Илла,
не отрывая от него взгляда, обратилась к Нориссе:
- Как он пришел, леди Норисса? Здесь только одна дверь, и ее
охраняет... охраняет... Как он проник сюда в такой поздний час?
Норисса положила руку девочке на плечо и слегка отстранила ее:
- Он - волшебник и мой друг. Ему разрешается входить в мои покои в
любой час и любым способом, который он для себя изберет.
Илла уставилась на Байдевина. Норисса поднялась и, сняв с постели
покрывало, вручила его девочке.
- А теперь мне нужно поговорить с моим другом наедине. Ступай,
отдохни пока в соседней комнате.
Глаза девочки широко раскрылись, и каштановые волосы хлестнули ее по
лицу - так резко она замотала головой.
- О нет, госпожа! Вы не можете оставаться одна... - она понизила
голос и прошептала ей на ухо, - одна с мужчиной!
Норисса улыбнулась и, взяв в руку свечу, свободной рукой обняла Иллу
за плечи:
- Я обещаю тебе, что между мной и Байдевином не произойдет ничего
такого, что выходило бы за рамки приличий.
- Тогда почему мне нельзя остаться? - Илла комкала в руках мягкое
покрывало. - Я принесу вам мясо и горячее вино, я разожгу жаркий огонь в
камине и согрею для вас подставку под ноги! Я прошу только позволения
служить вам, леди!
Норисса только покачала головой, выводя девочку через дверь в
роскошный танцевальный зал.
- Сейчас ты можешь сослужить мне хорошую службу, сделав так, как я
прошу. - Обернувшись через плечо, она обратилась к Байдевину: - Зажги все
свечи, Байдевин, я хочу, чтобы тут больше не было полумрака!
Дождавшись пока Илла вынесет в соседний зал свое покрывало, Норисса
вручила ей свечу и закрыла за собой дверь, не обращая больше внимания на
ее просьбы и мольбы.
Байдевин был занят зажиганием свечей и канделябров, время от времени
он взволнованно поглядывал на Нориссу. Норисса снова ощутила внутри прилив
радости и, довольная тем, что ей удалось разгадать сон, улыбнулась. Затем
она бросилась через всю комнату к Байдевину и опустилась перед ним на
колени, сжимая его руки в своих.
- Байдевин! Случилась одна важная вещь, и я готова танцевать от
радости!
Брови Байдевина зашевелились, и на лице стала складываться очередная
хмурая гримаса, поэтому Норисса поспешила продолжить:
- Мой сон, Байдевин! Теперь я поняла, что он значит и куда он зовет
меня. К горе! - Норисса уселась на собственные пятки и радостно покачала
волосами за спиной. - Я едва могу дождаться того, чтобы выбраться из этого
замка. У меня такое чувство, будто я могу пробежать все это расстояние,
даже не задохнувшись, и достичь того места, где лежит ответ на все
загадки. Это так близко!
- О чем ты говоришь? - трезвый голос Байдевина прорезал ее восторг.
На лице его снова показалась хмурая гримаса. - Твои слова звучат так,
словно в мире все прекрасно и спокойно. Неужели ты думаешь, что завтра
утром ты выйдешь отсюда так же спокойно, как работница отправляется в хлев
за молоком? Фелея не выпустит тебя до тех пор, пока силой или обманом не
завладеет твоим амулетом. Нельзя быть уверенным даже в том, что она
отпустит тебя после этого. Скажи, ведь все ее ласковые слова и вся ее
красота не смогли тебя обмануть и не вселили в тебя слепой веры?
Впервые Норисса поняла, что Байдевин действительно сердится на нее.
Это настолько испугало ее, что она только молча смотрела ему в лицо. Когда
его гнев прошел, Байдевин вздохнул, и взгляд его стал просто усталым. Взяв
Нориссу за руку, он отвел ее в кресло перед очагом. Пока она усаживалась
он стоял перед нею, и его резкие слова заставили ее почувствовать себя
ребенком, которого отчитывают за проказы.
- Ты должна помнить о том, что ты стала королевой. Ты приняла от
своих подданных клятву верности. Сможешь ли ты предать их теперь?
