А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– А разве на этом свете может быть что-нибудь такое, что не затрагивает интересов Бенджамена Фронвелла?
– А какого вы мнения о его колонке? Я слышала, ее читают все политики.
– От того, что он там пишет, волосы встали бы дыбом, если бы Бен не умел так превосходно развлекать публику. Он говорит совершенно ужасные вещи, но делает это так, что люди смеются, по крайней мере, так было до сих пор, – прибавил Эндрю. – А вас действительно все это интересует? – Он махнул рукой в сторону брошенного у стола номера «Ивнинг стандарт», который читал в ожидании Дейзи. На первой странице газета поместила фотографии пяти человек, претендующих на пост премьер-министра.
– Да, мне интересно, – подтвердила Дейзи. – Но я еще мало прожила здесь и почти ничего не знаю об этих людях, хотя я и читаю о них каждый день. И я так и не поняла, почему лейбористам так нравится всевозможная грызня.
– Мы тоже финансируем что-то в этом роде, но не так открыто. Вам еще предстоит услышать о том, что партия тори пытается протолкнуть за закрытыми дверями Маргарет Тэтчер, хотя она всего год пробыла нашим лидером. А в Америке вы занимались политикой?
– Нет, у меня сложное отношение к этому вопросу. Я очень любила всаживать шпильки в своих консервативных «обожателей». Но сама никогда ничем таким не занималась, в отличие от большинства студентов Рэдклиффа.
– Вы учились в Рэдклиффе?
– Да. А потом два года изучала скульптуру в Колумбии. На самом деле больше всего на свете мне нравится лепить.
Дейзи нравилось, что Эндрю заказал мартини без льда. Дейзи всегда считала, что лед не только разбавлял мартини, но и лишал его настоящего вкуса.
– А что бы вам хотелось лепить?
– Портреты – головы. И еще птиц, лошадей. Я попыталась бы изобразить, что чувствуют животные, а не просто показать их такими, какими их видит человек.
Эндрю улыбнулся.
– А с каким материалом вы стали бы работать?
– С гипсом. Хотя мне хотелось бы как-нибудь попробовать поработать с мрамором.
– А почему вы не занимаетесь в Лондоне скульптурой вместо того, чтобы работать в «Бастионе»? Или делаете наблюдения для скульптурного портрета Бенджамена Фронвелла?
Дейзи рассмеялась.
– Я не смогу жить на то, что заработаю в качестве скульптора. Ведь я пока новичок в этом деле. А в «Бастионе» платят приличную зарплату, даже если у тебя практически нет опыта, и еще там очень весело. Работа в газете – прекрасный способ завести друзей в незнакомом городе.
– А почему вы вообще решили приехать в Лондон? Половина моих знакомых была бы рада возможности пожить хотя бы год в Америке.
Дейзи вовсе не хотелось врать Эндрю. С другой стороны, почему она должна исповедоваться каждому, кого встретит? Хотя вполне возможно, что Дейзи не хотелось рассказывать одному мужчине о своей любви к другому просто из здорового женского кокетства. Дейзи молча изучала то, что осталось от ее мартини, не спеша ответить на вопрос Эндрю. Молодой человек неловко рассмеялся:
– Я понимаю. Это не мое дело. Давайте тогда что-нибудь закажем.
За обедом Дейзи тоже позволила себе задать Эндрю Харвуду несколько вопросов. Она узнала, что Эндрю тридцать лет. Он был зачат сразу же после того, как отец вернулся со второй мировой войны. Учился в Мальборо, там и познакомился с Джайлзом. Потом Оксфорд – колледж Балиол. Его родители очень привязаны друг к другу. («Мои тоже. Они хорошо смотрятся вместе», – ответила на это Дейзи.) У Харвудов был небольшой кусочек земли в Шропшире. Отец Эндрю шутя называл себя фермером. Хотя знакомые почему-то предпочитали слово «землевладелец». Как-никак мистер Харвуд был баронетом.
– Я пока еще не знаю, что такое баронет, – призналась Дейзи.
Эндрю рассмеялся.
– Действительно, откуда вам знать? Ни один иностранец не способен разобраться в наших титулах.
– Но это ведь то же самое, что рыцарь, да? Их обоих называют «сэр кто-то там Джоунс». Ведь так?
– Совершенно точно. Разница только в том, что рыцарство умирает вместе с тобой, а титул баронета – наследственный. Мой отец – семнадцатый. А ваш покорный слуга станет когда-нибудь восемнадцатым. Если, конечно, я не угожу до этого под автобус.
