— На такие шуточки я уже не способен. А какие проблемы?
— Ну, говорят, шутил такой… На тебя похожий…
— Нет-нет, не знаю, — не признавался я.
— Ну, и я говорю… — махнул рукой. — Ладно, какой у нас улов?
— Богатый, — ответил я, кивнув на рыболовов. — Куда больше, чем у этих фартовых. — И передал пакет.
Генерал Орешко, он же Бармалейчик, заглянул туда, будто я принес помидоры на борщ и он проверял их сочно-спелость, вздохнул удовлетворенно:
— Молодцы, братцы. Спасибо. — И поинтересовался: — Смотрел киношку?
— Имел такое счастье, — признался я.
— И как?
— Не «Ленин в Октябре», но кому-то будет интересно, — ответил я. — Да, если не секрет, кто интересуется такими художественными картинками? Помимо господина Ш. и иже с ним.
— Есть люди, — невольно взглянул на золотые маковки кремлевских церквушек.
— Понятно, — хмыкнул я. — Нет ли среди них моего тезки? По имени.
Генерал Орешко легонько кивнул, вроде как пряча лицо от ветерка, конспиратор хренов, и мы пошли к машине. Рыболовы мужественно держали свою вахту у воды. По-моему, главное для них не результат, а участие. Олимпийский принцип — не результат, а участие, отговорка для чудаков на все ту же известную всему народу букву «м».
— Да, — вдруг остановился Бармалейчик, — а вы, случайно, копию не сработали? Знаю я вас, разбойников.
— Сработали, — признался я. (И сказал истинную правду. Сделали копию. Так, на всякий случай. Как говорится, все в хозяйстве пригодится.)
— Да ладно, — не поверил генерал, хлопая меня по плечу. — Ох, ребятки, с вами не соскучишься. Сейчас куда?
— К Резо, — ответил я. — Надо навестить Хулио. Взбодрить добрым словом и гранатами, которые фрукты.
— О, совсем забыл, — вытащил из кармана плаща конверт. — Премиальные, что ли. Вашей троице. Бери-бери, тити-мити народные. Из бюджета.
— Спасибо, — вздохнул я. — Никитину на бензопровод, мне на томик Пушкина, а Резо на витамины…
— Привет ему… От меня.
— Кому? Пушкину? — пошутил я.
— Какому Пушкину? Ах, Пушкину… Ох, Александр-Александр… Тоже, кстати, вы с ним тезки… С Пушкиным-то! — и поднял руку. Зачем? Чтобы тормознуть тачку с шашечками?
Я ошибся — из-за угла на крейсерской скорости вырвался служебный лимузин. Генерал Орешко буквально на ходу… И все. Был генерал. И нет генерала. Был Бармалейчик. И нет Бармалейчика.
Я открыл рот от удивления — вот это профессионалы. Умеют же работать, когда захотят. Узнаю старую выучку. Как понимаю, олимпийское движение продолжается. И вновь набирает силу.
Посмотрев на вечную реку, вечных рыбаков и вечные церковные купола, я вздохнул и побрел к джипу.
Что наша жизнь — суета сует. Вот ещё одна проблема решена, порвана финишная ленточка — и что? Ничего, никакой радости и чувства победы. Усталость и обреченность. Вся наша деятельность похожа на работу золотаря, черпаком выбирающего говно из нужников подмосковных садово-дачных кооперативов. Неприятно для духа, да надо. И так каждый день. Год из года.
Радужная перспектива у нас, что там говорить.
Я сел в джип, и Полина сообщила, что баба Катя требует пропащие души на обед. В категорической форме. И в полном составе.
— То есть? — не понял я.
— Маленького, говорит, с носом, как у орла, взять с собой.
Мы переглянулись, хмыкнули — ай да калбатоно Катя — и поехали за маленьким, но могучим духом и нюхательным агрегатом, нашим незабвенным другом и товарищем Резо.
Знаю по себе, болеть приятно. В том смысле, что окружен вниманием и заботой. И стоящие у изголовья ловят каждый твой шепот, каждое движение, взгляд… Тебя пичкают меловыми лекарствами, но и витаминами экзотическими фруктами и овощами. И ты в конце концов чувствуешь себя аборигеном на теплых островах Полинезии. Хорошо!
Видимо, подобные чувства испытывал и Резо. Он князем восседал на престоле с колесами и мотался на нем по коридору. За медсестричками. Те повизгивали и отбивались от него «утками».
