"
Красные и желтые тюльпаны островами стояли в густой траве по склону ущелья. Здесь господствовали высокие, с жирными сочными стеблями гречишники, желтая купальница, сиреневые анемоны, и, словно маленькое сухое желтое деревце, колыхалась трава юган.
Конь потянулся к югану, и Шарипов понял, что это ширин-юган, потому что есть два сорта этой травы по виду совершенно одинаковых. Тэз-юган горький надломленный стебель его выделяет сок, настолько раздражающий кожу людей, что появляются большие синие пузыри ожогов - их лечат кислым молоком. А ширин-юган сладкий: нет лучшего корма для скота.
"Юган, - думал Шарипов. - Юган... По виду его нельзя отличить, эти сорта очень похожи... Но при чем здесь юган?.. При том, что люди, сумевшие организовать радиопередачу из такого района, должны быть очень похожи, неотличимы от местных людей... Совсем неотличимы... Иначе бы мы о них узнали... Если Неслюдов рассчитывает найти здесь следы Бабека и его хуррамитов через тысячу лет, после того как они здесь побывали, то уж мы... Но Бабек здесь ни при чем... А дело в том, что юган... Да нет, и не юган... Дело в том, что похожий на местных людей. Но не местный. Но приезжий. Может быть, давно... но приезжий. Иначе где бы он взял передатчик. И главное, у него сведения о самых последних частотах наших локаторов... Значит, их ему доставили. Значит, он должен быть таким человеком, встречи которого с новыми людьми - а тут каждый человек на виду - никого не удивляют... Каким-нибудь агентом райфинотдела... Или лектором... Из Общества по распространению политических и научных знаний. И ездит с лекциями о происхождении вселенной. А Бабек... а Владимир Неслюдов очень подошел к дому Ноздриных. Очень подошел... И он найдет следы Бабека... Ему не нужно спешить. А мне нужно..."
Степан Кириллович постоянно требовал от своих сотрудников умения полностью сосредоточиться на одном предмете. "Вы должны уметь сосредоточиваться так, - повторял он часто, - как люди, которых избирали министрами в древнем Китае".
Такой человек должен был пройти по верху крепостной стены с большой чашей, доверху, до краев наполненной молоком. Вокруг стреляли, шумели и пугали этого человека. Однажды у прошедшего испытание спросили: "Ты слышал выстрелы? Ты видел драконов и тигров?" - "Нет, - ответил новый министр, я ничего не слышал и не видел. Я нес молоко".
Но для Шарипова решить трудную задачу, наоборот, всегда значило расслабиться, предоставить мыслям полную свободу, не напрягаться, ждать, пока решение придет само.
А ждать нельзя было.
Г л а в а д в а д ц а т ь т р е т ь я, о том, как и за
что был арестован майор Шарипов
Цзе. Ограничение. Свершение. Горе
ограничено. Оно не может быть стойким.
К и т а й с к а я к л а с с и ч е с к а я
"К н и г а п е р е м е н"
Шарипову не нравилось это вино. Но, как всегда бывало в таких случаях, он отпил глоток-другой из бокала прозрачного стекла на высокой красной ножке, отломил кусочек сухого печенья, которое он тоже не любил, и положил в рот.
Беседа предстояла неофициальная. Степан Кириллович вышел из-за своего большого письменного стола ему навстречу и показал рукой на маленький круглый столик со стеклянной крышкой. На нем, как всегда, стояли бутылка "Гурджаани", четыре бокала, две вазочки с сухим печеньем и две пепельницы.
Шарипов сел в низкое мягкое кресло, предназначенное не столько для того, чтобы сидеть, сколько для того, чтобы полулежать, отбросившись на спинку. Степан Кириллович сел наискосок от него лицом к двери и налил вино в бокалы. Шарипов знал, что Коваль не пьет ни чая, ни кофе, ни крепких спиртных напитков, ни даже просто воды. Степан Кириллович ежедневно выпивал бутылку, а то и больше, своего любимого вина "Гурджаани". Он охотно угощал этим вином своих посетителей, очевидно даже не догадываясь, что могут быть люди, которым оно не нравится.
Ни в выражении лица Степана Кирилловича, ни в том, как он вел себя, не было ничего необычного, ничего такого, что отличало бы эту встречу от всех других, но Шарипов ощутил какую-то скованность. Она усилилась еще больше, когда Коваль, разжевывая печенье и запивая его вином, спросил:
- Раз я не был позван на свадьбу, значит нужно считать, вы еще не женились на Ольге Ноздриной?
