Ему стоило немалых усилий наладить свое дело: эта земля не так-то просто поддавалась освоению. В лучшем случае она представляла собою болото, в худшем – Миссисипи неожиданно разливалась, и ее воды выходили из берегов, сметая все на своем пути. Эта река вполне оправдывала имя, данное ей индейцами племени алгонкинов: «миси» на их языке значило «великая», а «сипи» – «вода».Поудобнее устроившись в седле и закурив длинную коричневую сигару – прекрасное вознаграждение за долгие часы верховой езды, он невольно воскресил в памяти сложную и кровавую историю этой земли. Ему нравилось укрощать дикую природу, и особенно самому. Его девизом было: «Знай своих врагов».Итак, он пустил корни в Новом Орлеане, этом вполне тропическом городе, экзотическом осколке Карибских островов, прилепившемся к американскому побережью. Когда он прибыл сюда, его привлекало единоборство с непривычным ему образом мышления и поведения его многоязычного населения, носившего следы кастового деления, принятого в Западной Индии.Долину Миссисипи сперва покорили испанцы, потом она перешла Франции, владевшей ею до разорительных Индийских войн, после которых решением Третейского суда в Париже земли Луизианы к востоку от Миссисипи перешли к Англии, а Новый Орлеан Людовик Пятнадцатый уступил кузену из дома Бурбонов, Карлу Третьему Испанскому. Позже последовала продажа Луизианы: ее купил у Наполеона президент Джефферсон, и Новый Орлеан стал американским владением. Город перенес пожары и наводнения, изобилие и эпидемии, перепродажи и бунты, трудовые будни и вторжения – и на его население наложили отпечаток обычаи многих народов: французских и испанских колонизаторов, африканцев, англосаксов, ирландцев, немцев и славян.«А потом, – продолжал размышлять он с язвительной ухмылкой, – сюда хлынули орды авантюристов вроде меня: вместе с политиканами-янки, бродягами и всякого рода рвачами, жаждавшими поживиться за счет разоренного Юга».Его конь нетерпеливо переступал копытами, раздраженный роем мух, поднявшимся с мягкой земли, и он слегка тронул каблуками бока скакуна, направляя его в просвет между деревьями: от орлиного взора этого человека не ускользала ни одна мелочь. Он был северянином, и до сих пор чувствовал себя чужаком среди самоуверенных и изысканных высокородных южан, по-прежнему веривших в то, что они – избранная раса, словно бы они и не проиграли войну. Ненадежный мир, установившийся в период Реконструкции, когда войска Союза Во время Гражданской войны в США Союз Северных штата воевал против Конфедерации Южных.
все еще оккупировали город, и дискриминационные меры в отношении южан позволили процветать подобным ему людям. Он никогда не упускал своего шанса и крепко поймал его здесь, в Луизиане.– Старый порядок рухнул, – пробурчал он про себя, и резко обозначившиеся в углах его рта морщины придали лицу мрачное выражение.Когда он не спеша выехал из леса, рабочие на мгновение приостановили свою суету и уважительно приветствовали его возгласами и взмахами рук. Со ступенек деревянной конторы ему навстречу спустился негр. Его мощный торс, обрисованный грубой рубахой, свидетельствовал о том, что многие годы его жизни были нелегки.– Доброе утро, мистер Уокер, – произнес он, широко улыбаясь, пока высокий мужчина высвободил из стремян сапоги на высоких каблуках и спешился.– Доброе утро, Натан, – отвечал Деклан Уокер, закинув поводья на перила. – Есть новости?– Неприятности с этой новой лесопилкой, босс, – отвечал негр, жестикулируя, отчего под его смуглой атласной кожей прорисовались мощные мышцы. – Лучше вам потребовать замену.– В чем дело? Из-за пилы или мотора? – Густые брови Деклана сошлись на переносице, а зеленые глаза превратились в слегка раскосые узкие глубокие щелки.– Толком не знаю, – пожал плечами Натан, – но работает она плохо, а нам надо управиться с тем большим заказом.