Мы не сможем оплачивать частную школу на твое жалованье.
Ожила трансляция аэропорта: «Пассажиры, вылетающие в Шампейн, штат Иллинойс, приглашаются на посадку. Посадка заканчивается».
— Нам пора идти, — сказала Мэрилин. — Мы можем опоздать.
Джон кивнул и смахнул со щеки непрошеную слезу.
— Я все понимаю, но ты все же подумай.
— Конечно, я подумаю, — огрызнулась Мэрилин. Затем спохватилась — зачем, ведь она искренне не хотела злиться. — Это единственное, о чем я по-настоящему думаю, — добавила она уже мягче.
Прижавшись к мужу, Мэрилин обвила руками его шею. В ответ он сдавил ее в своих медвежьих объятиях.
— Осторожнее, — взвизгнула Мэрилин, — ты же мне ребра поломаешь!
— Я люблю тебя, — глухо проговорил Джон, прижавшись лицом к шее Мэрилин.
Ответив на объятие мужа, Мэрилин с Лидией и Тамарой пошли на посадку. Вот они прошли через детектор металла. Женщина оглянулась и увидела, что Джон смотрит на нее сквозь стеклянную стену. Выходя на летное поле, Мэрилин в последний раз помахала мужу рукой.
— Мы будем переезжать? — захныкала Лидия. Ей было десять лет, и она училась в пятом классе.
— Я никуда не поеду, — гордо заявила Тамара. Она была уже взрослой — целых одиннадцать лет — и славилась железной волей. — Я перееду к Конни, она сказала, что я смогу пожить у нее.
— Я абсолютно убеждена, что она не забыла обсудить этот вопрос с матерью, — с сарказмом заметила Мэрилин. Она с трудом сдерживала слезы, не желая, чтобы дочери видели ее плачущей.
Она позволила девочкам первыми зайти в маленький винтомоторный самолет, но в салоне рассадила их по местам, обозначенным в билетах, в корне пресекая спор о том, кто будет сидеть в одиночестве — кресла стояли по два в ряду.
Мэрилин отвечала на прямые вопросы дочерей о ближайшем будущем уклончиво и в самых общих чертах. Она еще сама не решила, что будет лучше для их семьи.
Взревели двигатели, и дальнейший разговор стал бессмысленным. Самолет начал выруливать на взлетную полосу, а Мэрилин прижалась лицом к холодному стеклу иллюминатора. Хватит ли у нее сил принять верное решение?
Сверкнувшая на юго-западе молния вывела Мэрилин из задумчивости, напомнив о застарелом страхе перед местными авиалиниями, — полет на реактивном самолете всегда надежнее. Непроизвольно Мэрилин потуже затянула ремень безопасности и оглянулась — как там дочки?
Во время взлета она мертвой хваткой вцепилась в подлокотники кресла, словно это могло помочь машине удержаться в воздухе. Только когда земля за окном резко пошла вниз, Мэрилин осознала, что она не дышит.
— И долго папочка пробудет в Чикаго? — прокричала через проход Лидия.
— Пять лет, — ответила Мэрилин, — пока не закончит обучение.
— Я же говорила, — пожаловалась Лидия Тамаре, — мы успеем состариться.
Внезапный толчок заставил женщину вновь вцепиться в подлокотники. Она оглянулась — никаких следов паники, и это немного утешило Мэрилин. В иллюминатор было видно, что самолет окутан плотной пеленой облаков. Бесформенная вспышка осветила небо.
Чем дальше к югу, тем сильнее становилась тряска и тем чаще сверкали молнии. Пилот по радио немногословно пояснил, что попытается, изменив высоту полета, уменьшить вибрацию. Объявление мало успокоило Мэрилин — ей стало по-настоящему страшно. Хоть бы скорее кончился этот полет!
Первым предвестником катастрофы стал яркий свет, озаривший салон после очередного толчка. Несколько пассажиров издали сдавленные вскрики. Мэрилин похолодела и инстинктивно прижала к себе Тамару.
Вибрация продолжала усиливаться, и самолет завалился на правое крыло. Двигатели перестали мерно рокотать и работали теперь с нарастающим свистом. Чувствуя, как непреодолимая сила вдавливает ее в кресло, потеряв ориентацию, Мэрилин судорожно приникла к иллюминатору. Сначала она не увидела ничего, кроме серого войлока облаков. Она перевела взгляд вперед, и кровь застыла у нее в жилах: земля стремительно неслась навстречу. Они падали...
