Для себя Ведин всегда знал: вот этот шар можно забить, а этот нельзя. Знал он это потому, что опыт прежних игр на бильярде показал, что такой шар ему случалось забивать, а такой он пробовал, но это оказывалось невозможным. Но он редко мог определить, по какому шару ударит Шарипов, и почти никогда не знал, упадет ли в лузу шар, по которому бил Шарипов, или не упадет. Удары Шарипова всегда бывали неожиданными, а комбинации иногда казались совершенно немыслимыми.
"Какой бы новый вопрос ни возникал, он всегда ищет прецедент, подумал Шарипов о своем товарище и начальнике. - Он всегда считает, что нужно поступать так же, как уже когда-то поступали, только с учетом допущенных ошибок".
"Это не бильярд, - подумал Ведин. - Снова Давлят стремится выискать самое небывалое решение. Но самое небывалое - это совсем не значит самое правильное..."
Шарипов предложил договориться с Министерством обороны и поставить в район Савсора воинскую часть, якобы занятую устройством ракетного полигона. При этом сделать так, чтобы местное население могло более или менее свободно попадать даже в расположение части.
- Нет, - сказал Ведин. - Пошлем своих людей. Во все населенные пункты до шестидесяти километров вокруг места, где погиб "афганец". И если действительно подтвердится, что ни в одном не видели такого человека, значит он сброшен с парашютом.
- Дело твое, - сказал Шарипов. - Как говорится, начальству виднее. Но запомни: этим мы навредим делу еще больше, чем "розыском" с мудрым "словесным портретом". Я уверен - уже не за шестьдесят, а за все сто двадцать километров вокруг известно, чем мы интересуемся. Один добровольный помощник способен погубить любое дело.
- Не погубим. Не в первый раз. Не сегодня начинаем. Это прямой логический ход. Но одновременно испытаем и твой "ход конем". Хорошее было бы название для детективного рассказа: "Операция "Ход конем". Только очень в духе Шерлока Холмса. Как и твоя затея.
- Не понимаю, - сказал Шарипов. - Ну хорошо, теории поведения людей пока не существует. Но практика поведения известна? И она должна же в конце концов нас чему-то научить. Я где-то слышал или читал, как в одном доме пропала кошка. Искала вся семья и не могла найти. Только один маленький мальчик не искал кошку. Но именно он сказал: "Кошка на крыше". И действительно она оказалась на крыше. Когда же мальчика спросили: "Как он догадался?", он ответил: "А я стоял и думал... Думал, где бы я спрятался, если бы я был кошкой?"
- Ты хочешь выступить в роли этого умного маленького мальчика?
- Нет. Я не знаю, где кошка. Но знаю, что ты не стремишься влезть в кошачью шкуру.
- Ну, мне пока достаточно своей, - сердито отшутился Ведин. - В общем ты займись этим конем, а я тоже выеду вот сюда, - он показал на карте. Сбрую привели в порядок?
- Да, сбруя готова.
Речь шла о предложении Шарипова поставить на конюшню какому-нибудь известному в окрестностях Савсора умному и уважаемому человеку, скажем, к однорукому пастуху Раджабу из кишлака Митта, коня, мастью, ростом, всем своим видом точно соответствующего виду коня "афганца". Надеть на этого коня сбрую с коня "афганца" и попросить Раджаба, чтобы он говорил соседям и знакомым из других кишлаков, что нашел коня, но не знает, чей он... Если найдется хозяин, то он его отдаст. А может быть, кто-нибудь видел такого коня? Таджик не всегда запомнит всадника, но коня, да еще хорошего, он никогда не забудет. Одновременно Шарипов предлагал посадить в доме у Раджаба своего человека, который установит, кто именно интересовался конем или какие люди появлялись в эти дни у его дома.
"И все-таки при всей его хваленой тонкости, - подумал Ведин о Шарипове, - ему иногда свойственна какая-то грубая, примитивная хитрость. Такая примитивная, что я бы ею погнушался".
- Может быть, у него вовсе не было сообщников, - сказал Ведин. - А если были, то едва ли они попадутся на такую простую удочку.
- Следовательно, ты считаешь, что он сам себя стукнул ножом по затылку? - язвительно спросил Шарипов.
Они помолчали.
- Да, вот еще что я хотел у тебя спросить, - небрежно заговорил он о том, что собирался сказать с самого начала, - ты Садыкова помнишь?
- Какого Садыкова?
- Ну того, что проработал у нас несколько дней в Шахрисябзе. Помнишь, когда хоронили этого графа Глуховского?