Разумеется, нам он обрадовался и принялся показывать Полине совершенное искусство вождения. На коляске. Я все это уже видел. В первое посещение. И отправился на поиски человека, способного дать точный диагноз болезни нашего Хулио.
Я познакомился с профессором. Он оказался типичным представителем интеллигентной медицины, на мои вопросы отвечал с извиняющейся улыбкой, мол, видите ли, молодой человек, у вашего друга произошел психологический надлом, этакая психоинфлюинтернеция, то есть он совершенно здоров на свои конечности, но страх боли застрял, как шип, в мозгу; мол, мы, молодой человек, делаем все возможное, но пока, увы…
— Спасибо, доктор, — сказал я. — Я вас понял.
И пошел ловить наглеца в коляске.
Дальнейшее лучше пересказать словами Полины. Чтобы не вдаваться в излишнюю детализацию переговоров, которые я поначалу повел с Резо. Когда втащил коляску в палату. Напомню, палата была одноместная и очень удобная для душевных бесед.
— Давай, родненький, поднимайся, — сказал я травмированному навсегда другу. — Доктор говорит, ты в норме!
— Вах, Алекс! Что эти убийцы в белых халатах понимают? Посмотри, ноги холодные, как горы…
— Не дури, Хулио…
— Саша, ты ж меня знаешь…
— Резо, тебя Фро ждет, забыл? Во глубине сибирских руд.
— Подождет…
Ну и так далее. Теперь эти же события глазами Полины, так сказать, объективный взгляд: минут через пять, после того как мы с Хулио удалились в палату, раздался выстрел. И дикий вопль. Дверь палаты распахнулась — и оттуда, выписывая невиданные кренделя, вырвался орущий Резо. И гигантскими скачками, как кенгуру, помчался по коридору. За справкой. О полном восстановлении функций своих волосатых конечностей. Вслед за несчастным появился я. И, пряча пистолет в кобуру, сказал:
— Первый раз вижу, чтобы оружие так хорошо лечило. Эффективно, ей-ей!
Наверное, так оно и было. С единственной поправкой, что выразился я более эмоционально:
— Хулио!..…! Ты меня понял……..!
Так или иначе, но через полчаса мы загрузили брыкающегося Резо в джип и под радость медперсонала, которому каскадер в коляске осточертел хуже контуженного при строительстве собственной дачи генерала из палаты № 157 (вояка прибыл принимать важный стратегический объект, и на его голову свалилось полотно шифера, вот такая неприятность), отправились на обед. В честь славной советской медицины. И нашу тоже.
Обед проходил в обстановке повышенной эмоциональности и витаминизации. Заехав на рынок, мы приобрели всевозможную экзотическую зелень, фрукты и овощи. И теперь сидели в каких-то кущах и общались друг с другом, как в райском саду.
Резо выглядел именинником, когда понял, что может ходить по планете без посторонней пальбы. Ника и Никитин ворковали, как птахи. Тетя Катя хлопотала по хозяйству и требовала от нас активного пищеварительного процесса. Процесс проходил успешно.
Я сидел напротив Полины, и какой-то клятый куст мешал мне… Равно как и ей… Проклятый куст мешал нам смотреть друг на друга. Вздохнув, мы начали пожирать эту зеленую дрянь. Неспешно, как млекопитающие.
— Привет.
— Привет.
— Как дела?
— Идут дела.
— Ты грустишь?
— Тузика жалко.
— Какого Тузика?
— Забыла?
— Ах, Тузика!
— Голодный.
— Бедненький.
— А у нас пир горой.
— А поехали кормить его.
— Поехали кормить Тузика?
— А почему бы и нет?.. Смотри, сколько объедков. Ему на неделю.
— Ты не знаешь Тузика. Слопает сразу все. На всякий случай.
— Ну и хорошо. Пусть и у него будет праздник.
— Тогда вперед?
— Вперед.
Сборы наши были скоры. Тетя Катя, узнав, что мы отъезжаем в родовое поместье Смородино, тут же приготовила две сумки. Одну побольше — для нас. Поменьше — для Тузика и возможной его подружки. Какой-нибудь Джульетты.
Вручая ключи от джипа, Никитин предупредил, что бензопровод шалит… Я успокоил товарища: чему быть, того не миновать.
Прощаясь, Хулио заверил меня, что будет бегать каждый день. Вокруг дома. И через неделю выйдет на старт в Лужники. С юными спортсменками.
Потом Ника и Полина посекретничали о чем-то своем, девичьем. Наверное, читали стихи Степ. Щипачева о том, что любовь не вздохи на скамейке… (А что тогда? Вопли?)