* * *
22 ЧАСА 40 МИНУТ, ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ГОСПИТАЛЬ МАНХЭТТЕНА, НЬЮ-ЙОРК
Тереза Хаген постаралась сглотнуть, но слюны не было — во рту пересохло и страшно хотелось пить. Через несколько минут ей удалось разлепить веки, и в первое мгновение она не могла понять, что с ней и где она находится. Тереза вспомнила все, как только поняла, что лежит в послеоперационной палате.
Неприятности начались неожиданно как раз перед тем, как они с Мэтью собрались пойти пообедать. Боли не было — только ощущение, что она обмочилась. Зайдя в туалет, она со страхом обнаружила на бедрах кровь. Это была не мазня, а настоящее кровотечение. Тереза была на шестом месяце беременности, все время ждала какого-нибудь сюрприза и вот, пожалуйста, дождалась.
С этого момента события стали разворачиваться стремительно. Терезе удалось дозвониться до гинеколога — доктора Кэрол Гланц, и та предложила ей немедленно приехать в Манхэттенский госпиталь. Там подозрения Терезы полностью оправдались — ей была назначена операция. Кэрол Гланц объяснила, что плод, вместо того чтобы имплантироваться в слизистую матки, застрял в трубе — это называется внематочной беременностью и требует неотложной хирургической операции.
Через несколько минут после того, как Тереза пришла в себя, к ней подошла медсестра, заверившая женщину, что операция закончена и все в полном порядке.
— Что с ребенком? — первым делом спросила Тереза. На ставшем плоским животе она ощущала массивную повязку.
— Об этом спросите у доктора — она знает лучше, чем я, — ответила сестра. — Сейчас я сообщу, что вы проснулись. Она собиралась поговорить с вами.
Прежде чем сестра ушла, Тереза пожаловалась ей на нестерпимую сухость во рту. Ощутив на языке холод ледяного кубика, она почувствовала себя наверху блаженства.
Тереза медленно закрыла глаза. Кажется, она уснула, потому что буквально сразу услышала голос доктора Кэрол Гланц, окликнувшей ее по имени.
— Как вы себя чувствуете? — спросила врач. Тереза уверила доктора, что благодаря кубику льда — превосходно. Потом спросила про ребенка.
Кэрол набрала в легкие побольше воздуха и мягким жестом положила руку Терезе на плечо.
— Боюсь, что у меня для вас плохие новости. Вдвойне плохие.
Больная напряглась, словно в ожидании удара.
— У вас действительно оказалась внематочная беременность. — Чтобы облегчить себе задачу, доктор Гланц перешла на медицинский жаргон. — Нам пришлось прервать беременность, но ребенок, естественно, оказался нежизнеспособен.
Тереза восприняла сообщение без бурного проявления эмоций — она уже успела приучить себя к мысли, что все неизбежно так и кончится. Но к следующему сообщению Кэрол Гланц Тереза готова не была.
— К сожалению, операция оказалась нелегкой. У вас были некоторые осложнения, из-за которых, собственно, и развилось кровотечение, приведшее вас в больницу. Словом, нам пришлось пожертвовать маткой. Мы произвели ее ампутацию.
Поначалу мозг Терезы отказался воспринять сказанное. Она кивнула, вопросительно глядя на врача, словно ожидая продолжения докторского монолога.
— Я понимаю, что мое сообщение расстроит вас, — продолжала доктор Гланц. — Прошу, поверьте, мы сделали все возможное, все, что было в наших силах, чтобы избежать столь печального исхода.
Внезапно смысл происходящего дошел до больной.
— Нет! — вдруг дико закричала она.
Доктор Гланц сжала плечо Терезы сильными пальцами.
— Это должен был быть ваш первенец, поэтому я понимаю, как вам больно, — сочувственно произнесла врач. — Мне страшно жаль, что все произошло именно так.
Тереза застонала. Известие настолько потрясло ее, что женщина потеряла способность плакать — она просто онемела. Вся ее жизнь была подготовкой к деторождению. Это было частью ее самосознания. Тереза в этот момент была не способна до конца понять, что ее самой заветной мечте не суждено будет сбыться никогда.
— Что говорит мой муж? Ему все сказали? — выдавила из себя несчастная женщина.
— Да, — ответила доктор Гланц. — Я разговаривала с ним, как только закончила операцию. Он находится в палате, куда вас сейчас отвезут.
Они еще о чем-то говорили с врачом, но содержание разговора мало интересовало Терезу. Известие о том, что она лишилась ребенка и что других детей у нее никогда не будет, отняло у больной последние силы.