Последний вопрос навис над ней, и в нем почудилась угроза. На
мгновение в его глазах отразился весь водоворот ее собственных мыслей -
страх, неуверенность и неосознанное желание. Внезапно Норисса осознала,
как мало она его знает. Сначала она просто пожалела его - так несладко
приходилось ему в рабстве у Пэшета. Потом пришло уважение, вызванное к
жизни решительностью и целеустремленностью гнома. Байдевин опровергал
общепринятые представления о том, что небольшим людям по плечу только
небольшие дела. Какие прекрасные мечты хранишь ты в потайных уголках души,
Байдевин?
Но вот мгновение это прошло, и его взгляд снова стал жестким и
непроницаемым, требующим ответа. И снова его скепсис и практицизм помогли
Нориссе справиться с сумятицей мыслей и чувств, поднявшейся у нее в
голове.
- Я не предам своих подданных.
Байдевин коротко кивнул в знак одобрения.
- Хорошо. А теперь нам надо подумать о том, как нам выбраться отсюда
и соединиться с Босром и с армией. В них наша единственная надежда
возвести тебя на трон как истинную королеву. Пока Фелея остается у власти,
ты будешь просто марионеткой... - Норисса медленно покачала головой, и
Байдевин замолчал.
- Я уже сказала, что я не покину своих подданных, но я также не могу
не ответить и этому Другому. Я не отношусь легко к клятвам верности, но я
связана еще одной клятвой, не менее важной. И я должна достичь этой цели
прежде всего.
- Даже ценой потери трона и, возможно, самой жизни?
- Да, даже такой ценой.
Байдевин вздохнул и присел возле кресла.
- Что же тогда делать? Ты не можешь покинуть эти края, так как не
можешь допустить, чтобы Фелея правила твоим народом. С другой стороны, ты
должна закончить паломничество и довести его до конца.
Норисса замялась. У нее возник кое-какой план, но он был выдуман в
спешке.
- Мне нужно многое рассказать тебе, Байдевин, и я прошу тебя:
потерпи, пока я не закончу.
Гном кивнул, соглашаясь.
И Норисса торопливо и сбивчиво рассказала ему обо всем, что произошло
с ней за те несколько дней, которые прошли с тех пор, как Байдевин
отправился в Дромунд. Когда Байдевин услышал про просьбу с подосланным
Тайлеком эльфом и про утреннюю беседу с Фелеей, губы его сжались в тонкую
нить, а Норисса все говорила и говорила, рассказывая гному о силе, которую
она ощущает, но которую ей никак не удается подчинить себе и опробовать,
ибо она ускользает от нее, и об изменениях, которые произошли с ее
навязчивым сновидением. Она ни слова не сказала о своем постоянном
замешательстве, которое преследует ее с тех пор, как оба они попали в
замок Фелеи. Вместо этого она снова предалась воспоминаниям о своем сне.
- Представляешь, мне снилось, что я командую всем этим! - она закрыла
глаза и откинула назад голову. - Я могла выбирать, и это я решила, как мне
надо обойти склон, чтобы попасть к горе.
- К какой горе? - не выдержал Байдевин. - Вся граница Сайдры от
Пустошей до Тасерельского моря - одни сплошные горы.
Норисса часто заморгала. Вопрос гнома снова вернул ее в ограниченное
стенами замка узкое пространство, где они были пленниками.
- Я не знаю, как называется эта гора, но раз уж мой зов завел меня
так далеко, наверное, он не бросит меня в последний момент. Я узнаю это
место, стоит только подойти чуточку поближе... - Она помолчала. - Это
снова возвращает нас к вопросу о том, смогу ли я бросить свой народ на
произвол судьбы, позабыв о своей ответственности. - Норисса на мгновение
задумалась, потом медленно сказала: - Медвин и Боср наверняка уже движутся
сюда.
Байдевин кивнул.
- Да. Медвин, может быть, и знает магическую формулу, которая
перенесла нас сюда, но мне кажется, что на всю армию у него не хватит
силы. Они должны двигаться ускоренным маршем, а это значит, что они будут
у стен замка не раньше завтрашнего вечера. Ты могла бы подождать со своим
уходом до этого времени?
- Да. Когда Боср будет здесь, я оставлю его удерживать замок, пока я
стану путешествовать на восток. И я попрошу Фелею отправиться со мной. -
Норисса положила руку на плечо Байдевина, словно умоляя не возражать ей
сейчас. - Я знаю, ты станешь уверять меня в том, что ей нельзя доверять.
