— Ты права! Заведение у тебя что надо. И со вкусом, и с фантазией.
— И чтобы поддерживать его в этом состоянии, Боря, нужны деньги и время.
— Не пойму, к чему ты клонишь?
— К тому, Боря, что я не смогу больше сопровождать девушек за границу, — Гаврилова поднялась с кровати и стала прохаживаться по комнате. — Пожалуйста, выслушай меня. Мне нужна передышка. Постоянные перелеты сильно выматывают, а я уже далеко не девочка. Да и дела в клубе нужно привести в порядок. — Она остановилась и, глядя в глаза Савотину, твердо произнесла: — В общем, я прошу тебя, найди мне замену.
— Понятно. — Савотин швырнул недоеденный кусок мяса в тарелку. — Только ты, видимо, Викуля, подзабыла кое-что. Я никого просто так не отпускаю. Тем более из дела. — Он говорил медленно, разглядывая свои руки. — Или, может быть, ты денег захотела? Да, Вика, не ожидал от тебя. Я думал, мы — друзья. Я думал, услуга за услугу. Я тебе с сыном помог, ты мне с делом.
— За то, что ты Лешку от тюрьмы спас, я тебе благодарна! — Гаврилова не сдержалась и перешла на крик: — Но мне кажется, четыре года — достаточный срок! Неужели я до сих пор долг не отработала?
— Шлюха! — рассмеялся Савотин.
Гаврилова тут же замолчала. Она давно отвыкла от такого обращения. Не дав ей опомниться, Савотин резко прекратил смеяться и зло продолжил:
— Как была ты, Вика, дешевой блядью, так блядью и сдохнешь. Не пойму я, с чего ты так осмелела? Тебе что-то Лешенька в уши вчера надул? Ты думаешь, сынуля твой самостоятельным стал? Поумнел? С наркотой завязал? Сука тупая! Сынок твой не на игле до сих пор потому, что я этого хочу! Как я его из дерьма вынул, так обратно в дерьмо и засуну! Ты меня знаешь! Так что гонор свой кому-нибудь другому показывай!
Гаврилова молча смотрела на Савотина. Она прекрасно знала, что это не пустые слова, и ее сыну грозит реальная опасность. Савотину не составит труда вновь сделать его наркоманом. Теперь она не просто ненавидела этого человека, теперь она хотела его убить.
— Ну, что молчишь, сучка?
— Когда ехать? — опустив глаза, покорно спросила Гаврилова.
— Это что за тон? Да ты, тварь, в ногах у меня должна валяться, чтобы я тебя простил! Или тебе напомнить, как я шлюх непослушных наказываю? Я твое лицо дорогостоящее так распишу, что тебе ни один врач его восстановить не сможет!
— Прости меня, Борис… Я все поняла… — останавливаясь после каждого слова, выговорила Виктория Николаевна.
— Борис Андреевич. Сука! Повтори!
— Борис Андреевич, — произнесла она после паузы.
У Гавриловой со страшной силой колотилось сердце. Ей не хватало воздуха. Она начала задыхаться. Ей казалось, что еще секунда, и она упадет в обморок. В памяти пронеслись воспоминания пятнадцатилетней давности об издевательствах над ней Савотина.
— Сука.
Савотин взял стакан и залпом выпил виски. Затем, разглядывая пустой стакан, повертел его в руках и осторожно поставил обратно на столик. Очень спокойно, как будто ничего не произошло, он деловым тоном обратился к Гавриловой:
— Через восемь дней вылетаешь в Германию. Завтра я принесу тебе билеты. Позвонишь Житинкину, скажешь номер рейса. Повезешь двадцать человек, как он заказывал. Обратно полетишь через Францию. Навестишь своего ненаглядного Лешеньку. Не благодари. Это тебе подарок от меня ко дню рождения. Он у тебя, кажется, послезавтра?
— Да… Спасибо… — почти шепотом сказала Гаврилова и развернулась, чтобы уйти.
— Стой! Подойди!
Виктория Николаевна послушно исполнила приказание. У Савотина зазвонил телефон.
— Да… — ответил Борис. — Да, Женя, я его жду. Проводи, — он отключил телефон и бросил его на кровать. — Ближе!
Когда Гаврилова подошла, он притянул ее за полу пиджака и тщательно вытер об него руки. На белоснежной ткани костюма Гавриловой остались пятна бараньего жира.
— Ступай. — Савотин слегка подтолкнул женщину к двери. — Приведешь девочек, когда я скажу. Сама приведешь!
В дверях на Викторию Николаевну налетел суетливый Михайлов и чуть не сбил ее с ног.
— Извините, ради бога!
— Ничего, — тихо ответила Гаврилова и вышла из комнаты.