Через четверть часа санитар на каталке отвез Терезу в палату. Все происходило как во сне — женщина потеряла всякий интерес к окружающему; в голове ее царила полная сумятица, единственное, в чем она нуждалась в настоящий момент, — это в дружеском участии и поддержке.
Когда Терезу привезли на место, Мэтью разговаривал по сотовому телефону. Биржевой брокер, он никогда не расставался с этим даром цивилизации.
Постовые медсестры сноровисто перегрузили Терезу с каталки на койку, подвесили флакон с капельницей на стойку у изголовья кровати и быстро проверили, все ли в порядке. Показав кнопку вызова медсестры, они ушли.
Тереза во все глаза смотрела на Мэтью, который, закончив разговор по телефону, отвел глаза в сторону. Самым главным для Терезы являлось то, как муж отреагирует на несчастье. Они были женаты только три месяца.
Раздался резкий щелчок — Мэтью сложил трубку и сунул ее в карман. Повернувшись к жене, он несколько секунд внимательно ее разглядывал. Тереза обратила внимание, что галстук мужа ослаблен, а верхняя пуговица рубашки расстегнута.
Она пыталась прочитать хоть что-то в его глазах, но лицо мужа было непроницаемо — он только нервно покусывал нижнюю губу.
— Как ты себя чувствуешь? — почти равнодушно произнес Мэтью.
— Не хуже, чем это бывает обычно, — с трудом ответила Тереза. Ей отчаянно захотелось, чтобы он подошел поближе и обнял ее, но муж упрямо соблюдал дистанцию.
— Хорошенькие у нас с тобой дела, — протянул он.
— Я не очень понимаю, что ты хочешь сказать, — вяло проговорила Тереза.
— Я хочу сказать, что сегодня исчезла причина, по которой мы поженились, — произнес Мэтью. — Я бы сказал, что твой план не удался.
У Терезы непроизвольно открылся рот. Голос пропал. Прошло несколько секунд, прежде чем она сумела заговорить:
— Мне не нравятся твои намеки. Я забеременела не с целью заполучить тебя в мужья.
— Ну что ж, у тебя свои представления, у меня — свои, — возразил Мэтью. — Но проблема заключается в том, что надо как-то выпутаться из этого положения.
Тереза закрыла глаза. Отвечать не было ни сил, ни желания. Возникло такое чувство, что муж всадил ей нож в сердце. В этот момент Тереза поняла, что никогда его не любила. Мало того, она его просто ненавидела...
Глава 1
СРЕДА, 7 ЧАСОВ 15 МИНУТ, 20 МАРТА 1996 ГОДА, НЬЮ-ЙОРК
— Простите, пожалуйста, — с наигранной вежливостью обратился Джек Степлтон к темнокожему таксисту-пакистанцу. — Могу я попросить вас выйти из машины, чтобы спокойно обсудить наши проблемы?
Этот пакистанец только что подрезал Джека на перекрестке Сорок шестой улицы и Второй авеню. В отместку Джек своим горным велосипедом стукнул таксиста в дверцу, когда тот остановился на красный свет у Сорок четвертой.
Подобное утреннее столкновение было в порядке вещей. Джек ездил на работу на скоростном велосипеде и каждое утро совершал слалом по Второй авеню от Пятьдесят девятой до Тридцатой улицы, при этом ему частенько приходилось разбираться с водителями грузовиков и таксистами, дело иногда доходило до ссоры. Любой другой на месте Джека давно бы истрепал себе все нервы, но он находил в подобных инцидентах истинное удовольствие. Своим коллегам он объяснял, что такие происшествия приятно возбуждают нервы и не дают крови застаиваться.
Пока горел красный, пакистанец молча игнорировал призывы Джека, потом, когда вспыхнул зеленый, обругал его последними словами и нажал педаль газа.
— И тебя туда же! — проорал Джек вдогонку такси. Привстав, он набрал скорость, потом сел, продолжая остервенело давить на педали.
Догнав обидчика, Джек предпочел проигнорировать его, но не отказал себе в удовольствии оставить его позади, проскользнув между такси и тяжело груженным фургоном.
У Тридцатой улицы Джек повернул на восток, пересек Первую авеню и, резко крутанув руль, въехал на стоянку служебных автомобилей Управления главного судебно-медицинского эксперта Нью-Йорка. Джек трудился здесь уже пять месяцев, получив приглашение поработать помощником судмедэксперта после окончания специализации по патанатомии и прохождения стажировки по судебной медицине.
Проезжая пост охраны, Джек приветливо помахал человеку в униформе. Миновав канцелярию, морг, холодильник, где хранились трупы перед вскрытием, Джек подрулил к сложенным штабелями простым сосновым гробам, в которых невостребованные тела переправлялись на Харт-Айленд. Он слез с велосипеда и замкнул руль и цепь хитрыми замками.