Наконец мы все с праздничными воплями вывалились на лестничную клетку. С сумками. И букетом. Откуда цветы взялись, не знаю. Все вместе походило на проводы молодоженов в сладкий медовый месяц. На три дня. Я уж не рад был, что вспомнил про Тузика. Если бы он знал, какие события возникли в связи с его бедолажной, беспородной персоной. Тут же потребовал бы титул дворянина и новое имя. Тузенбах, например.
Соседние двери начали открываться — публика повалила на лестницу. Смотреть жениха и невесту.
— Ты что-нибудь понимаешь, милый? — смеялась Полина.
— Ничего не понимаю, — нервничал я от такого внимания. Проклятый Тузенбах, так меня подвести!
Да, ещё у подъезда древняя бабуся, вместе с которой начинался век паровой машины, перекрестила нас и прошамкала:
— Щастья вам, детки…
— Спасибо, бабушка, — сказала Полина.
А я поставил перед бабулькой сумку побольше. В знак благодарности. За добрые пожелания.
Словом, мы в джипе стартовали с такой скоростью, с какой, быть может, стартовала только ракета. С Белкой и Стрелкой на борту.
И летели над трассой на космической скорости. Вперед-вперед — в родное Смородино. К своим грядкам. С огурцами.
И смеялись, и были, кажется, счастливы.
И молил я своего ангела-хранителя, молил лишь об одном, чтобы проследил он за работоспособностью этого капризного и гребаного, если выражаться простым языком своего народа, бензопровода…
МЛАДЕНЕЦ НА ЭКСПОРТ
Месяц май закончился малиновым звоном колокольчика. Школьного. Для всей нашей честной компании. А вернее, для Ники. Именно об этой акции мы, помнится, были заранее предупреждены. И, конечно же, благополучно забыли. Как пассажиры столичной подземки забывают сумки. С березовыми веничками. Или самодельными бомбами. К счастью, со вторыми предметами куда реже, чем с первыми. Что радует москвичей и гостей столицы. Нас тоже. Хотя из нашей славной троицы на эскалаторах развлекаться любит только Резо. Катается туда-сюда, любуется красивыми женщинами во всем объеме их бюстов, вах. Не погибни от страсти, вах, смеялись мы с Никитиным над доном Хулио, который, кстати, так и не уехал под сибирский терновый венец, бросив железнодорожную Фро на произвол судьбы. И машинистов. А также их стахановских учеников.
Ничего не поделаешь, у каждого своя судьба. И работа.
Пользуясь временным затишьем на невидимом фронте, мы решили заняться личной проблемой. Личной — для меня. И всего ветошного общества, нищающего со скоростью, прямо пропорциональной скорости обогащения 0,0003 % прослойки из гнид. Во все времена кровопийцев давили, теперь решили полелеять. И поглядеть, что из этого выйдет. В какой другой стороне — общий успех и процветание. А у нас зуд по всему народному организму, да и в руках тоже. От желания взять кол…
Однако не будем отвлекаться. Гнида, как бы она себя благородно ни обзывала, всегда гнидой останется.
Так вот, пока генерал Орешко на Лубянке голову ломал над тем, каким бы трудом занять трех бойцов, они сами себе нашли приключение. Ценой в четыре миллиона долларов.
Понятно, что речь идет об алмазной птичке Феникс, упорхнувшей волею судеб в сумочке хакера. И как бы в качестве подарка. К сожалению, наше зажиточное общество (вместе со мной) не могло себе позволить такую роскошь — кинуть булыгу на чью-то частнособственническую лужайку в штате, например, Arisonа, где, как утверждают, этого добра, как говна на компьютеризованной лопате.
Поразмышляв, я решил приобщить к благородному делу своих друзей. По многим причинам. Во-первых, веселее. Когда тебя поддерживают огневой мощью из гранатомета и базуки. Во-вторых, я не могу быть един в трех лицах. Вести переговоры, записывать их на пленку и ещё прослушивать. В-третьих, один ум хорошо, а полтора лучше. (Шутка.) И так далее.
Когда я сообщил боевым товарищам план операции «Феникс», они подняли меня на смех. И лишь по той причине, что не могли поверить в существование алмазного булыжника. Пришлось извлекать на свет Божий фальшивого братца, оставленного мне на память леди Курье. При нашей последней встрече. В моем родовом поместье Смородино. Чему свидетель Тузик, он же Тузенбах, сожравший тогда съестной подачки долларов на сто.