— Неужели и такие работают проститутками? — Михайлов скрестил руки на груди и закатил глаза.
— Это хозяйка клуба. — Савотин рассмеялся.
— То-то я и смотрю. Костюмчик из последней коллекции Кордена, пластика на лице, да и по возрасту старовата… — Михайлов увлекся и, наверное, долго еще обсуждал бы внешность Гавриловой, если бы Савотин его не прервал:
— Когда ты все успел разглядеть? Ты же ее секунду видел!
— Для меня секунды предостаточно! Я же профессионал, — с пафосом ответил Виктор Максимович.
Гаврилова и Михайлов не знали друг друга. Савотин и не собирался их знакомить. Так ему было легче контролировать процесс переброски девушек за границу да и самих участников дела. Однако смерть Равца требовала корректировки правил. Теперь он был вынужден представить их друг другу.
— Ну, что ж, профессионал, теперь ты будешь с ней работать. Она перевозит девиц за границу для нашего клиента. Представишь ее как балетмейстера и репетитора шоу. Она бывшая танцовщица, поэтому, как специалист, ответит на любой вопрос девиц, мечтающих о карьере балерины за границей. — Савотин усмехнулся. — Товар, я надеюсь, достойный?
— Товар отборный! Возраст у всех до двадцати трех, рост от ста семидесяти. Модели, одним словом!
— Ты, наверное, догадываешься, Витя, что после смерти Равца ты будешь выполнять его работу.
— После убийства, Боря! После убийства! — по слогам выговорил Михайлов, пристально глядя в глаза Савотину. — Что-то мне нехорошо. Я выпью. — Он схватил стакан с виски и, сделав глоток, поморщился. — Что за гадость?
— Это хорошее виски. Просто лед растаял. Налей чистое.
— Да? — Михайлов недоверчиво покосился на бутылку, стоящую на столике. Не найдя, куда вылить остатки, он, вздохнув, допил содержимое стакана, снова поморщился и, наполнив его до половины чистым виски, выпил залпом. — Как вспомню об этом зверстве, меня в дрожь бросает! — Он взбил подушки и расположился на полу. — Ты не представляешь, Боря, что мне пришлось вынести!.. Я возьму кусочек сыра! Я когда нервничаю, безумно хочу есть! — не дожидаясь ответа, Михайлов взял тарелку с сыром, поставил ее на пол рядом с собой и принялся жевать сыр. — Театр полон ментов! Они думают, что Равца убил маньяк. Я из театра боялся выйти, мне всюду мерещились подозрительные рожи! Есть предположение, что Равца изнасиловали, когда он был уже мертв! Ужас! Кошмар!
— Чтобы трахнуть Равца, для этого его не нужно было убивать! Он всегда с удовольствием на это соглашался. — Савотин налил себе виски и, перед тем как выпить, с отвращением произнес: — Достал меня этот пидер. Его же, кроме собственной задницы, ничего не интересовало!
— Зачем ты так! Неизвестно, что ему перед смертью пришлось вынести!
— Почему неизвестно? Известно! В особенности тебе! — Савотин громко расхохотался.
— Не надо так со мной, Боря! Наше давнее знакомство еще не дает тебе права шутить на эту тему! — произнес оскорбленный Михайлов и, поставив пустую тарелку на стол, отвернулся.
— Ладно, Витя, не обижайся! — прекратив смеяться, очень мягко извинился Савотин. — Давай лучше выпьем. — Он налил виски в оба стакана и протянул один Михайлову.
— А что там за мясо? Свинина? — не поворачиваясь, обиженным тоном поинтересовался Виктор Максимович.
— Баранина.
— Свинину я люблю больше.
В тарелку с овощами Михайлов положил два больших куска мяса, взял стакан с виски у Савотина, выпил и, вновь устроившись на полу, принялся закусывать.
— Кстати, ты всегда недолюбливал Равца, — обратился он язвительно к Савотину, не отрываясь от еды.
— Я его не недолюбливал, я его презирал! Пустой и не в меру жадный был человечишко! — Савотин выпил виски и прикурил сигарету. Выпуская кольца дыма, он равнодушно продолжил: — Ты, насколько я помню, тоже был не в восторге от Юрика. Говорят, ты на банкете по поводу последней премьеры пытался ему морду набить и при всех грозил, что он у тебя дождется.
— Это другое! — Михайлов оторвался от еды. Он прищурился и, глядя в глаза Савотину, зло проговорил: — Он, паскуда, на этом банкете пытался моего Илюшу соблазнить! Каждую секунду за столом повторял: «Какая фактура, какая фактура. Мне бы такого актера в труппу. Мне как раз герои-любовники нужны!» — Михайлов злился все больше. Лицо его стало красным, а глаза превратились в щелочки. — А потом эта тварь при мне его еще и лапать начал! Пидовка старая! Сука!