На лифте Джек поднялся на второй этаж. До восьми было далеко, и сотрудники только собирались на работу, даже сержант Мерфи еще не пришел.
Наконец, пройдя диспетчерскую, Джек оказался на рабочем месте, поздоровался с Винни Амендолой, который ответил на приветствие, не отрываясь от газеты. Винни был санитаром морга и работал в паре с Джеком.
Степлтон раскланялся с Лори Монтгомери — судмедэкспертом. Сейчас как раз наступила ее очередь распределять на вскрытие поступившие за ночь тела. Лори работала здесь уже четыре с половиной года и, как Джек, была ранней пташкой, приходя по утрам на работу одной из первых.
— Смотри-ка, вы опять ухитрились попасть на работу не вперед ногами, — язвительно-шутливо заметила Лори, намекая на опасную манеру езды Джека.
— Всего-то одна неувязка с такси, — отмахнулся Степлтон. — Я привык к трем или четырем подобным ситуациям. Сегодня вообще была прогулка на лоне природы.
— Ну, в этом я просто уверена, — так же язвительно продолжила Лори. — Лично я считаю, что надо быть твердолобым упрямцем, чтобы гонять на велосипеде по этому сумасшедшему городу. Я вскрывала многих таких посланцев дьявола. Каждый раз, когда я встречаю на улице велосипедиста, то задаю себе вопрос: не увижу ли я его сегодня в «яме»?
«Ямой» в их учреждении шутливо называли прозекторскую.
Налив себе кофе, Джек подошел к столу Лори.
— Есть что-нибудь интересненькое? — спросил Джек, заглядывая через плечо судмедэксперта.
— Обычные огнестрельные ранения, — ответила Лори, — и передозировки наркотиков.
— Ясно, — разочарованно произнес Джек.
— Вы не любите передозировки?
— Не-а, — ответил Джек. — Они все одинаковы, как близнецы. Я люблю сюрпризы и неожиданности.
— В первый год работы мне почти все передозировки казались неожиданностями и сюрпризами, — призналась Лори.
— Как так? — удивился Степлтон.
— Это долгая история, — уклончиво ответила Лори. Сменив тему разговора, она ткнула пальцем в одно имя в списке. — Вот случай, который, возможно, покажется вам интересным: Дональд Нодельман. Диагноз: неизвестное инфекционное заболевание.
— Это лучше, чем передозировка, — заметил Джек.
— Как кому, — не согласилась Монтгомери. — Но если вас это интересует, то им и займитесь. Лично мне не по вкусу инфекции — я их никогда не любила и никогда не полюблю. На экзаменах по инфекционным болезням меня била дрожь. Ну, это к слову... Возбудитель, видимо, очень агрессивен, у покойника массивные подкожные кровоизлияния.
— Нераспознанные заболевания — всегда вызов, — заявил Джек, взяв со стола папку. — Я буду счастлив заняться этим случаем. Он умер дома или в лечебном учреждении?
— Он находился на лечении в госпитале, — пояснила Лори. — Труп доставили из Манхэттенского центрального. Но лечился он там не по поводу инфекции. Поступал в госпиталь с диабетом.
— Помнится мне, что Манхэттенский центральный госпиталь принадлежит достославной «Америкэр», — проговорил Джек. — Мне не изменяет память?
— Кажется, так оно и есть, — ответила Лори. — А почему вы спросили?
— Этот случай может стать инструментом личной мести, — сказал Джек. — Я буду просто счастлив, если выяснится, что у мистера Нодельмана окажется что-нибудь вроде болезни легионеров. Для меня не будет ничего более приятного, чем закатить хорошую оплеуху «Америкэр». От души порадуюсь, когда этим господам придется проглотить горькую пилюлю и поморщиться.
— За что такая немилость? — притворно ужаснулась Лори.
— Долгая история, — ответил Джек с недоброй усмешкой. — Когда-нибудь мы с вами выпьем и вы расскажете мне о передозировках, а я об «Америкэр».
Лори не поняла, насколько искренним было приглашение Джека. Она ничего не знала о его личной жизни, впрочем, этого не знали и другие сотрудники управления. Джек был одним из лучших судмедэкспертов, хотя только год как закончил резидентуру. Но был он не слишком общителен и при легкой болтовне никогда не касался личных тем. Лори знала только, что Джеку Степлтону сорок один год, он не женат, временами бывает дерзок, а родом откуда-то со Среднего Запада.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Ожила трансляция аэропорта: «Пассажиры, вылетающие в Шампейн, штат Иллинойс, приглашаются на посадку. Посадка заканчивается».