Друзья пожали плечами и долго мацали сверкалец, не веря собственным шнифтам. Чересчур умный Резо тут же потребовал провести экспертизу. Мол, со мной пошутили, вручив настоящий камешек. Нужен честный шопенфиллер. Чтобы установить истину.
Я отвечал, что знаю, где находится истина. Для Хулио. На дне стакана. Пусть её там и ищет, если не желает нам помогать. Да, Никитушка, дорогой? Тот вздохнул — все равно делать нечего, алмаз-тырбень, так алмаз. Главное, вовремя убежать. С птичкой. Или без нее. Судя по плану, шансов благополучно дернуть никаких. Чтобы эти шансы появились, нужна тщательная предварительная подготовка. Я вынужден был согласиться, подготовка нужна даже при ловле блох. И мы решили не торопиться. А вести планомерную, спокойную осаду Объекта.
План оказался слишком простым, это правда. Похожим на банальное вымогательство. А что делать? Не мы навязываем правила игры… Каждый за свои ошибки должен платить. По двойному тарифу.
Как известно, банкир Утинский был на первых ролях в малохудожественном фильме «Семь богатырей в сауне». После трудных съемок акт-актер дал деру в Нью-Йорк, город контрастов. Чтобы, очевидно, и там наладить контакт с профсоюзом печников. А почему бы и не с компьютерными фирмами, подумал я на досуге.
Тем более выяснилось, что Никитин по вечному своему расп… ву и моей убедительной просьбе оставил у себя видеокассету в оригинальном исполнении. То есть Орешко-Бармалейчику досталась копия, но хорошего качества. И только тщательная экспертиза какого-нибудь шопенфиллера от видеотехники могла установить истину. Не думаю, что я поступил некрасиво по отношению к генералу, все равно сей компромат будет пылиться в кремлевских сейфах. Без пользы для Отечества. И в ожидании той минуты, когда вдруг господин Ш. обнаглеет и потребует куска власти послаще. А ежели у него диабет и крем-брюле противопоказано?
А нам — и карты в руки. Мы работаем ещё одну копию. И дарим на долгую память нашему банкиру. Чтобы он всю оставшуюся жизнь любовался самим собой. В самых разнообразных позах и чувствах-с.
Впрочем, личные переживания и позы он может оставить при себе, вопрос в другом — оценит ли жмутик свои вольные экивоки в сторону правящего режима в четыре миллиона чистодела? Или посчитает за лучшее остаться в Новом свете? Но там высший свет не слишком приветствует эксперименты с собственным задом. По причине повсеместного AIDS. Так что проще выкупить пленку. На долгую, повторю, память. И вернуться в РФ с поднятой головой, как у гуся при заглатывании жирных кукурузных зерен.
Но что деньги — сор, и будет банкиру предложение: найти мадам Анну Курье. Найти, кинуться в её хакерские ножки… И заполучить алмазную птаху, чтобы потом обменять её на право быть полноправным членом Международного валютного фонда. И примерным семьянином.
Не спорю, этот план в любое мгновение может рухнуть, как воздушные фонтаны перед радостным взором путников в шелковистых песках Сахары. По любым причинам. Которые трудно предугадать. И тем не менее было бы желание, как шутят янки, а гусь с яблоками на Рождество всегда найдется.
И поэтому мы решили не спешить — до Рождества далеко, есть время продумать свои действия. И чужие.
Две недели мы занимались тем, что собирали информацию о службе безопасности «Рост-банка». Возглавлял её, как известно, бывший генерал КГБ Бобок, и не удивительно, что весь былой опыт этот старый хрыч перенес на новое свое детище.
Единое руководство, четкая координация действий, использование всех научно-технических средств защиты от любого вторжения и прочее утверждали, что отставник крепко оседлал любимого конька. Во славу денежного мешка.
Нет, мы не собирались штурмовать цитадель шулерско-банковского дела. Для этого есть другие спецподразделения, способные вскрывать автогеном и тротилом брюха бронированным сейфам и их владельцам. Мы просчитывали варианты возможного ответного удара. На наше невинное предложение обменять мультфильм на розу. Ведь нас могли неправильно понять и решить, что мы такие же, как и они, мошенники. Будет обидно. Нам. Доказывать обратное. Силой оружия. И поэтому, повторю, нужно было владеть всей информацией, чтобы предугадать ответные ходы противника.
Не удивительно, что суета у стен «Рост-банка» отвлекла нас от более существенных проблем. Для Ники прозвенел последний школьный звоночек, который совпал с днем её совершеннолетия. А это был повод. Для праздничного ужина. На смородинском огороде.