– А каково это – быть баронетом? Вы, наверное, чувствуете себя жутко важным?
– Вообще-то не особенно. Это ведь самый мелкий наследственный титул, Дейзи. Зато он хорош тем, что это единственный титул, который не лишает права заседать в палате общин. Так что, если хочешь стать премьер-министром, нет необходимости отказываться от титула, как это пришлось сделать Тони Бенну и лорду Хейлшему.
– А у вас есть братья или сестры? – спросила Дейзи.
К удивлению девушки, Эндрю Харвуд заметно заколебался, прежде чем ответить на этот простой вопрос.
– У меня есть брат, – произнес он наконец.
– Вы сказали это так, точно не уверены, – смеясь, заметила Дейзи.
Эндрю слегка нахмурился.
– Вы что, не ладите? – продолжала расспрашивать Дейзи.
– Примерно так.
От Дейзи не укрылось угрюмое выражение лица Эндрю. Она тут же пожалела, что не остановилась вовремя и продолжала расспрашивать молодого человека о том, о чем ему явно не хотелось говорить.
Дейзи перевела взгляд с лица Эндрю на картины, висевшие на противоположной стене. Ей понравилось, что владельцы ресторана придумали развесить картины Хокни с французскими плакатами двадцатых годов.
Когда девушка снова посмотрела на своего спутника, лицо его выглядело дружелюбным и одновременно каким-то… непроницаемым.
– А почему вы решили стать адвокатом? – спросила она. В конце концов, надо же им о чем-то говорить. А Дейзи от природы была любопытной.
– Я отвечу на этот вопрос. Но сначала скажите, что вы имели в виду, когда сказали там, на вечеринке у Анджелы, что адвокаты делают карьеру, наживаясь на несправедливости.
– Я всегда считала своего брата справедливым человеком, – сказала Дейзи. – Но, когда он выиграл свое первое дело и пришел домой, светясь от гордости, оказалось, что брат защищал негодяя, а невиновная сторона проиграла.
– А что это было за дело?
– Конечно, не убийство и не изнасилование. Речь шла о деньгах. Благодаря какому-то юридическому трюку, который изобрел мой брат, его клиент вышел сухим из воды, а вдова, предъявившая иск, в результате разорилась. Я считаю это возмутительным.
– Я тоже, – согласился Эндрю. – А мне сейчас уже трудно вспомнить, почему именно я выбрал право. – Эндрю вновь замялся, а затем продолжал таким тоном, точно говорит не о себе, а о ком-то еще.
– Еще в Оксфорде я хотел заняться политикой, но очень долго этого не делал. Кажется, я просто хотел заработать денег.
Интересно, почему он так напряженно смеется? Дейзи чувствовала себя немного разочарованной. Она была воспитана в легком презрении к людям, которые ставят на первое место денежные интересы.
Увидев, как изменилось лицо девушки, Эндрю Харвуд рассмеялся.
– Возможно, вам это покажется вульгарным, но в нашей стране политикам платят гораздо меньше, чем в Америке. И потом, адвокаты все же иногда защищают справедливость. Самое противное в моей работе – это сама процедура судебного разбирательства. Такая скука! Вам надо как-нибудь зайти в суд справедливости, – Эндрю вновь улыбнулся, на этот раз от напряжения не осталось и следа. – В основном мои товарищи заняты тем, что прогуливаются в своих париках по огромному залу и обмениваются шутками, непонятными простому смертному.
– А вам хватает времени совмещать работу с политикой?
– Если бы я был министром, то, конечно, не хватило бы. Но сейчас наша партия в оппозиции, так что времени требуется не очень много. Палата общин обычно начинает заседать только в половине третьего.
– А какие дела вы ведете?
– Очень разные. Например, завтра я должен защищать двух ребят, которые не могут позволить себе нанять адвоката. Поэтому государство предоставляет им защитника. Платят за это немного, но я люблю такие дела. Как видите, я корыстен не на все сто процентов.
В это время в дальнем углу зала что-то грохнуло. Эндрю обернулся в ту сторону. Дейзи чуть приподнялась, чтобы разглядеть, что происходит. Чуть раньше в бар вошли трое, на которых никто не обратил внимания.
И вот теперь двое из них соскочили с высоких табуреток, чтобы помочь третьему, свалившемуся под стойку. Зрителям видны были только две головы – морковно-рыжая и серебристо-белая – склонившиеся над распростертым телом. Джайлз Александер и Франсез помогли подняться своему спутнику, официант поправил табурет.