— Нам пора идти, — сказала Мэрилин. — Мы можем опоздать.
Джон кивнул и смахнул со щеки непрошеную слезу.
— Я все понимаю, но ты все же подумай.
— Конечно, я подумаю, — огрызнулась Мэрилин. Затем спохватилась — зачем, ведь она искренне не хотела злиться. — Это единственное, о чем я по-настоящему думаю, — добавила она уже мягче.
Прижавшись к мужу, Мэрилин обвила руками его шею. В ответ он сдавил ее в своих медвежьих объятиях.
— Осторожнее, — взвизгнула Мэрилин, — ты же мне ребра поломаешь!
— Я люблю тебя, — глухо проговорил Джон, прижавшись лицом к шее Мэрилин.
Ответив на объятие мужа, Мэрилин с Лидией и Тамарой пошли на посадку. Вот они прошли через детектор металла. Женщина оглянулась и увидела, что Джон смотрит на нее сквозь стеклянную стену. Выходя на летное поле, Мэрилин в последний раз помахала мужу рукой.
— Мы будем переезжать? — захныкала Лидия. Ей было десять лет, и она училась в пятом классе.
— Я никуда не поеду, — гордо заявила Тамара. Она была уже взрослой — целых одиннадцать лет — и славилась железной волей. — Я перееду к Конни, она сказала, что я смогу пожить у нее.
— Я абсолютно убеждена, что она не забыла обсудить этот вопрос с матерью, — с сарказмом заметила Мэрилин. Она с трудом сдерживала слезы, не желая, чтобы дочери видели ее плачущей.
Она позволила девочкам первыми зайти в маленький винтомоторный самолет, но в салоне рассадила их по местам, обозначенным в билетах, в корне пресекая спор о том, кто будет сидеть в одиночестве — кресла стояли по два в ряду.
Мэрилин отвечала на прямые вопросы дочерей о ближайшем будущем уклончиво и в самых общих чертах. Она еще сама не решила, что будет лучше для их семьи.
Взревели двигатели, и дальнейший разговор стал бессмысленным. Самолет начал выруливать на взлетную полосу, а Мэрилин прижалась лицом к холодному стеклу иллюминатора. Хватит ли у нее сил принять верное решение?
Сверкнувшая на юго-западе молния вывела Мэрилин из задумчивости, напомнив о застарелом страхе перед местными авиалиниями, — полет на реактивном самолете всегда надежнее. Непроизвольно Мэрилин потуже затянула ремень безопасности и оглянулась — как там дочки?
Во время взлета она мертвой хваткой вцепилась в подлокотники кресла, словно это могло помочь машине удержаться в воздухе. Только когда земля за окном резко пошла вниз, Мэрилин осознала, что она не дышит.
— И долго папочка пробудет в Чикаго? — прокричала через проход Лидия.
— Пять лет, — ответила Мэрилин, — пока не закончит обучение.
— Я же говорила, — пожаловалась Лидия Тамаре, — мы успеем состариться.
Внезапный толчок заставил женщину вновь вцепиться в подлокотники. Она оглянулась — никаких следов паники, и это немного утешило Мэрилин. В иллюминатор было видно, что самолет окутан плотной пеленой облаков. Бесформенная вспышка осветила небо.
Чем дальше к югу, тем сильнее становилась тряска и тем чаще сверкали молнии. Пилот по радио немногословно пояснил, что попытается, изменив высоту полета, уменьшить вибрацию. Объявление мало успокоило Мэрилин — ей стало по-настоящему страшно. Хоть бы скорее кончился этот полет!
Первым предвестником катастрофы стал яркий свет, озаривший салон после очередного толчка. Несколько пассажиров издали сдавленные вскрики. Мэрилин похолодела и инстинктивно прижала к себе Тамару.
Вибрация продолжала усиливаться, и самолет завалился на правое крыло. Двигатели перестали мерно рокотать и работали теперь с нарастающим свистом. Чувствуя, как непреодолимая сила вдавливает ее в кресло, потеряв ориентацию, Мэрилин судорожно приникла к иллюминатору. Сначала она не увидела ничего, кроме серого войлока облаков. Она перевела взгляд вперед, и кровь застыла у нее в жилах: земля стремительно неслась навстречу. Они падали...
