложение.
— Какое?
— Свидание с незнакомкой.
— Для меня?
— Не совсем.
— Я звонил ей утром.
— Забудь об этом.
— Она идеально подойдет для тебя.
— Я ненавижу смотрины.
— Это роскошная женщина.
— Ну и что?
— Свеженькая.
— Я не ребенок. Мне не надо, чтобы ты меня с кем-то знакомил.
— Разве друг не может помочь другу?
— Я сам в состоянии назначать свидания.
— Только дурак откажется от такой женщины.
— Значит, я дурак.
Тони вздохнул.
— Ну, как хочешь.
— Вспомни, что я говорил в «Болт-Хоул». Я не просил жалеть меня. Я хотел, чтобы ты понял, почему мне было так плохо.
— Я понял.
— Ты, наверно, подумал, что я люблю плакаться и распускать сопли.
— Ничего подобного.
— Мне никогда не было так плохо, как вчера.
— Я верю.
— Я никогда... не плакал. Мне кажется, я тогда очень устал.
— Конечно.
— Может быть, меня развезло.
— Может быть.
— Я много выпил.
— Достаточно много.
— Тони, я сам могу решить, с кем мне знакомиться.
— Конечно.
Они вернулись к сырному омлету.
Неподалеку располагались здания офисов, и сейчас стройные секретарши в темных юбках спешили на обед. В воздухе пахло цветами. Доносился шум улицы, свой для каждого города. В Нью-Йорке или Чикаго — это скрежет тормозов и визг сигналов. В Лос-Анджелесе — монотонное урчание моторов. Шуршание шин по асфальту. Мягкие гипнотические звуки. Как шум прибоя. Нечто нежное и невыразимо эротическое. Что-то подсознательное чувствовалось за живым дыханием города.
Фрэнк вдруг спросил:
— Как ее зовут?
— Кого?
— Не придуривайся.
— Жанет Ямада.
— Японка?
— Ну не итальянка же.
— Какая она из себя?
— Умная, приятной внешности.
— Сколько ей лет?
— Тридцать пять — тридцать семь.
— Откуда ты ее знаешь?
— Встречались с ней.
— Что же случилось?
— Ничего. Мы поняли, что нам лучше остаться друзьями.
— Ты думаешь, она мне понравится?
— Конечно.
— Хорошо. Я приду.
— Если не хочешь, давай забудем об этом.
— Нет. Я приду.
— Только не делай этого ради меня.
— Дай мне ее телефон.
— Даже не знаю, — промямлил Тони. — Мне кажется, я заставляю тебя.
— Ничего не заставляешь.
— Мне нужно позвонить ей и отменить встречу.
— Нет, послушай...
— Не хочу быть сводником.
— Черт возьми, я хочу увидеть ее! — рассердился Фрэнк.
Тони улыбнулся.
— Я знаю.
Фрэнк засмеялся.
— Будет две парочки?
— Решай сам, мой друг.
— Боишься соперника?
— Вот именно.
— У тебя виды на Томас?
— Ну, ты хватил. Это ведь просто ужин.
— Но она богатая.
— Почему мужчина должен обходить стороной женщин, у которых денег больше, чем у него?
— Я не о том.
— Когда король женится на простой девушке, это кажется романтичным. Но когда принцесса выходит замуж за простого человека, то все считают ее сумасшедшей. Двойная мораль.
— Ну что ж... удачи.
— И тебе тоже.
* * *
Пятница. Час дня. На столе в морге лежит тело, приготовленное для бальзамирования. К большому пальцу ноги привязана бирка: «Бруно Гюнтер Фрай».
Тело приготовили к отправке в Напа Каунти. Служащий обработал тело дезинфектором. Кишки и другие внутренние органы вынуты через заднепроходное отверстие и выброшены. В трупе почти не осталось крови после двух ножевых ран и вскрытия, но и то небольшое количество было удалено. Обрабатывая труп, служащий насвистывал мелодию песни Донни и Мэри Осмонд.
Он закрыл незрячие глаза и несколькими стежками зашил рот: на лице замерла вечная улыбка.
