Джайлз до сих пор помнил ужасающий грохот падающего тела. Он улыбнулся, вспомнив, как они с Франсез помогали Нелу подняться.
Метрдотель подвел Джайлза к столику, с которого открывался чудесный вид на Страттон-стрит. Прежде чем сесть, Джайлз нагнулся и поцеловал Анджелу в щеку.
– У них здесь есть какое-то новое шампанское. Я только что заказала себе бокал. А что будешь ты?
– Смотря что будем есть. Ты уже решила?
– У них есть сегодня пирожки с рыбой, – ответила Анджела. – Но начать, я думаю, стоит с суфле из шпината.
– Хорошая идея.
– Давай откажемся от моего бокала шампанского и закажем вместо этого целую бутылку, – предложила Анджела.
Когда официант, приняв заказ, отошел от столика, Анджела сказала:
– Когда я звонила тебе в воскресенье, то еще ничего не знала о Софи. А ты?
– Я тоже. Мы узнали только вчера, когда Франсез позвонила Дейзи. Она сказала, что они с Эндрю так разволновались, что ей даже не пришло в голову обзвонить знакомых. С мозгом Софи все в порядке. Теперь ее, конечно, переведут в Стоук Мандевилль. Есть надежда, что все закончится хорошо.
– Да. Я тоже звонила вчера Дейзи, и она все мне рассказала. Она буквально ожила – хотя, когда я упомянула об этой чертовой воскресной колонке, голос ее стал опять грустным. Я сказала ей, что знаю способ остановить Бена. Что кавалерия спешит к ним на помощь.
– А Дейзи не спросила, что это за кавалерия?
– Нет.
Анджела подняла глаза на официанта, который никак не решался открыть шампанское, явно не зная, кому наливать первому – Анджела была в одном из своих любимых полумужских костюмов. Обычно ее редко принимали за мужчину, но сегодня в чертах Анджелы сквозило что-то совершенно новое, незнакомое Джайлзу – сила и решительность. Наверное, это потому, что Анджела очень злилась на мужа. Джайлз жестом указал официанту на бокал Анджелы, и тот выдернул наконец пробку.
– Очень вкусно, – сказала Анджела официанту, отпив из бокала. – Гораздо лучше того шампанского, что подавали здесь до этого.
– Самое отвратительное, – сказала Анджела, обращаясь к Джайлзу, – что, когда Бен писал эту чудовищную заметку, он считал, что Софи по-прежнему пребывает в коме. Как он мог выливать всю эту грязь на людей, которых постигла такая трагедия?!
Анджела потянулась к пачке сигарет, которую выложил на стол Джайлз.
– Еще в Коуэзе Бен сказал мне, что, когда вернется в сентябре на работу, все пойдет по-старому. Но я и представить не могла, что он зайдет так далеко.
– А у Дейзи действительно роман с Карлом Майером?
– Да, если верить Джослин, – ответила Анджела. – Если честно, я просто не знаю. Джослин рассказала Бену какую-то там историю о том, как застала их вместе. Бен считает, что ей можно верить. Бен всегда ведет себя странно, когда дело так или иначе связано с сексом. Сам он ведет почти пуританский образ жизни. Но очень любит копаться в интимной жизни других. В то же время, я думаю, он считает, что раз Дейзи переступила черту, значит, она вполне заслужила все, что с ней произошло.
– И ему, как всегда, ничего не будет. Бен умеет следить за тем, чтобы не написать ничего такого, за чем может последовать обвинение в диффамации.
– Но теперь ему пора наконец дать по рукам. У тебя есть какие-нибудь идеи на этот счет, Джайлз?
– Да. Но сначала изложи мне свои.
– Та линия атаки, которую выбрал Бен на этот раз, делает его уязвимым для контратаки. Я знаю по меньшей мере два способа напомнить ему, что он вряд ли подходит на роль блюстителя нравственности.
– Похоже, наши мысли работают в одном и том же направлении. Не зря я всегда восхищался твоим умом, Анджела.
Анджела улыбнулась одними уголками губ.
– Бен переборщил, написав, что Рейчел Фишер лучше всех подходит на роль министра обороны, потому что она – женщина и ей близки чувства любой матери.
– «Не стоит забывать, что Рейчел Фишер – не только опытный и компетентный руководитель, настоящая хозяйка своего министерства, но и мать, хорошо понимающая чувства всех английских матерей, мечтающих, чтобы их дети могли спать спокойно», – Джайлз так хорошо знал стиль Бена Фронвелла, что мог без труда процитировать любой отрывок из его статьи.
