На вышке лежал мертвый капитан Петров.
Лыжи Шахов украл в сарае на окраине Льдистого: счастье, что попались не с ботиночными креплениями, а простые, с ремешками и завязками, хоть и явно не те по размеру - подростковые. Но то ли старая мазь на них подходила к морозу и снегу, то ли сам Шахов в эйфории свободы чересчур резво взял спурт - бежали лыжи хорошо.
Шахов, хотя и был "свободен", но все же неформально - из Зоны ушел самовольно, без документов, без справки об освобождении. Да и кто мог бы дать эту справку во время бунта?
Он отошел от Льдистого километров на пять, не больше. Но и это расстояние вскоре оказалось невыносимым для тела - хоть и тренированного, но лишенного запасов энергии. Общая эйфория кончилась, кураж рассеялся. Душа, впрочем, продолжала радоваться свободе, сопротивляясь телесному ропоту.
Варежки, которые Шаху вручил Фонтан, оказались хороши. Зек сам связал их в часы лагерного досуга из распущенного свитерка: двойные, пестрые, колючие.
Минут за пять до прибытия "Урагана" зеки (более сотни) полезли в этот пролом - результат последнего выстрела чудо-пушки Коржа. Вслед за ними подался и Шахов. "Я не пойду. Чего ловить? - сказал Фонтан. - Поймают убьют точно, а тут, глядишь, обойдется. И куда бежать - тайга кругом..." С ним согласился и Затырин.
Когда прощались, Шахов подумал, что сейчас бы обняться по-русски не мешало бы, но у зеков объятия были не в чести. Пожали руки.
Шахов вышел к Электрической просеке примерно через два часа. Открылось второе дыхание, и он довольно резво добежал до просеки-дороги.
Куда было идти дальше, Шахов пока не знал, но догадывался, что нужно двигаться в сторону Злоямово. Больше некуда было двигаться: на юге стояла стеной тайга, на севере уже через полсотни километров начиналась продуваемая всеми ветрами тундра.
Просека тоже немало продувалась: по ней воздух тянулся, словно пылесосом, в восточном направлении. Шахов давно уже обратил внимание на местную "розу ветров" - восточная стрелка преобладала, редко являлась масса леденящего циклона из льдов океана, и ещё реже были размораживающие наплывы с юга.
Вдруг сосны как бы раздвинулись, отошли назад, и Шахов выехал на поляну - так ему вначале показалось. Но, когда он посмотрел - как при переходе улицы, налево и направо, то увидел, что и не поляна это вовсе, а накатанная просека - конца ей не было видать - протянувшая с запада на восток. В восточной её стороне, скользя и проваливаясь в снег, шел человек - невозможно было разглядеть даже одежду, тем более - лицо.
- Эй! Эй! - машинально, поддавшись неведомому чувству, закричал Шахов. Это было нерасчетливо с его стороны: что за человек шел?
Путник развернулся на крик и быстро пошел к Шахову - видимо, ступая в собственные следы.
Метров за сто Шахов уже увидел, что это был военный - солдат или спецназовец.
"Приехали," - сказал сам себе неудачливый беглец.
Но спецназовец (в правой руке у него был автомат) поднял забрало шлема и сказал:
- Ну что, теоретик? Лыжи навострил? А куда?
Это был не кто иной, как Монгол, с которым они вчера вечером обсуждали проблемы бунтов и мятежей, террора и революций.
- А ты? - ответил вопросом на вопрос Шахов. У него от сердца отлегло все, что накатилось секунду назад.
- Туда же, - усмехнулся Монгол. - Видишь, какой косяк запорол: ментовскую робу нацепил. Никому не расскажешь?
Виктор промолчал, видел, что Монгол иронизирует.
- Ну, пошли, - сказал Монгол, не дождавшись ответа. - Это Электрическая, здесь ЛЭП хотели тянуть, да раздумали. Теперь это просто дорога, зимник. В Злоямово упирается, через Кишкино тянется... Дойдем - а там посмотрим...
- Что ж, пошли, - согласился Виктор. Делать было нечего, оставалось только идти, идти, идти, на ходу выбирая возможную цель, меняя средства по факту происходящего.
ЭПИЛОГ. ВЗГЛЯД С ВЫСОТЫ
Тяжелый с виду ИЛ-76 качнул крыльями, разворачиаясь к Красноямску.
Взрослые пассажиры вздрогнули, на миг испугавшись аварии, а дети испытали ощущения, подобные замираниям сердец на аттракционах парка культуры.
Авиалайнер держал курс на краевой центр К. Внизу простирался в таежных дебрях Злоямовский район, равный по площади Нидерландам. С высоты пяти километров на востоке можно было увидеть асимметричный райцентр Злоямово и почти из него исходящую полосу, рассекающую тайгу, а на северо-западе маленькие темно-коричневые прямоугольники, огороженные со всех сторон тремя параллельными линиями.
"Мама, внизу городок!" - закричал Сережа. - "А вот ещё один... и еще, еще!"
Отталкивая друг друга ринулись к иллюминатору Аня и Ляля. Марина тоже взглянула быстро (боялась высоты), но ничего не увидела.
Если бы летели пониже да помедленней, то открылось бы многое.