Работа была сделана аккуратно: те, кто придут на похороны, не заметят швов, если, конечно, придут.
Затем труп завернули в непрозрачный белый саван и положили в дешевый алюминиевый гроб, специально предназначенный для перевозки тел в любом виде транспорта дальнего следования. В Санта-Хелене труп положат во внушительный гроб, который выберут сами родственники или друзья умершего.
В 16.00 тело привезли в Международный Аэропорт и поставили в грузовой отсек небольшого самолета, совершавшего рейсы до Санта-Розы. В 18.30 самолет приземлился в Санта-Розе. Родственники не встречали гроб с телом Бруно Фрая. У него не было близких. У дедушки родилась единственная дочь, ее звали Кэтрин. У нее не было детей. Она усыновила Бруно. Своей семьи у Фрая не было.
За стеной небольшого здания местного аэровокзала стояли трое. Двое из них приехали от похоронного бюро. Здесь стоял его владелец, мистер Эврил Томас Таннертон, сорока трех лет, приятный, полноватый мужчина с рыжеватой шевелюрой и веснушчатым лицом. С его губ не сходила добрая улыбка. Он приехал с помощником, Хари Олмстедом, худощавым молодым человеком, который был столь же разговорчив, как и те покойники, с которыми он имел дело. Таннертон походил на мальчика из церковного хора, притворное благочестие шалуна, Олмстед же был само воплощение своей профессии: длинное, угрюмое лицо и холодный взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Вначале я оторопел... потом мне пришла в голову мысль о самоубийстве... Не то, чтобы я хотел убить себя, но жизнь не представляла для меня никакого интереса.
— Но ты вышел из этого состояния?
— Наполовину. Я до сих пор пребываю в каком-то оцепенении. Боже, какой я был олух! Я никого не хотел видеть, даже не обратился к адвокату.
— Тут уж ты точно сглупил, — сказал Тони. — Остальное еще понятно, но это...
— Я боялся, что люди, узнав о случившемся, скажут, что и Барбара была такая же. Я бы не позволил дурно отзываться о Барбаре.
Тони молчал.
— Поэтому развод прошел гладко и быстро. Без происшествий. Вильму я видел всего несколько минут, в суде, но не разговаривал с нею.
— А где она сейчас? Ты знаешь?
Фрэнк допил виски. Голос его теперь изменился: Фрэнк говорил негромко, почти шепотом, не потому, что рядом находились посетители, а потому, как показалось Тони, что последние силы оставили его.
— После развода мне захотелось узнать, где она живет, что с ней. Я снял часть денег с депозитного сертификата и нанял частного детектива. Вот что он мне сообщил. Она вышла замуж через неделю после завершения разводного процесса. Какой-то Чак Позли из Оранж Каунти. У него зал электронных игр в одном из торговых центров в Коста-Месе. Вероятно, Вильма решила выйти за него замуж, когда увидела мои сто двадцать пять тысяч. Поэтому она подоила меня, а потом бросила. Они открыли на мои деньги еще два зала игровых автоматов.
До этого дня Тони почти не знал Фрэнка, а сейчас узнал почти все. Тони был хорошим слушателем. Когда-то Мишель Саватино сказал ему, что он легко находит общий язык с людьми, потому что умеет слушать и слышать других. И сейчас, говорил Мишель, среди тысяч себялюбцев и эгоистов почти невозможно встретить человека, который внимательно выслушает тебя и поможет добрым советом. К тому же Тони был художник: люди интересовали его как материал и сущность его творчества, именно в конкретных судьбах он стремился увидеть общие законы нашего бытия. Сейчас ему на память пришла цитата из Эмерсона, которого он читал несколько лет назад: «Сфинкс должен сам разрешить свою загадку. Если история человечества повторяется в каждом из нас, то ее можно объяснить исходя из личного опыта одного человека».
Жизнь людей — это удивительные загадки, великие таинства, и все они уникальны и универсальны в одно и то же время.