- Нет, - ответил Давлят.
- Но Ольга Ноздрина - ваша невеста?
- Да, - сказал Давлят, все более настораживаясь. - Ольга Ноздрина моя невеста.
- Вы, надеюсь, знакомы с ее семьей?
- Знаком.
- И часто бываете в их доме?
- Часто. Все время, свободное от службы. - В словах Шарипова прозвучал вызов.
Степан Кириллович долил вином почти полный бокал Шарипова и налил себе еще полбокала.
- Не сможете ли вы рассказать мне о членах этой семьи и людях, которых вы встречали в их доме?
Шарипов резко, рывком поднялся со своего места.
- Сядьте, сядьте.
- Нет, не смогу! - сказал Шарипов, не садясь. - Во всяком случае, пока не узнаю, почему вы об этом спрашиваете.
- Не горячитесь. Сядьте.
Шарипов сел.
- Я не собираюсь делать из этого секрета, - сказал Степан Кириллович. - И все же, как говорится, льщу себя надеждой, что мой возраст да и звание дают мне право задавать вопросы первым. И получать на них вразумительные ответы.
- В эту семью я пришел не как работник органов государственной безопасности, а как частное лицо, - упрямо игнорируя шутливый тон Степана Кирилловича, сказал Шарипов. - И если вас интересуют какие-то вопросы, связанные с ней, - вам придется послать туда другого человека.
Он встал, как бы показывая этим, что больше ничего не скажет.
- Молчать! - вдруг громко и страшно закричал Коваль. - Молчать...
- Я прошу... - растерянно сказал Шарипов.
- Мальчишка! - перебил его Коваль. - Все к черту! Растишь! Учишь! Столько лет!.. И все равно вырастает ничтожество!.. Дрянцо!..
За все время своей работы с Ковалем Шарипов ни разу не запомнил случая, чтобы Коваль повысил голос. Не только на подчиненного, но и на допросах. Он ни разу не видел его взволнованным. Сейчас перед Шариповым был совсем другой человек - старый, издерганный, словно не он постоянно повторял своим сотрудникам: "Кричат не от силы, кричат от слабости". Дрожащими руками Коваль налил себе в бокал вина, отпил глоток и предложил хрипло:
- Ладно, сядьте. - Он распечатал предназначенную для посетителей коробку дорогих папирос, вынул одну, размял табак пальцами, положил ее в пепельницу и, глядя снизу вверх на Шарипова, по-прежнему стоявшего перед столиком, спросил: - Неужели все, чему я вас учил столько лет... все это ничего не стоит?.. Откуда оно проникло к нам, это представление о жизни, как в дешевых романах, - борьба благородств... соревнование между разведчиком и контрразведчиком в сфере интеллекта... Откуда появился этот маленький и подленький пацифизм? Государственная безопасность - это ведь, черт побери, в самом деле безопасность государства! Безопасность, во имя которой люди жертвовали многим... А если требовалось, то и всем! Настоящие люди...
Шарипов молчал.
- Известно название болезни, когда человек не различает цветов, - с горечью продолжал Степан Кириллович. - Дальтонизм. Но как назвать болезнь, когда человек не отличает большого от малого, не отличает главного от второстепенного? Я знаю этому только одно подходящее название: беспартийность!.. У нас стало распространенным понятие "беспартийный большевик", "беспартийный коммунист"... Чепуха! Можно быть коммунистом, не состоя в партии. Но нельзя быть беспартийным коммунистом!..
Он опустил голову, и Шарипов увидел в свободном воротничке генеральского кителя по-старчески сморщенную шею.
- А партийность... Поймите же это, наконец, партийность - это прежде всего значит ставить интересы партии, интересы социалистического государства выше личных интересов...
- Все равно - отвечать на ваши вопросы о людях, которых я посещал как друг, - предательство, - сказал Шарипов.
- Ничего вы не поняли! - встал Коваль. - Вы арестованы!
- Значит, эта беседа просто допрос?
- Да, считайте ее просто допросом.
- Что ж, тогда я отвечу. Что именно вас интересует?
- Все, - жестко сказал Коваль, тяжело опускаясь в кресло. - С кем вы встречались в доме Ноздриных?
- Ноздрин Николай Иванович. Профессор-энтомолог. Член партии. Выдающийся ученый. Лауреат Государственной премии. Выдвинут на Ленинскую премию. За работы в области борьбы с вредителями хлопка. В личной жизни человек исключительно добрый, гостеприимный, отличается хорошим здоровьем и широким кругом интересов. Однако никакого любопытства к вопросам, имеющим какое-то отношение к военной или государственной тайне, с его стороны я не замечал...