— Ладно тебе! Не заводись! — попытался успокоить Михайлова Савотин, видя, что тот разошелся не на шутку.
— Да знаешь, как мне обидно, Боря, как больно было! Я в Илюшеньку столько сил, столько денег вложил, а этот гад из-за своей прихоти секундной чуть все не испортил! Чуть не разрушил то, что я по кирпичику складывал! — Виктор Максимович схватил бутылку, налил себе полный стакан и залпом выпил. — Я все понимаю! Какой я ему конкурент? Он директор театра, ему и сорока нет! А я? А я его старый разожравшийся зам! Ни внешности, ни положения!
У Михайлова на глазах выступили слезы. Он быстро вытер их ладонью и налил себе еще виски.
— Ты чего, Виктор?
Савотин давно знал Михайлова, но таких откровений от него никак не ожидал.
— Ничего! — Тот выпил и, усмехнувшись, начал упрекать Савотина. — Даже ты, Боря, в нашем деле с загрантурами его надо мной поставил! Юрик у нас везде первый!
— Прекрати! Тоже мне! Устроил здесь показательные выступления униженных и оскорбленных! — закричал Савотин и раздавил еще горящий окурок прямо на столе.
В комнате неприятно запахло жженым лаком. Савотин налил себе виски, выпил и закусил кусочком лимона. Он прикурил новую сигарету и, немного помолчав, спокойно продолжил:
— Нет больше Юрика! Ты теперь займешь его место в деле с турами! Ты теперь первый! — Он снова помолчал, глядя в глаза Михайлову, который сидел неподвижно на полу, боясь пошевелиться. — Я не хочу вводить в дело нового человека. Тебе придется работать за двоих. Платить я тебе буду так же, как и раньше. О денежной прибавке пока и не думай, но!.. Сейчас ты автоматически становишься исполняющим обязанности директора театра, а через месяц министр назначит тебя директором. Это я тебе гарантирую.
— Я не знаю, что сказать, Борис! — Михайлов в растерянности развел руками.
— Как не знаешь? Ты что, не рад?
— Что ты! Наоборот! Я рад! Я очень рад, но…
— Вот и славно! — прервал Савотин собеседника. — Мне приятно, что ты доволен. Только не расслабляйся сильно. О том, что ты Равцу грозил, менты очень скоро узнают. Поэтому ты к разговору с ними подготовься получше. И не дай бог тебе хоть одну букву из моего имени при них произнести!.. Ведь маньяк, Витенька, может и до тебя добраться. — Савотин, улыбаясь, смотрел в глаза Михайлову. Убедившись, что его слова подействовали на собеседника как магическое заклинание, лишающее дара речи, Борис рассмеялся. — Шучу! Шучу! Ладно, время уже позднее, беги к своему Илюшеньке. Порадуй мальчика! Быть ему ведущим актером! — Савотин прекратил смеяться. — Я надеюсь, у тебя ума хватило не посвящать его в наши дела с загрантурами?
— Что ты! Что ты! — испуганно зашептал Михайлов, размахивая руками. — Как можно! А потом, это ему и не нужно, и не интересно! Он натура творческая, романтическая!..
— Ладно, успокойся! Мне натура твоего Илюшеньки не интересна. Сейчас я тебя познакомлю с Викторией Николаевной и можешь идти к своему романтику развлекаться. Да, и у меня в планах на сегодняшнюю ночь две очаровательные на все согласные девицы. — Савотин взял лежащий рядом на кровати телефон и набрал номер. — Это я, Викуля! Девочки готовы?.. Прекрасно! Передай им, что я соскучился! Я жду! Да, и не забудь, приведи их сама, как я просил! Тем более что мне надо тебя познакомить с одним человеком. Он будет работать с тобой вместо Равца… Не задавай лишних вопросов. Просто я так хочу! — Савотин отключил телефон и положил его на стол.
— Она что, не в курсе, что Равца убили? — с удивлением спросил Михайлов и, выпучив глаза, уставился на Савотина.
— Нет пока. Она вообще не в курсе многого. И поменьше разговоров с ней. Никаких обсуждений. Это не просьба! Понятно?
— Конечно, понятно! — испуганно залепетал Михайлов. — Чего ж тут непонятного?
— За два дня до отлета представишь ее девушкам. Звонить ей будешь сам. Номер я тебе позже скажу. И ничего лишнего! Никакой инициативы! Я добрый и понимающий пока…
— А вот и мы! — дверь приоткрылась, и в образовавшемся проеме появилось лицо Жанны. К волосам у нее была приколота живая пурпурная роза. — Мы будем не одни? У нас гости? — игриво спросила она, улыбаясь.