— Позли с самого начала знал, почему Вильма согласилась выйти за меня. Они, наверное, встречались и позже. Все это время Вильма притворялась доброй женой, а сама тащила деньги и спала с этим Позли. Чем больше я об этом думал, тем сильнее во мне разгоралась злоба. Наконец, я сделал то, что следовало сделать в самом начале, — я обратился к адвокату.
— Но было поздно?
— Да, так оно и случилось. Я ведь мог раньше обратиться в суд! Но задержка была явно не в мою пользу. Я только потратил почти все деньги на судей. Поэтому прекратил бессмысленную борьбу. Тогда я решил забыться в работе так же, как я поступил после смерти Барбары. Но я еще не знал, насколько были подорваны мои силы и расстроен рассудок. Началось неприятное. Ты знаешь, я не могу вести нормально дело, если там замешана женщина. Мне кажется, они все похожи на Вильму. Но если бы только с женщинами! Вскоре я стал груб с каждым свидетелем, будь то женщина или мужчина. Начал ошибаться в самых простых случаях. Переругался к черту с напарником. — В горле у Фрэнка запершило, и он, прокашлявшись, понес совершенную чепуху:
— После Барбары у меня хоть работа осталась. Что-то осталось. Но Вильма забрала все. Она отняла деньги, надежду, достоинство. Мне теперь наплевать на все. — Фрэнк поднялся и стоял у столика, покачиваясь и дергая головой, словно марионетка, которую удерживают невидимые нити. — П-прошу прощения. Хочу пи-пи. Он, шатаясь, пошел через зал к туалету, старательно обходя столики.
Тони вздохнул и закрыл глаза. Он очень устал и душой и телом.
Тони заплатил по счету и подождал Фрэнка. Взяв его пиджак и галстук, он пошел искать Фрэнка.
Туалет был маленький: писсуар и унитаз. В воздухе стоял сильный запах соснового дезодоранта.
Фрэнк стоял, отвернувшись к стене, и бился ладонями о гладкую поверхность плитки: звук шлепков усиливался в пустоте помещения: бам-бам-бам-бам.
— Фрэнк!
— Бам-бам-бам-бам.
Тони подошел, положил руку на плечо и осторожно повернул к себе. Фрэнк плакал. Налитые кровью глаза были полны слез. Они струйками стекали по лицу, опухшие губы мелко дрожали. Фрэнк плакал беззвучно, загоняя вырывающиеся рыдания внутрь.
— Все будет хорошо, — успокаивал его Тони. — Зачем тебе Вильма? Без нее будет легче. У тебя есть друзья. Мы поможем тебе, если ты, конечно, согласишься принять помощь. Я помогу. Обязательно, Фрэнк. Фрэнк закрыл глаза. Уголки рта опустились, Фрэнк всхлипнул, судорожно глотнув воздуха. Он оттолкнулся от стены, ища опоры. Тони обхватил его рукой.
— Хочу домой, — пробормотал Фрэнк. — Хочу домой.
— Да, я отвезу тебя. Держись.
Обнявшись, как двое закадычных друзей, они покинули «Болт-Хоул». Тони довел его до своего дома, где стоял на обочине его «джип». Уже в машине Фрэнк, глубоко вздохнув, сказал:
— Тони, я боюсь.
Тони взглянул на него.
Фрэнк сидел сгорбившись. Он казался маленьким и слабым: одежда мешком сидела на его скорченном теле. На щеках блестели слезы.
— Чего ты боишься?
— Я не хочу оставаться один, — тонким голосом, дрожащим от ужаса, ответил Фрэнк.
— Ты не один.
— Я боюсь умереть... в одиночестве.
— Ты не один, ты не умираешь, Фрэнк.
— Мы все стареем... так быстро. А потом... я хочу, чтобы кто-нибудь был со мной.
— Ты встретишь человека.
— Я хочу, чтобы кто-нибудь думал и заботился обо мне.
— Не волнуйся, Фрэнк.
— Мне страшно.
— Ты встретишь человека.
— Никогда.
— Обязательно найдешь.
— Никогда. Никогда, — упрямо повторял Фрэнк, прижимаясь виском к стеклу.