– Я обращусь в инженерную компанию с требованием срочно прислать механика. – Деклан сдвинул шляпу на затылок, обнажив потемневшие от пота каштановые волосы. – Отправь одного из рабочих в город с письмом.Натан кивнул, засунул большие пальцы за кожаный ремень своих парусиновых штанов, и продолжил список неприятностей.– Потом еще Келли. Он снова вышел на работу пьяным.– Скажи ему, пусть явится ко мне, когда мы кончим. Я уже дважды предупреждал его. – Деклан не решался уволить человека, у которого на содержании была жена и шестеро детей. Может быть, еще одна выволочка помогла бы делу, хотя надежды на это было мало. Шон Келли отпетый пьяница.– И нам давно надо чистить тот кусок земли, босс. Он весь завален хламом. Прикажете начинать?Зажав в зубах окурок сигары, Деклан повернулся, глядя туда, куда показывал Натан. За сахарным тростником рос и индиго – еще один источник дохода помимо сахара, продававшегося на рафинадные фабрики, и леса, шедшего мебельщикам. В отдалении прорисовывалась неровная полоска зелени – кипарисовые рощи, которые окружали Новый Орлеан и все плантации вверх по реке. Воздух был напоен болотными испарениями, исходившими от гниющей зелени и покрывавшей ее стоячей воды с тяжелым животным запахом. На краю трясины десяток рабочих копали канаву: тела их были обнажены до пояса, а ноги сплошь облеплены грязью. Залитая потом кожа шелковисто поблескивала в лучах света, проникавших через покров листвы.– Отправь туда одну бригаду, – пробурчал Деклан.Хотя граница между его плантацией и соседней была весьма протяженной, Деклану приходилось время от времени самому расчищать ее. Он неоднократно пытался связаться с ее владельцами, но так ничего и не достиг, пока не разузнал, что старый хозяин умер и вскоре ожидают прибытия нового. «Уж я заставлю его взяться за дело, – думал он, отбросив в сторону окурок и зажигая другую сигару. – За свою жизнь я получил немало уроков, и один из них – то, что все люди любят деньги. А здесь пропадает огромная территория, целые акры, и я не желаю ее терять. Так или иначе, придется приниматься за расчистку. Время – деньги, и я не упущу его. А коль это не понравится владельцу – ему придется иметь дело со мной».
В комнате царил полумрак, и лишь пылинки сверкали в лучах света, проникавших сквозь щели высоких оконных ставень. Эти лучи высвечивали детали изящной мебели, обитой бледно-лимонным шелком, играли радугой в подвесках хрустальной люстры, укрепленной под лепным медальоном в центре потолка, и преломлялись в гранях выполненных в том же стиле канделябров, расположенных по бокам камина зеленого мрамора с классической отделкой.Самый любопытный луч проскользнул по зеленому абиссинскому ковру и добрался до москитной сетки, скрывавшей массивную кровать розового дерева. Она стояла в промежутке между двумя окнами для того, чтобы лучше овеваться сквозняком, тянувшим с балкона. Наступило время сиесты, и повсюду царила тишина.Парочку в кровати не интересовало ничто на свете, кроме их двоих. Он был в одной рубашке, она совершенно голой. Они занимались любовью и были уже в той стадии, когда, возбудившись от его ласк, она достигла разрядки, а он вот-вот должен был ее догнать. Он стонал и метался на кровати, снова поднялся, чтобы скинуть рубашку, и ринулся вниз, крепко зажмурившись, с выражением экстаза на лице, и наконец, сотрясаясь от оргазма, рухнул поверх партнерши.Несколько секунд спустя она осторожно выбралась из-под него в поисках более прохладного места на простынях. Затем уселась и поправила волосы. Струйки пота стекали у нее между грудей и вдоль рук. Она была красивой женщиной, с гладкой светло-оливковой кожей и тяжелой темной шевелюрой. Ее золотисто-янтарные глаза неотрывно смотрели на лежавшего подле молодого человека.– Я люблю заниматься любовью после полудня, – произнесла она глубоким богатым контральто. – Ночь тоже хороша, но днем это происходит совсем по-другому. И ты с каждым разом ведешь себя все лучше, chйri. Дорогой (фр.).