– Я сказала Бену, что вряд ли решение Рейчел избавиться от своего внебрачного ребенка можно считать близким и понятным для английских матерей.
– Что?! Так ты уже разыграла с Беном эту карту?
Грациозным движением Анджела вынула изо рта сигарету и затушила ее в хрустальной пепельнице. Джайлз посмотрел на свою сигарету, с которой вот-вот должен был упасть пепел. Появившийся непонятно откуда официант подставил ему чистую пепельницу.
– Да, я попробовала, – ответила Анджела на вопрос Джайлза. – У Бена был такой вид, словно с ним вот-вот случится инфаркт. Один из моих психоаналитиков сказал как-то, что люди умеют начисто забывать вещи, которые им неприятно вспоминать.
– И что же сказал Бен?
– Сначала ничего. Он, казалось, готов был лопнуть от злости. Но потом Бен сумел взять себя в руки. Он не стал расспрашивать, откуда я обо всем узнала. Просто сказал: «Прошлое есть плошлое. Сейчас никто не станет извлекать все это на свет Божий».
Анджела сделала большой глоток шампанского и продолжала:
– Тогда я сказала ему, что знаю очень многих, кто мог бы воспользоваться этой историей. Во-первых, те, кто знал обо всем, еще работая в «Бастионе» – я, ты, Дейзи, Франсез. И, конечно же, Дейзи наверняка давно уже рассказала об этом Эндрю. И знаешь, что ответил мне этот негодяй?
Джайлз ждал, вопросительно глядя на Анджелу.
– Он сказал, что Эндрю Харвуд никогда не воспользуется подобной информацией. «Ему не позволит его слюнтяйское воспитание», – Анджела передразнила йоркширский акцент мужа. – «Этот благородный джентльмен не захочет снять перчатки и испачкать свои аристократические пальчики, как это делаем мы, кто всего добился сам».
– Он напрасно не вспомнил обо мне. Я давно отбросил повадки джентльмена.
– Зато о тебе вспомнила я, – Анджела наклонилась к Джайлзу, чтобы прикурить от его зажигалки. Со стороны могло показаться, что двое старых друзей спокойно покуривают, предаваясь самым невинным воспоминаниям.
– А ты упомянула о том, что мужа Рейчел видели в баре для голубых? – спросил Джайлз.
– Нет. Я решила сначала посоветоваться с тобой.
Официант поставил перед ними на стол две тарелки суфле из шпината и соусник, в котором дымилась горячая подливка из анчоусов.
Джайлз стряхнул с сигареты пепел.
– Странно, – сказал он. – Я нападал за свою жизнь на очень многих политиков. Но речь всегда шла об их политических грехах и ошибках. Но я не помню, чтобы писал когда-нибудь о чьей-нибудь не слишком высоконравственной личной жизни. Только один раз, и то это предназначалось не для печати. Хотя, по иронии судьбы, тогда это тоже было написано, чтобы позлить Бена Фронвелла. Помнишь, в тот день, когда он уволил меня из «Бастиона»?
– Напомни, что ты написал тогда.
– Незадолго до этого появилась заметка Демпстера о Неле, который затеял какую-то потасовку перед гей-клубом. Бен пытался заставить меня написать комментарий, чтобы скомпрометировать Эндрю. Я решил предложить Бену свою версию. Написал, что драка произошла в тот день, когда в клубе веселились геи обоего пола. И как раз в это время там видели одну женщину – кандидата в парламент от партии тори, которая выходила из заведения под руку с другой женщиной. Я, конечно же, намекал на Рейчел Фишер, но все это предназначалось исключительно для глаз Бена. Как только он прочел «заметку», я был уволен в ту же секунду.
– Вот видишь, эта твоя выдуманная история оказалась почти что предсказанием. Только время немного сместило фокус, но действующие лица почти те же, да и место действия не изменилось.
– Даже если предположить, что я обладаю даром предвидения, все равно от этого становится немного не по себе.
Официант снова подошел к столику, чтобы заменить пепельницу. Анджела и Джайлз решили наконец отдать должное суфле и шпинату.
Закончив есть, Джайлз произнес:
– Что ж, теперь, через пятнадцать лет, я напишу почти такую же историю, но на этот раз для печати. И сделаю это, чтобы остановить все того же Бена Фронвелла. В странном мире мы все-таки живем.
