А потому и говорить разумно с ним бесполезно. Но он попытался спросил.
- А слишком умные разве бывают?
- Бывают. А не знаешь, так вечером обьясню.
Заваров сунул записку в свой карман и строго оглядел весь Большой Кубрик. Все лежали тихо и послушно. Но нарушение нашлось.
- Руки поверх одеяла! - заорал Заваров. - Я вам позанимаюсь суходрочкой! Всем руки сверху и никакого онанизма! Всем показывать руки, кроме заслуженных и народных артистов ООС!
Саня приметил, как на соседней койке Витёк Толкуев снова убрал руки под одеяло: он имел право, как заслуженный артист ООС. Онанировать, конечно, не имел права, но спать, с головой укрывшись одеялом, имел право, по привилегиям своего звания.
"Заслуженного артиста" он получил здесь за свой серебристый, жалостливый тенорочек, пел народные песни и вышибал слезу почти из всех обитателей Кубриков. Рыдали и все дежурных медсестры. Звание давало ему привилегии: спать с укрытыми руками, курить после отбоя, пропускать утреннюю физзарядку. А вот уже "Народный артист ООС" мог лежать на койке, когда ему вздумается, словно он сам Старшина из Маленького Кубрика. "Народный артист" мог даже ночью пожевать что угодно, если ему что-то прислали родители из дому. "Народному артисту" давали любое наказание в половину.
Старшина Заваров ушел в свой кубрик, а Саня вновь вернулся к своим мечтам. Вновь вспомнил последнее лето перед призывом в Армию - необычайное жаркое, солнечное лето, которое он провел почти полностью на золотом песке Юрмалы.
Неожиданно он обнаружил, что незаметно исчезла боль, сжимающая голову.
Этот гул в голове и охват черепа незримым жестким обручем случались у Сани и до армии. Но призывной комиссии он на это не пожаловался потому, что знал, это дело напрасное, в армию призывали и вовсе больных рахитов. Он не хотел увиливать от службы, потому что уважал своего отца - полковника Советской Армии. Саня считал, что служба в армии дело для мужчины необходимое и полезное. Он служил без тоски, не вел заветного календарика, в котором вычеркивают отслуженный срок. Он не вел учета сьеденным буханкам хлеба, чтоб дойти до последней. Потом их отправили в Афганситан. Он заболел животом, спрятался в скалы, где ходили душманы. Лейтенант Синицын нашел его и сказал.
- Трибунал тебе будет, ефрейтор. Дисциплинарный батальон. Года на два, на три. Ты не дристать в скалы убежал, а бросил товарищей на поле боя. Сдаться душманам хотел. Из-за тебя рота не выполнила боевого задания.
Из этих слов было ясно, что жизнь кончилась. Двух-трех лет в дисбате, такого Сане было не пережить. Саня повесился. Из ремня он сделал петлю и повесился в туалете санчасти. Он плохо повесился. Его спас фельдшер Походенко. Походенко вызвал дежурного по части офицера. Тот позвонил командиру полка, дело было ночью. "Батя" презрительно глянул на Саню, лежавшего на полу в туалете санчасти. Он сказал.
- Сперва нашкодил, а потом "косить" решил? А ещё сын полковника! Ладно, советская армия не столько выигрывает от таких воинов количественно, сколько проигрывает качественно. Коль хочешь быть сумасшедшим, так им и будешь. Оформляйте его ТУДА.
К вечеру пришел замполит полка подполковник Диянов, выбритый, проодеколоненный с черными, горящими глазами. Он старался успокоить Саню. Он сказал.
- Ты, мелкая сволочь. Решил Диянова под монастырь подвести? Чтобы, значит, показать всем, что замполит Диянов тебя проглядел и своему служебному положению не соответствует? Диянов тебе ещё покажет. Диянов тебе в след такую характеристику напишет, что ты подохнешь в дисбате. Прямо из "психушки" в дисбат направишься, симулянт вонючий... А в "психушке" тебе ещё тоже достанется, там ребята из Афгана, как я знаю, режим держат. У них свой разговор, они дезертиров ненавидят.
Три дня оформляли в полку документы на Саню ТУДА. Повезли в Морской госпиталь в сопровождении Походенко. Тот вместе с шофером радовался всю дорогу этой поездке. Мечтали потом не мчаться в родную часть, а гульнуть с безобразиями у знакомых девок. И только когда подьехали к шлагбауму военного городка, где располагался Морской госпиталь, Походенко сказал Сане внушительно.
- Слухай сюда, земеля. Лечить тут тебя не будут. Там никого не лечат. Поставят диагноз, потом на комиссию. А уж дальше: кого под трибунал за симуляцию, кого назад в полк на растерзание, кого домой, чтоб там в гражданскую "психушку" определить. Туго тебе будет, хлебнешь гною.