- Продолжайте, - предложил Коваль.
- Это все. Ноздрина Анна Тимофеевна. В настоящее время домохозяйка. В прошлом пианистка, концертмейстер. Из тех редких людей, которым все всегда стремятся оказать какую-нибудь услугу, потому что если сделаешь что-нибудь для такого человека - самому приятно. Пользуется большим авторитетом в семье, к слову ее прислушиваются. Во время войны была заместителем директора на военном заводе, производившем мины. Награждена орденом Отечественной войны второй степени... Дочки: Татьяна - актриса, закончила институт в Москве. Замужем, но, видимо, в каких-то неладах с мужем. Имеет ребенка, девочку лет пяти. Молчалива, сдержанна, имеет привычку потирать лоб ладонью так, как это делают люди, которые легко устают... Или которым трудно сосредоточиться на одном предмете. Ольга - невеста некоего майора Шарипова. Молодая девушка, студентка медицинского института. Очень красивый, талантливый человек и со временем будет выдающимся врачом или научным деятелем.
- Сразу уж и деятелем, - сказал Коваль. - Дальше.
- Владимир Владимирович Неслюдов. Аспирант-востоковед. Сын академика Неслюдова. Добродушный толстый человек. Большой знаток своего дела. Вероятно, аполитичен. Здоровья среднего. Во всяком случае, когда чихает, сдерживает чих так, как это делают только люди, перенесшие тяжелое заболевание легких. Или необыкновенно стеснительные. Любит детей. Муж Татьяны Ноздриной - Волынский Евгений Ильич. Видел его только два раза. Хирург. Крупный специалист в своей области. Вероятно, относится к числу людей, которые были особенно ущемлены в сталинские времена. Приехал по приглашению Министерства здравоохранения, но в основном, возможно, к жене... Это все, что мне известно.
- Немного. Где остановился Волынский?
- Точно не знаю. По-моему, в гостинице.
- Как к нему относится Ноздрин Николай Иванович?
- Не знаю.
- Был ли прежде Евгений Волынский знаком с Владимиром Неслюдовым?
- Не знаю.
- Долго ли здесь пробудет Волынский?
- Не знаю.
- Хорошо. Сдайте личное оружие дежурному. Вы арестованы на пятнадцать суток с исполнением служебных обязанностей.
Шарипов стоял молча, неподвижно, ощущая, как у него отвердевают скулы, становятся чужими, деревянными.
- Вот так, - жестко сказал Коваль. - У меня к вам больше нет вопросов.
- Вы обещали сообщить мне, - с трудом выталкивая слова, спросил Шарипов, - чем вызван этот допрос.
- Я обещал это до того, как вел его. Отвечать арестованному на такие вопросы я не обязан...
Г л а в а д в а д ц а т ь ч е т в е р т а я, о главном
принципе, который необходимо знать каждому человеку, - главном
принципе устройства автоматического оружия
Если из сложных идей, означаемых
именами "человек" и "лошадь",
устранив те особенности, которыми они
различаются, удержать только то, в
чем они сходятся образовать из этого
новую, особо сложную идею и дать ей
имя "животное", то получится более
общий термин...
Д. Л о к к
Стол Ведина был накрыт измазанной маслом и поцарапанной во многих местах серой клеенкой с синим узором - такими иногда накрывают кухонные столики. На клеенке лежали части пистолета, шомполы, протирки, металлические банки с маслом и щелочью, надфили, напильники, ключи, отвертки и плоскогубцы разных видов и назначений.
- Кольт, - сказал Ведин. - Армейского образца. Сорок пятого калибра по нашему счету одиннадцать и сорок три сотых миллиметра. Если такая штука попадает в голову, - он показал Шарипову пулю, тупую и толстую, как большой палец, - череп разлетается на части. Не очень остроумная и довольно тяжеловесная машина.
- А что с ним случилось?
- Отказывает выбрасыватель.
- Чей он?
- Полковника Емельянова. Именной. Вот старик и дорожит им.
Шарипов неприметно улыбнулся. Ничем нельзя было доставить Ведину такого удовольствия, как тем, чтобы принести ему неисправное оружие, особенно сложной, мало распространенной системы. Тогда на его служебном столе расстилалась эта клеенка с инструментами, а в случае необходимости к подоконнику привинчивались тисочки. Если не случалось продолжительное время такой работы, то Ведин занимался тем, что разбирал и чистил оружие. "Мне тогда легче думается", - говорил Василий.