Несколько минут оба сидели молча, затем Джайлз сказал:
– Если я очень постараюсь, то смогу убедить себя, что личная жизнь политика действительно имеет огромное значение, особенно в тех случаях, когда поведение человека идет вразрез с тем, что он проповедует с общественной трибуны. А Рейчел любит упирать на свою приверженность простым вечным ценностям и идеалам. Правда, в последнее время она любит упирать совсем на другое – на то, что женщина способна справляться с мужской работой. Ну что ж, раз твой негодяй-муж посмел тронуть своими грязными лапами нашу Дейзи, придется бороться с ним его же оружием.
– Ты решил коснуться сразу двух опасных тем? – спросила Анджела. – Сразу напишешь и об аборте Рейчел, и о похождениях ее мужа?
– Думаю, да, – Джайлз тяжело вздохнул. – Но и то и другое будет, конечно же, написано между строк. Но Бен Фронвелл наверняка поймет, что, если он не оставит Харвудов в покое, я тоже не пожалею его и Рейчел. Так ты точно ничего не говорила ему о Джордже Бишопе?
– Пока нет, – подтвердила Анджела.
48
В среду утром Олли Браун приехал на Чейни-стрит к восьми часам – сегодня Эндрю хотел подольше побыть с дочерью, прежде чем его отвезут в министерство.
Когда машина свернула на набережную, Эндрю поглядел на противоположный берег, где стояла под крышей пагоды статуя Будды. Она блестела под лучами солнца, казалась почти что огненной. Когда в этом месте впервые построили пагоду и установили на берегу Темзы статую Будды, Эндрю казалось, что это немного не к месту. Но статуя была очень красива, и постепенно Эндрю привык любоваться по дороге на работу золотым Буддой, сидящим со скрещенными ногами и равнодушно наблюдающим за медленным течением реки. Подумав о том, куда он сейчас едет, Эндрю вдруг почувствовал себя почти безоблачно счастливым. Сейчас он проведет полчаса с дочерью, они будут болтать о том, о сем, а ведь всего неделю назад Эндрю вовсе не был уверен, что сможет когда-нибудь поговорить с Софи.
Эндрю посмотрел на часы. Рядом, поверх красного портфеля, лежали две утренние газеты, которые он не успел просмотреть дома. Лучше начать с «Экспресса» – это не займет много времени.
Однако, просматривая газету, Эндрю наткнулся на очередную статью, в которой обсуждалось его будущее.
С тех пор как Бен Фронвелл написал свою последнюю статью, многие газеты прониклись идеей, что при следующем перемещении сил в правительстве Рейчел Фишер будет предложен портфель министра обороны. Каждая газета имела собственное мнение по поводу того, что произойдет в этом случае с Эндрю Харвудом. «Телеграф» считала, что он вновь неплохо справится с обязанностями министра промышленности. «Индепендент» придерживалась мнения, что ему больше подойдет министерство внутренних дел. Еще ни одна газета не заикнулась о могиле всех политиков – Северной Ирландии. Эндрю печально улыбнулся, читая на страницах «Экспресс» похвалы в адрес Рейчел Фишер. Он был бы не честен с самим собой, если бы притворился, что его это не волнует. Сегодня Эндрю предстояло в последний раз сформулировать свои доводы в пользу передачи американцам половины заказов на детали для «Сатира». В четверг он должен был представить их на суд кабинета.
Эндрю поймал себя на том, что, думая о работе, впервые сам употребил слова «в последний раз». Такие слова часто сбываются, причем самым неожиданным образом. Что ж, ему уже все равно. Но завтра он заставит кабинет принять предложенное им решение по поводу «Сатира». Перед глазами Эндрю встал вдруг образ Рейчел Фишер, сидящей напротив за столом в зале заседаний кабинета, – прямая спина, стальной взгляд.
– Настоящий айсберг, – тихо пробормотал Эндрю.
Дейзи как раз собиралась выезжать в больницу, когда позвонила Анджела.
– Ты будешь дома после ланча? – спросила она. – Если да, то можно к тебе заехать?
Женщины отнесли поднос с чаем в студию Дейзи. Волосы Дейзи были заколоты на макушке зеленой заколкой-бабочкой, которую так любила одалживать у матери Софи. С тех пор как случилось несчастье, Дейзи никак не могла заставить себя войти в комнату дочери. Однако после того, как стало известно, что Софи вернется в свою спальню, хотя никто пока не мог сказать когда, Дейзи прибралась в комнате девочки и теперь заходила туда по поводу и без повода несколько раз в день. Увидев на тумбочке зеленую заколку, Дейзи вспомнила, что Софи закалывала ею волосы в тот день, когда они беседовали в студии с Карлом. Она взяла заколку и заколола собственные волосы так же, как это делала Софи.