- Какого гною? - не понял Саня.
Походенко посмотрел в спину водителя и сказал ещё тише.
- В дурдом наш кто попадает? Симулянты, убийцы, пидоры. А главное, там сейчас ребята, которых давно из Афганистана привезли. Это капитальные звери. Им все можно, они свой порядок навели, а всем врачам и начальству это до фонаря. Сразу себя поставь, а то до смерти забьют, не чихнут. Они это умеют. Спецназ всякий, десантники... Месяца три тебя до комиссии промурыжат, если повезет, то уедешь домой. Держись.
Автобус вкатился на территорию госпиталя, но обьехал основной корпус и остановился около глухого, бетонного забора. За ним виднелся грязно-желтый, двухэтажный особняк. Дымились высокие трубы на крыше, на окнах были решетки.
Оформили Саню быстро, никаких вопросов не задавали, отправили в душ, где горячей воды не было. Саня поплескался под холодной. Он замерз, стоял босиком на холодном бетонном полу, а потом ему выдали нижнее белье, синий халат с тапочками.
Молоденькая медсестра с бело-синей повязкой на рукаве глянула на Саню, отвернулась и крикнула в изогнутую переговорную трубку, которая уходила под потолок.
- Эй, кто там?! Петрович, ты сегодня на вахте?
- Да я, я! - прозвучал в ответ металлический ответ.
- Спускайся, принимай новобранца!
Сверху спросили весело.
- С полотенцами приходить? Жмурик, аль бешеный?
- Жмурик, жмурик, совсем жмурик! - засмеялась сестра и сказала Сане. - Сейчас тебя заберут. Ты - жмурик, жмуриком и будь. Так тебе будет легче. Понял?
Саня ничего не понял.
Петрович оказался приземистый, корявый и седой мужчина в белом халате и с блестящей ручкой от дверей в руках. Как Саня узнал потом на собственных ребрах, эта дверная ручка была грозным боевым оружием для усмирения. Владел своим оружием Петрович виртуозно. Он озорно посмотрел на Саню, взял со стола папочку, глянул на последнюю страницу и засмеялся.
- А-а! Самовисельник! Бывали! Ну, орелик, сам пойдешь, или экипаж сверху вызывать, чтоб тебя сопровождать к месту дислокации?
За Саню ответила медсестра.
- Сам пойдет. Не видишь, он ещё пришлепнутый?
Петрович засомневался и сказал.
- Тихие жмурики, самые опасные. Они, гады, под спокойненьких рисуются. Ведешь его нормально, а он тебя сзади - цап зубами за шею! И кранты тебе! Ну, Саня, шагай уперед меня вон в те двери.
Они поднялись на второй этаж. На площадке оказалось три двери: две железные, без ручек, третья обита дерматином, с красивой табличкой под стеклом: "ГЛАВНЫЙ ВРАЧ ОТДЕЛЕНИЯ ПОДПОЛКОВНИК ДЬЯКОНОВ ВАЛЕРИЙ ПАВЛОВИЧ"
- Не туда, орелик! - засмеялся Петрович. - До главного врача у нас по спецвызову ходят! Это, орелик, как вызов до Господа Бога! А ты - сюда!
Петрович вставил ручку в двери и распахнул её. Ударил в нос запах туалета, хлорки, табачного дыма, плохо проветриваемого помещения.
Через короткий коридорчик они вошли в большую палату, вдоль которой стоял длинный обеденный стол под чистой клеенкой. И диван у окна.
- Это Кают-компания! - гордо сказал Петрович. - А там твой Большой Кубрик!
Несколько человек в синих халатах и белых кальсонах сидели на диване, двое стояли у окна. Никто на Саню даже не поглядел.
А из дальней маленькой палаты вышел квадратный низкорослый парень, лет на восемь старше Сани, остро посмотрел ему в глаза, спросил Петровича:
- Буянил?
- Нет. Он пыльным мешком прибитый. Самовисильник. Устраивай его, Петраков, где тебе удобней.
- Идем, - приказным тоном позвал Саню старшина Петраков.
Идти пришлось не долго, всего лишь до свободной койки в большой палате.
- Твои нары. - сказал Петраков. - Обед кончился, но если голодный, чего-нибудь сообразим.
- Я не хочу.
- Тогда ложись. Через час подьем. Койку заправлять как положено, как следует.
Про заправку койки Петраков сказал серьезно, но к армейскому культу заправленных идеально коек Саня уже привык за год службы.
Он скинул с койки одеяло и покосился. Соседи его лежали по своим местам неподвижно, внимания на новичка не обращали. Он улегся и заснул. Даже голова не болела.