"Во всей Советской Армии это, пожалуй, единственный случай, - подумал Шарипов, - когда начальник чистит личное оружие подчиненного". Часто случалось так, что Ведин предлагал Шарипову: "Давай почистим пистолеты", а затем брал его пистолет, с удовольствием разбирал его, чистил и смазывал.
- Какая ему разница - работает выбрасыватель или нет, - подразнивая Ведина, сказал Шарипов. - Не говоря уже о том, что из этого пистолета вообще, наверное, никогда не стреляли, у нас на вооружении он не состоит. Да и зачем пистолет полковнику Емельянову? Командиру радиолокационной части?
- А ты внеси предложение Министерству обороны - лишить командиров радиолокационных частей личного оружия... Что же касается кольта, то из него в свое время все-таки стреляли. Если бы я получил такой пистолет на экспертизу, я бы написал, что из него произведено не менее пятисот выстрелов. Посмотри, какой прогар. А ведь это все - результат детонации капсюлей...
- Странно, - сказал вдруг Шарипов. - Вот у американцев кольт. В других странах другие системы. Десятки разных систем. А ведь мир стремится, так сказать, к единству. И должен был бы принять одну систему, которая показала себя как самая лучшая... Ты согласен с моей мыслью?
- Нет, - возразил Ведин, продолжая подтачивать крохотным надфилем какую-то деталь. - Конечно, системы оружия - это не государственные системы. Но и в государственных системах не играет решающей роли, скажем, две палаты в Верховном Совете или одна. Можно было сделать и три. Важно, чтоб избирали самых достойных и чтоб избранные голосовали не за то, что им подсунули, а по совести, по знанию, по вере... Что же касается автоматических пистолетов, то, действительно, перед всяким конструктором стоит прежде всего одна основная задача, и при этом даже не очень сложная... Но решить ее можно тысячей способов. И знаешь какая задача?
- Чтобы пистолет стрелял?
- Нет, - улыбнулся Ведин и серьезно продолжал: - Ты не найдешь этого ни в одной книге по автоматическому оружию... Но если я когда-нибудь напишу свою книгу, то вначале будут такие слова: "Все дело в том, чтобы затвор начал отодвигаться лишь после того, как пуля покинет ствол". И вот оказывается, что в решении этой задачи могут быть идеи, удивительные по своей оригинальности, может даже проявляться, я бы сказал, характер конструкторов...
Он надел на шток пружину и привычными пальцами проверил степень ее упругости.
- В бельгийском браунинге затвор не имеет никакого сцепления со стволом, но пока он под давлением пороховых газов, а затем по инерции вместе с гильзой начнет отходить назад, пуля успеет покинуть ствол... В кольте этот вопрос решается за счет отдачи ствола с коротким ходом. Ствол при выстреле отодвигается на несколько миллиметров назад вместе с затвором, а затем эта серьга, - он показал, - удерживает его, снижает, а затвор дальше отодвигается один. В немецком маузере запирание ствола производится защелкой, вращающейся в вертикальной плоскости. В японском намбу сцепление ствола с затвором осуществляется при помощи защелки-рычага. В пистолете бергман при движении затвора сцепление его со стволом нарушается самопроизвольно. В манлихере наоборот: ствол движется не назад, а вперед, за счет силы трения пули, и заряжение производится таким путем, что ствол надвигается на неподвижный патрон... Еще интереснее сэвэдж, где затвор удерживается давлением пули на боевую грань нарезов. Как ты понимаешь, это давление стремится повернуть ствол, а он уже заклинивает затвор до момента вылета пули...
- А как в парабеллуме? - заинтересовался Шарипов.
- В парабеллуме запирание осуществляется рычажным сцеплением затвора со стволом. Но, между прочим, парабеллум - это условное название. По-латыни оно означает - "готовься к войне". Фактически же этот пистолет носит имя своих конструкторов Борхардта - Люгера - немецкого рабочего и инженера...
Ведин улыбнулся задумчиво.
- Мне как-то никогда не попадались биографии этих конструкторов... А любопытно было бы узнать, кто они такие и как работали... Знаешь, я думаю, что они, как, очевидно, и все другие конструкторы автоматического оружия, готовя эскизы, чертежи, опытные образцы и даже испытывая убойную силу, никогда не задумывались над тем, что их изобретение предназначено для убийства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Красные и желтые тюльпаны островами стояли в густой траве по склону ущелья. Здесь господствовали высокие, с жирными сочными стеблями гречишники, желтая купальница, сиреневые анемоны, и, словно маленькое сухое желтое деревце, колыхалась трава юган.