Чуть раньше, до приезда Анджелы, Дейзи спустилась в студию и приступила к реализации двух незаконченных работ. Теперь они были обернуты мокрой мешковиной. Третий деревянный постамент был пуст.
– А где Карл? – поинтересовалась Анджела.
– Вон там, – Дейзи жестом указала на огромный мусорный бак в другом конце студии. – Я успела сделать только половину работы. Гипс засох, так что продолжать невозможно.
Анджела понимающе улыбнулась подруге.
– А когда доктор Майер снова приедет в Лондон? – спросила она.
– Не знаю, – ответила Дейзи. – Эндрю ничего не говорил об этом.
Женщины сидели, откинувшись на спинку дивана, и потягивали чай, поглядывая время от времени в окно, на желтые листья, еще не успевшие опасть с верхушек деревьев.
– А что сказал Эндрю по поводу очередной колонки Бена?
– Почти ничего. – Помолчав, Дейзи добавила: – Странно, но вещи, которые кажутся почти концом света в один период твоей жизни, почти не трогают тебя в другой период. Все действительно познается в сравнении.
Анджела внимательно посмотрела на подругу.
– Я не могу сказать, что мне все равно, – продолжала Дейзи. – И Эндрю это, конечно, тоже задело. Но не так сильно, как могло задеть, скажем, прошлой весной.
– Любой премьер-министр любит делать вид, что не обращает внимания на прессу, – сказала Анджела. – Это, конечно, не так. Но ведь вовсе не обязательно, что, читая инсинуации Бена, премьер подумает, что к ним надо прислушаться. Возможно, наоборот. Не удивлюсь, если главу правительства разозлят непрошеные советы Бена по поводу того, кого на какой пост назначить.
– И все равно, неприятно постоянно читать, что ты не подходишь для своей должности. А Эндрю уверен, что он хороший министр обороны.
– Знаешь, газеты ведь как стадо овец, Дейзи. Если в одной написано, что министр кабинета вряд ли задержится на своем посту, остальные тут же считают своим долгом высказаться на ту же тему. Так было всегда, сама знаешь. Как будто каждый редактор политической колонки боится, что пропустил что-то важное, и старается как можно скорее исправить свою оплошность. Смешно.
– Я сказала, что все относительно, но на самом деле всякий раз, когда я вижу теперь на газетной странице имя Эндрю, я начинаю просматривать статью с ужасом – а вдруг в следующем абзаце опять будут намеки на меня и Карла Майера. Я с замиранием сердца жду воскресенья. Какие еще гадости напишет про нас Бен в следующем номере «Бастиона»?
Сделав последнюю затяжку, Анджела затушила сигарету.
– Думаю, Карл Майер не звонил тебе после прошлого воскресенья?
– Нет. А вот я едва удержалась, чтобы не позвонить ему прямо в Пентагон и не спросить: «Как же ты мог допустить, чтобы все стало известно Бену Фронвеллу?» Но все это так унизительно для меня, для Эндрю, да и для самого Карла. Я до сих пор не могу поверить, что это он рассказал обо всем Бену.
– А он и не рассказывал. Это сделала Джослин.
– Мне иногда приходила в голову такая мысль.
Несколько секунд женщины молча пили чай.
– А ты тоже думаешь, что я, используя слова Бена, «все так же предана своим прежним обожателям»?
– Вообще-то это очень на тебя не похоже, – ответила Анджела. – Но мы ведь живем в очень странном мире.
Анджела постаралась смягчить краски, но Дейзи больше не нуждалась в том, чтобы ее щадили.
– Не знаю, почему я это сделала. До… до аварии меня иногда тянуло пофлиртовать с Карлом. Просто так, из любви к флирту. Сама ситуация казалась очень забавной – Карл Майер вдруг снова появляется в моей жизни в роли одного из самых могущественных министров обороны. Это тешило мое самолюбие. К тому же теперь они с Эндрю становились как бы друзьями-соперниками. Но я, конечно же, не собиралась и не хотела ложиться с Карлом Майером в постель.
Дейзи внимательно посмотрела на подругу. Анджела продолжала изучать верхушки ясеней за окнами студии.
– Если бы речь шла о тебе, в этом не было бы ничего удивительного. Но мы ведь всегда считали, что сильно отличаемся друг от друга в этом отношении. Малышку Дейзи все всегда считали моноэротичной.