Ты многому успел у меня научиться.Он поднял лицо из вмятины на подушке: его облик поражал своей безупречной красотой настолько, что, где бы он ни появился, к нему обращались взоры окружающих. Так было всегда, даже когда он был маленьким мальчиком. Высокие скулы, черные кудри, бездонные темно-карие глаза, идеально сложенное те-то казались подарком судьбы, а не результатом наследственности. Его высокородные предки всемерно гордились чистотой своей крови – по крайней мере, в их официальных матримониальных списках не значилось ни одной недостойной особы. Он также жил по этим правилам, несмотря на то, что терял власть над собою в присутствии этой женщины. Он знал, отчего это происходит, и сознание того, что он ей чем-то обязан, приводило его в ярость.Женитьба на полукровке до сих пор была неслыханным делом в его мирке, по-прежнему жившем по довоенным правилам. Креольское общество, поначалу разметанное военным вихрем, вновь сомкнуло свои ряды, дабы противостоять наплыву пришельцев, джентльменов, пытавшихся проникнуть в их клубы для избранных и возводивших на всех углах аляповатые безвкусные особняки. Однако поскольку достаточно представительных женщин явно не хватало, некоторые салоны слегка снизили свои социальные барьеры. И в эти дни довольно часто можно было увидеть, как на балу смуглокожие кавалеры и девицы запросто танцевали с белыми партнерами.«Белые отбросы, – презрительно именовали их аристократы, – бедные белые», – но теперь они вовсе не были бедными: люди, прежде служившие надсмотрщиками или управляющими на плантациях, чье положение было немногим выше положения тех рабов, над которыми они издевались; люди с Севера с энергичными лицами; деревенщина с задубевшей на солнце кожей; спекулянты и политиканы всех мастей, ринувшиеся в Новый Орлеан с пресловутыми ковровыми чемоданами подмышкой, – вся та орда, что надеялась поживиться на руинах разоренного города.О да, этот молодой человек любил Лестину, свою несравненную искусную любовницу, но он никогда не смог бы дать ей свое имя: старые порядки и обычаи по-прежнему владели им. И если все пойдет по плану, то однажды он будет вынужден обменяться брачными клятвами с той неизвестной девицей, которую выберут в качестве спутницы его жизни. И в глубине души он содрогнулся, подумав об этой перспективе.Приподнявшись, он обнял Лестину и повалил на кровать.– Что ты хочешь сказать? По-твоему, я неопытный любовник, – взревел он в притворной ярости, целуя маленькую родинку на нижней стороне ее пышной левой груди: темное пятнышко, чудесно гармонировавшее с темными кругами вокруг сосков.Она рассмеялась грудным смехом, теребя волосы на его груди, влажной от пота.– Теперь нет, Адриен, но ведь ты не был таким всегда. В свое время ты раздражал меня, потому что не давал себе труда позаботиться о моем удовольствии, думая лишь о себе. А я научила тебя хорошим манерам.– О, но ты старше меня и более опытна, – сердито отвечал он, всякий раз ревнуя к прошлому, когда она работала в борделе – до того, пока не позволила ему содержать себя. Она обладала совершенно независимой натурой, и эта непредсказуемость в его глазах лишь увеличивала ее очарование.– О да, я опытная женщина и старше тебя по меньшей мере на пять лет, скоро я стану морщинистой беззубой развалиной, – поддразнила она этого отпрыска голубой крови, которого не могла, не должна была позволить себе полюбить. Наклонившись над ним, Лестина принялась ласкать языком бархатное полукружие его уха, щекоча своим дыханием. – Разве тебе было со мною плохо? Разве ты не наслаждался тем, что я делала, и теми играми, в которые мы играли? У меня было много привлекательных мужчин, но ни один из них не сравнится с тобою.Она знала, что он примет ее слова за чистую монету, и прочла в его глазах немой вопрос: «Мой Бог, неужели ей еще мало?» Это весьма ее позабавило.