Когда машина остановилась, Фрэнк спал, как ребенок. Тони разбудил его, почти донес полусонного, что-то бормочущего Фрэнка до дверей. Тони прислонил его к стене и, придерживая одной рукой сползающего вниз Фрэнка, другой нащупал в кармане ключ и отпер дверь. Дотащив Фрэнка до спальни, Тони опустил его на кровать, и Фрэнк, как был в одежде, свалился на матрас и захрапел.
Тони раздел его до трусов, вытянул одеяло и накрыл им Фрэнка. На кухне в столе Тони нашел карандаш, листок бумаги и моток липкой ленты. Написав записку, он приклеил ее к дверце холодильника.
Дорогой Фрэнк.
Утром ты вспомнишь, что рассказал мне все, и, возможно, почувствуешь смущение. Не надо. Все останется между нами. Завтра ты узнаешь кое-что из моей жизни, так что мы будем на равных. В конце концов, кому выскажешь душу, как не другу.
Тони.
Уходя, он закрыл двери.
Тони невольно сравнивал свою жизнь с жизнью Фрэнка и видел, что она ненамного лучше, чем у Фрэнка. Отец тяжело болел. Братья и сестры жили далеко, они почти не встречались и не звонили друг другу. У него не было друзей, так, только приятели, которым нет дела, жив ты или мертв. Тони сердцем почувствовал то, что говорил Фрэнк. Когда придет смерть, только самые близкие люди смогут поддержать тебя: жена, дети или родители. Тони понял, что все эти годы он жил не так, возводя безжизненный храм одиночества. Ему уже тридцать пять, а он еще ни разу серьезно не задумывался о женитьбе. Вдруг он с поразительной отчетливостью представил себе, как время, словно вода, безвозвратно уходит сквозь пальцы в никуда. Кажется, еще вчера было двадцать пять, а сегодня — четвертый десяток.
Может быть, Хилари — та единственная? Она не такая, как все. Я знаю. Возможно, она почувствует что-нибудь особенное во мне. Разве не может так случиться?
Он сидел неподвижно, опершись о руль, и смотрел на ночное небо. Мысли его были о Хилари, старости и смерти.
* * *
В 22.30 зазвонил телефон. Хилари вздрогнула и отложила книгу.
— Алло!
Молчание.
— Кто это?
Тишина. Она бросила трубку. Так и следует поступать в подобных случаях. Повесить трубку и ничего не спрашивать.
Хилари знала, что это не случайный звонок. Два раза за один вечер, и в обоих случаях — молчание. Зловещее молчание.
Даже сейчас, получив премию от Академии, Хилари не скрывала номер своего телефона. Писатели не так известны, как актеры или даже режиссеры. Публике не интересно, кто написал сценарий к такому интересному фильму. Отсутствие номера в телефонном справочнике — это знак престижа. Многие сценаристы именно так и поступали из тщеславия. Номер отсутствует — значит, человек трудится день и ночь, ему некогда отвечать на глупые звонки.
Конечно, теперь после опубликования материала о ее двух схватках с Фраем, она могла стать объектом всеобщего внимания. История женщины, убившей насильника, возможно, запала в голову какому-нибудь ненормальному, и он решится сделать то, что не получилось у Фрая. Хилари решила завтра же сменить номер телефона.
* * *
В полночь в городском морге было, по выражению одного из патологоанатомов, тихо, как в могиле. Тишина царила в полуосвещенном коридоре и темной лаборатории. В холодильнике, где лежали трупы, мерно гудели вентиляторы, нагнетавшие ледяной воздух.
В ту ночь в морге дежурил один человек. Он сидел за обшарпанным фанерным столом в смежной с кабинетом медсудэксперта комнате. Этого человека звали Альберт Вольвич. Ему было тридцать девять, разведенный, он жил с дочерью Ребеккой. Альберт спокойно работал в ночную смену в морге. Он уже подшил несколько дел, послушал радио и теперь читал роман Стефана Кинга о вампирах.
В десять минут первого зазвонил телефон.
— Морг.
Молчание.
— Алло! — повторил Альберт.