– И почему же ты решила себе изменить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Метрдотель подвел Джайлза к столику, с которого открывался чудесный вид на Страттон-стрит. Прежде чем сесть, Джайлз нагнулся и поцеловал Анджелу в щеку.
– У них здесь есть какое-то новое шампанское. Я только что заказала себе бокал. А что будешь ты?
– Смотря что будем есть. Ты уже решила?
– У них есть сегодня пирожки с рыбой, – ответила Анджела. – Но начать, я думаю, стоит с суфле из шпината.
– Хорошая идея.
– Давай откажемся от моего бокала шампанского и закажем вместо этого целую бутылку, – предложила Анджела.
Когда официант, приняв заказ, отошел от столика, Анджела сказала:
– Когда я звонила тебе в воскресенье, то еще ничего не знала о Софи. А ты?
– Я тоже. Мы узнали только вчера, когда Франсез позвонила Дейзи. Она сказала, что они с Эндрю так разволновались, что ей даже не пришло в голову обзвонить знакомых. С мозгом Софи все в порядке. Теперь ее, конечно, переведут в Стоук Мандевилль. Есть надежда, что все закончится хорошо.
– Да. Я тоже звонила вчера Дейзи, и она все мне рассказала. Она буквально ожила – хотя, когда я упомянула об этой чертовой воскресной колонке, голос ее стал опять грустным. Я сказала ей, что знаю способ остановить Бена. Что кавалерия спешит к ним на помощь.
– А Дейзи не спросила, что это за кавалерия?
– Нет.
Анджела подняла глаза на официанта, который никак не решался открыть шампанское, явно не зная, кому наливать первому – Анджела была в одном из своих любимых полумужских костюмов. Обычно ее редко принимали за мужчину, но сегодня в чертах Анджелы сквозило что-то совершенно новое, незнакомое Джайлзу – сила и решительность. Наверное, это потому, что Анджела очень злилась на мужа. Джайлз жестом указал официанту на бокал Анджелы, и тот выдернул наконец пробку.
– Очень вкусно, – сказала Анджела официанту, отпив из бокала. – Гораздо лучше того шампанского, что подавали здесь до этого.
– Самое отвратительное, – сказала Анджела, обращаясь к Джайлзу, – что, когда Бен писал эту чудовищную заметку, он считал, что Софи по-прежнему пребывает в коме. Как он мог выливать всю эту грязь на людей, которых постигла такая трагедия?!
Анджела потянулась к пачке сигарет, которую выложил на стол Джайлз.
– Еще в Коуэзе Бен сказал мне, что, когда вернется в сентябре на работу, все пойдет по-старому. Но я и представить не могла, что он зайдет так далеко.
– А у Дейзи действительно роман с Карлом Майером?
– Да, если верить Джослин, – ответила Анджела. – Если честно, я просто не знаю. Джослин рассказала Бену какую-то там историю о том, как застала их вместе. Бен считает, что ей можно верить. Бен всегда ведет себя странно, когда дело так или иначе связано с сексом. Сам он ведет почти пуританский образ жизни. Но очень любит копаться в интимной жизни других. В то же время, я думаю, он считает, что раз Дейзи переступила черту, значит, она вполне заслужила все, что с ней произошло.
– И ему, как всегда, ничего не будет. Бен умеет следить за тем, чтобы не написать ничего такого, за чем может последовать обвинение в диффамации.
– Но теперь ему пора наконец дать по рукам. У тебя есть какие-нибудь идеи на этот счет, Джайлз?
– Да. Но сначала изложи мне свои.
– Та линия атаки, которую выбрал Бен на этот раз, делает его уязвимым для контратаки. Я знаю по меньшей мере два способа напомнить ему, что он вряд ли подходит на роль блюстителя нравственности.
– Похоже, наши мысли работают в одном и том же направлении. Не зря я всегда восхищался твоим умом, Анджела.
Анджела улыбнулась одними уголками губ.
– Бен переборщил, написав, что Рейчел Фишер лучше всех подходит на роль министра обороны, потому что она – женщина и ей близки чувства любой матери.
– «Не стоит забывать, что Рейчел Фишер – не только опытный и компетентный руководитель, настоящая хозяйка своего министерства, но и мать, хорошо понимающая чувства всех английских матерей, мечтающих, чтобы их дети могли спать спокойно», – Джайлз так хорошо знал стиль Бена Фронвелла, что мог без труда процитировать любой отрывок из его статьи.