– Лестина, моя роза из преисподней!.. – простонал он и так крепко схватил ее за руку, что ей стало больно. Она поморщилась, но его хватка не ослабла, он неотрывно глядел ей в глаза, и она ответила ему тем же: спокойно и без страха.Он слыл сорвиголовой и уже успел выиграть одну дуэль. Это, конечно, строго запрещалось и каралось законом, но по-прежнему довольно часто происходило в среде аристократической молодежи. Поединки проводились под так называемыми Дуэльными Дубами, свысока наблюдавшими за схваткой. Женщины были без ума от Адриена, от его внешности, обаяния, от предполагаемой жестокости, таящейся под светскими манерами, делавшими его просто неотразимым.Мужчины – кто обижался и недолюбливал его, кто уважал, но избегал, и лишь немногие относились дружески, хотя и настороженно. Для человека его лет – а был ему почти двадцать один год – он производил весьма сильное впечатление: однажды увидев, его, этого наследника древнего рода с геральдическим списком в целый свиток пергамента, невозможно было забыть: Адриен Ладур, чистокровный креол, родившийся в Луизиане в семье, жившей здесь многие поколения, чьи отпрыски лишь иногда позволяли себе получить образование в Париже или в Англии. Ладуры принадлежали к одному из самых блистательных здешних семейств всемогущих сахарных баронов, пока их империя не содрогнулась и не рухнула вокруг них грудой обломков.Лестине все это было известно, она была сметливой девушкой, превосходно перенявшей у матери науку заботиться о себе. Женщине было просто необходимо владеть множеством хитроумных уловок, чтобы выжить в обществе, где властвуют мужчины, – а нигде в мире их власть не была столь полной, как на Дальнем Юге. Ее мать, Мария-Луиза Кларемон, была еще жива. Она была квартеронкой с одной четвертью черной крови, и двадцать шесть лет назад результатом ее связи с неким маркизом стало появление на свет Лестины. Девочка была прелестна, и кожа ее была намного белее, чем кожа неаполитанок или сицилианок. Отец заплатил за ее образование. Она мыслила, говорила и одевалась как француженка, хотя ни разу в жизни не покидала пределов Луизианы. И все же, несмотря на все достоинства, ей не дано было выйти за положенный ей предел из-за примеси африканской крови – пусть слабой и незаметной внешне.Многие креолы, в том числе и маркиз, разорились после войны. Оказавшись в стесненных обстоятельства, Лестина пошла в ученицы к модистке, но это ремесло давало слишком мало денег. И вот, чтобы прокормить свою мать и многочисленную родню, ей ничего не оставалось, как устроиться в бордель. Это заведение находилось в роскошном особняке, по дешевке доставшемся мадам Фени, нью-йоркской мадам, переехавшей на Юг, чтобы обеспечить здесь процветание новых домов с дурной славой. В одной из комнат этого похожего на дворец борделя Лестина и познакомилась с Адриеном.Судьба проститутки ее не устраивала, ведь единственной удачей на этом пути была возможность обзавестись единственным, но достаточно богатым клиентом, хотя в заведении мадам Фени она была самой высокооплачиваемой дамой. Выглядела она вполне невинно, и в то же время все ее тело, казалось, источало негу, звало и сулило невообразимые наслаждения. Стройная, с красивыми плечами, узкой талией и длинными ногами, она разъезжала в элегантном экипаже, и каждый ее жест поражал красотой и изяществом. Ни в чем себе не отказывая, она лелеяла свое тело, часами нежась в душистых горячих ваннах и заставляя личного массажиста натирать ей кожу ароматными маслами.