– О, Боже, – произнес Эндрю Харвуд, вставая. Он помрачнел, но, взглянув еще раз на компанию возле стойки, не выдержал и расхохотался. – Оставайтесь здесь. Я сейчас вернусь.
Дейзи видела, как Эндрю подошел к троице у бара, которая все еще была центром всеобщего внимания. Он легонько обнял за плечи молодого человека, который только что поднялся с пола и сейчас отряхивал брюки. Дейзи обратила внимание, что у молодого человека точно такие же песочного цвета волосы, как у Эндрю. Все четверо направились к выходу из зала – Франсез и Эндрю вели под руки незадачливого молодого человека, Джайлз шел сзади, прикрывая отступление.
Через несколько минут Эндрю снова занял свое место напротив Дейзи.
– Это был Нел, – сказал он.
– Кто такой Нел? – удивилась Дейзи.
– Нелсон Харвуд, мой брат. Он никак не хочет понять, что в двадцать восемь лет пора бы уже и повзрослеть.
Незадолго до полуночи Эндрю отвез Дейзи домой.
Эндрю, как и многие богатые холостяки, был избалован женским вниманием. Молодой человек не исключал возможности, что Дейзи Брюстер привлекла его именно потому, что явно не попала под власть его обаяния. Они премило поболтали за обедом, забавляясь несходством своих мнений по многим вопросам, но, в общем, мало что поведали друг другу о своей личной жизни. Дейзи так и не сказала Эндрю, почему же она все-таки решила приехать в Лондон. Взвесив все «за» и «против», Эндрю пришел к выводу, что было бы ошибкой пытаться форсировать события в первый же вечер.
Он проводил Дейзи до двери ее дома, затем, наклонившись, на прощание легко поцеловал девушку в щеку.
– Я позвоню на следующей неделе, – пообещал Эндрю.
Дейзи почувствовала явное облегчение, поняв, что Эндрю не собирается набиваться в гости. Дело в том, что квартирка была маленькой – спальня, кухня и небольшая ванная. Мужчина и женщина, сидящие рядом, обязательно должны были почувствовать себя в интимной обстановке, независимо от того, какие отношения их связывают. Дейзи уже испытала это на себе, когда другой юноша, угощавший ее обедом, поднялся наверх немного выпить. И ей вовсе не хотелось опять выставлять кого-то за дверь. Поэтому девушка и обрадовалась, что Эндрю Харвуд распрощался с ней у двери.
И в то же время ее охватило смутное беспокойство. А вдруг Эндрю не стал напрашиваться, потому что не счел ее достаточно привлекательной? Но ведь у нее есть Карл – и какое ей вообще дело до остальных. И Дейзи быстренько убедила себя, что Эндрю интересует ее только с точки зрения чисто женского тщеславия – все-таки приятно иметь такого поклонника. Или почти убедила.
8
Когда Бен Фронвелл ехал на заднем сиденье своего «ягуара» не один, шофер обычно опускал стеклянную перегородку, отделявшую кабину от салона. Анджеле было не по себе в замкнутом пространстве, поэтому она, нажав на кнопку, опустила на несколько дюймов оконное стекло. Машина свернула на площадь Парламента.
Анджела улыбнулась. – Кстати, сегодня ведь бывший премьер дает в доме десять прощальный обед, – сказала она. – И все министры сейчас там. Как ты думаешь, о чем они говорят?
Бен усмехнулся.
– Шестеро кандидатов на его место наверняка делают вид, будто совершенно не в курсе того, что их помощники буквально пытаются схватить за горло каждого, кто еще не решил, за кого отдать свой голос.
Анджела отвернулась от окна.
– А ты никогда не думал о женитьбе на Рейчел Фишер? – спросила она Бена.
– Да, – ответил Бен. – Рейчел мне очень нравится. Особенно ее мозги. Но жену я представляю себе совсем по-другому. Мне нужна женщина, для которой на первом месте буду я и моя карьера. А Рейчел – мужчина, превыше всего ставящий свое политическое будущее. И это восхищает нас друг в друге. Это роднит нас. Но в то же время исключает возможность брака между нами.