– Я сказала Бену, что вряд ли решение Рейчел избавиться от своего внебрачного ребенка можно считать близким и понятным для английских матерей.
– Что?! Так ты уже разыграла с Беном эту карту?
Грациозным движением Анджела вынула изо рта сигарету и затушила ее в хрустальной пепельнице. Джайлз посмотрел на свою сигарету, с которой вот-вот должен был упасть пепел. Появившийся непонятно откуда официант подставил ему чистую пепельницу.
– Да, я попробовала, – ответила Анджела на вопрос Джайлза. – У Бена был такой вид, словно с ним вот-вот случится инфаркт. Один из моих психоаналитиков сказал как-то, что люди умеют начисто забывать вещи, которые им неприятно вспоминать.
– И что же сказал Бен?
– Сначала ничего. Он, казалось, готов был лопнуть от злости. Но потом Бен сумел взять себя в руки. Он не стал расспрашивать, откуда я обо всем узнала. Просто сказал: «Прошлое есть плошлое. Сейчас никто не станет извлекать все это на свет Божий».
Анджела сделала большой глоток шампанского и продолжала:
– Тогда я сказала ему, что знаю очень многих, кто мог бы воспользоваться этой историей. Во-первых, те, кто знал обо всем, еще работая в «Бастионе» – я, ты, Дейзи, Франсез. И, конечно же, Дейзи наверняка давно уже рассказала об этом Эндрю. И знаешь, что ответил мне этот негодяй?
Джайлз ждал, вопросительно глядя на Анджелу.
– Он сказал, что Эндрю Харвуд никогда не воспользуется подобной информацией. «Ему не позволит его слюнтяйское воспитание», – Анджела передразнила йоркширский акцент мужа. – «Этот благородный джентльмен не захочет снять перчатки и испачкать свои аристократические пальчики, как это делаем мы, кто всего добился сам».
– Он напрасно не вспомнил обо мне. Я давно отбросил повадки джентльмена.
– Зато о тебе вспомнила я, – Анджела наклонилась к Джайлзу, чтобы прикурить от его зажигалки. Со стороны могло показаться, что двое старых друзей спокойно покуривают, предаваясь самым невинным воспоминаниям.
– А ты упомянула о том, что мужа Рейчел видели в баре для голубых? – спросил Джайлз.
– Нет. Я решила сначала посоветоваться с тобой.
Официант поставил перед ними на стол две тарелки суфле из шпината и соусник, в котором дымилась горячая подливка из анчоусов.
Джайлз стряхнул с сигареты пепел.
– Странно, – сказал он. – Я нападал за свою жизнь на очень многих политиков. Но речь всегда шла об их политических грехах и ошибках. Но я не помню, чтобы писал когда-нибудь о чьей-нибудь не слишком высоконравственной личной жизни. Только один раз, и то это предназначалось не для печати. Хотя, по иронии судьбы, тогда это тоже было написано, чтобы позлить Бена Фронвелла. Помнишь, в тот день, когда он уволил меня из «Бастиона»?
– Напомни, что ты написал тогда.
– Незадолго до этого появилась заметка Демпстера о Неле, который затеял какую-то потасовку перед гей-клубом. Бен пытался заставить меня написать комментарий, чтобы скомпрометировать Эндрю. Я решил предложить Бену свою версию. Написал, что драка произошла в тот день, когда в клубе веселились геи обоего пола. И как раз в это время там видели одну женщину – кандидата в парламент от партии тори, которая выходила из заведения под руку с другой женщиной. Я, конечно же, намекал на Рейчел Фишер, но все это предназначалось исключительно для глаз Бена. Как только он прочел «заметку», я был уволен в ту же секунду.
– Вот видишь, эта твоя выдуманная история оказалась почти что предсказанием. Только время немного сместило фокус, но действующие лица почти те же, да и место действия не изменилось.
– Даже если предположить, что я обладаю даром предвидения, все равно от этого становится немного не по себе.
Официант снова подошел к столику, чтобы заменить пепельницу. Анджела и Джайлз решили наконец отдать должное суфле и шпинату.
Закончив есть, Джайлз произнес:
– Что ж, теперь, через пятнадцать лет, я напишу почти такую же историю, но на этот раз для печати. И сделаю это, чтобы остановить все того же Бена Фронвелла. В странном мире мы все-таки живем.