Ее волосы были густыми и длинными, и она постоянно их расчесывала. Она знала, как надо закрепить их на затылке своей чудесной головки таким образом, чтобы в нужный момент средь любовных утех их можно было распустить одним движением и, встряхнув головой, заставить рассыпаться по обнаженным плечам темную, душистую массу, чтобы мужчина мог зарыться лицом в это облако и утопить в нем свои страхи, свою вину и горе. Она позаботилась и о том, чтобы в ее спальне в доме на улице Святой Анны, купленном для нее Адриеном, было достаточно зеркал, расположенных таким образом, чтобы они многократно отражали ее в самых выгодных позах во время любовных игр.С того дня, как в ее жизнь вошел сказочный принц, она снова обрела некоторый статус, у нее появились деньги, недвижимость и когорта слуг. Их связь все ее находилась на стадии медового месяца, и Лестина пользовалась неограниченным влиянием на Адриена. Хотя Ладуры многое утратили, его никак нельзя было счесть бедным юношей, – при безупречном происхождении и неограниченных связях и вовсе уж не приходилось говорить о возможностях. И все же ему нравилось изображать Гамлета, безвинного страдальца, а сметливая Лестина имела множество поводов утешать бедного юношу, которого не понимала собственная мать, да кстати уж и весь мир.На самом же деле он всегда и во всем поступал по-своему. Жалость к самому себе была для него новым чувством и оттого захватила его весьма сильно. Лестине были на руку вспышки его раздражительности, и она умело подогревала его недовольство:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
все еще оккупировали город, и дискриминационные меры в отношении южан позволили процветать подобным ему людям. Он никогда не упускал своего шанса и крепко поймал его здесь, в Луизиане.– Старый порядок рухнул, – пробурчал он про себя, и резко обозначившиеся в углах его рта морщины придали лицу мрачное выражение.Когда он не спеша выехал из леса, рабочие на мгновение приостановили свою суету и уважительно приветствовали его возгласами и взмахами рук. Со ступенек деревянной конторы ему навстречу спустился негр. Его мощный торс, обрисованный грубой рубахой, свидетельствовал о том, что многие годы его жизни были нелегки.– Доброе утро, мистер Уокер, – произнес он, широко улыбаясь, пока высокий мужчина высвободил из стремян сапоги на высоких каблуках и спешился.– Доброе утро, Натан, – отвечал Деклан Уокер, закинув поводья на перила. – Есть новости?– Неприятности с этой новой лесопилкой, босс, – отвечал негр, жестикулируя, отчего под его смуглой атласной кожей прорисовались мощные мышцы. – Лучше вам потребовать замену.– В чем дело? Из-за пилы или мотора? – Густые брови Деклана сошлись на переносице, а зеленые глаза превратились в слегка раскосые узкие глубокие щелки.– Толком не знаю, – пожал плечами Натан, – но работает она плохо, а нам надо управиться с тем большим заказом.– Я обращусь в инженерную компанию с требованием срочно прислать механика. – Деклан сдвинул шляпу на затылок, обнажив потемневшие от пота каштановые волосы. – Отправь одного из рабочих в город с письмом.Натан кивнул, засунул большие пальцы за кожаный ремень своих парусиновых штанов, и продолжил список неприятностей.– Потом еще Келли. Он снова вышел на работу пьяным.– Скажи ему, пусть явится ко мне, когда мы кончим. Я уже дважды предупреждал его. – Деклан не решался уволить человека, у которого на содержании была жена и шестеро детей. Может быть, еще одна выволочка помогла бы делу, хотя надежды на это было мало. Шон Келли отпетый пьяница.– И нам давно надо чистить тот кусок земли, босс. Он весь завален хламом. Прикажете начинать?Зажав в зубах окурок сигары, Деклан повернулся, глядя туда, куда показывал Натан. За сахарным тростником рос и индиго – еще один источник дохода помимо сахара, продававшегося на рафинадные фабрики, и леса, шедшего мебельщикам. В отдалении прорисовывалась неровная полоска зелени – кипарисовые рощи, которые окружали Новый Орлеан и все плантации вверх по реке. Воздух был напоен болотными испарениями, исходившими от гниющей зелени и покрывавшей ее стоячей воды с тяжелым животным запахом. На краю трясины десяток рабочих копали канаву: тела их были обнажены до пояса, а ноги сплошь облеплены грязью. Залитая потом кожа шелковисто поблескивала в лучах света, проникавших через покров листвы.