Были и другие причины держать вас в строгости, синьорина, поверьте, для вашего блага.
- Допустим, вам надо было создавать видимость, - согласилась Кристина. Джованни выглядел почти виноватым, но в его опущенных глазах сверкали насмешливые искорки.
- Второе: я полицейский, милая барышня. Профессиональная ищейка, натасканная на выполнение определенных обязанностей. И эти обязанности не предполагают галантность и обходительность. Как полицейский я был груб и придирчив. Но... - Курбе поднял на Кристину восхищенный взор. - Я наполовину француз, мадемуазель, и умею ценить прекрасное. Прикрывая и спасая вас, я руководствовался не только соображениями человеколюбия или профессиональным благом. Я получал эстетическое наслаждение, я чувствовал себя рыцарем и настоящим мужчиной. Но... это последнее "но", хоть что-то объясняющее в моем двойственном поведении - в роли гонителя и спасителя, как вы выразились, больное место Джованни Курбе... Я закоренелый холостяк, детка, и, как мне кажется, просто-напросто боюсь женщин... А следовательно - защищаюсь!
Джованни поднялся и поцеловал руку Кристины.
- Наилучшие пожелания, синьорина!
- Минутку, инспектор. Маленький женский секрет в ответ на вашу откровенность: мне показалось, ну, так, чисто интуитивно, графиня Паола покорена вашими многочисленными достоинствами. Неужели вы не заметили? Жаль...
Кристина осталась за столиком одна. Подперев руками подбородок, она блестящими глазами смотрела на сцену, вся золотясь её светом - ореол золотистых волос, падающих на плечи, золотистая кожа, оттененная глухим бархатом.
"Солнечная, напоенная солнцем", - подумал Санта, найдя, наконец, определение, крутившееся в голове с того момента, когда о увидел на морской гальке распластанное, вызолоченное зимним солнцем тело... А потом они мчались к имению Паолы в пропахшем рыбой фургончике, и эта измученная, избитая девчушка мурлыкала песню! Закутавшись в черный старушечий платок, она искоса поглядывала на своего спутника, загадочно улыбаясь растрескавшимися губами. Она была счастлива, да, именно счастлива!
- Последнюю песню, как вы поняли, я дарю моей гостье и всем, кто склонен к ностальгическим настроениям. Из репертуара незабываемой Мильвы... Конечно же! - Санта, подняв руки над головой, подхватил аплодисменты зала. - Вы правильно угадали, - "Танго итальяно"!
Кристина неотрывно смотрела на певца, стараясь не растерять, впитать до капельки нахлынувшие ощущения: чудесный, завораживающий голос звучит для нее, к ней устремлен сквозь полутьму притихшего зала пылкий взгляд черных глаз: "... итальянское танго! О, это сладкое итальянское танго..." ! В голосе Санты звучит наслаждение своим даром, томительной любовной тоской старой песни и, конечно же, веселая ирония по поводу всего, притязающего на величие - и своего вокального мастерства, и томной страсти популярной мелодии. Как странно соединило это танго два момента римской жизни Кристины: тот последний танец в доме Коруги, за которым последовала беда, и нынешний вечер - вечер прощания.
Кристина ликовала, чувствуя в то же время как подступают рыдания. Она твердо знала, что ничего столь прекрасного в её жизни уже не будет: первый и последний концерт в её честь. Подарок человека, должного стать главным в её судьбе, и навсегда из неё исчезающего...
Публика бисировала, не желая отпускать певца, но он виновато раскланялся и со словами: "Меня ждет прекрасная дама", направился к Кристине. Оркестр продолжал играть, а Санта, протягивая руки, пригласил девушку в мерцающим светом круг.
Она торопливо приникла к его груди, боясь упасть - так кружилась от волнения и неожиданности голова.
- Как ты догадался... - прошептала Кристина в белую "бабочку" под жестко торчащими уголками воротника, - как ты мог знать, что именно это танго я танцевала последний раз в ту рождественскую ночь?..
- Я, вообще, о-очень много про тебя знаю. - Санта ловко бросил партнершу на руку и весело посмотрел в запрокинутое лицо. - Например, что сам несравненный Алекс - хозяин этого гостеприимного дома, мечтает получить твой автограф.
Луч прожектора выхватил из полумрака танцующую пару, и Кристина ответила улыбкой на обращенные теперь уже к ней аплодисменты.
- Ты устроил для меня целое шоу с танцами, прожекторами, овациями! сказала она, вернувшись за столик.