Но я и не доверяю. Просто она не позволит мне уйти до тех пор, пока я не
откажусь от медальона. Если она сможет поверить в то, что он будет отдан
ей после, тогда, может быть, она не станет противиться моему
паломничеству. Кроме всего прочего, мы движемся в одном и том же
направлении.
Байдевин явно сомневался. Норисса вздохнула и прижала ко лбу запястье
правой руки, словно пытаясь разогнать туман, который снова начал окутывать
ее разум.
Увидев этот жест усталости, Байдевин положил ладонь ей на руку, и
Норисса слабо улыбнулась его заботе. Затем, вопреки своим собственным
мрачным предположениям, она спросила:
- Неужели в том, что она говорит, нет ни капли правды? Ты тогда был
еще ребенком, а я даже не родилась. Как могут дети судить о том, что было
до их появления на свет? Фелея говорит, что только амулет способен
навсегда прекратить войну.
- Мало ли что она говорит! - проворчал Байдевин. - Кто она такая, что
мы должны верить каждому ее слову? Убийца собственной сестры и узурпатор
трона, подлый захватчик! В ее словах не больше правды, чем в словах
Джаабена. А уж его-то я знаю хорошо.
Норисса отдернула руку, так как его хватка стала причинять ей боль.
Байдевин выпустил ее руку и отошел прочь. Когда он повернулся и посмотрел
на нее, она почувствовала его гнев даже с противоположного конца комнаты.
- А что же тогда говорят Боср, Медвин и все остальные? Неужели все
они лгут? - несмотря на сильный гнев, голос его был холоден. Норисса
поежилась, так как теперь ей задавали ее собственный вопрос. - Вероятно,
мы с тобой - просто дети, которые ничего не знают об истории этой войны, -
продолжал Байдевин, - но есть же и старики, которые помнят, как все было
на самом деле. Пусть же она спорит с теми, кто знает подлинную историю и
обладает знанием. Да, мы дождемся прихода нашей армии. Пусть народ Сайдры
рассудит, правду ли говорит эта ведьма!
Была ли это логика или просто жажда мести, что заставила Байдевина не
скрывать свои чувства? Норисса решила, что это не имеет значения. Его
стратегический мозг снова указал ей на новые возможности, которые она
проглядела. Несмотря на безрадостные и тревожные перспективы, значительная
часть ее беспокойства куда-то пропала. Она могла немного подождать. По
крайней мере, можно было пока не думать о том, чтобы расстаться с
амулетом. Уцепившись за эту приятную мысль, Норисса не стала задумываться
о том, что будет дальше.

27
Байдевин сидел и смотрел на спящую Нориссу. Она свернулась калачиком
под шкурой даксета, покрывавшей кресло, на котором она просидела все
время, пока длился их разговор. Теперь блестящие черные волосы, словно
подушка, лежали у нее под головой, одна рука свесилась с поручня. Лоб был
прорезан глубокими морщинами, а тело напряжено, словно Норисса каждую
минуту была готова вскочить и сражаться. Байдевин послал ей мысленное
изображение полей айдроша, колышимых ветром, и пробирающегося между камней
ручья, и Норисса немного расслабилась.
Затем он услышал, как в комнату вошла Илла, вошла и остановилась в
дверях.
- Госпожа?
Байдевин не ответил. Он продолжал наслаждаться тем, что разум Нориссы
так доверчиво открыт для него. Уже довольно долгое время пересекать ее
мысленные барьеры не составляло для него никакого труда, а сегодняшней
ночью ему показалось, что она сняла все ограничения. Байдевин задумался о
том, как далеко в ее разум ему придется углубиться, прежде чем он
наткнется на те потайные уголки, которые есть у каждого, спрятанные даже
от самого себя.
Но вдруг Норисса была столь же открыта для любого? При мысли о том,
что Фелея обнаружит, что проникнуть в разум Нориссы не составляет труда,
Байдевин ограничился одним лишь цветущим лугом айдроша, но тут собственные
ее тревожные мысли побеспокоили Нориссу, и она проснулась.
Илла подошла к ним, шурша покрывалом, которое она несла с собой.
Байдевин не поворачивался к ней так долго, как только позволяла
вежливость.
Он знал, что за картину видит Илла: госпожа на кресле, он - на
скамеечке для ног, огонь почти погас, в кубке - остатки подогретого вина,
которое они пили вместе. В глазах Иллы вспыхнуло и погасло решительное
выражение. Это длилось какую-то долю секунды, затем лицо ее снова стало
невыразительным. Придерживая покрывало одной рукой, она взяла кочергу и
поворошила поленья.