– Отправь туда одну бригаду, – пробурчал Деклан.Хотя граница между его плантацией и соседней была весьма протяженной, Деклану приходилось время от времени самому расчищать ее. Он неоднократно пытался связаться с ее владельцами, но так ничего и не достиг, пока не разузнал, что старый хозяин умер и вскоре ожидают прибытия нового. «Уж я заставлю его взяться за дело, – думал он, отбросив в сторону окурок и зажигая другую сигару. – За свою жизнь я получил немало уроков, и один из них – то, что все люди любят деньги. А здесь пропадает огромная территория, целые акры, и я не желаю ее терять. Так или иначе, придется приниматься за расчистку. Время – деньги, и я не упущу его. А коль это не понравится владельцу – ему придется иметь дело со мной».
В комнате царил полумрак, и лишь пылинки сверкали в лучах света, проникавших сквозь щели высоких оконных ставень. Эти лучи высвечивали детали изящной мебели, обитой бледно-лимонным шелком, играли радугой в подвесках хрустальной люстры, укрепленной под лепным медальоном в центре потолка, и преломлялись в гранях выполненных в том же стиле канделябров, расположенных по бокам камина зеленого мрамора с классической отделкой.Самый любопытный луч проскользнул по зеленому абиссинскому ковру и добрался до москитной сетки, скрывавшей массивную кровать розового дерева. Она стояла в промежутке между двумя окнами для того, чтобы лучше овеваться сквозняком, тянувшим с балкона. Наступило время сиесты, и повсюду царила тишина.Парочку в кровати не интересовало ничто на свете, кроме их двоих. Он был в одной рубашке, она совершенно голой. Они занимались любовью и были уже в той стадии, когда, возбудившись от его ласк, она достигла разрядки, а он вот-вот должен был ее догнать. Он стонал и метался на кровати, снова поднялся, чтобы скинуть рубашку, и ринулся вниз, крепко зажмурившись, с выражением экстаза на лице, и наконец, сотрясаясь от оргазма, рухнул поверх партнерши.Несколько секунд спустя она осторожно выбралась из-под него в поисках более прохладного места на простынях. Затем уселась и поправила волосы. Струйки пота стекали у нее между грудей и вдоль рук. Она была красивой женщиной, с гладкой светло-оливковой кожей и тяжелой темной шевелюрой. Ее золотисто-янтарные глаза неотрывно смотрели на лежавшего подле молодого человека.– Я люблю заниматься любовью после полудня, – произнесла она глубоким богатым контральто. – Ночь тоже хороша, но днем это происходит совсем по-другому. И ты с каждым разом ведешь себя все лучше, chйri. Дорогой (фр.).
Ты многому успел у меня научиться.Он поднял лицо из вмятины на подушке: его облик поражал своей безупречной красотой настолько, что, где бы он ни появился, к нему обращались взоры окружающих. Так было всегда, даже когда он был маленьким мальчиком. Высокие скулы, черные кудри, бездонные темно-карие глаза, идеально сложенное те-то казались подарком судьбы, а не результатом наследственности. Его высокородные предки всемерно гордились чистотой своей крови – по крайней мере, в их официальных матримониальных списках не значилось ни одной недостойной особы. Он также жил по этим правилам, несмотря на то, что терял власть над собою в присутствии этой женщины. Он знал, отчего это происходит, и сознание того, что он ей чем-то обязан, приводило его в ярость.Женитьба на полукровке до сих пор была неслыханным делом в его мирке, по-прежнему жившем по довоенным правилам. Креольское общество, поначалу разметанное военным вихрем, вновь сомкнуло свои ряды, дабы противостоять наплыву пришельцев, джентльменов, пытавшихся проникнуть в их клубы для избранных и возводивших на всех углах аляповатые безвкусные особняки. Однако поскольку достаточно представительных женщин явно не хватало, некоторые салоны слегка снизили свои социальные барьеры. И в эти дни довольно часто можно было увидеть, как на балу смуглокожие кавалеры и девицы запросто танцевали с белыми партнерами.