- И абсолютно бесплатно... - усмехнулся Санта. - Ну, разве что это...
Он слегка кивнул в сторону двигающегося к ним представительного синьора. За широкой фрачной спиной директора клуба Алекса Кьезо колыхался пышный цветочный куст. Официанты водрузили на стол грандиозную корзину с алыми розами, и Алекс, склонив благоухающую черноволосую голову, поцеловал протянутую ему Кристиной руку:
- Хочу надеяться, что синьорина Ларина простит меня за беспокойство. Не мог же я спрятать от своих друзей главную героиню вечера! Здесь все знают вас и считают отважной воительницей, поднявшейся против мерзкого "спрута". Ручаюсь, лет через десять о вас будет написана целая глава в истории криминалистики... Прошу оставить свою подпись вот здесь...
Перед Кристиной появился огромный портрет - увеличенное фото с обложки журнала: чуть испуганная растрепанная девчушка в жемчужных королевских кружевах. Алекс протянул гостье толстый фломастер и удовлетворенно посмотрел на старательную длинную подпись.
- Ваш портрет останется в галерее знаменитостей клуба. Благодарю, очаровательнейшая. - Алекс легким жестом холеной кисти отклонил предложение Санты присесть за столик. - Я и так помешал ужину. Но, клянусь, совсем немного! Если бы вы знали, синьорина, сколько влиятельнейших людей в этом зале умоляли меня познакомить их с вами! И, знаете, я категорически настоял на том, что гостья желает сохранить инкогнито. - Он значительно посмотрел на Санту. - Разрешите откланяться. Всегда рад видеть вас у себя, друзья.
- Уф! Не просто иметь знаменитую подружку! - отодвинув цветы, Санта окружил себя блюдами, жадно окидывая взглядом аппетитные яства. Наконец-то могу перекусить. Надеюсь, за этим садом никто не заметит, как нежнейший бельканто уминает бычка.
Санта щедро наполнил свою тарелку деликатесами.
- За такой концерт я теряю до пяти килограммов. Сегодня, боюсь, потерял все десять. Чуть брюки на сцене не свалились...
- Так старался понравиться публике? - Кристина насмешливо поглядывала из-за цветов, пряча лицо в пахучие дебри.
- Тебе, детка. Прежде всего хотел понравиться тебе, - заливался апрельским соловьем... Ну и, конечно, не мог удержаться, чтобы не прихвастнуть перед всеми - глядите, мол, какая редкая пташка в моей клетке! Ты сегодня неотразима, я и не ожидал, когда просил тебя блеснуть. Это не блеск, это взрыв! - Он закашлялся, поперхнувшись морским гребешком, и прищурившись, оглядел свою спутницу. - Да... Порадовала старика-Санту... Я, пожалуй, ещё пожую. А тебе, чтобы ты не скучала, повторю десерт, идет?
- С меня достаточно сладостей - и в ушах, и в тарелке... То есть (она засмеялась, заметив недоумение парня) - мне хочется просто так, без комплиментов и без клубники, сидеть и смотреть, как ужинает после концерта изголодавшийся бельканто.
Кристине очень хотелось прикоснуться к нему, поправить "бабочку" под упрямым, разделенным ямочкой подбородком, взлохматить жесткие кудри, положить свою ладонь на его смуглую сильную кисть.
- Все, проглотил... Я приучился есть очень быстро. - Санта промокнул губы салфеткой, придвинул свой стул к Кристине и удовлетворенно вздохнул. Не знаю, заметила ли ты, что сегодня я все делаю только для тебя... Если честно, я, да и любой артист, всегда работает для кого-то одного, самого важного, сидящего в зале. Если такого "адресата" нет, его придумывают, направляя свои творческие послания любимой маме, незабвенному Карузо, Клаудии Кардинале или королеве Англии... Мне кажется, я сегодня был в ударе... Потому что ты... ты... Ты по-настоящему прекрасна.
Он взял её руку в свою и нежно посмотрел в лицо.
- Я ещё никогда не видел тебя такой красивой. Но ты сразу, ещё с первой встречи, поразила меня какой-то редкой ныне доверчивостью. Да, да. А ещё - радостью жизни. Как у беззаботного щенка, бездомного бродяги, бегущего за чужими ботинками, уверенного, что его пригреют, накормят, полюбят... А как иначе? Ведь эта чудесная жизнь, улыбающаяся младенцу, должна быть устроена справедливо, тепло и уютно...