Его тут же, через минуту толкнули и кто-то сказал: "Подьем!". Саня открыл глаза и не вспомнил, где он и что с ним. Он принялся заправлять койку и не сразу заметил, что за его действиями наблюдают трое парней. Они стояли за его спиной. "Афганцы", понял Саня. Он взбил подушку и положил её в изголовье. Кто-то сказал за его спиной.
- Ничего, шустрый. Службу знает.
Саня повернулся. Все трое молча смотрели на него. Петраков сказал, как пожаловался.
- А ведь плохо заправил. Перезаправь, пожалуйста.
- Нормально, по-моему. - удивился Саня, но Петраков повел головой и его подручный сбросил заправленное одеяло на пол, перевернул матрас, а подушку кинул в угол палаты.
Саня сразу услышал тишину. До этого кто-то переговаривался, кашлял, шаркал ногами. А теперь стало тихо.
Он наклонился, чтобы поднять с полу одеяло и его тут же ударили между лопаток, сцепленными в "замок" кулаками. Саня упал. Он ткнулся лицом в матрац, но когда приподнялся, его опять ударили сбоку, под ребра. Потом снизу, под челюсть. От этого удара его подбросило вверх, развернуло спиной на койку и пока он падал, то получил ещё два удара в живот и по скуле.
В голове загудело, но сознания он не потерял. Саня старался лишь спастись, он не понимал, за какую вину его бьют, кто бьет, и какое на это имеют право.
- Заваров, - промурлыкал Петраков. - Покажи новобранцу, как у нас в ООС заправляют койку.
Заваров высокий, гибкий, жилистый, показал правила заправки койки: обеими ногами расшвырял белье по полу и потоптался на нем.
- Заправляй, как положено, Говоров! - Заваров был истеричный и злой, как бешеная собака. Постоянное, вьевшееся в кости озлобление ко всему на свете было его нормальным состоянием души, но об этом Саня узнал позже.
Саня принялся перестилать койку, приглядевшись, как это сделали соседи. Он определил свою ошибку: здесь не клали подушку поверх одеяла, а накрывали её простынью. Он так и сделал.
- Правильно. - одобрил Петраков. - Доходчивый новобранец, как ты считаешь, Витек?
Заваров сказал многозначительно.
- Посмотрим, что вечером под присягой запоет. Там и определим.
Третий палач стоял в стороне, оказываясь все время как бы за спиной Сани. Голова его вросла прямо в плечи, лицо казалось пухлой подушкой, а щелочек глаз вовсе не было видно. То ли казах, то ли киргиз, он приветливо улыбался Сане, но тот знал, что сзади по почкам его бил именно этот азиат. Саня про себя прозвал его "басмачом". Он не подозревая, что именно так здесь и называют Танчала Раздакова. Я тебя запомню, подумал Саня.
- После ужина зайдешь в Маленький кубрик, Говоров. - миролюбиво сказал Петраков. - Подведем тебя под присягу.
Саня понял, что полученные колотушки были только авансом. Что главное ещё впереди, тот самый "гной", который обещал ему фельдшер Походенко. Он сообразил, что, сохраняя все ту же маску глухого отупения, следует хотя бы со стороны оценить обстановку и разобраться, что здесь происходит. Было ясно, что ни санитары, ни медсестра, ни врачи здесь никакого влияния не имеют. Жизнь управлялась Петраковым, Заваровым и теми, кто спал в маленькой палате.
До вечера было спокойно и тихо. Все слонялись по палатам, сидели на диване, торчали у окна, за которым в темноте ничего не было видно. Курили в Кают-компании и оживились только к ужину.
Принесли картошку с мясом и каждому досталась солидная порция. Весь большой котелок не опорожнили, но добавку взял только Раздаков. Неторопливо попили чай из больших железных кружек, сахару было вволю, лежал в миске.
Потом появилась высокая краснощекая женщина с небольшой корзинкой в руках и весело окликнула.
- Мальчики! Кому на сон грядущий успокоительного?!
Она брякнула на стол корзинку с пилюлями и порошками, пузырьками. Сестра щедро наливала в стаканчик мутновато-бурую жидкость с острым аптечным запахом.
Саня ничего глотать не стал, подошел к окну и спросил лохматого парня, который курил и безразлично смотрел на темный пустырь, лишь на краю освещенном фонарем.
- Это кто? - спросил Саня.
Парень помолчал, отвернулся и ответил одними губами.
- Дежурная сестра Зоя Ивановна. Снотворное на ночь. Потом ещё принесут кефир.
У парня было темное, изломанное лицо, челка густых волос падала через узкий лоб почти до зубов. Он смотрел на мир через сетку собственных волос, как неухоженный пудель.