Конь потянулся к югану, и Шарипов понял, что это ширин-юган, потому что есть два сорта этой травы по виду совершенно одинаковых. Тэз-юган горький надломленный стебель его выделяет сок, настолько раздражающий кожу людей, что появляются большие синие пузыри ожогов - их лечат кислым молоком. А ширин-юган сладкий: нет лучшего корма для скота.
"Юган, - думал Шарипов. - Юган... По виду его нельзя отличить, эти сорта очень похожи... Но при чем здесь юган?.. При том, что люди, сумевшие организовать радиопередачу из такого района, должны быть очень похожи, неотличимы от местных людей... Совсем неотличимы... Иначе бы мы о них узнали... Если Неслюдов рассчитывает найти здесь следы Бабека и его хуррамитов через тысячу лет, после того как они здесь побывали, то уж мы... Но Бабек здесь ни при чем... А дело в том, что юган... Да нет, и не юган... Дело в том, что похожий на местных людей. Но не местный. Но приезжий. Может быть, давно... но приезжий. Иначе где бы он взял передатчик. И главное, у него сведения о самых последних частотах наших локаторов... Значит, их ему доставили. Значит, он должен быть таким человеком, встречи которого с новыми людьми - а тут каждый человек на виду - никого не удивляют... Каким-нибудь агентом райфинотдела... Или лектором... Из Общества по распространению политических и научных знаний. И ездит с лекциями о происхождении вселенной. А Бабек... а Владимир Неслюдов очень подошел к дому Ноздриных. Очень подошел... И он найдет следы Бабека... Ему не нужно спешить. А мне нужно..."
Степан Кириллович постоянно требовал от своих сотрудников умения полностью сосредоточиться на одном предмете. "Вы должны уметь сосредоточиваться так, - повторял он часто, - как люди, которых избирали министрами в древнем Китае".
Такой человек должен был пройти по верху крепостной стены с большой чашей, доверху, до краев наполненной молоком. Вокруг стреляли, шумели и пугали этого человека. Однажды у прошедшего испытание спросили: "Ты слышал выстрелы? Ты видел драконов и тигров?" - "Нет, - ответил новый министр, я ничего не слышал и не видел. Я нес молоко".
Но для Шарипова решить трудную задачу, наоборот, всегда значило расслабиться, предоставить мыслям полную свободу, не напрягаться, ждать, пока решение придет само.
А ждать нельзя было.
Г л а в а д в а д ц а т ь т р е т ь я, о том, как и за
что был арестован майор Шарипов
Цзе. Ограничение. Свершение. Горе
ограничено. Оно не может быть стойким.
К и т а й с к а я к л а с с и ч е с к а я
"К н и г а п е р е м е н"
Шарипову не нравилось это вино. Но, как всегда бывало в таких случаях, он отпил глоток-другой из бокала прозрачного стекла на высокой красной ножке, отломил кусочек сухого печенья, которое он тоже не любил, и положил в рот.
Беседа предстояла неофициальная. Степан Кириллович вышел из-за своего большого письменного стола ему навстречу и показал рукой на маленький круглый столик со стеклянной крышкой. На нем, как всегда, стояли бутылка "Гурджаани", четыре бокала, две вазочки с сухим печеньем и две пепельницы.
Шарипов сел в низкое мягкое кресло, предназначенное не столько для того, чтобы сидеть, сколько для того, чтобы полулежать, отбросившись на спинку. Степан Кириллович сел наискосок от него лицом к двери и налил вино в бокалы. Шарипов знал, что Коваль не пьет ни чая, ни кофе, ни крепких спиртных напитков, ни даже просто воды. Степан Кириллович ежедневно выпивал бутылку, а то и больше, своего любимого вина "Гурджаани". Он охотно угощал этим вином своих посетителей, очевидно даже не догадываясь, что могут быть люди, которым оно не нравится.
Ни в выражении лица Степана Кирилловича, ни в том, как он вел себя, не было ничего необычного, ничего такого, что отличало бы эту встречу от всех других, но Шарипов ощутил какую-то скованность. Она усилилась еще больше, когда Коваль, разжевывая печенье и запивая его вином, спросил:
- Раз я не был позван на свадьбу, значит нужно считать, вы еще не женились на Ольге Ноздриной?