Человек на другом конце провода издал стон и заплакал.
— Кто это?
Человек продолжал всхлипывать.
Казалось, что звонивший издевается над ним: очень уж искусственными и преувеличенно громкими стали рыдания.
— Да скажите хоть слово.
В трубке раздались гудки.
Альберт пожал плечами и положил трубку.
Когда он вновь раскрыл книгу, ему почудилось шарканье ног за дверью. Но сколько он потом ни прислушивался, ничего уже расслышать не мог.
Глава 4
Пятница. Девять часов утра.
К моргу подъехала машина, и из нее вышли двое, чтобы перевезти тело Бруно Гюнтера Фрая в морг на Энджелз Хилл. Эти люди сотрудничали с похоронным бюро из Санта-Хелены, где жил Фрай. Расписавшись в документах, они вынесли тело из мертвецкой, положили в гроб и, открыв заднюю дверцу фургона, установили его на специальной подставке.
* * *
Фрэнк Говард легко переносил похмелье. На утро он чувствовал себя отдохнувшим и набравшимся сил.
Уже в участке, а потом в машине Фрэнку было неловко в присутствии Тони, но Клеменса, предвидя это, постарался поддержать друга. Они, ничего не говоря, почувствовали, что отношения между ними изменились. Они начали понимать друг друга, и это сблизило их. Фрэнк и Тони увидели, что смогут вместе работать. После вчерашнего разговора препятствий к этому больше не существовало. В пятницу с утра они занялись делом Бобби Вальдеса. На этом пути их ожидало два разочарования подряд.
В управлении автотранспортом выяснилось, как они и предполагали, что Бобби Вальдес получил водительские права, представив поддельные документы на имя Жуана Масквези. В картотеке управления нашли карточки еще двоих Жуанов Масквези. Один из них оказался девятнадцатилетним юношей из Фресно, а второй — стариком, семидесяти лет. Ни у одного из них не было автомобиля марки «ягуар». Очевидно, Бобби купил машину совсем по другому документу. Вероятно, у него было несколько поддельных паспортов. Тупик.
Тони и Фрэнк вернулись в прачечную и допросили работников, которые помнили Жуана Масквези. Оставалась слабая надежда, что кто-нибудь из них видел Бобби после ухода из прачечной.
Все напрасно. Жуан ни с кем из них не общался, и куда он девался, никто не знал. Тупик.
После они отправились в закусочную. Они сели на открытой террасе и заказали сырный омлет с салатами.
— Завтра вечером свободен? — спросил Тони.
— Я?
— Да.
— Свободен.
— Хорошо. У меня есть предложение.
— Какое?
— Свидание с незнакомкой.
— Для меня?
— Не совсем.
— Я звонил ей утром.
— Забудь об этом.
— Она идеально подойдет для тебя.
— Я ненавижу смотрины.
— Это роскошная женщина.
— Ну и что?
— Свеженькая.
— Я не ребенок. Мне не надо, чтобы ты меня с кем-то знакомил.
— Разве друг не может помочь другу?
— Я сам в состоянии назначать свидания.
— Только дурак откажется от такой женщины.
— Значит, я дурак.
Тони вздохнул.
— Ну, как хочешь.
— Вспомни, что я говорил в «Болт-Хоул». Я не просил жалеть меня. Я хотел, чтобы ты понял, почему мне было так плохо.
— Я понял.
— Ты, наверно, подумал, что я люблю плакаться и распускать сопли.
— Ничего подобного.
— Мне никогда не было так плохо, как вчера.
— Я верю.
— Я никогда... не плакал. Мне кажется, я тогда очень устал.
— Конечно.
— Может быть, меня развезло.
— Может быть.
— Я много выпил.
— Достаточно много.
— Тони, я сам могу решить, с кем мне знакомиться.
— Конечно.
Они вернулись к сырному омлету.