- Помню, конечно. Он работает теперь в Министерстве торговли.
- Директором винсовхоза. Работал. Вчера его посадили.
- За что?
- Проворовался. Ко мне приходил его племянник - Курбанов. Принес три сберегательные книжки. Почти на четыреста тысяч рублей. Садыков хотел, чтобы он их припрятал.
- Вот сволочь. Сам ведь работал в органах.
- Да, работал, - медленно сказал Шарипов. - И я вот думал: а если бы не направил его тогда Степан Кириллович в интендантство. Может быть, работал бы у нас или в МВД и все было бы у него благополучно...
- Ну, знаешь... - удивленно и недовольно посмотрел на него Ведин. Это уж какая-то мистика. Если бы тебя перевели на торговую работу, ты бы не стал там вором. И я бы не стал... И что он еще тогда ушел от нас - не жалеть нужно, а радоваться.
- Но вот, скажем, на металлургическом заводе не бывает случаев воровства. Там нечего украсть. А в торговле этой, видимо, слишком много соблазнов...
- Да что с тобой? - спросил Ведин. - Ты уж совсем заговариваться стал. Выспись, черт тебя подери, - потребовал он. - При чем здесь соблазны? Ты что, не понимаешь, что не должность делает человека честным, а человек делает честной свою должность?
- Все это я понимаю. И даже, как требовал один мой учитель, умею объяснить "своими словами". И все-таки очень противно и жалко как-то все это, - добавил он непоследовательно.
- Противно - согласен. А жалко - нет.
Г л а в а с е м н а д ц а т а я, в которой сообщается о
том, почему устояла Англия
"Эй, пастух, - сказал
Александр, - что говорит твой
зумзук?"
Пастух сказал: "Государь, люди
как дети.
Разве я знаю, что поет зумзук".
Т а д ж и к с к а я с к а з к а
"Искандер Зулькарнайн"
- О да, - говорил сотрудник "Интуриста" Кадыров, запуская палец за крахмальный воротничок сорочки и оттягивая узел галстука. - О да... Шекспир! Гамлет! Отелло! Таджикский театр любит Шекспира. Таджикские зрители любят Отелло. Мы завтра пойдем в театр. Мы сегодня посетим библиотеку, где вы сможете убедиться, как любят наши читатели английскую литературу.
"О господи, - думал Кадыров, - я задохнусь. Зачем я надел галстук? И новые туфли? Как можно разговаривать в такую жару? Англичане... Не сидится им в Англии. В такую жару... Когда аллах хотел наказать мой народ, он придумал блох, тесную обувь и гостеприимство..."
В гостинице не было свободных мест. И когда приехали туристы, пришлось делать ряд перестановок, будоражить чуть ли не все население гостиницы, чтобы устроить их в лучшие номера.
Когда они приехали в библиотеку, там был перерыв. Кадыров сказал, что он привез туристов, и сейчас же вызвали директора библиотеки, на его письменном столе расстелили достархан. Гостеприимство...
"Ну, ничего. И тебе не легче", - думал Кадыров о самой дотошной из туристок - ученой-ориенталистке мисс Эжени Фокс - невысокой, склонной к полноте даме с черными, без седины волосами и пухлыми напудренными щеками, на которых струйки пота оставили следы. Очевидно, она с трудом переносила эту жару.
- Вы впервые в Советском Союзе? - спросил у нее Кадыров по-английски.
- Впервые, - ответила ему мисс Фокс по-таджикски. - Но я давно интересуюсь Россией, и вообще наша семья имеет с ней старинные связи.
У мисс Фокс на щеках прибавилось румянца. Действительно, один из ее предков был даже удостоен памятника в России. Екатерина Вторая приказала некогда купить и поставить перед своим дворцом бюст мистера Фокса, парламентского оратора, впоследствии министра иностранных дел. Она считала, что хотя его выступления, может быть, и нанесли вред Англии, но были, несомненно, полезны для России.
- С каждым годом, - говорил между тем заведующий библиотекой, - у нас увеличивается количество переводов произведений английских писателей на таджикский язык. Вот буквально на этих днях мы получили новую книжку впервые на таджикский язык переведен Киплинг.
- О, - сказала мисс Фокс, - это замечательно!
Это была тоненькая книжечка карманного формата в бумажной обложке. Мисс Фокс перелистывала страничку за страничкой, не выпуская ее из рук, хотя и другие туристы хотели посмотреть, как она издана.