- А ты лекарства не принимаешь? - спросил Саня.
Парень затушил о ладонь сигарету, отвернулся и едва слышно сказал.
- Не гоношись, придурок, лучше будет.
Зоя Ивановна глянула в список и крикнула.
- Кто тут новенький?! Говоров, кто это?
- Я. - отозвался Саня.
- Снотворного, успокоительного на ночь хочешь? Хлебни, дело добровольное.
Саня никогда снотворного не принимал, но ответить не успел, рядом оказался Заваров, тронул его за плечо и оскалил зубы.
- Снотворное ему рановато. Через полчасика примет, а то не впрок пойдет. У тебя что, с памятью плохо, Говоров? Тебе же сказали, после ужина зайти в Маленький Кубрик.
- Витька! - крикнула через стол Зоя Ивановна. - Опять над новичками издеваешься?! Кончать пора, как вам, уродам, не надоест!
- Ничего. - ответил Заваров. - Порядок есть порядок, тебе же спокойней. - он снова посмотрел в глаза Сани и сказал. - Маловато в тебе дисциплины. Ночной свет включат и чтоб явился в Маленький кубрик.
Петраков, стоявший рядом, опрокинул в себя мензурку с лекарством словно стакан водки, крякнул и прокричал.
- Кто желает ложиться - отбой! Телевизора сегодня нет! Кефира не принесут! Петрович, вырубай свет!
Неожиданно светлые лампы под потолком погасли, и тут же загорелись другие, густо синего света. Все стало синим - стены, простыни, лица. Синим - давящим, мутным и неверным светом.
Саня вспомнил, что для него это сигнал, надо идти в Маленький кубрик, где спали командиры. Он шагнул в проем дверей Маленького кубрика и Петраков позвал, не вставая с койки.
- Входи. Садись вот сюда.
Сам он привстал, пересел по центру койки и двое парней сели по обе стороны от него. Саня опустился на койку напротив Петракова, колени в колени к нему и, едва он уселся, как тут же оказался зажат плечами двух парней, севших рядом с ним.
В тусклом синем свете на него смотрели три пары недобрых глаз, черные зрачки на фоне синих белков, ничего не выражающие, тупые лица.
Петраков спросил через голову Сани.
- Завар, Зоя там еще?
- Там, - ответил Заваров за спиной Сани. - Сидит, бумаги пишет.
- Хрен с ней, - сказал Петраков. - Раздаков, встань в дверях на всякий случай, придержи, если она выступать начнет.
- Не начнет. - усмехнулся Заваров.
Саня напряженно сидел на чужой койке, зажатый с обеих сторон, сложив руки на животе. Петраков приказал негромко.
- Руки на колени.
Саня решил, что нельзя быть чересчур послушным.
- У меня живот болит. - ответил он и даже договорить не успел, как получил сзади по уху хлесткий удар.
Он завалился было на бок, но сидевший рядом выдавил его на место и тут же сосед Петракова справа ударил Саню прямо в солнечное сплетение. Ударил, словно торцом рельса и так, что Саня задохнулся от боли. Он хватал воздух ртом и, как через стенку, слышал скучный и монотонный голос Петракова.
- Считай за мной. Раз, два, три, четыре....
- Пять, - наконец набрался сил Саня. - Шесть, семь, восемь...
- Вот так, - одобрил Петраков. - Руки на колени.
Саня послушался.
- Раньше в сумасшедшем доме сидел? - так же преодолевая деланную скуку спросил Петраков.
- Нет.
- Откуда прибыл? Из части? Дисбата? Госпиталя?
- Из санчасти полка.
- Хорошо. - кивнул Петраков. - Теперь слушай в оба уха. Ты попал в самый настоящий сумасшедший дом. Как попал, за что - это никого здесь не касается и если кто поинтересуется, скажи мне, тот будет наказан. Настоящий ты идиот или косишь, хочешь от расплаты за свои мокрые делишки увернуться, никому здесь до этого дела нет. Но должен быть порядок. Чтоб мы все тут не свихнулись. Ясно?
- Да.
- Дальше. Перед врачами твори, что хочешь. Симулируй, изворачивайся это твое дело. А здесь, в кубриках - нишкни. В этом кубрике - твои старшины. Главный старшина - я. Но ты должен слушаться и всех остальных, чтобы они тебе не приказали, хоть в окно прыгать.... Деньги на курево остались?
- Кажется... Там, внизу, в бушлате.
- Деньги получишь. Санитары курево тебе купят. Кончаться деньги, попросишь в долг, тебе дадут. Не пидор?
- Нет. Никогда. - испугался Саня и дернулся..