- Я в самом деле сейчас думаю так... Может, это магия твоего голоса, которая вскоре развеется. Но я постараюсь удержать в себе подольше то, чем сегодня ты одарил меня... Спасибо, милый. - Кристина поцеловала его в щеку и резко встряхнулась, отгоняя настойчиво наворачивающиеся слезы. - Откуда ты все же узнал про танго?
- Я везучий. - Санта усмехнулся задумчиво и грустно. - После того, как потерял родителей, - сплошные находки. И знаешь, все остаются при мне... Так вот, девочка, слух у меня просто-таки патологический. Ты и сама не заметила, наверно, что напевала это самое танго, когда мы прогуливались рыбном фургоне по южному побережью...
- Просто невероятно! Я почти никогда не пою вслух, тем более, не отважилась бы сделать это в твоем присутствии. Ты, наверно, услышал то, что звучало у меня внутри!.. Знаешь, Санта, эта песенка стала последней в моей мирной, не преступной жизни... Я танцевала под старую запись Мильвы в рождественскую ночь в доме Джено Коруги, а через три часа уже сидела в тюремной камере...
- Вот видишь, что значит абсолютный слух и абсолютное чутье: я хочу, чтобы мое танго и эти розы ознаменовали начало нового этапа в твоей жизни под лозунгом "Возвращение к весне".
Кристина положила голову на плечо Санты. Со стороны было похоже, что девушка разомлела от страстных речей своего кавалера. А она изо всех сил старалась удержать рвущиеся наружу чувства - пламенную смесь обиды и нежности. О чем говорит он, о какой "новой жизни"? Разве не замечает, что только от него зависит счастье Кристины? Да, не просто быть другом тому, кого любишь. Уж легче скрывать ненависть, наигрывая равнодушное дружелюбие, чем сидеть вот так, уткнувшись в плечо любимого и до боли сжимать сомкнутые пальцы. Чтобы не обнять, не прижаться, не тянуться к его губам, шепча ласковые, безумные слова...
- Я, пожалуй, выпью ещё кофе!
Кристина отстранилась. Сорвав бутон розы, она воткнула его в петлицу на лацкане пиджака Санты. Он поймал и поцеловал её руку.
- Проси за это что хочешь, детка.
- Правда? - исподлобья глянула Кристина. - Тогда запомни: я хочу оставить себе твой голос. У тебя есть записи - диски или кассеты.
- Конечно, есть. Обязательно пришлю тебе, как только попаду домой. Ведь я обитаю последние годы в чудесном городке под Зальцбургом. С австрийской стороны. Там у меня огромная фонотека, хороший рояль и старый Бехер - верный пес смешанных охотничьих кровей.
- И, вероятно, милая фрау, ожидающая твоего возвращения?
- Да, Кристи. - Санта отпустил её руку, которую все ещё продолжал сжимать, и с досадой потер лоб. - Иза - славная девушка. Мы учились вместе в Вене. Я влюбился в нее, когда мне было девятнадцать, со всей пылкостью неиспорченного, романтичного чудака. Иза была на пять лет старше меня и значительно взрослее по характеру. Она успела побывать замужем, возглавить и развалить какую-то феминистскую партию, защитить диплом доктора социальных наук... Она совратила "святого", а потом исчезла. Год назад мы опять встретились и решили не расставаться. Иза хочет иметь много детей... Моя авантюра с поисками бриллианта в России здорово разозлила её. А потом этот судебный процесс... Иза не жалует дураков, а я в этой истории, на её взгляд, выступил абсолютным идиотом. Теперь она ждет заблудшую овечку, чтобы вправить ей мозги и окончательно приручить.
- Ты странно отзываешься о женщине, от которой собираешься заиметь дюжину детей, - безжизненным голосом заметила Кристина.
- Просто не люблю, когда меня дрессируют. Но ничего, я умею кусаться! - Санта ощерился, щелкнув ослепительными зубами. - Противоположности, как утверждают, сходятся.
- Ты не такой уж покладистый и сговорчивый ягненок, как тебе кажется... Паола, с болью поминала о твоей строптивости и неуживчивости. Ведь ты бросил дом дель Форте уже очень давно?..