- Изумительно, - говорила она. - Я никогда не могла себе представить, что на таджикском языке можно создать перевод, столь близкий по стилю, по духу оригиналу. Это мог сделать только настоящий, большой поэт... Нам бы очень хотелось познакомиться с автором этих переводов.
- Познакомитесь, - заверил Кадыров. - Курбанов, как всегда, за книгами? - спросил он у директора библиотеки.
- Как всегда. Мы с ним встретимся при осмотре фондов. А сейчас, по нашему обычаю, прошу к столу.
"О господи, - думал Кадыров. - Неужели, когда наши приезжают в Англию, с ними там так возятся, как это делаем мы?"
Вначале Рустам Курбанов довольно сдержанно встретил Володю Неслюдова - ему было неприятно, что в этом кабинете библиотеки, где он вот уже несколько лет работал один, появился посторонний человек. Но вскоре он сам настоял на том, чтобы сюда поставили еще один стол - для Володи.
Володя привлек его симпатии сначала своей несколько нелепой, но милой и добродушной наружностью, затем незаурядными знаниями и удивительной, непонятной Рустаму готовностью в любую минуту оставить свою работу, чтобы помочь Рустаму отыскать какую-либо ссылку или дату. А в последние дни, когда он много и увлеченно рассказывал Рустаму о своей работе, как рассказывал бы, вероятно, всякому человеку, проявившему к ней хоть малейшее любопытство, он был ему особенно приятен своей горячей заинтересованностью и убежденностью в важности своего дела. Рустам сам слышал, как Володя объяснил пожилой таджичке - уборщице библиотеки, что арабский писатель Мохаммед ибн Исхак засвидетельствовал существование книги "Ахбар Бабек" - "Известия о Бабеке", но до нас она не дошла, и только из косвенных данных можно заключить, что Бабек родился в 798 году.
"Что опьяняет сильнее вина?" - с этого стихотворения Киплинга и началась их дружба.
Что опьяняет сильнее вина?
Женщины, лошади, власть и война.
- Почему вы исключили это из сборника? - спросил Володя.
- Я не люблю этого стихотворения, - просто ответил Рустам. - Я не люблю людей, опьяненных "сильнее вина". А их было немало.
- Даже слишком много, - подтвердил Володя, снимая и протирая очки, и при этом лицо его, как у всех близоруких, приняло рассеянное и беззащитное выражение. - Между прочим, рассказывают, что когда у Чингис-хана спросили, в чем заключается высшее наслаждение человека, - его ответ не очень разнился от ответа Киплинга.
- А что он сказал?
- Высшее наслаждение человека, - ответил Чингис-хан, - состоит в том, чтобы победить своих врагов и гнать их перед собой, отняв у них то, чем они владели и что любили, на их глазах ездить на их конях и сжимать в своих объятиях их жен и дочерей.
Володя надел очки и серьезно, испытующе посмотрел на Рустама, а Рустам точно так же на Володю, и вдруг оба одновременно улыбнулись, как заговорщики.
Оба они чувствовали себя очень хорошо в этой комнате со шкафами, заполненными книгами, заключавшими в себе истории многих замечательных открытий, великой любви и бессильных безумий, гениальных озарений и животных страстей, ошибок и побед, и оба были глубоко убеждены, что опьянение - всякое опьянение! - скоротечно, что оно проходит, а мудрость, а знание, собранное в книгах, непреходяще, что оно останется навсегда.
Они долго, с удовольствием говорили о том, что люди, опьяненные "женщинами", "лошадьми, властью и войной", боятся книг. Халиф Омар, разрушивший Александрийскую библиотеку, сказал: "Книги, содержащие то же, что коран, - лишние, содержащие иное - вредны". Негодяй и убийца с манией величия - Гитлер, подлинное имя которого - Шикльгрубер - будет известно лишь специалистам-историкам, как сегодня только специалистам известно настоящее имя Чингис-хана, - устраивал костры из самых лучших, самых благородных книг.
И все они, опьяненные властью и войнами, погибли. И память о них осталась только потому, что о них написано в книгах. А книги, а заключенное в них знание осталось. И пребудет во веки веков.
Книги... Володя показал Рустаму и перевел выписку из найденной им вставки на поле арабской рукописи ат-Табори, относящейся к первой четверти девятого века.