- Спокойно сиди, - посоветовал Петраков и сделал знак:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
- А слишком умные разве бывают?
- Бывают. А не знаешь, так вечером обьясню.
Заваров сунул записку в свой карман и строго оглядел весь Большой Кубрик. Все лежали тихо и послушно. Но нарушение нашлось.
- Руки поверх одеяла! - заорал Заваров. - Я вам позанимаюсь суходрочкой! Всем руки сверху и никакого онанизма! Всем показывать руки, кроме заслуженных и народных артистов ООС!
Саня приметил, как на соседней койке Витёк Толкуев снова убрал руки под одеяло: он имел право, как заслуженный артист ООС. Онанировать, конечно, не имел права, но спать, с головой укрывшись одеялом, имел право, по привилегиям своего звания.
"Заслуженного артиста" он получил здесь за свой серебристый, жалостливый тенорочек, пел народные песни и вышибал слезу почти из всех обитателей Кубриков. Рыдали и все дежурных медсестры. Звание давало ему привилегии: спать с укрытыми руками, курить после отбоя, пропускать утреннюю физзарядку. А вот уже "Народный артист ООС" мог лежать на койке, когда ему вздумается, словно он сам Старшина из Маленького Кубрика. "Народный артист" мог даже ночью пожевать что угодно, если ему что-то прислали родители из дому. "Народному артисту" давали любое наказание в половину.
Старшина Заваров ушел в свой кубрик, а Саня вновь вернулся к своим мечтам. Вновь вспомнил последнее лето перед призывом в Армию - необычайное жаркое, солнечное лето, которое он провел почти полностью на золотом песке Юрмалы.
Неожиданно он обнаружил, что незаметно исчезла боль, сжимающая голову.
Этот гул в голове и охват черепа незримым жестким обручем случались у Сани и до армии. Но призывной комиссии он на это не пожаловался потому, что знал, это дело напрасное, в армию призывали и вовсе больных рахитов. Он не хотел увиливать от службы, потому что уважал своего отца - полковника Советской Армии. Саня считал, что служба в армии дело для мужчины необходимое и полезное. Он служил без тоски, не вел заветного календарика, в котором вычеркивают отслуженный срок. Он не вел учета сьеденным буханкам хлеба, чтоб дойти до последней. Потом их отправили в Афганситан. Он заболел животом, спрятался в скалы, где ходили душманы. Лейтенант Синицын нашел его и сказал.
- Трибунал тебе будет, ефрейтор. Дисциплинарный батальон. Года на два, на три. Ты не дристать в скалы убежал, а бросил товарищей на поле боя. Сдаться душманам хотел. Из-за тебя рота не выполнила боевого задания.
Из этих слов было ясно, что жизнь кончилась. Двух-трех лет в дисбате, такого Сане было не пережить. Саня повесился. Из ремня он сделал петлю и повесился в туалете санчасти. Он плохо повесился. Его спас фельдшер Походенко. Походенко вызвал дежурного по части офицера. Тот позвонил командиру полка, дело было ночью. "Батя" презрительно глянул на Саню, лежавшего на полу в туалете санчасти. Он сказал.
- Сперва нашкодил, а потом "косить" решил? А ещё сын полковника! Ладно, советская армия не столько выигрывает от таких воинов количественно, сколько проигрывает качественно. Коль хочешь быть сумасшедшим, так им и будешь. Оформляйте его ТУДА.
К вечеру пришел замполит полка подполковник Диянов, выбритый, проодеколоненный с черными, горящими глазами. Он старался успокоить Саню. Он сказал.
- Ты, мелкая сволочь. Решил Диянова под монастырь подвести? Чтобы, значит, показать всем, что замполит Диянов тебя проглядел и своему служебному положению не соответствует? Диянов тебе ещё покажет. Диянов тебе в след такую характеристику напишет, что ты подохнешь в дисбате. Прямо из "психушки" в дисбат направишься, симулянт вонючий... А в "психушке" тебе ещё тоже достанется, там ребята из Афгана, как я знаю, режим держат. У них свой разговор, они дезертиров ненавидят.
Три дня оформляли в полку документы на Саню ТУДА. Повезли в Морской госпиталь в сопровождении Походенко. Тот вместе с шофером радовался всю дорогу этой поездке. Мечтали потом не мчаться в родную часть, а гульнуть с безобразиями у знакомых девок. И только когда подьехали к шлагбауму военного городка, где располагался Морской госпиталь, Походенко сказал Сане внушительно.
- Слухай сюда, земеля. Лечить тут тебя не будут. Там никого не лечат. Поставят диагноз, потом на комиссию. А уж дальше: кого под трибунал за симуляцию, кого назад в полк на растерзание, кого домой, чтоб там в гражданскую "психушку" определить. Туго тебе будет, хлебнешь гною.