«Белые отбросы, – презрительно именовали их аристократы, – бедные белые», – но теперь они вовсе не были бедными: люди, прежде служившие надсмотрщиками или управляющими на плантациях, чье положение было немногим выше положения тех рабов, над которыми они издевались; люди с Севера с энергичными лицами; деревенщина с задубевшей на солнце кожей; спекулянты и политиканы всех мастей, ринувшиеся в Новый Орлеан с пресловутыми ковровыми чемоданами подмышкой, – вся та орда, что надеялась поживиться на руинах разоренного города.О да, этот молодой человек любил Лестину, свою несравненную искусную любовницу, но он никогда не смог бы дать ей свое имя: старые порядки и обычаи по-прежнему владели им. И если все пойдет по плану, то однажды он будет вынужден обменяться брачными клятвами с той неизвестной девицей, которую выберут в качестве спутницы его жизни. И в глубине души он содрогнулся, подумав об этой перспективе.Приподнявшись, он обнял Лестину и повалил на кровать.– Что ты хочешь сказать? По-твоему, я неопытный любовник, – взревел он в притворной ярости, целуя маленькую родинку на нижней стороне ее пышной левой груди: темное пятнышко, чудесно гармонировавшее с темными кругами вокруг сосков.Она рассмеялась грудным смехом, теребя волосы на его груди, влажной от пота.– Теперь нет, Адриен, но ведь ты не был таким всегда. В свое время ты раздражал меня, потому что не давал себе труда позаботиться о моем удовольствии, думая лишь о себе. А я научила тебя хорошим манерам.– О, но ты старше меня и более опытна, – сердито отвечал он, всякий раз ревнуя к прошлому, когда она работала в борделе – до того, пока не позволила ему содержать себя. Она обладала совершенно независимой натурой, и эта непредсказуемость в его глазах лишь увеличивала ее очарование.– О да, я опытная женщина и старше тебя по меньшей мере на пять лет, скоро я стану морщинистой беззубой развалиной, – поддразнила она этого отпрыска голубой крови, которого не могла, не должна была позволить себе полюбить. Наклонившись над ним, Лестина принялась ласкать языком бархатное полукружие его уха, щекоча своим дыханием. – Разве тебе было со мною плохо? Разве ты не наслаждался тем, что я делала, и теми играми, в которые мы играли? У меня было много привлекательных мужчин, но ни один из них не сравнится с тобою.Она знала, что он примет ее слова за чистую монету, и прочла в его глазах немой вопрос: «Мой Бог, неужели ей еще мало?» Это весьма ее позабавило.– Лестина, моя роза из преисподней!.. – простонал он и так крепко схватил ее за руку, что ей стало больно. Она поморщилась, но его хватка не ослабла, он неотрывно глядел ей в глаза, и она ответила ему тем же: спокойно и без страха.Он слыл сорвиголовой и уже успел выиграть одну дуэль. Это, конечно, строго запрещалось и каралось законом, но по-прежнему довольно часто происходило в среде аристократической молодежи. Поединки проводились под так называемыми Дуэльными Дубами, свысока наблюдавшими за схваткой. Женщины были без ума от Адриена, от его внешности, обаяния, от предполагаемой жестокости, таящейся под светскими манерами, делавшими его просто неотразимым.Мужчины – кто обижался и недолюбливал его, кто уважал, но избегал, и лишь немногие относились дружески, хотя и настороженно. Для человека его лет – а был ему почти двадцать один год – он производил весьма сильное впечатление: однажды увидев, его, этого наследника древнего рода с геральдическим списком в целый свиток пергамента, невозможно было забыть: Адриен Ладур, чистокровный креол, родившийся в Луизиане в семье, жившей здесь многие поколения, чьи отпрыски лишь иногда позволяли себе получить образование в Париже или в Англии. Ладуры принадлежали к одному из самых блистательных здешних семейств всемогущих сахарных баронов, пока их империя не содрогнулась и не рухнула вокруг них грудой обломков.