Неподалеку располагались здания офисов, и сейчас стройные секретарши в темных юбках спешили на обед. В воздухе пахло цветами. Доносился шум улицы, свой для каждого города. В Нью-Йорке или Чикаго — это скрежет тормозов и визг сигналов. В Лос-Анджелесе — монотонное урчание моторов. Шуршание шин по асфальту. Мягкие гипнотические звуки. Как шум прибоя. Нечто нежное и невыразимо эротическое. Что-то подсознательное чувствовалось за живым дыханием города.
Фрэнк вдруг спросил:
— Как ее зовут?
— Кого?
— Не придуривайся.
— Жанет Ямада.
— Японка?
— Ну не итальянка же.
— Какая она из себя?
— Умная, приятной внешности.
— Сколько ей лет?
— Тридцать пять — тридцать семь.
— Откуда ты ее знаешь?
— Встречались с ней.
— Что же случилось?
— Ничего. Мы поняли, что нам лучше остаться друзьями.
— Ты думаешь, она мне понравится?
— Конечно.
— Хорошо. Я приду.
— Если не хочешь, давай забудем об этом.
— Нет. Я приду.
— Только не делай этого ради меня.
— Дай мне ее телефон.
— Даже не знаю, — промямлил Тони. — Мне кажется, я заставляю тебя.
— Ничего не заставляешь.
— Мне нужно позвонить ей и отменить встречу.
— Нет, послушай...
— Не хочу быть сводником.
— Черт возьми, я хочу увидеть ее! — рассердился Фрэнк.
Тони улыбнулся.
— Я знаю.
Фрэнк засмеялся.
— Будет две парочки?
— Решай сам, мой друг.
— Боишься соперника?
— Вот именно.
— У тебя виды на Томас?
— Ну, ты хватил. Это ведь просто ужин.
— Но она богатая.
— Почему мужчина должен обходить стороной женщин, у которых денег больше, чем у него?
— Я не о том.
— Когда король женится на простой девушке, это кажется романтичным. Но когда принцесса выходит замуж за простого человека, то все считают ее сумасшедшей. Двойная мораль.
— Ну что ж... удачи.
— И тебе тоже.
* * *
Пятница. Час дня. На столе в морге лежит тело, приготовленное для бальзамирования. К большому пальцу ноги привязана бирка: «Бруно Гюнтер Фрай».
Тело приготовили к отправке в Напа Каунти. Служащий обработал тело дезинфектором. Кишки и другие внутренние органы вынуты через заднепроходное отверстие и выброшены. В трупе почти не осталось крови после двух ножевых ран и вскрытия, но и то небольшое количество было удалено. Обрабатывая труп, служащий насвистывал мелодию песни Донни и Мэри Осмонд.
Он закрыл незрячие глаза и несколькими стежками зашил рот: на лице замерла вечная улыбка.
Работа была сделана аккуратно: те, кто придут на похороны, не заметят швов, если, конечно, придут.
Затем труп завернули в непрозрачный белый саван и положили в дешевый алюминиевый гроб, специально предназначенный для перевозки тел в любом виде транспорта дальнего следования. В Санта-Хелене труп положат во внушительный гроб, который выберут сами родственники или друзья умершего.
В 16.00 тело привезли в Международный Аэропорт и поставили в грузовой отсек небольшого самолета, совершавшего рейсы до Санта-Розы. В 18.30 самолет приземлился в Санта-Розе. Родственники не встречали гроб с телом Бруно Фрая. У него не было близких. У дедушки родилась единственная дочь, ее звали Кэтрин. У нее не было детей. Она усыновила Бруно. Своей семьи у Фрая не было.
За стеной небольшого здания местного аэровокзала стояли трое. Двое из них приехали от похоронного бюро. Здесь стоял его владелец, мистер Эврил Томас Таннертон, сорока трех лет, приятный, полноватый мужчина с рыжеватой шевелюрой и веснушчатым лицом. С его губ не сходила добрая улыбка. Он приехал с помощником, Хари Олмстедом, худощавым молодым человеком, который был столь же разговорчив, как и те покойники, с которыми он имел дело. Таннертон походил на мальчика из церковного хора, притворное благочестие шалуна, Олмстед же был само воплощение своей профессии: длинное, угрюмое лицо и холодный взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39