Об этом нам напомнила Полина, как ответственная за праздник и массовик-затейник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
— Ну, говорят, шутил такой… На тебя похожий…
— Нет-нет, не знаю, — не признавался я.
— Ну, и я говорю… — махнул рукой. — Ладно, какой у нас улов?
— Богатый, — ответил я, кивнув на рыболовов. — Куда больше, чем у этих фартовых. — И передал пакет.
Генерал Орешко, он же Бармалейчик, заглянул туда, будто я принес помидоры на борщ и он проверял их сочно-спелость, вздохнул удовлетворенно:
— Молодцы, братцы. Спасибо. — И поинтересовался: — Смотрел киношку?
— Имел такое счастье, — признался я.
— И как?
— Не «Ленин в Октябре», но кому-то будет интересно, — ответил я. — Да, если не секрет, кто интересуется такими художественными картинками? Помимо господина Ш. и иже с ним.
— Есть люди, — невольно взглянул на золотые маковки кремлевских церквушек.
— Понятно, — хмыкнул я. — Нет ли среди них моего тезки? По имени.
Генерал Орешко легонько кивнул, вроде как пряча лицо от ветерка, конспиратор хренов, и мы пошли к машине. Рыболовы мужественно держали свою вахту у воды. По-моему, главное для них не результат, а участие. Олимпийский принцип — не результат, а участие, отговорка для чудаков на все ту же известную всему народу букву «м».
— Да, — вдруг остановился Бармалейчик, — а вы, случайно, копию не сработали? Знаю я вас, разбойников.
— Сработали, — признался я. (И сказал истинную правду. Сделали копию. Так, на всякий случай. Как говорится, все в хозяйстве пригодится.)
— Да ладно, — не поверил генерал, хлопая меня по плечу. — Ох, ребятки, с вами не соскучишься. Сейчас куда?
— К Резо, — ответил я. — Надо навестить Хулио. Взбодрить добрым словом и гранатами, которые фрукты.
— О, совсем забыл, — вытащил из кармана плаща конверт. — Премиальные, что ли. Вашей троице. Бери-бери, тити-мити народные. Из бюджета.
— Спасибо, — вздохнул я. — Никитину на бензопровод, мне на томик Пушкина, а Резо на витамины…
— Привет ему… От меня.
— Кому? Пушкину? — пошутил я.
— Какому Пушкину? Ах, Пушкину… Ох, Александр-Александр… Тоже, кстати, вы с ним тезки… С Пушкиным-то! — и поднял руку. Зачем? Чтобы тормознуть тачку с шашечками?
Я ошибся — из-за угла на крейсерской скорости вырвался служебный лимузин. Генерал Орешко буквально на ходу… И все. Был генерал. И нет генерала. Был Бармалейчик. И нет Бармалейчика.
Я открыл рот от удивления — вот это профессионалы. Умеют же работать, когда захотят. Узнаю старую выучку. Как понимаю, олимпийское движение продолжается. И вновь набирает силу.
Посмотрев на вечную реку, вечных рыбаков и вечные церковные купола, я вздохнул и побрел к джипу.
Что наша жизнь — суета сует. Вот ещё одна проблема решена, порвана финишная ленточка — и что? Ничего, никакой радости и чувства победы. Усталость и обреченность. Вся наша деятельность похожа на работу золотаря, черпаком выбирающего говно из нужников подмосковных садово-дачных кооперативов. Неприятно для духа, да надо. И так каждый день. Год из года.
Радужная перспектива у нас, что там говорить.
Я сел в джип, и Полина сообщила, что баба Катя требует пропащие души на обед. В категорической форме. И в полном составе.
— То есть? — не понял я.
— Маленького, говорит, с носом, как у орла, взять с собой.
Мы переглянулись, хмыкнули — ай да калбатоно Катя — и поехали за маленьким, но могучим духом и нюхательным агрегатом, нашим незабвенным другом и товарищем Резо.
Знаю по себе, болеть приятно. В том смысле, что окружен вниманием и заботой. И стоящие у изголовья ловят каждый твой шепот, каждое движение, взгляд… Тебя пичкают меловыми лекарствами, но и витаминами экзотическими фруктами и овощами. И ты в конце концов чувствуешь себя аборигеном на теплых островах Полинезии. Хорошо!
Видимо, подобные чувства испытывал и Резо. Он князем восседал на престоле с колесами и мотался на нем по коридору. За медсестричками. Те повизгивали и отбивались от него «утками».
Разумеется, нам он обрадовался и принялся показывать Полине совершенное искусство вождения. На коляске. Я все это уже видел. В первое посещение. И отправился на поиски человека, способного дать точный диагноз болезни нашего Хулио.