Рука Бена коснулась колена Анджелы. Хорошо, что сегодня девушка надела юбку. Бен еще помнил, как однажды, точно так же, в машине, когда они возвращались в редакцию после ланча, положил руку на колено Анджелы и почувствовал себя очень неловко, оттого что на ней были брюки. Бен Фронвелл всегда чувствовал себя с женщинами несколько неуверенно. Легко ему было только с Рейчел, которая очень просто относилась к вопросам секса. С ней он чувствовал себя в постели на равных. И Рейчел никогда не увлекалась всякими там женскими штучками, как, например, Анджела со всеми этими ее полумужскими костюмами. И все же Бен считал Анджелу необыкновенно сексуальной. Кроме того, главный редактор «Бастиона» любил появляться в обществе с разными женщинами. Если человеку было за тридцать и он еще не был женат, его неизбежно начинали подозревать в том, что он голубой.
Шофер остановил машину у ресторана «Анабель». Швейцар приветствовал их.
– Добрый вечер, мистер Фронвелл.
Еще один лакей широко распахнул двери перед Беном и Анджелой.
– Добро пожаловать, мистер Фронвелл. Позвольте, я сниму пальто с вашей дамы.
Официант немного подвинул столик, чтобы Анджела могла пройти к стоящей у стены банкетке. Бен уселся рядом. Девушке нравился этот ресторан. Здесь можно было наблюдать за людьми в зале и в то же время чувствовать себя сидящей отдельно благодаря зеркальным колоннам, поддерживающим высокий сводчатый потолок. Однако Анджеле всегда требовалось несколько минут, чтобы глаза привыкли к полумраку, царящему в зале.
– Интересно, – сказала Анджела. – Когда ты учился в своем Галльском университете, то мог ли представить, что в один прекрасный день эти лакеи будут стелиться перед тобой и все время повторять: «У вас есть все необходимое, мистер Фронвелл? Можно мне вылизать грязь с ваших ботинок, мистер Фронвелл? Не соблаговолите ли дать мне в зубы, мистер Фронвелл?»
– Конечно же, я часто себе это представлял, – ответил Бен. – И еще я представлял, что буду вести при этом под руку красивую молодую девушку из высшего общества, которая выросла, имея все, чего не имел я. Что ты будешь пить?
За водкой Анджела вновь завела разговор о Рейчел Фишер.
– Она ведет себя с нами со всеми… не то чтобы грубо, нет. Рейчел просто нас не замечает. Кроме тех случаев, когда мы хотим попасть к тебе в кабинет.
– И именно это делает ее замечательным личным секретарем, – сказал Бен. – Мне будет очень не хватать Рейчел, когда она нас покинет.
– А разве она не может продолжать работать на тебя после того, как ее выберут?
– Нет. Я ведь собираюсь поддерживать политическую карьеру Рейчел. Так что лучше будет, если она порвет с «Бастионом» все официальные связи, как только ее изберут.
– А почему ты так уверен, что тори из Бедфордшира выберут именно Рейчел? До этого они никогда не избирали в парламент женщину.
– В политике никогда ничего нельзя знать наверняка, – ответил Бен. – Но думаю, голоса избирателей у Рейчел в кармане. Она писала речи для их прежнего депутата. Она уже выставляла кандидатуру на два безнадежных места. Год в «Бастионе» тоже пошел ей на пользу. К тому же одновременно Рейчел ездила с выступлениями по Бедфордширу и прилегающим графствам. Она проповедует простые, понятные честным труженикам истины, не то что эти придурки из высшего класса, которые поют о каком-то там сочувствии. Легко, черт возьми, проповедовать сочувствие к бездельникам, если никогда в жизни не приходилось зарабатывать на хлеб. Поэтому Рейчел могут не выбрать только из-за того, что она женщина. Но теперь, когда партийным лидером стала Маргарет Тэтчер, даже самые отъявленные женоненавистники не решатся открыто высказать мнение, что слабому полу не место в политике. Так что, думаю, Рейчел наконец выберут. А уж если она станет кандидатом от Бедфордшира – дело в шляпе. В этом округе уже много лет избирают тори и только тори.
Анджела затушила сигарету в красивой пепельнице из оникса. Буквально через секунду рядом со столиком появились два официанта – один забрал пепельницу с окурком, другой поставил на ее место чистую. Анджела снова закурила и посмотрела на Бена:
– Вскоре после того, как я пришла работать в «Бастион», ты сказал мне как-то: «Вот говорят, что власть развращает, деньги развращают. А я скажу тебе, что действительно развращает людей – дружба».
Бен рассмеялся. Он явно был польщен тем, что Анджела запомнила и даже цитирует его слова.
– Ах, как я это мудро подметил! В самом деле, представь себе, что театральному критику надо написать рецензию на пьесу своего приятеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43