— Гуров произнес фразу очень быстро.
Лиза выронила ведро, и оно с грохотом упало на пол.
— Что с тобой? Ты чего какая-то странная? — поднимая ведро, обратился сторож к неподвижно стоящей женщине.
— Да. Я была вчера в театре, — ответила она наконец на вопрос сыщика.
— В таком случае подождите на вахте. Нам надо задать вам несколько вопросов. Мы вас вызовем. — Гуров прошел в комнату и сел на табурет.
— Ты чего, Лиза? Тебя товарищи из органов просят. Что с тобой? — отчитывал продолжавшую стоять уборщицу Михалыч, убирая обратно в шкаф швабру и ведро.
После того как Лиза услышала информацию, что с ней разговаривают товарищи из органов, бледность на ее лице исчезла, и на щеках появился неестественно яркий румянец.
— Хорошо, — тихо сказала она и, опустив голову, быстро вышла из комнаты.
— Опять, наверное, со своим поссорилась, — прокомментировал состояние уборщицы Михалыч.
Он поставил на стол две чашки из разных сервизов, которые достал из шкафа, и пачку чая в пакетиках.
— Жалко, молодая баба еще, — вздохнул сторож и нажал кнопку электрического чайника.
— А кто у нас свой? — поинтересовался Крячко и уселся в кресло.
— Да Сашка Штырев. Он шофером у нас работает. — Михалыч скривил лицо. — Мерзкий тип.
— Начальство возит? — Крячко положил в чашки пакетики с чаем и налил кипяток.
— Да кто ж ему доверит! — Сторож, как фокусник, высыпал на стол горсть неизвестно откуда появившихся у него дешевых карамельных конфет. — Вот, угощайтесь. Кисленькие, — он сел на диван. — А Сашка у нас по мелочовке. Ну, там, билеты на заказной спектакль подвезти или реквизит какой. Бывает, и за актерами посылают. Ну, там, кто со съемок на спектакль опаздывает или еще чего.
— Ну а почему ты решил, что девушка из-за него расстроена? — не успокаивался Станислав.
— Да из-за него и есть. Ревнивый он, как черт. Главное сам ее сюда работать пристроил, а теперь ревнует к каждому задрипанному актеру.
Постепенно Михалыч совсем освоился. Первоначальный испуг исчез, и он беседовал с Крячко, как со старым знакомым.
— А может, она повод давала? — Стас сделал глоток чая. — Все бабы одинаковые. Прикидываются честными, а сами…
— Нет, Лизка не такая! — с уверенностью ответил сторож. — Она даже последнее время по ночам работать стала, когда в театре никого нет. Ну, что б этот обормот не подозревал ее ни в чем.
— И вчера ночью работала? — с сочувствием спросил полковник.
— А как же! Ровно в одиннадцать пришла, как штык. Уж неделю так, — Михалыч снова взял конфету.
— А ушла во сколько? — подал голос Гуров.
— А вот этого не скажу, — сторож засмущался. — Вздремнул я малость. Как уходила, не видел.
По его лицу было видно, что он мысленно пытался восстановить события прошлой ночи. Мышцы на лице были напряжены, Михалыч даже перестал жевать конфеты, которые до этого ел без перерыва.
— Но в двенадцать часов она еще была. Я как раз обход делал, а она в режуправлении полы мыла. Я видел.
— Ну а теперь рассказывайте все с самого начала о всех событиях вчерашнего дня, — вкрадчивым тоном произнес Гуров.
В это время он посмотрел на Крячко. Напарник тут же сообразил, что нужно сделать. Они очень давно работали вместе, и Стасу было достаточно беглого взгляда товарища, чтобы понять, чего Гуров хочет. Он должен проверить, на месте ли уборщица. Крячко встал, потянулся и лениво вышел из комнаты.
— Я поздно проснулся… — неторопливо начал сторож.
— Нет, с того момента, как вы пришли в театр, — прервал сыщик Михалыча. — И ничего не пропуская. Это может быть важным. Кого видели, с кем общались. Все до момента, как вы обнаружили труп директора.
— Ну, да… А то чего это я? — сторож засуетился.