* * *
22 ЧАСА 40 МИНУТ, ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ГОСПИТАЛЬ МАНХЭТТЕНА, НЬЮ-ЙОРК
Тереза Хаген постаралась сглотнуть, но слюны не было — во рту пересохло и страшно хотелось пить. Через несколько минут ей удалось разлепить веки, и в первое мгновение она не могла понять, что с ней и где она находится. Тереза вспомнила все, как только поняла, что лежит в послеоперационной палате.
Неприятности начались неожиданно как раз перед тем, как они с Мэтью собрались пойти пообедать. Боли не было — только ощущение, что она обмочилась. Зайдя в туалет, она со страхом обнаружила на бедрах кровь. Это была не мазня, а настоящее кровотечение. Тереза была на шестом месяце беременности, все время ждала какого-нибудь сюрприза и вот, пожалуйста, дождалась.
С этого момента события стали разворачиваться стремительно. Терезе удалось дозвониться до гинеколога — доктора Кэрол Гланц, и та предложила ей немедленно приехать в Манхэттенский госпиталь. Там подозрения Терезы полностью оправдались — ей была назначена операция. Кэрол Гланц объяснила, что плод, вместо того чтобы имплантироваться в слизистую матки, застрял в трубе — это называется внематочной беременностью и требует неотложной хирургической операции.
Через несколько минут после того, как Тереза пришла в себя, к ней подошла медсестра, заверившая женщину, что операция закончена и все в полном порядке.
— Что с ребенком? — первым делом спросила Тереза. На ставшем плоским животе она ощущала массивную повязку.
— Об этом спросите у доктора — она знает лучше, чем я, — ответила сестра. — Сейчас я сообщу, что вы проснулись. Она собиралась поговорить с вами.
Прежде чем сестра ушла, Тереза пожаловалась ей на нестерпимую сухость во рту. Ощутив на языке холод ледяного кубика, она почувствовала себя наверху блаженства.
Тереза медленно закрыла глаза. Кажется, она уснула, потому что буквально сразу услышала голос доктора Кэрол Гланц, окликнувшей ее по имени.
— Как вы себя чувствуете? — спросила врач. Тереза уверила доктора, что благодаря кубику льда — превосходно. Потом спросила про ребенка.
Кэрол набрала в легкие побольше воздуха и мягким жестом положила руку Терезе на плечо.
— Боюсь, что у меня для вас плохие новости. Вдвойне плохие.
Больная напряглась, словно в ожидании удара.
— У вас действительно оказалась внематочная беременность. — Чтобы облегчить себе задачу, доктор Гланц перешла на медицинский жаргон. — Нам пришлось прервать беременность, но ребенок, естественно, оказался нежизнеспособен.
Тереза восприняла сообщение без бурного проявления эмоций — она уже успела приучить себя к мысли, что все неизбежно так и кончится. Но к следующему сообщению Кэрол Гланц Тереза готова не была.
— К сожалению, операция оказалась нелегкой. У вас были некоторые осложнения, из-за которых, собственно, и развилось кровотечение, приведшее вас в больницу. Словом, нам пришлось пожертвовать маткой. Мы произвели ее ампутацию.
Поначалу мозг Терезы отказался воспринять сказанное. Она кивнула, вопросительно глядя на врача, словно ожидая продолжения докторского монолога.
— Я понимаю, что мое сообщение расстроит вас, — продолжала доктор Гланц. — Прошу, поверьте, мы сделали все возможное, все, что было в наших силах, чтобы избежать столь печального исхода.
Внезапно смысл происходящего дошел до больной.
— Нет! — вдруг дико закричала она.
Доктор Гланц сжала плечо Терезы сильными пальцами.
— Это должен был быть ваш первенец, поэтому я понимаю, как вам больно, — сочувственно произнесла врач. — Мне страшно жаль, что все произошло именно так.
Тереза застонала. Известие настолько потрясло ее, что женщина потеряла способность плакать — она просто онемела. Вся ее жизнь была подготовкой к деторождению. Это было частью ее самосознания. Тереза в этот момент была не способна до конца понять, что ее самой заветной мечте не суждено будет сбыться никогда.
— Что говорит мой муж? Ему все сказали? — выдавила из себя несчастная женщина.
— Да, — ответила доктор Гланц. — Я разговаривала с ним, как только закончила операцию. Он находится в палате, куда вас сейчас отвезут.
Они еще о чем-то говорили с врачом, но содержание разговора мало интересовало Терезу. Известие о том, что она лишилась ребенка и что других детей у нее никогда не будет, отняло у больной последние силы.