Увидели бы все летящие:
как по просеке-дороге, названной Электрической, бредут в сторону Злоямово двое путников; видимо, дойдут они до какой-то ещё неведомой цели
как навстречу им катит на "джипе-чероки" опаздывающий в 7 зону строгого режима иерей Василий; ему сегодня предстоит венчать Игорька Кожемякина и его красавицу Наташу, но не может быть венчания, потому что Игорек в настоящий момент умирает с проломленной головой на жгучем, истоптанном солдатскими сапогами и спецназовскими ботинками зоновском снегу, а Наташа, ничего не зная об этом, ждет попутки в сторону Злоямово;
как бредет на Запад, матерясь вперемежку то по-русски, то по-английски незадачливый, а, впрочем, везучий зек Васька Рычагов по кличке Механизм; ему повезет ещё раз: он встретит посланцев Вредителя, которые доставят его в Москву и даже отправят ещё дальше на Запад, в далекий город Лондон представлять братву на берегах Темзы;
как улетает все дальше от Зимлага, на юг, Ванька-Балконщик на самодельном дельтаплане; ему тоже повезет, но недолгим будет это везение, и через две недели он снова будет разминать косточки на дощатом настиле в КПЗ-ИВС;
как в 7-й строгой зоне управления Зимлаг теснятся зеки в маленьком храме св. Моисея Мурина, бывшего разбойника; перед храмом же перетаптываются на морозце, помахивая дубинками, спецназовцы "Урагана" и солдаты конвойной роты; не решаются бойцы на штурм; не решается отдать приказ о штурме прапорщик Кирилл Татаринов, хоть и тщится подвигнуть его неугомонный лейтенант Рогожин;
как оплакивает своих расстрелянных голубей сержант Шибаев, и молчит рядом товарищ его, чукча Витя Шантуй;
как задыхается под полом обрушившегося клуба стукач и козел киномеханик Штырько; его кости, обглоданные крысами, найдут через два месяца зоновские строители ремонтники;
как заваривают чифир в отхожем месте "обиженные" Марьиванна (Михаил Сергеевич Бусыгин) и Гуля (Георгий Докукин), перебившие едва ли не половину чуранского контингента;
как выбирается из металлических стружек истекающий кровью блатной Корма;
как в разгромленном кабинете оперчасти поминает убиенного капитана Петрова и Хозяина Перемышлева режимник Минкевич, заглатывая без закуски, стакан за стаканом, дешевую водку "Праздник души";
как жалобно подвывая и прихрамывая идет на север меж снегов и сосен несчастный кот Подкумок, потерявший навсегда свою не всегда уютную, но теплую обитель...
А если, развернувшись подняться повыше, подлететь поближе да очами позорче оглядеть Москву-столицу, то можно бы увидеть:
как доживает последние минуты бывший полковник КГБ Геннадий Зубков, задыхаясь под бетонной плитой в гараже Василия Чурки;
как резво бежит по рельсам вагон поезда №45, уносящий бывшего поэта, диссидента, осведомителя и наводчика Андриана Голощапова в далекий город Апатиты, где закончит он свою жизнь, приняв смерть от тяжелого кулака в одном из пивных баров;
как радуется жизни банкир Севрюк, возлегающий рядом с дедом Матросом на настиле КПЗ;
как премьер-министр Андрей Константинович Митин по прозвищу АКМ принимает в Кремле высокого гостя из европейской страны, а думает только о своей Родине;
как офицеры ГРУ по прозвищам Штукубаксов и Насос отдыхают от трудов полуправедных, легко и бесшумно пьянствуя в "кофейне" на северной окраине столицы;
как Вася Шумский с разбегающимися глазами выбирает себе компьютер последней модели - получше, чем тот, что видел он у Вредителя;
как вор в законе Шелковников по прозвищу Вредитель дочитывает, сидя в мягком кресле, последние страницы "Капитанской дочки";
как старушка Галина Ильинична Лесовицкая, не зная о том, что чудом сегодня осталась в живых, смотрит в телевизор и ничего не понимает, всему удивляется;
как размышляет придавленный небывалой бессоницей "король недвижимости" Георгий Щебрянский - он охвачен новым, неведомым ранее чувством; это страх;
как лежит на койке тюремной больницы неудавшийся владелец магазина убивец и мазурик Ширяйка, ставший одноглазым по вине майора ГРУ Рублева по прозвищу Штукубаксов;
как в тюремной камере оглядывает сокамерников волчьим взглядом бывший блатной, а ныне ссученный ренегат Хлюпик - в тщетной надежде, что не скоро узнает его порядочная братва;
и, наконец, увидим, как сгибается под тяжестью бесчувственного тела бывшего майора милиции Бабана эксперт и разведчик, аналитик и романтик Андрей Скворцов; он уж донесет до места одноклассника и почти коллегу, а потом, допивая остатки шустовского коньяка будет долго размышлять о превратностях судьбы, приведших его из джунглей Бразилии и Аргентины в белокаменные... нет, не джунгли, конечно, но уж и никак не пределы той Москвы, котрую он знал раньше и любил безмерно...
А когда вернемся, то узрим:
Как "недостойный иерей" Василий едет на джипе обратно в свое сельцо Кишкино, и везет он двух продрогших и голодных путников; урчит оборотистый движок, вертятся шипованные колеса, движется неуместный в безлюдном ледяном краю автомобиль - меж сосен и снегов.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39