Байдевин понял, что она злится на него. Подав Нориссе вино, он
непрошеным гостем вторгся в мир ребенка, в ее царство. Очевидно, ему
следовало сделать попытку загладить свою вину. Среди всех обитателей замка
ему меньше всего хотелось иметь в числе своих врагов личную служанку
Нориссы. Но он устал, к тому же ему было понятно, что само его присутствие
продолжает восприниматься как враждебный акт. Сделав рукой знак,
призывающий к тишине, он поднялся, собираясь уходить.
- Леди Норисса только что смогла уснуть, - прошептал он.
Лицо Иллы не изменилось, на нем по-прежнему не видно было никакого
выражения. Положив в камин несколько коротких поленьев, она ровным голосом
произнесла:
- Леди следовало спать этой ночью. Уже светает, и госпожа... - она
замолчала, прикусив нижнюю губу и исподлобья поглядывая на Байдевина. -
Леди Фелея будет ждать госпожу. Моя госпожа должна многому выучиться,
чтобы стать королевой.
Байдевин почувствовал себя виноватым, вина обволакивала его, словно
не по росту большой плащ, который сковывает движения, мешает быстро
двигаться и быстро соображать.
- Будь я проклят! Теперь она сверх меры утомлена, а ей придется
встретиться с этой ведьмой!
Теперь Илла выглядела слегка удивленной, и все следы негодования
изгладились с ее лица.
- Моей госпоже нужно многому научиться, коли ей предстоит править, -
объяснила она.
Байдевин принялся сердито расхаживать по полу туда и сюда.
- Слишком многому, я бы сказал. Ей придется за короткое время
научиться всему, чему особы королевской крови учатся всю свою жизнь, - и
он хлопнул кулаком правой руки по раскрытой ладони левой. - Готов
поспорить, что самым длинным уроком будет тот, на котором Фелея лестью или
обманом станет искать пути отнять амулет.
Гном взглянул на Нориссу. Тень усталости лежала у нее на лице даже во
время сна.
- Это я виноват в том, что завтра у нее будет не слишком много сил,
чтобы справиться со всем этим. Я должен пойти с ней, - произнес он
задумчиво, и Илла посмотрела на него с надеждой. - Но у Фелеи наверняка
отыщется какой-нибудь предлог, чтобы я оказался в это время где-нибудь в
другом месте, - горько прибавил он и, чувствуя себя ненужным, вышел из
комнаты.

В маленьком саду голос Фелеи сливался в ушах Нориссы в монотонное
гудение. Состроив недовольную мину, Норисса отставила кубок с вином,
которое показалось ей безвкусным, даже слегка кислым. Возможно, потому,
что она позволила себе слишком много вина вчера ночью. В глазах тоже
словно песок был насыпан - и Норисса ожесточенно моргала, особенно тогда,
когда в глаз попадал луч солнца, случайно прорвавшийся сквозь плотный
занавес листьев и веток лирсы. Наконец она закрыла глаза совсем и стала
думать об окружающем ее прохладном полумраке.
Случайная веточка защекотала ее по щеке, и она схватила ее рукой.
Сорвав несколько листьев, она растерла их между ладонями и поднесла к
лицу. Странно. Она открыла глаза и уставилась на раздавленные листья.
Резкий и терпкий запах листьев лирсы должен был вызвать слезы у нее на
глазах, но она ничего не почувствовала, как ни принюхивалась.
- Норисса!
Голос Фелеи отвлек Нориссу от мыслей и усталости. Фелея сидела,
окруженная свитками старинного пергамента, в которых излагалась подробная
история и уточнялись границы всех провинций страны.
- Ты не слушаешь меня, Норисса. Как ты собираешься править, если не
будешь знать, что за лорд стоит перед тобой?
Тон Фелеи был резок, и за ним угадывалось нетерпение.
- Прошу прощения, - промямлила Норисса. - Я не очень хорошо спала
ночью.
- Ты вовсе не спала, - теперь в голосе тетки слышался прямой упрек. -
Твой полуночный гость не дал тебе отдохнуть.
Норисса удивленно повернулась к Илле, сидевшей подле нее. Та
воскликнула:
- Нет, нет, госпожа, я никому не говорила!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46