Лестине все это было известно, она была сметливой девушкой, превосходно перенявшей у матери науку заботиться о себе. Женщине было просто необходимо владеть множеством хитроумных уловок, чтобы выжить в обществе, где властвуют мужчины, – а нигде в мире их власть не была столь полной, как на Дальнем Юге. Ее мать, Мария-Луиза Кларемон, была еще жива. Она была квартеронкой с одной четвертью черной крови, и двадцать шесть лет назад результатом ее связи с неким маркизом стало появление на свет Лестины. Девочка была прелестна, и кожа ее была намного белее, чем кожа неаполитанок или сицилианок. Отец заплатил за ее образование. Она мыслила, говорила и одевалась как француженка, хотя ни разу в жизни не покидала пределов Луизианы. И все же, несмотря на все достоинства, ей не дано было выйти за положенный ей предел из-за примеси африканской крови – пусть слабой и незаметной внешне.Многие креолы, в том числе и маркиз, разорились после войны. Оказавшись в стесненных обстоятельства, Лестина пошла в ученицы к модистке, но это ремесло давало слишком мало денег. И вот, чтобы прокормить свою мать и многочисленную родню, ей ничего не оставалось, как устроиться в бордель. Это заведение находилось в роскошном особняке, по дешевке доставшемся мадам Фени, нью-йоркской мадам, переехавшей на Юг, чтобы обеспечить здесь процветание новых домов с дурной славой. В одной из комнат этого похожего на дворец борделя Лестина и познакомилась с Адриеном.Судьба проститутки ее не устраивала, ведь единственной удачей на этом пути была возможность обзавестись единственным, но достаточно богатым клиентом, хотя в заведении мадам Фени она была самой высокооплачиваемой дамой. Выглядела она вполне невинно, и в то же время все ее тело, казалось, источало негу, звало и сулило невообразимые наслаждения. Стройная, с красивыми плечами, узкой талией и длинными ногами, она разъезжала в элегантном экипаже, и каждый ее жест поражал красотой и изяществом. Ни в чем себе не отказывая, она лелеяла свое тело, часами нежась в душистых горячих ваннах и заставляя личного массажиста натирать ей кожу ароматными маслами.Ее волосы были густыми и длинными, и она постоянно их расчесывала. Она знала, как надо закрепить их на затылке своей чудесной головки таким образом, чтобы в нужный момент средь любовных утех их можно было распустить одним движением и, встряхнув головой, заставить рассыпаться по обнаженным плечам темную, душистую массу, чтобы мужчина мог зарыться лицом в это облако и утопить в нем свои страхи, свою вину и горе. Она позаботилась и о том, чтобы в ее спальне в доме на улице Святой Анны, купленном для нее Адриеном, было достаточно зеркал, расположенных таким образом, чтобы они многократно отражали ее в самых выгодных позах во время любовных игр.С того дня, как в ее жизнь вошел сказочный принц, она снова обрела некоторый статус, у нее появились деньги, недвижимость и когорта слуг. Их связь все ее находилась на стадии медового месяца, и Лестина пользовалась неограниченным влиянием на Адриена. Хотя Ладуры многое утратили, его никак нельзя было счесть бедным юношей, – при безупречном происхождении и неограниченных связях и вовсе уж не приходилось говорить о возможностях. И все же ему нравилось изображать Гамлета, безвинного страдальца, а сметливая Лестина имела множество поводов утешать бедного юношу, которого не понимала собственная мать, да кстати уж и весь мир.На самом же деле он всегда и во всем поступал по-своему. Жалость к самому себе была для него новым чувством и оттого захватила его весьма сильно. Лестине были на руку вспышки его раздражительности, и она умело подогревала его недовольство:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50