- Нет, - ответил Давлят.
- Но Ольга Ноздрина - ваша невеста?
- Да, - сказал Давлят, все более настораживаясь. - Ольга Ноздрина моя невеста.
- Вы, надеюсь, знакомы с ее семьей?
- Знаком.
- И часто бываете в их доме?
- Часто. Все время, свободное от службы. - В словах Шарипова прозвучал вызов.
Степан Кириллович долил вином почти полный бокал Шарипова и налил себе еще полбокала.
- Не сможете ли вы рассказать мне о членах этой семьи и людях, которых вы встречали в их доме?
Шарипов резко, рывком поднялся со своего места.
- Сядьте, сядьте.
- Нет, не смогу! - сказал Шарипов, не садясь. - Во всяком случае, пока не узнаю, почему вы об этом спрашиваете.
- Не горячитесь. Сядьте.
Шарипов сел.
- Я не собираюсь делать из этого секрета, - сказал Степан Кириллович. - И все же, как говорится, льщу себя надеждой, что мой возраст да и звание дают мне право задавать вопросы первым. И получать на них вразумительные ответы.
- В эту семью я пришел не как работник органов государственной безопасности, а как частное лицо, - упрямо игнорируя шутливый тон Степана Кирилловича, сказал Шарипов. - И если вас интересуют какие-то вопросы, связанные с ней, - вам придется послать туда другого человека.
Он встал, как бы показывая этим, что больше ничего не скажет.
- Молчать! - вдруг громко и страшно закричал Коваль. - Молчать...
- Я прошу... - растерянно сказал Шарипов.
- Мальчишка! - перебил его Коваль. - Все к черту! Растишь! Учишь! Столько лет!.. И все равно вырастает ничтожество!.. Дрянцо!..
За все время своей работы с Ковалем Шарипов ни разу не запомнил случая, чтобы Коваль повысил голос. Не только на подчиненного, но и на допросах. Он ни разу не видел его взволнованным. Сейчас перед Шариповым был совсем другой человек - старый, издерганный, словно не он постоянно повторял своим сотрудникам: "Кричат не от силы, кричат от слабости". Дрожащими руками Коваль налил себе в бокал вина, отпил глоток и предложил хрипло:
- Ладно, сядьте. - Он распечатал предназначенную для посетителей коробку дорогих папирос, вынул одну, размял табак пальцами, положил ее в пепельницу и, глядя снизу вверх на Шарипова, по-прежнему стоявшего перед столиком, спросил: - Неужели все, чему я вас учил столько лет... все это ничего не стоит?.. Откуда оно проникло к нам, это представление о жизни, как в дешевых романах, - борьба благородств... соревнование между разведчиком и контрразведчиком в сфере интеллекта... Откуда появился этот маленький и подленький пацифизм? Государственная безопасность - это ведь, черт побери, в самом деле безопасность государства! Безопасность, во имя которой люди жертвовали многим... А если требовалось, то и всем! Настоящие люди...
Шарипов молчал.
- Известно название болезни, когда человек не различает цветов, - с горечью продолжал Степан Кириллович. - Дальтонизм. Но как назвать болезнь, когда человек не отличает большого от малого, не отличает главного от второстепенного? Я знаю этому только одно подходящее название: беспартийность!.. У нас стало распространенным понятие "беспартийный большевик", "беспартийный коммунист"... Чепуха! Можно быть коммунистом, не состоя в партии. Но нельзя быть беспартийным коммунистом!..
Он опустил голову, и Шарипов увидел в свободном воротничке генеральского кителя по-старчески сморщенную шею.
- А партийность... Поймите же это, наконец, партийность - это прежде всего значит ставить интересы партии, интересы социалистического государства выше личных интересов...
- Все равно - отвечать на ваши вопросы о людях, которых я посещал как друг, - предательство, - сказал Шарипов.
- Ничего вы не поняли! - встал Коваль. - Вы арестованы!
- Значит, эта беседа просто допрос?
- Да, считайте ее просто допросом.
- Что ж, тогда я отвечу. Что именно вас интересует?
- Все, - жестко сказал Коваль, тяжело опускаясь в кресло. - С кем вы встречались в доме Ноздриных?
- Ноздрин Николай Иванович. Профессор-энтомолог. Член партии. Выдающийся ученый. Лауреат Государственной премии. Выдвинут на Ленинскую премию. За работы в области борьбы с вредителями хлопка. В личной жизни человек исключительно добрый, гостеприимный, отличается хорошим здоровьем и широким кругом интересов. Однако никакого любопытства к вопросам, имеющим какое-то отношение к военной или государственной тайне, с его стороны я не замечал...