- Какого гною? - не понял Саня.
Походенко посмотрел в спину водителя и сказал ещё тише.
- В дурдом наш кто попадает? Симулянты, убийцы, пидоры. А главное, там сейчас ребята, которых давно из Афганистана привезли. Это капитальные звери. Им все можно, они свой порядок навели, а всем врачам и начальству это до фонаря. Сразу себя поставь, а то до смерти забьют, не чихнут. Они это умеют. Спецназ всякий, десантники... Месяца три тебя до комиссии промурыжат, если повезет, то уедешь домой. Держись.
Автобус вкатился на территорию госпиталя, но обьехал основной корпус и остановился около глухого, бетонного забора. За ним виднелся грязно-желтый, двухэтажный особняк. Дымились высокие трубы на крыше, на окнах были решетки.
Оформили Саню быстро, никаких вопросов не задавали, отправили в душ, где горячей воды не было. Саня поплескался под холодной. Он замерз, стоял босиком на холодном бетонном полу, а потом ему выдали нижнее белье, синий халат с тапочками.
Молоденькая медсестра с бело-синей повязкой на рукаве глянула на Саню, отвернулась и крикнула в изогнутую переговорную трубку, которая уходила под потолок.
- Эй, кто там?! Петрович, ты сегодня на вахте?
- Да я, я! - прозвучал в ответ металлический ответ.
- Спускайся, принимай новобранца!
Сверху спросили весело.
- С полотенцами приходить? Жмурик, аль бешеный?
- Жмурик, жмурик, совсем жмурик! - засмеялась сестра и сказала Сане. - Сейчас тебя заберут. Ты - жмурик, жмуриком и будь. Так тебе будет легче. Понял?
Саня ничего не понял.
Петрович оказался приземистый, корявый и седой мужчина в белом халате и с блестящей ручкой от дверей в руках. Как Саня узнал потом на собственных ребрах, эта дверная ручка была грозным боевым оружием для усмирения. Владел своим оружием Петрович виртуозно. Он озорно посмотрел на Саню, взял со стола папочку, глянул на последнюю страницу и засмеялся.
- А-а! Самовисельник! Бывали! Ну, орелик, сам пойдешь, или экипаж сверху вызывать, чтоб тебя сопровождать к месту дислокации?
За Саню ответила медсестра.
- Сам пойдет. Не видишь, он ещё пришлепнутый?
Петрович засомневался и сказал.
- Тихие жмурики, самые опасные. Они, гады, под спокойненьких рисуются. Ведешь его нормально, а он тебя сзади - цап зубами за шею! И кранты тебе! Ну, Саня, шагай уперед меня вон в те двери.
Они поднялись на второй этаж. На площадке оказалось три двери: две железные, без ручек, третья обита дерматином, с красивой табличкой под стеклом: "ГЛАВНЫЙ ВРАЧ ОТДЕЛЕНИЯ ПОДПОЛКОВНИК ДЬЯКОНОВ ВАЛЕРИЙ ПАВЛОВИЧ"
- Не туда, орелик! - засмеялся Петрович. - До главного врача у нас по спецвызову ходят! Это, орелик, как вызов до Господа Бога! А ты - сюда!
Петрович вставил ручку в двери и распахнул её. Ударил в нос запах туалета, хлорки, табачного дыма, плохо проветриваемого помещения.
Через короткий коридорчик они вошли в большую палату, вдоль которой стоял длинный обеденный стол под чистой клеенкой. И диван у окна.
- Это Кают-компания! - гордо сказал Петрович. - А там твой Большой Кубрик!
Несколько человек в синих халатах и белых кальсонах сидели на диване, двое стояли у окна. Никто на Саню даже не поглядел.
А из дальней маленькой палаты вышел квадратный низкорослый парень, лет на восемь старше Сани, остро посмотрел ему в глаза, спросил Петровича:
- Буянил?
- Нет. Он пыльным мешком прибитый. Самовисильник. Устраивай его, Петраков, где тебе удобней.
- Идем, - приказным тоном позвал Саню старшина Петраков.
Идти пришлось не долго, всего лишь до свободной койки в большой палате.
- Твои нары. - сказал Петраков. - Обед кончился, но если голодный, чего-нибудь сообразим.
- Я не хочу.
- Тогда ложись. Через час подьем. Койку заправлять как положено, как следует.
Про заправку койки Петраков сказал серьезно, но к армейскому культу заправленных идеально коек Саня уже привык за год службы.
Он скинул с койки одеяло и покосился. Соседи его лежали по своим местам неподвижно, внимания на новичка не обращали. Он улегся и заснул. Даже голова не болела.