Я познакомился с профессором. Он оказался типичным представителем интеллигентной медицины, на мои вопросы отвечал с извиняющейся улыбкой, мол, видите ли, молодой человек, у вашего друга произошел психологический надлом, этакая психоинфлюинтернеция, то есть он совершенно здоров на свои конечности, но страх боли застрял, как шип, в мозгу; мол, мы, молодой человек, делаем все возможное, но пока, увы…
— Спасибо, доктор, — сказал я. — Я вас понял.
И пошел ловить наглеца в коляске.
Дальнейшее лучше пересказать словами Полины. Чтобы не вдаваться в излишнюю детализацию переговоров, которые я поначалу повел с Резо. Когда втащил коляску в палату. Напомню, палата была одноместная и очень удобная для душевных бесед.
— Давай, родненький, поднимайся, — сказал я травмированному навсегда другу. — Доктор говорит, ты в норме!
— Вах, Алекс! Что эти убийцы в белых халатах понимают? Посмотри, ноги холодные, как горы…
— Не дури, Хулио…
— Саша, ты ж меня знаешь…
— Резо, тебя Фро ждет, забыл? Во глубине сибирских руд.
— Подождет…
Ну и так далее. Теперь эти же события глазами Полины, так сказать, объективный взгляд: минут через пять, после того как мы с Хулио удалились в палату, раздался выстрел. И дикий вопль. Дверь палаты распахнулась — и оттуда, выписывая невиданные кренделя, вырвался орущий Резо. И гигантскими скачками, как кенгуру, помчался по коридору. За справкой. О полном восстановлении функций своих волосатых конечностей. Вслед за несчастным появился я. И, пряча пистолет в кобуру, сказал:
— Первый раз вижу, чтобы оружие так хорошо лечило. Эффективно, ей-ей!
Наверное, так оно и было. С единственной поправкой, что выразился я более эмоционально:
— Хулио!..…! Ты меня понял……..!
Так или иначе, но через полчаса мы загрузили брыкающегося Резо в джип и под радость медперсонала, которому каскадер в коляске осточертел хуже контуженного при строительстве собственной дачи генерала из палаты № 157 (вояка прибыл принимать важный стратегический объект, и на его голову свалилось полотно шифера, вот такая неприятность), отправились на обед. В честь славной советской медицины. И нашу тоже.
Обед проходил в обстановке повышенной эмоциональности и витаминизации. Заехав на рынок, мы приобрели всевозможную экзотическую зелень, фрукты и овощи. И теперь сидели в каких-то кущах и общались друг с другом, как в райском саду.
Резо выглядел именинником, когда понял, что может ходить по планете без посторонней пальбы. Ника и Никитин ворковали, как птахи. Тетя Катя хлопотала по хозяйству и требовала от нас активного пищеварительного процесса. Процесс проходил успешно.
Я сидел напротив Полины, и какой-то клятый куст мешал мне… Равно как и ей… Проклятый куст мешал нам смотреть друг на друга. Вздохнув, мы начали пожирать эту зеленую дрянь. Неспешно, как млекопитающие.
— Привет.
— Привет.
— Как дела?
— Идут дела.
— Ты грустишь?
— Тузика жалко.
— Какого Тузика?
— Забыла?
— Ах, Тузика!
— Голодный.
— Бедненький.
— А у нас пир горой.
— А поехали кормить его.
— Поехали кормить Тузика?
— А почему бы и нет?.. Смотри, сколько объедков. Ему на неделю.
— Ты не знаешь Тузика. Слопает сразу все. На всякий случай.
— Ну и хорошо. Пусть и у него будет праздник.
— Тогда вперед?
— Вперед.
Сборы наши были скоры. Тетя Катя, узнав, что мы отъезжаем в родовое поместье Смородино, тут же приготовила две сумки. Одну побольше — для нас. Поменьше — для Тузика и возможной его подружки. Какой-нибудь Джульетты.
Вручая ключи от джипа, Никитин предупредил, что бензопровод шалит… Я успокоил товарища: чему быть, того не миновать.
Прощаясь, Хулио заверил меня, что будет бегать каждый день. Вокруг дома. И через неделю выйдет на старт в Лужники. С юными спортсменками.
Потом Ника и Полина посекретничали о чем-то своем, девичьем. Наверное, читали стихи Степ. Щипачева о том, что любовь не вздохи на скамейке… (А что тогда? Вопли?)