Несколько минут оба сидели молча, затем Джайлз сказал:
– Если я очень постараюсь, то смогу убедить себя, что личная жизнь политика действительно имеет огромное значение, особенно в тех случаях, когда поведение человека идет вразрез с тем, что он проповедует с общественной трибуны. А Рейчел любит упирать на свою приверженность простым вечным ценностям и идеалам. Правда, в последнее время она любит упирать совсем на другое – на то, что женщина способна справляться с мужской работой. Ну что ж, раз твой негодяй-муж посмел тронуть своими грязными лапами нашу Дейзи, придется бороться с ним его же оружием.
– Ты решил коснуться сразу двух опасных тем? – спросила Анджела. – Сразу напишешь и об аборте Рейчел, и о похождениях ее мужа?
– Думаю, да, – Джайлз тяжело вздохнул. – Но и то и другое будет, конечно же, написано между строк. Но Бен Фронвелл наверняка поймет, что, если он не оставит Харвудов в покое, я тоже не пожалею его и Рейчел. Так ты точно ничего не говорила ему о Джордже Бишопе?
– Пока нет, – подтвердила Анджела.
48
В среду утром Олли Браун приехал на Чейни-стрит к восьми часам – сегодня Эндрю хотел подольше побыть с дочерью, прежде чем его отвезут в министерство.
Когда машина свернула на набережную, Эндрю поглядел на противоположный берег, где стояла под крышей пагоды статуя Будды. Она блестела под лучами солнца, казалась почти что огненной. Когда в этом месте впервые построили пагоду и установили на берегу Темзы статую Будды, Эндрю казалось, что это немного не к месту. Но статуя была очень красива, и постепенно Эндрю привык любоваться по дороге на работу золотым Буддой, сидящим со скрещенными ногами и равнодушно наблюдающим за медленным течением реки. Подумав о том, куда он сейчас едет, Эндрю вдруг почувствовал себя почти безоблачно счастливым. Сейчас он проведет полчаса с дочерью, они будут болтать о том, о сем, а ведь всего неделю назад Эндрю вовсе не был уверен, что сможет когда-нибудь поговорить с Софи.
Эндрю посмотрел на часы. Рядом, поверх красного портфеля, лежали две утренние газеты, которые он не успел просмотреть дома. Лучше начать с «Экспресса» – это не займет много времени.
Однако, просматривая газету, Эндрю наткнулся на очередную статью, в которой обсуждалось его будущее.
С тех пор как Бен Фронвелл написал свою последнюю статью, многие газеты прониклись идеей, что при следующем перемещении сил в правительстве Рейчел Фишер будет предложен портфель министра обороны. Каждая газета имела собственное мнение по поводу того, что произойдет в этом случае с Эндрю Харвудом. «Телеграф» считала, что он вновь неплохо справится с обязанностями министра промышленности. «Индепендент» придерживалась мнения, что ему больше подойдет министерство внутренних дел. Еще ни одна газета не заикнулась о могиле всех политиков – Северной Ирландии. Эндрю печально улыбнулся, читая на страницах «Экспресс» похвалы в адрес Рейчел Фишер. Он был бы не честен с самим собой, если бы притворился, что его это не волнует. Сегодня Эндрю предстояло в последний раз сформулировать свои доводы в пользу передачи американцам половины заказов на детали для «Сатира». В четверг он должен был представить их на суд кабинета.
Эндрю поймал себя на том, что, думая о работе, впервые сам употребил слова «в последний раз». Такие слова часто сбываются, причем самым неожиданным образом. Что ж, ему уже все равно. Но завтра он заставит кабинет принять предложенное им решение по поводу «Сатира». Перед глазами Эндрю встал вдруг образ Рейчел Фишер, сидящей напротив за столом в зале заседаний кабинета, – прямая спина, стальной взгляд.
– Настоящий айсберг, – тихо пробормотал Эндрю.
Дейзи как раз собиралась выезжать в больницу, когда позвонила Анджела.
– Ты будешь дома после ланча? – спросила она. – Если да, то можно к тебе заехать?
Женщины отнесли поднос с чаем в студию Дейзи. Волосы Дейзи были заколоты на макушке зеленой заколкой-бабочкой, которую так любила одалживать у матери Софи. С тех пор как случилось несчастье, Дейзи никак не могла заставить себя войти в комнату дочери. Однако после того, как стало известно, что Софи вернется в свою спальню, хотя никто пока не мог сказать когда, Дейзи прибралась в комнате девочки и теперь заходила туда по поводу и без повода несколько раз в день. Увидев на тумбочке зеленую заколку, Дейзи вспомнила, что Софи закалывала ею волосы в тот день, когда они беседовали в студии с Карлом. Она взяла заколку и заколола собственные волосы так же, как это делала Софи.