Его тут же, через минуту толкнули и кто-то сказал: "Подьем!". Саня открыл глаза и не вспомнил, где он и что с ним. Он принялся заправлять койку и не сразу заметил, что за его действиями наблюдают трое парней. Они стояли за его спиной. "Афганцы", понял Саня. Он взбил подушку и положил её в изголовье. Кто-то сказал за его спиной.
- Ничего, шустрый. Службу знает.
Саня повернулся. Все трое молча смотрели на него. Петраков сказал, как пожаловался.
- А ведь плохо заправил. Перезаправь, пожалуйста.
- Нормально, по-моему. - удивился Саня, но Петраков повел головой и его подручный сбросил заправленное одеяло на пол, перевернул матрас, а подушку кинул в угол палаты.
Саня сразу услышал тишину. До этого кто-то переговаривался, кашлял, шаркал ногами. А теперь стало тихо.
Он наклонился, чтобы поднять с полу одеяло и его тут же ударили между лопаток, сцепленными в "замок" кулаками. Саня упал. Он ткнулся лицом в матрац, но когда приподнялся, его опять ударили сбоку, под ребра. Потом снизу, под челюсть. От этого удара его подбросило вверх, развернуло спиной на койку и пока он падал, то получил ещё два удара в живот и по скуле.
В голове загудело, но сознания он не потерял. Саня старался лишь спастись, он не понимал, за какую вину его бьют, кто бьет, и какое на это имеют право.
- Заваров, - промурлыкал Петраков. - Покажи новобранцу, как у нас в ООС заправляют койку.
Заваров высокий, гибкий, жилистый, показал правила заправки койки: обеими ногами расшвырял белье по полу и потоптался на нем.
- Заправляй, как положено, Говоров! - Заваров был истеричный и злой, как бешеная собака. Постоянное, вьевшееся в кости озлобление ко всему на свете было его нормальным состоянием души, но об этом Саня узнал позже.
Саня принялся перестилать койку, приглядевшись, как это сделали соседи. Он определил свою ошибку: здесь не клали подушку поверх одеяла, а накрывали её простынью. Он так и сделал.
- Правильно. - одобрил Петраков. - Доходчивый новобранец, как ты считаешь, Витек?
Заваров сказал многозначительно.
- Посмотрим, что вечером под присягой запоет. Там и определим.
Третий палач стоял в стороне, оказываясь все время как бы за спиной Сани. Голова его вросла прямо в плечи, лицо казалось пухлой подушкой, а щелочек глаз вовсе не было видно. То ли казах, то ли киргиз, он приветливо улыбался Сане, но тот знал, что сзади по почкам его бил именно этот азиат. Саня про себя прозвал его "басмачом". Он не подозревая, что именно так здесь и называют Танчала Раздакова. Я тебя запомню, подумал Саня.
- После ужина зайдешь в Маленький кубрик, Говоров. - миролюбиво сказал Петраков. - Подведем тебя под присягу.
Саня понял, что полученные колотушки были только авансом. Что главное ещё впереди, тот самый "гной", который обещал ему фельдшер Походенко. Он сообразил, что, сохраняя все ту же маску глухого отупения, следует хотя бы со стороны оценить обстановку и разобраться, что здесь происходит. Было ясно, что ни санитары, ни медсестра, ни врачи здесь никакого влияния не имеют. Жизнь управлялась Петраковым, Заваровым и теми, кто спал в маленькой палате.
До вечера было спокойно и тихо. Все слонялись по палатам, сидели на диване, торчали у окна, за которым в темноте ничего не было видно. Курили в Кают-компании и оживились только к ужину.
Принесли картошку с мясом и каждому досталась солидная порция. Весь большой котелок не опорожнили, но добавку взял только Раздаков. Неторопливо попили чай из больших железных кружек, сахару было вволю, лежал в миске.
Потом появилась высокая краснощекая женщина с небольшой корзинкой в руках и весело окликнула.
- Мальчики! Кому на сон грядущий успокоительного?!
Она брякнула на стол корзинку с пилюлями и порошками, пузырьками. Сестра щедро наливала в стаканчик мутновато-бурую жидкость с острым аптечным запахом.
Саня ничего глотать не стал, подошел к окну и спросил лохматого парня, который курил и безразлично смотрел на темный пустырь, лишь на краю освещенном фонарем.
- Это кто? - спросил Саня.
Парень помолчал, отвернулся и ответил одними губами.
- Дежурная сестра Зоя Ивановна. Снотворное на ночь. Потом ещё принесут кефир.
У парня было темное, изломанное лицо, челка густых волос падала через узкий лоб почти до зубов. Он смотрел на мир через сетку собственных волос, как неухоженный пудель.