Наконец мы все с праздничными воплями вывалились на лестничную клетку. С сумками. И букетом. Откуда цветы взялись, не знаю. Все вместе походило на проводы молодоженов в сладкий медовый месяц. На три дня. Я уж не рад был, что вспомнил про Тузика. Если бы он знал, какие события возникли в связи с его бедолажной, беспородной персоной. Тут же потребовал бы титул дворянина и новое имя. Тузенбах, например.
Соседние двери начали открываться — публика повалила на лестницу. Смотреть жениха и невесту.
— Ты что-нибудь понимаешь, милый? — смеялась Полина.
— Ничего не понимаю, — нервничал я от такого внимания. Проклятый Тузенбах, так меня подвести!
Да, ещё у подъезда древняя бабуся, вместе с которой начинался век паровой машины, перекрестила нас и прошамкала:
— Щастья вам, детки…
— Спасибо, бабушка, — сказала Полина.
А я поставил перед бабулькой сумку побольше. В знак благодарности. За добрые пожелания.
Словом, мы в джипе стартовали с такой скоростью, с какой, быть может, стартовала только ракета. С Белкой и Стрелкой на борту.
И летели над трассой на космической скорости. Вперед-вперед — в родное Смородино. К своим грядкам. С огурцами.
И смеялись, и были, кажется, счастливы.
И молил я своего ангела-хранителя, молил лишь об одном, чтобы проследил он за работоспособностью этого капризного и гребаного, если выражаться простым языком своего народа, бензопровода…
МЛАДЕНЕЦ НА ЭКСПОРТ
Месяц май закончился малиновым звоном колокольчика. Школьного. Для всей нашей честной компании. А вернее, для Ники. Именно об этой акции мы, помнится, были заранее предупреждены. И, конечно же, благополучно забыли. Как пассажиры столичной подземки забывают сумки. С березовыми веничками. Или самодельными бомбами. К счастью, со вторыми предметами куда реже, чем с первыми. Что радует москвичей и гостей столицы. Нас тоже. Хотя из нашей славной троицы на эскалаторах развлекаться любит только Резо. Катается туда-сюда, любуется красивыми женщинами во всем объеме их бюстов, вах. Не погибни от страсти, вах, смеялись мы с Никитиным над доном Хулио, который, кстати, так и не уехал под сибирский терновый венец, бросив железнодорожную Фро на произвол судьбы. И машинистов. А также их стахановских учеников.
Ничего не поделаешь, у каждого своя судьба. И работа.
Пользуясь временным затишьем на невидимом фронте, мы решили заняться личной проблемой. Личной — для меня. И всего ветошного общества, нищающего со скоростью, прямо пропорциональной скорости обогащения 0,0003 % прослойки из гнид. Во все времена кровопийцев давили, теперь решили полелеять. И поглядеть, что из этого выйдет. В какой другой стороне — общий успех и процветание. А у нас зуд по всему народному организму, да и в руках тоже. От желания взять кол…
Однако не будем отвлекаться. Гнида, как бы она себя благородно ни обзывала, всегда гнидой останется.
Так вот, пока генерал Орешко на Лубянке голову ломал над тем, каким бы трудом занять трех бойцов, они сами себе нашли приключение. Ценой в четыре миллиона долларов.
Понятно, что речь идет об алмазной птичке Феникс, упорхнувшей волею судеб в сумочке хакера. И как бы в качестве подарка. К сожалению, наше зажиточное общество (вместе со мной) не могло себе позволить такую роскошь — кинуть булыгу на чью-то частнособственническую лужайку в штате, например, Arisonа, где, как утверждают, этого добра, как говна на компьютеризованной лопате.
Поразмышляв, я решил приобщить к благородному делу своих друзей. По многим причинам. Во-первых, веселее. Когда тебя поддерживают огневой мощью из гранатомета и базуки. Во-вторых, я не могу быть един в трех лицах. Вести переговоры, записывать их на пленку и ещё прослушивать. В-третьих, один ум хорошо, а полтора лучше. (Шутка.) И так далее.
Когда я сообщил боевым товарищам план операции «Феникс», они подняли меня на смех. И лишь по той причине, что не могли поверить в существование алмазного булыжника. Пришлось извлекать на свет Божий фальшивого братца, оставленного мне на память леди Курье. При нашей последней встрече. В моем родовом поместье Смородино. Чему свидетель Тузик, он же Тузенбах, сожравший тогда съестной подачки долларов на сто.
Друзья пожали плечами и долго мацали сверкалец, не веря собственным шнифтам. Чересчур умный Резо тут же потребовал провести экспертизу. Мол, со мной пошутили, вручив настоящий камешек. Нужен честный шопенфиллер. Чтобы установить истину.