Чуть раньше, до приезда Анджелы, Дейзи спустилась в студию и приступила к реализации двух незаконченных работ. Теперь они были обернуты мокрой мешковиной. Третий деревянный постамент был пуст.
– А где Карл? – поинтересовалась Анджела.
– Вон там, – Дейзи жестом указала на огромный мусорный бак в другом конце студии. – Я успела сделать только половину работы. Гипс засох, так что продолжать невозможно.
Анджела понимающе улыбнулась подруге.
– А когда доктор Майер снова приедет в Лондон? – спросила она.
– Не знаю, – ответила Дейзи. – Эндрю ничего не говорил об этом.
Женщины сидели, откинувшись на спинку дивана, и потягивали чай, поглядывая время от времени в окно, на желтые листья, еще не успевшие опасть с верхушек деревьев.
– А что сказал Эндрю по поводу очередной колонки Бена?
– Почти ничего. – Помолчав, Дейзи добавила: – Странно, но вещи, которые кажутся почти концом света в один период твоей жизни, почти не трогают тебя в другой период. Все действительно познается в сравнении.
Анджела внимательно посмотрела на подругу.
– Я не могу сказать, что мне все равно, – продолжала Дейзи. – И Эндрю это, конечно, тоже задело. Но не так сильно, как могло задеть, скажем, прошлой весной.
– Любой премьер-министр любит делать вид, что не обращает внимания на прессу, – сказала Анджела. – Это, конечно, не так. Но ведь вовсе не обязательно, что, читая инсинуации Бена, премьер подумает, что к ним надо прислушаться. Возможно, наоборот. Не удивлюсь, если главу правительства разозлят непрошеные советы Бена по поводу того, кого на какой пост назначить.
– И все равно, неприятно постоянно читать, что ты не подходишь для своей должности. А Эндрю уверен, что он хороший министр обороны.
– Знаешь, газеты ведь как стадо овец, Дейзи. Если в одной написано, что министр кабинета вряд ли задержится на своем посту, остальные тут же считают своим долгом высказаться на ту же тему. Так было всегда, сама знаешь. Как будто каждый редактор политической колонки боится, что пропустил что-то важное, и старается как можно скорее исправить свою оплошность. Смешно.
– Я сказала, что все относительно, но на самом деле всякий раз, когда я вижу теперь на газетной странице имя Эндрю, я начинаю просматривать статью с ужасом – а вдруг в следующем абзаце опять будут намеки на меня и Карла Майера. Я с замиранием сердца жду воскресенья. Какие еще гадости напишет про нас Бен в следующем номере «Бастиона»?
Сделав последнюю затяжку, Анджела затушила сигарету.
– Думаю, Карл Майер не звонил тебе после прошлого воскресенья?
– Нет. А вот я едва удержалась, чтобы не позвонить ему прямо в Пентагон и не спросить: «Как же ты мог допустить, чтобы все стало известно Бену Фронвеллу?» Но все это так унизительно для меня, для Эндрю, да и для самого Карла. Я до сих пор не могу поверить, что это он рассказал обо всем Бену.
– А он и не рассказывал. Это сделала Джослин.
– Мне иногда приходила в голову такая мысль.
Несколько секунд женщины молча пили чай.
– А ты тоже думаешь, что я, используя слова Бена, «все так же предана своим прежним обожателям»?
– Вообще-то это очень на тебя не похоже, – ответила Анджела. – Но мы ведь живем в очень странном мире.
Анджела постаралась смягчить краски, но Дейзи больше не нуждалась в том, чтобы ее щадили.
– Не знаю, почему я это сделала. До… до аварии меня иногда тянуло пофлиртовать с Карлом. Просто так, из любви к флирту. Сама ситуация казалась очень забавной – Карл Майер вдруг снова появляется в моей жизни в роли одного из самых могущественных министров обороны. Это тешило мое самолюбие. К тому же теперь они с Эндрю становились как бы друзьями-соперниками. Но я, конечно же, не собиралась и не хотела ложиться с Карлом Майером в постель.
Дейзи внимательно посмотрела на подругу. Анджела продолжала изучать верхушки ясеней за окнами студии.
– Если бы речь шла о тебе, в этом не было бы ничего удивительного. Но мы ведь всегда считали, что сильно отличаемся друг от друга в этом отношении. Малышку Дейзи все всегда считали моноэротичной.
– И почему же ты решила себе изменить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43