- А ты лекарства не принимаешь? - спросил Саня.
Парень затушил о ладонь сигарету, отвернулся и едва слышно сказал.
- Не гоношись, придурок, лучше будет.
Зоя Ивановна глянула в список и крикнула.
- Кто тут новенький?! Говоров, кто это?
- Я. - отозвался Саня.
- Снотворного, успокоительного на ночь хочешь? Хлебни, дело добровольное.
Саня никогда снотворного не принимал, но ответить не успел, рядом оказался Заваров, тронул его за плечо и оскалил зубы.
- Снотворное ему рановато. Через полчасика примет, а то не впрок пойдет. У тебя что, с памятью плохо, Говоров? Тебе же сказали, после ужина зайти в Маленький Кубрик.
- Витька! - крикнула через стол Зоя Ивановна. - Опять над новичками издеваешься?! Кончать пора, как вам, уродам, не надоест!
- Ничего. - ответил Заваров. - Порядок есть порядок, тебе же спокойней. - он снова посмотрел в глаза Сани и сказал. - Маловато в тебе дисциплины. Ночной свет включат и чтоб явился в Маленький кубрик.
Петраков, стоявший рядом, опрокинул в себя мензурку с лекарством словно стакан водки, крякнул и прокричал.
- Кто желает ложиться - отбой! Телевизора сегодня нет! Кефира не принесут! Петрович, вырубай свет!
Неожиданно светлые лампы под потолком погасли, и тут же загорелись другие, густо синего света. Все стало синим - стены, простыни, лица. Синим - давящим, мутным и неверным светом.
Саня вспомнил, что для него это сигнал, надо идти в Маленький кубрик, где спали командиры. Он шагнул в проем дверей Маленького кубрика и Петраков позвал, не вставая с койки.
- Входи. Садись вот сюда.
Сам он привстал, пересел по центру койки и двое парней сели по обе стороны от него. Саня опустился на койку напротив Петракова, колени в колени к нему и, едва он уселся, как тут же оказался зажат плечами двух парней, севших рядом с ним.
В тусклом синем свете на него смотрели три пары недобрых глаз, черные зрачки на фоне синих белков, ничего не выражающие, тупые лица.
Петраков спросил через голову Сани.
- Завар, Зоя там еще?
- Там, - ответил Заваров за спиной Сани. - Сидит, бумаги пишет.
- Хрен с ней, - сказал Петраков. - Раздаков, встань в дверях на всякий случай, придержи, если она выступать начнет.
- Не начнет. - усмехнулся Заваров.
Саня напряженно сидел на чужой койке, зажатый с обеих сторон, сложив руки на животе. Петраков приказал негромко.
- Руки на колени.
Саня решил, что нельзя быть чересчур послушным.
- У меня живот болит. - ответил он и даже договорить не успел, как получил сзади по уху хлесткий удар.
Он завалился было на бок, но сидевший рядом выдавил его на место и тут же сосед Петракова справа ударил Саню прямо в солнечное сплетение. Ударил, словно торцом рельса и так, что Саня задохнулся от боли. Он хватал воздух ртом и, как через стенку, слышал скучный и монотонный голос Петракова.
- Считай за мной. Раз, два, три, четыре....
- Пять, - наконец набрался сил Саня. - Шесть, семь, восемь...
- Вот так, - одобрил Петраков. - Руки на колени.
Саня послушался.
- Раньше в сумасшедшем доме сидел? - так же преодолевая деланную скуку спросил Петраков.
- Нет.
- Откуда прибыл? Из части? Дисбата? Госпиталя?
- Из санчасти полка.
- Хорошо. - кивнул Петраков. - Теперь слушай в оба уха. Ты попал в самый настоящий сумасшедший дом. Как попал, за что - это никого здесь не касается и если кто поинтересуется, скажи мне, тот будет наказан. Настоящий ты идиот или косишь, хочешь от расплаты за свои мокрые делишки увернуться, никому здесь до этого дела нет. Но должен быть порядок. Чтоб мы все тут не свихнулись. Ясно?
- Да.
- Дальше. Перед врачами твори, что хочешь. Симулируй, изворачивайся это твое дело. А здесь, в кубриках - нишкни. В этом кубрике - твои старшины. Главный старшина - я. Но ты должен слушаться и всех остальных, чтобы они тебе не приказали, хоть в окно прыгать.... Деньги на курево остались?
- Кажется... Там, внизу, в бушлате.
- Деньги получишь. Санитары курево тебе купят. Кончаться деньги, попросишь в долг, тебе дадут. Не пидор?
- Нет. Никогда. - испугался Саня и дернулся..
- Спокойно сиди, - посоветовал Петраков и сделал знак:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49