Через четверть часа санитар на каталке отвез Терезу в палату. Все происходило как во сне — женщина потеряла всякий интерес к окружающему; в голове ее царила полная сумятица, единственное, в чем она нуждалась в настоящий момент, — это в дружеском участии и поддержке.
Когда Терезу привезли на место, Мэтью разговаривал по сотовому телефону. Биржевой брокер, он никогда не расставался с этим даром цивилизации.
Постовые медсестры сноровисто перегрузили Терезу с каталки на койку, подвесили флакон с капельницей на стойку у изголовья кровати и быстро проверили, все ли в порядке. Показав кнопку вызова медсестры, они ушли.
Тереза во все глаза смотрела на Мэтью, который, закончив разговор по телефону, отвел глаза в сторону. Самым главным для Терезы являлось то, как муж отреагирует на несчастье. Они были женаты только три месяца.
Раздался резкий щелчок — Мэтью сложил трубку и сунул ее в карман. Повернувшись к жене, он несколько секунд внимательно ее разглядывал. Тереза обратила внимание, что галстук мужа ослаблен, а верхняя пуговица рубашки расстегнута.
Она пыталась прочитать хоть что-то в его глазах, но лицо мужа было непроницаемо — он только нервно покусывал нижнюю губу.
— Как ты себя чувствуешь? — почти равнодушно произнес Мэтью.
— Не хуже, чем это бывает обычно, — с трудом ответила Тереза. Ей отчаянно захотелось, чтобы он подошел поближе и обнял ее, но муж упрямо соблюдал дистанцию.
— Хорошенькие у нас с тобой дела, — протянул он.
— Я не очень понимаю, что ты хочешь сказать, — вяло проговорила Тереза.
— Я хочу сказать, что сегодня исчезла причина, по которой мы поженились, — произнес Мэтью. — Я бы сказал, что твой план не удался.
У Терезы непроизвольно открылся рот. Голос пропал. Прошло несколько секунд, прежде чем она сумела заговорить:
— Мне не нравятся твои намеки. Я забеременела не с целью заполучить тебя в мужья.
— Ну что ж, у тебя свои представления, у меня — свои, — возразил Мэтью. — Но проблема заключается в том, что надо как-то выпутаться из этого положения.
Тереза закрыла глаза. Отвечать не было ни сил, ни желания. Возникло такое чувство, что муж всадил ей нож в сердце. В этот момент Тереза поняла, что никогда его не любила. Мало того, она его просто ненавидела...
Глава 1
СРЕДА, 7 ЧАСОВ 15 МИНУТ, 20 МАРТА 1996 ГОДА, НЬЮ-ЙОРК
— Простите, пожалуйста, — с наигранной вежливостью обратился Джек Степлтон к темнокожему таксисту-пакистанцу. — Могу я попросить вас выйти из машины, чтобы спокойно обсудить наши проблемы?
Этот пакистанец только что подрезал Джека на перекрестке Сорок шестой улицы и Второй авеню. В отместку Джек своим горным велосипедом стукнул таксиста в дверцу, когда тот остановился на красный свет у Сорок четвертой.
Подобное утреннее столкновение было в порядке вещей. Джек ездил на работу на скоростном велосипеде и каждое утро совершал слалом по Второй авеню от Пятьдесят девятой до Тридцатой улицы, при этом ему частенько приходилось разбираться с водителями грузовиков и таксистами, дело иногда доходило до ссоры. Любой другой на месте Джека давно бы истрепал себе все нервы, но он находил в подобных инцидентах истинное удовольствие. Своим коллегам он объяснял, что такие происшествия приятно возбуждают нервы и не дают крови застаиваться.
Пока горел красный, пакистанец молча игнорировал призывы Джека, потом, когда вспыхнул зеленый, обругал его последними словами и нажал педаль газа.
— И тебя туда же! — проорал Джек вдогонку такси. Привстав, он набрал скорость, потом сел, продолжая остервенело давить на педали.
Догнав обидчика, Джек предпочел проигнорировать его, но не отказал себе в удовольствии оставить его позади, проскользнув между такси и тяжело груженным фургоном.
У Тридцатой улицы Джек повернул на восток, пересек Первую авеню и, резко крутанув руль, въехал на стоянку служебных автомобилей Управления главного судебно-медицинского эксперта Нью-Йорка. Джек трудился здесь уже пять месяцев, получив приглашение поработать помощником судмедэксперта после окончания специализации по патанатомии и прохождения стажировки по судебной медицине.
Проезжая пост охраны, Джек приветливо помахал человеку в униформе. Миновав канцелярию, морг, холодильник, где хранились трупы перед вскрытием, Джек подрулил к сложенным штабелями простым сосновым гробам, в которых невостребованные тела переправлялись на Харт-Айленд. Он слез с велосипеда и замкнул руль и цепь хитрыми замками.