Я отвечал, что знаю, где находится истина. Для Хулио. На дне стакана. Пусть её там и ищет, если не желает нам помогать. Да, Никитушка, дорогой? Тот вздохнул — все равно делать нечего, алмаз-тырбень, так алмаз. Главное, вовремя убежать. С птичкой. Или без нее. Судя по плану, шансов благополучно дернуть никаких. Чтобы эти шансы появились, нужна тщательная предварительная подготовка. Я вынужден был согласиться, подготовка нужна даже при ловле блох. И мы решили не торопиться. А вести планомерную, спокойную осаду Объекта.
План оказался слишком простым, это правда. Похожим на банальное вымогательство. А что делать? Не мы навязываем правила игры… Каждый за свои ошибки должен платить. По двойному тарифу.
Как известно, банкир Утинский был на первых ролях в малохудожественном фильме «Семь богатырей в сауне». После трудных съемок акт-актер дал деру в Нью-Йорк, город контрастов. Чтобы, очевидно, и там наладить контакт с профсоюзом печников. А почему бы и не с компьютерными фирмами, подумал я на досуге.
Тем более выяснилось, что Никитин по вечному своему расп… ву и моей убедительной просьбе оставил у себя видеокассету в оригинальном исполнении. То есть Орешко-Бармалейчику досталась копия, но хорошего качества. И только тщательная экспертиза какого-нибудь шопенфиллера от видеотехники могла установить истину. Не думаю, что я поступил некрасиво по отношению к генералу, все равно сей компромат будет пылиться в кремлевских сейфах. Без пользы для Отечества. И в ожидании той минуты, когда вдруг господин Ш. обнаглеет и потребует куска власти послаще. А ежели у него диабет и крем-брюле противопоказано?
А нам — и карты в руки. Мы работаем ещё одну копию. И дарим на долгую память нашему банкиру. Чтобы он всю оставшуюся жизнь любовался самим собой. В самых разнообразных позах и чувствах-с.
Впрочем, личные переживания и позы он может оставить при себе, вопрос в другом — оценит ли жмутик свои вольные экивоки в сторону правящего режима в четыре миллиона чистодела? Или посчитает за лучшее остаться в Новом свете? Но там высший свет не слишком приветствует эксперименты с собственным задом. По причине повсеместного AIDS. Так что проще выкупить пленку. На долгую, повторю, память. И вернуться в РФ с поднятой головой, как у гуся при заглатывании жирных кукурузных зерен.
Но что деньги — сор, и будет банкиру предложение: найти мадам Анну Курье. Найти, кинуться в её хакерские ножки… И заполучить алмазную птаху, чтобы потом обменять её на право быть полноправным членом Международного валютного фонда. И примерным семьянином.
Не спорю, этот план в любое мгновение может рухнуть, как воздушные фонтаны перед радостным взором путников в шелковистых песках Сахары. По любым причинам. Которые трудно предугадать. И тем не менее было бы желание, как шутят янки, а гусь с яблоками на Рождество всегда найдется.
И поэтому мы решили не спешить — до Рождества далеко, есть время продумать свои действия. И чужие.
Две недели мы занимались тем, что собирали информацию о службе безопасности «Рост-банка». Возглавлял её, как известно, бывший генерал КГБ Бобок, и не удивительно, что весь былой опыт этот старый хрыч перенес на новое свое детище.
Единое руководство, четкая координация действий, использование всех научно-технических средств защиты от любого вторжения и прочее утверждали, что отставник крепко оседлал любимого конька. Во славу денежного мешка.
Нет, мы не собирались штурмовать цитадель шулерско-банковского дела. Для этого есть другие спецподразделения, способные вскрывать автогеном и тротилом брюха бронированным сейфам и их владельцам. Мы просчитывали варианты возможного ответного удара. На наше невинное предложение обменять мультфильм на розу. Ведь нас могли неправильно понять и решить, что мы такие же, как и они, мошенники. Будет обидно. Нам. Доказывать обратное. Силой оружия. И поэтому, повторю, нужно было владеть всей информацией, чтобы предугадать ответные ходы противника.
Не удивительно, что суета у стен «Рост-банка» отвлекла нас от более существенных проблем. Для Ники прозвенел последний школьный звоночек, который совпал с днем её совершеннолетия. А это был повод. Для праздничного ужина. На смородинском огороде.
Об этом нам напомнила Полина, как ответственная за праздник и массовик-затейник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65