- Продолжайте, - предложил Коваль.
- Это все. Ноздрина Анна Тимофеевна. В настоящее время домохозяйка. В прошлом пианистка, концертмейстер. Из тех редких людей, которым все всегда стремятся оказать какую-нибудь услугу, потому что если сделаешь что-нибудь для такого человека - самому приятно. Пользуется большим авторитетом в семье, к слову ее прислушиваются. Во время войны была заместителем директора на военном заводе, производившем мины. Награждена орденом Отечественной войны второй степени... Дочки: Татьяна - актриса, закончила институт в Москве. Замужем, но, видимо, в каких-то неладах с мужем. Имеет ребенка, девочку лет пяти. Молчалива, сдержанна, имеет привычку потирать лоб ладонью так, как это делают люди, которые легко устают... Или которым трудно сосредоточиться на одном предмете. Ольга - невеста некоего майора Шарипова. Молодая девушка, студентка медицинского института. Очень красивый, талантливый человек и со временем будет выдающимся врачом или научным деятелем.
- Сразу уж и деятелем, - сказал Коваль. - Дальше.
- Владимир Владимирович Неслюдов. Аспирант-востоковед. Сын академика Неслюдова. Добродушный толстый человек. Большой знаток своего дела. Вероятно, аполитичен. Здоровья среднего. Во всяком случае, когда чихает, сдерживает чих так, как это делают только люди, перенесшие тяжелое заболевание легких. Или необыкновенно стеснительные. Любит детей. Муж Татьяны Ноздриной - Волынский Евгений Ильич. Видел его только два раза. Хирург. Крупный специалист в своей области. Вероятно, относится к числу людей, которые были особенно ущемлены в сталинские времена. Приехал по приглашению Министерства здравоохранения, но в основном, возможно, к жене... Это все, что мне известно.
- Немного. Где остановился Волынский?
- Точно не знаю. По-моему, в гостинице.
- Как к нему относится Ноздрин Николай Иванович?
- Не знаю.
- Был ли прежде Евгений Волынский знаком с Владимиром Неслюдовым?
- Не знаю.
- Долго ли здесь пробудет Волынский?
- Не знаю.
- Хорошо. Сдайте личное оружие дежурному. Вы арестованы на пятнадцать суток с исполнением служебных обязанностей.
Шарипов стоял молча, неподвижно, ощущая, как у него отвердевают скулы, становятся чужими, деревянными.
- Вот так, - жестко сказал Коваль. - У меня к вам больше нет вопросов.
- Вы обещали сообщить мне, - с трудом выталкивая слова, спросил Шарипов, - чем вызван этот допрос.
- Я обещал это до того, как вел его. Отвечать арестованному на такие вопросы я не обязан...
Г л а в а д в а д ц а т ь ч е т в е р т а я, о главном
принципе, который необходимо знать каждому человеку, - главном
принципе устройства автоматического оружия
Если из сложных идей, означаемых
именами "человек" и "лошадь",
устранив те особенности, которыми они
различаются, удержать только то, в
чем они сходятся образовать из этого
новую, особо сложную идею и дать ей
имя "животное", то получится более
общий термин...
Д. Л о к к
Стол Ведина был накрыт измазанной маслом и поцарапанной во многих местах серой клеенкой с синим узором - такими иногда накрывают кухонные столики. На клеенке лежали части пистолета, шомполы, протирки, металлические банки с маслом и щелочью, надфили, напильники, ключи, отвертки и плоскогубцы разных видов и назначений.
- Кольт, - сказал Ведин. - Армейского образца. Сорок пятого калибра по нашему счету одиннадцать и сорок три сотых миллиметра. Если такая штука попадает в голову, - он показал Шарипову пулю, тупую и толстую, как большой палец, - череп разлетается на части. Не очень остроумная и довольно тяжеловесная машина.
- А что с ним случилось?
- Отказывает выбрасыватель.
- Чей он?
- Полковника Емельянова. Именной. Вот старик и дорожит им.
Шарипов неприметно улыбнулся. Ничем нельзя было доставить Ведину такого удовольствия, как тем, чтобы принести ему неисправное оружие, особенно сложной, мало распространенной системы. Тогда на его служебном столе расстилалась эта клеенка с инструментами, а в случае необходимости к подоконнику привинчивались тисочки. Если не случалось продолжительное время такой работы, то Ведин занимался тем, что разбирал и чистил оружие. "Мне тогда легче думается", - говорил Василий.