Речь в этом отрывке шла о том, что в 836 году Бабек, лишившийся своей крепости на горе Баз, бежал в замок к своему другу Сахлу ибн Снбату из армянских батриков - владетельных князей. Ибн Снбат замыслил предательство. Он послал гонца к военачальнику халифа Мутасима - Афшину с известием, что Бабек в его замке. Афшин, очевидно, не поверил, что Бабек, долгие годы командовавший двухсоттысячной армией повстанцев, может так легко попасть ему в руки, и послал к ибн Снбату своего человека, который знал Бабека в лицо. Ибн Снбат выдал этого человека за одного из своих поваров - Бабек мог заподозрить неладное. Но вот посланный Афшином человек вошел в комнату... Далее об этом в рукописи рассказывалось так:
"Во время еды Бабек поднял голову, посмотрел на него и, не узнав, сказал: "Кто этот человек?" И сказал ему ибн Снбат: "Это человек из Хорасана, живущий здесь с давних времен. Он христианин". И подозвал ибн Снбат этого урушанца, и сказал ему Бабек: "С каких пор ты здесь?" Тот ответил: с таких-то. Бабек спросил: "А как ты очутился здесь?" Тот ответил: "Здесь я женился". Тогда Бабек сказал: "И правда, если спрашивают у человека, откуда ты, он отвечает: "Оттуда, откуда жена моя..."
После этого в рукописи была небольшая лакуна (пропуск) и затем запись, открытие которой принадлежало Володе:
"...И сказал Бабек: "Были из моих людей хорасанцы, посылал я их на родину в ал-Митта. Если будут сражаться хуррамиты Хорасана, как мы, малой окажется для Мутасима и казна его и войско. Ибо крепости, равной ал-Митта, а она уже восстала, нет ни в Хорасане, ни в обоих Ираках..."
Бабек был захвачен Афшином, направившим против одного Бабека две тысячи человек - такой страх он еще наводил, - и казнен халифом Мутасимом. Поэты сочиняли стихи об этой беспримерной победе над Бабеком. Ибрахим ибн ал-Махди произнес свою оду вместо пятничной молитвы - хутбы.
О эмир правоверных! Множество похвал аллаху!
Эта победа совершилась... Прими наши поздравления...
Это триумф, которому подобных не видели люди...
Предатель ибн Снбата был хорошо награжден. С этого времени и начала восходить звезда дома Сахла ибн Снбата, легендарного выходца из Палестины, положившего начало династии Багратидов, занявших впоследствии троны Армении, Абхазии и Грузии...
Для Володи, занятого не столько непосредственно Бабеком, сколько движением хуррамитов, было очень важно найти сведения о крепости Митта возможном центре восстания хуррамитов. И за поисками этими участливо следил, искренне сожалея, что почти ничем не может помочь, Рустам Курбанов.
- Бейрутское издание, - жаловался Рустаму Володя, - не имеет алфавитного указателя. И вообще я не понимаю, как может обходиться библиотека без Йакута издания Вюстенфельда...
Йакут ал-Хамави в 1217 году составил "Алфавитный словарь стран "Муджам ал-Булдан", и, наверное, за всю историю библиотеки Володя первым пользовался здесь этой книгой. Но, перерыв всего Иакута, крепости Митта Володя не нашел.
- А в "Библиотеке арабских географов"? - сочувственно спросил Курбанов.
Володя мрачно взвесил в руке четвертый том "Библиотеки арабских географов" с указателем к первому, второму и третьему томам.
- Здесь нет. А к седьмому в библиотеке нет указателя. Пришлось просматривать страницу за страницей. Ни малейшего упоминания.
- Но, может быть, эта крепость была построена значительно позднее?
- Нет, - не сразу ответил Володя. - Возможно, конечно, что и, как многие крепости, Митта разрушалась и восстанавливалась. То, что я не нашел ее ни у ал-Истахри, ни у ибн Хаукала, ни у ал-Мукадаси, свидетельствует только, что в рукописи ат-Табори интерполяции не ранее десятого века. Но ведь кишлак Митта в более поздних источниках упоминается неоднократно. Да он существует, как вы знаете, и теперь, и я там обязательно побываю.
Он снова углубился в "Китаб ал-Ансаб" - книгу генеалогических имен ас-Самани. Это была изданная в Кембридже фотокопия рукописи, написанной нечеткой арабской скорописью "насхом". Она содержала перечень географических названий, которые дали фамилии более или менее знаменитым людям.
И вот наконец...
Торжественность минуты была испорчена тем, что Володя неосторожно сдвинул папку со своими бумагами, столкнул со стола чернильницу, и та покатилась, щедро поливая пол чернилами. Растерянно промокая пол газетой, Володя сказал:
- Не беспокойтесь, не беспокойтесь, я сейчас вытру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38