На лифте Джек поднялся на второй этаж. До восьми было далеко, и сотрудники только собирались на работу, даже сержант Мерфи еще не пришел.
Наконец, пройдя диспетчерскую, Джек оказался на рабочем месте, поздоровался с Винни Амендолой, который ответил на приветствие, не отрываясь от газеты. Винни был санитаром морга и работал в паре с Джеком.
Степлтон раскланялся с Лори Монтгомери — судмедэкспертом. Сейчас как раз наступила ее очередь распределять на вскрытие поступившие за ночь тела. Лори работала здесь уже четыре с половиной года и, как Джек, была ранней пташкой, приходя по утрам на работу одной из первых.
— Смотри-ка, вы опять ухитрились попасть на работу не вперед ногами, — язвительно-шутливо заметила Лори, намекая на опасную манеру езды Джека.
— Всего-то одна неувязка с такси, — отмахнулся Степлтон. — Я привык к трем или четырем подобным ситуациям. Сегодня вообще была прогулка на лоне природы.
— Ну, в этом я просто уверена, — так же язвительно продолжила Лори. — Лично я считаю, что надо быть твердолобым упрямцем, чтобы гонять на велосипеде по этому сумасшедшему городу. Я вскрывала многих таких посланцев дьявола. Каждый раз, когда я встречаю на улице велосипедиста, то задаю себе вопрос: не увижу ли я его сегодня в «яме»?
«Ямой» в их учреждении шутливо называли прозекторскую.
Налив себе кофе, Джек подошел к столу Лори.
— Есть что-нибудь интересненькое? — спросил Джек, заглядывая через плечо судмедэксперта.
— Обычные огнестрельные ранения, — ответила Лори, — и передозировки наркотиков.
— Ясно, — разочарованно произнес Джек.
— Вы не любите передозировки?
— Не-а, — ответил Джек. — Они все одинаковы, как близнецы. Я люблю сюрпризы и неожиданности.
— В первый год работы мне почти все передозировки казались неожиданностями и сюрпризами, — призналась Лори.
— Как так? — удивился Степлтон.
— Это долгая история, — уклончиво ответила Лори. Сменив тему разговора, она ткнула пальцем в одно имя в списке. — Вот случай, который, возможно, покажется вам интересным: Дональд Нодельман. Диагноз: неизвестное инфекционное заболевание.
— Это лучше, чем передозировка, — заметил Джек.
— Как кому, — не согласилась Монтгомери. — Но если вас это интересует, то им и займитесь. Лично мне не по вкусу инфекции — я их никогда не любила и никогда не полюблю. На экзаменах по инфекционным болезням меня била дрожь. Ну, это к слову... Возбудитель, видимо, очень агрессивен, у покойника массивные подкожные кровоизлияния.
— Нераспознанные заболевания — всегда вызов, — заявил Джек, взяв со стола папку. — Я буду счастлив заняться этим случаем. Он умер дома или в лечебном учреждении?
— Он находился на лечении в госпитале, — пояснила Лори. — Труп доставили из Манхэттенского центрального. Но лечился он там не по поводу инфекции. Поступал в госпиталь с диабетом.
— Помнится мне, что Манхэттенский центральный госпиталь принадлежит достославной «Америкэр», — проговорил Джек. — Мне не изменяет память?
— Кажется, так оно и есть, — ответила Лори. — А почему вы спросили?
— Этот случай может стать инструментом личной мести, — сказал Джек. — Я буду просто счастлив, если выяснится, что у мистера Нодельмана окажется что-нибудь вроде болезни легионеров. Для меня не будет ничего более приятного, чем закатить хорошую оплеуху «Америкэр». От души порадуюсь, когда этим господам придется проглотить горькую пилюлю и поморщиться.
— За что такая немилость? — притворно ужаснулась Лори.
— Долгая история, — ответил Джек с недоброй усмешкой. — Когда-нибудь мы с вами выпьем и вы расскажете мне о передозировках, а я об «Америкэр».
Лори не поняла, насколько искренним было приглашение Джека. Она ничего не знала о его личной жизни, впрочем, этого не знали и другие сотрудники управления. Джек был одним из лучших судмедэкспертов, хотя только год как закончил резидентуру. Но был он не слишком общителен и при легкой болтовне никогда не касался личных тем. Лори знала только, что Джеку Степлтону сорок один год, он не женат, временами бывает дерзок, а родом откуда-то со Среднего Запада.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49