"Во всей Советской Армии это, пожалуй, единственный случай, - подумал Шарипов, - когда начальник чистит личное оружие подчиненного". Часто случалось так, что Ведин предлагал Шарипову: "Давай почистим пистолеты", а затем брал его пистолет, с удовольствием разбирал его, чистил и смазывал.
- Какая ему разница - работает выбрасыватель или нет, - подразнивая Ведина, сказал Шарипов. - Не говоря уже о том, что из этого пистолета вообще, наверное, никогда не стреляли, у нас на вооружении он не состоит. Да и зачем пистолет полковнику Емельянову? Командиру радиолокационной части?
- А ты внеси предложение Министерству обороны - лишить командиров радиолокационных частей личного оружия... Что же касается кольта, то из него в свое время все-таки стреляли. Если бы я получил такой пистолет на экспертизу, я бы написал, что из него произведено не менее пятисот выстрелов. Посмотри, какой прогар. А ведь это все - результат детонации капсюлей...
- Странно, - сказал вдруг Шарипов. - Вот у американцев кольт. В других странах другие системы. Десятки разных систем. А ведь мир стремится, так сказать, к единству. И должен был бы принять одну систему, которая показала себя как самая лучшая... Ты согласен с моей мыслью?
- Нет, - возразил Ведин, продолжая подтачивать крохотным надфилем какую-то деталь. - Конечно, системы оружия - это не государственные системы. Но и в государственных системах не играет решающей роли, скажем, две палаты в Верховном Совете или одна. Можно было сделать и три. Важно, чтоб избирали самых достойных и чтоб избранные голосовали не за то, что им подсунули, а по совести, по знанию, по вере... Что же касается автоматических пистолетов, то, действительно, перед всяким конструктором стоит прежде всего одна основная задача, и при этом даже не очень сложная... Но решить ее можно тысячей способов. И знаешь какая задача?
- Чтобы пистолет стрелял?
- Нет, - улыбнулся Ведин и серьезно продолжал: - Ты не найдешь этого ни в одной книге по автоматическому оружию... Но если я когда-нибудь напишу свою книгу, то вначале будут такие слова: "Все дело в том, чтобы затвор начал отодвигаться лишь после того, как пуля покинет ствол". И вот оказывается, что в решении этой задачи могут быть идеи, удивительные по своей оригинальности, может даже проявляться, я бы сказал, характер конструкторов...
Он надел на шток пружину и привычными пальцами проверил степень ее упругости.
- В бельгийском браунинге затвор не имеет никакого сцепления со стволом, но пока он под давлением пороховых газов, а затем по инерции вместе с гильзой начнет отходить назад, пуля успеет покинуть ствол... В кольте этот вопрос решается за счет отдачи ствола с коротким ходом. Ствол при выстреле отодвигается на несколько миллиметров назад вместе с затвором, а затем эта серьга, - он показал, - удерживает его, снижает, а затвор дальше отодвигается один. В немецком маузере запирание ствола производится защелкой, вращающейся в вертикальной плоскости. В японском намбу сцепление ствола с затвором осуществляется при помощи защелки-рычага. В пистолете бергман при движении затвора сцепление его со стволом нарушается самопроизвольно. В манлихере наоборот: ствол движется не назад, а вперед, за счет силы трения пули, и заряжение производится таким путем, что ствол надвигается на неподвижный патрон... Еще интереснее сэвэдж, где затвор удерживается давлением пули на боевую грань нарезов. Как ты понимаешь, это давление стремится повернуть ствол, а он уже заклинивает затвор до момента вылета пули...
- А как в парабеллуме? - заинтересовался Шарипов.
- В парабеллуме запирание осуществляется рычажным сцеплением затвора со стволом. Но, между прочим, парабеллум - это условное название. По-латыни оно означает - "готовься к войне". Фактически же этот пистолет носит имя своих конструкторов Борхардта - Люгера - немецкого рабочего и инженера...
Ведин улыбнулся задумчиво.
- Мне как-то никогда не попадались биографии этих конструкторов... А любопытно было бы узнать, кто они такие и как работали... Знаешь, я думаю, что они, как, очевидно, и все другие конструкторы автоматического оружия, готовя эскизы, чертежи, опытные образцы и даже испытывая убойную силу, никогда не задумывались над тем, что их изобретение предназначено для убийства.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38