— Закрой дверь! Зайдешь, когда позову! — рявкнул Савотин.
Девушка тут же захлопнула дверь. Савотин взял папку, лежавшую на кровати, и деловым тоном обратился к Михайлову:
— Возьми. Здесь все документы на девок. Завтра к десяти утра поедешь к Антону Зимину. Он народным коллективом руководит. Через восемь дней мы с ним своих двадцать человек должны отправить. Передашь ему документы. Он в курсе. С ним уже все обговорено… Подожди, а когда мы в январе девиц с ним в Прагу отправляли, переговоры Равец вел?
— Обижаешь, Боря! Конечно, я! — с преувеличенной значимостью своей личности ответил Михайлов.
— Отлично. Значит, объяснять тебе ничего не надо. — Довольно улыбаясь, Савотин крикнул девушкам: — Ну, где вы там? Долго я еще должен ждать?
Дверь медленно открылась. Первой в комнату осторожно вошла Жанна. На ней был корсет и чулки красного цвета, как и роза в ее волосах. За ней появилась Лолита. Она была одета в точно такой же костюм, только нежно-розового цвета. Последней вошла Виктория Николаевна. Вместо белого пиджака она надела ярко-синюю кофту. Держалась она очень независимо. Михайлов при виде дам, как истинный джентльмен, поднялся с пола и постарался принять грациозную позу. Ему это плохо удавалось. Он был сильно пьян и от этого смотрелся комично.
— Вы замечательно выглядите, Виктория Николаевна! Вам безумно идет синий цвет! Я рад, что помог вам так преобразиться! — съязвил Савотин.
— Спасибо, — спокойно ответила Гаврилова.
Она отлично умела владеть своими эмоциями.
— Действительно, вам очень к лицу синий, — с трудом выговорил Михайлов. От избытка выпитого у него заплетался язык.
— Разрешите представить вам, Виктория Николаевна, Виктора Максимовича. — Савотин подвел к Гавриловой Михайлова, который, не понимая язвительности Бориса, отнесся к церемонии знакомства серьезно.
— Разрешите поцеловать вам руку? — Виктор Максимович потянулся к протянутой руке Гавриловой и, не удержав равновесия, качнулся влево и чуть не упал, но его вовремя поддержал Савотин.
— Жаль, что сегодня Виктор Максимович нас покидает, но у него дела. Он уделит нам время как-нибудь в другой раз, — все тем же шутливым тоном проговорил Савотин, провожая Михайлова до двери.
— Да, у меня дела! В другой раз обязательно! До встречи! — очень старательно выговорил Михайлов. Наконец-то он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
— Ненавижу пьяных! — Савотин весело рассмеялся. Он подошел к кровати. — Ну, детки, идите к папочке! Вы скучали по нашим играм?
— Да, папочка! — засмеялась Лолита.
— Мы скучали! — надув губы, обиженно произнесла Жанна.
Обе с визгом кинулись к Савотину и повалили его на кровать. Гаврилова направилась к двери, чтобы уйти.
— Подождите, Виктория Николаевна, — Савотин оттолкнул девиц. — Не спешите. Сегодня вы проведете время здесь. — Он улыбнулся.
Гаврилова ненавидящим взглядом смотрела на него. Девицы были напуганы. Они не понимали, что происходит. В воздухе повисла напряженная тишина. Савотин прервал молчание. Глядя в глаза Гавриловой, он медленно и очень спокойно произнес:
— Ну-ка, детки! Помогите вашей хозяйке раздеться!
Глава 5
— Может, все-таки я лучше за руль? — продолжал настаивать Крячко, выставив локоть в раскрытое окно и отслеживая взглядом каждую попадавшуюся в его поле зрения девушку. По его же собственным словам, такого рода наблюдения помогали ему отвлечься от мыслей об однополой любви. Гуров принял это объяснение на веру. — А то вдруг кому-нибудь еще придет в голову организовать на нас покушение. И потом, я готов поспорить, что Лошманову уже известно о первой неудачной попытке…
— Я справлюсь, Стас. Но спасибо за беспокойство, — сухо ответил Гуров.
— Ну, как знаешь.
«Пежо» подкатил к интересующему их клубу в половине пятого. Места на автостоянке, где сплошными рядами стояли преимущественно иномарки ярких расцветок, не нашлось, и Гуров припарковал автомобиль на противоположной обочине. Выбрался из салона. Крячко последовал его примеру. Оба сыщика решительно направились к центральному входу, но уже у самой двери дорогу им преградил низкорослый мужчина, облаченный во все белое. На голове у него красовалась также белая шляпа, в ободок которой каким-то образом был вплетен маленький букетик фиалок, состоящий из трех цветков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22