- Я гордый, детка. Может, чрезмерно. И хотя с младенчества изображал святого, дух непокорности и тщеславия терзал меня изнутри... Обычная история, смотри: мой отец, младший брат Франко, женился вопреки воле семейства на цыганке - работнице местной парфюмерной фабрики. Он аристократ, она - пролетарка, вдобавок, чуть ли не бродяжка. Лишь последнее поколение семьи Амалии стало вести оседлую жизнь, обосновавшись в нашем городе. Говорят, мои родители были красивой и любящей парой. Только я сам почти ничего не помню. Они погибли совсем молодыми, оставив трехлетнего сына на попечение Паолы... Франко и Паола растили меня вместе со своими детьми, ни в чем не ограничивая. Но то, что я отпрыск человека, презревшего законы родовой чести, я знал с пеленок. Как и то, что по традиции рода дель Форте останусь в стороне от полагающихся наследникам богатства и почестей. Моя смешанная кровь не годится для передачи потомству.
Я рано осознал это. Мой природный дух противоречия принял форму оскорбленной гордыни. Я был весел, добродушен с чужими, но болезненно уязвим в семье... К тому же, отношения с Леонардо совсем не сложились. Этот законный наследник, по-моему, свихнулся на своем превосходстве, демонстрируя мне его на каждом шагу. Всеми силами мальчишка старался доказать, что я - всего лишь приемыш, прислуга, оставленная в доме из милости.
В двенадцать лет меня отправили в швейцарский частный колледж. Франко щедро оплатил обучение. А потом жадность к познанию стала для меня чем-то вроде компенсации за неполноценность происхождения. Я набрасывался на гуманитарные науки, меняя престижные университеты и привязанности: филологию, историю, психологию... К счастью, жизнь научила меня самостоятельно зарабатывать деньги. Еще подростком я начал брать уроки у местного старика, занимавшегося, по преданию, с самим Карузо. В Вене, учась в университете, я продолжил частные уроки и начал петь по вечерам в кафе и ресторанах. А потом меня взяли в церковный хор. Я стал солистом! И вот до сих пор не знаю, кто я на самом деле - артист, готовый бродить по дворам с шарманкой, или сноб, затыкающий уши при одном упоминании о непрофессиональном вокале... А, может, просто-напросто авантюрист, каким меня считал проницательный дон Лиджо... - Санта крутил перед глазами гранатовый браслет Кристи, который осторожно снял с её руки. - Чудесная вещица. Наверно, тоже реликвия?
- Старинный, бабушкин браслет. Ему уже больше ста лет. Хотя это украшение для бедных и стоило в середине прошлого века отнюдь не состояние. Дутое серебро и камешки дешевые - кривые, разного тона... Видишь, в центре даже три зеленых. А вот тут есть совсем светлые, как рубины. Но мне это и нравится. На всей Земле нет второго такого. Не стала бы менять эту вещицу даже на бриллианты от Картье... Кроме того, у одного русского писателя есть прекрасная повесть о бессмертной любви. "Гранатовый браслет" называется.
- Наверно, очень грустная... Нет ничего печальнее бессмертной любви вообще того, что претендует на вечность, забывая о неизбежном конце.
- Повесть как раз о том, что только смерть может сделать большую любовь вечной... Ах, как это трудно объяснить. - Кристина мотнула головой, отгоняя обрушившуюся с новой силой тоску.
- Извини, милый, с нервами у меня, действительно, стало плоховато. Так и хочется завыть!
- Перестань, все чудесно складывается! Твое имя стало популярным в Италии и ты в любой момент сможешь продолжить карьеру в рекламе. Я запишу специально для тебя веселые песенки, а ты дашь мне почитать эту книгу про вечную любовь.
- Обязательно. - Кристина улыбнулась ему, как ребенку, придумывающему наивные сказки. - Я привезу тебе полное собрание сочинений Куприна, когда в следующий раз нагряну в Рим. Хотя нет, когда заеду в гости в Австрию.
- Это совсем недалеко от Москвы - посередине между Россий и Италией. А ты в самом деле намерена вернуться сюда?
- Я всегда буду мечтать вернуться в Рим, что бы ни происходило со мной на самом деле. А случиться может самое разное... Видишь ли, Санта-Рома, я действительно собираюсь начать новую жизнь... Боюсь, правда, музыки в ней будет не так много, как хотелось бы, как пророчишь ты...
Достав из корзины пунцовую розу, Кристина сосредоточенно обрывала бархатистые лепестки. Она старалась не смотреть на собеседника, чувствуя, что любое неосторожное слово может взорвать её с трудом сохраняемое спокойствие. С каждым мгновением все острее чувствовалось, как истекает, теряя минуты, последний вечер её мечты.
- Я была наивной, но упрямой девчонкой. Да и тщеславной не в меру... Тебя угнетало чувство чужеродности в богатом аристократическом доме, хотя ты знал, что принадлежишь миру дель Форте по праву, возможно, большему, чем кто-либо другой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44