За время непринужденной беседы с полковником события, связанные с убийством директора, в сознании Михалыча как-то отошли на второй план. В комнату вернулся Крячко. Он посмотрел на Гурова и слегка улыбнулся. Гуров понял, что зря беспокоился. Уборщица была на вахте. Стас снова сел в кресло.
— Я на службу должен заступать в восемь вечера, но прихожу всегда раньше на полчаса, — с гордостью, как о подвиге, произнес Михалыч. — Ну, так же и вчера. Сменил я, значит, Тамарку. Бестолковая баба, и дочь в нее пошла. Обе бестолковые и толстые. У меня дача с ними по соседству. Так в прошлом году они…
— Не отвлекайтесь. Говорите по существу, — прервал Гуров сторожа, который не в меру стал словоохотлив.
— А я чего. Я ничего. Я по существу. Вы сами сказали: не пропуская… Важным может оказаться, — обиженно произнес сторож.
— Ладно, Михалыч, не затягивай. У нас времени и так в обрез. Ты рассказывай подробно, но о главном. Не уходи в воспоминания, — с улыбкой проинструктировал Крячко старика.
— Хорошо! — во время всего последующего рассказа Михалыч обращался к полковнику, демонстративно игнорируя Гурова. — Значит, пришел я в половине восьмого. Тамарка тут же убежала, даже восьми не дождалась. С дочерью ей надо было встретиться, корове…
— Михалыч! — Крячко показал на наручные часы, напоминая сторожу о нехватке времени.
— Ну вот, спектакль уже начался, — словно опомнившись, заговорил старик в два раза быстрее. — У нас спектакли в семь начинаются. До конца спектакля на вахту из актеров только Степанов заходил. У него дочка заболела. Домой звонил. Потом Ксюшка, молодая костюмерша, за булкой выбегала в двадцать минут девятого. Вернулась с батоном через двенадцать минут.
— Откуда такая точность? — с усмешкой поинтересовался Гуров.
— Откуда-откуда, — выказав свое пренебрежение сыщику, старик продолжил, обращаясь к Крячко: — У меня ж перед глазами на стенке напротив электронные часы висят. Ну, поневоле, когда людей мало проходит, смотришь, кто во сколько пришел, во сколько ушел. Сейчас уже в привычку вошло. Я здесь пятый год работаю. Пятый год на них смотрю. Если сломаются, мне, наверное, без них неуютно будет. Прикипаю я к вещам. Эти часы для меня, как человек. Как будто живыми стали. Родными что ли, — после лирического отступления, сторож глубоко вздохнул и через мгновение как ни в чем не бывало бодро продолжил: — Ну вот, а в девять часов восемнадцать минут директор со спонсором появились. Быстро мимо меня прошли, в машину директорскую сели и уехали. Я в окошечко видел. Оба веселые, может, даже не вполне трезвые. Спонсор Юрий Юрьевичу шепотом, наверное, какой-то анекдот рассказывал, потому что директор заливался от смеха, как маленький. А вообще-то, он человек серьезный. Такого поведения себе никогда ни с кем не позволял. Я прям удивился. Чего он, думаю, так распустил себя? Он себя обычно со спонсорами в строгости держит.
— А часто ты, Михалыч, его со спонсорами видел? — недоверчиво спросил Крячко.
— Да приходилось! — заносчиво ответил старик. — Бывало, и ночью он с ними в театр приезжал. Оно понятно, дел у директора много, за день всего не переделаешь, вот он ночь и захватывал.
— А как выглядел вчерашний спонсор? — Гурову начинали надоедать рассуждения сторожа.
— Как все! В костюме! — грубо отреагировал на его вопрос сторож и дружелюбно обратился к Стасу: — Не похож он был на тех, с кем директор по ночам приезжал. Те спонсоры всегда как с картинки были. Моложавые, высокие, спортивные… Спонсоры, одним словом. А этот, какой-то шнырь плюгавый, даже ниже Юрия Юрьевича. И голос у него противный, бабий какой-то, писклявый. Он хоть и шепотом говорил, но у меня, несмотря на возраст, слух как у музыканта. Вижу, не стану врать, погано, а вот слышу все, вплоть до ультразвука.
— Как же ты не услышал, как директор ночью вернулся? — с сочувствием произнес Крячко. И высказал предположение: — А мог он через парадный вход пройти?
— Мог, наверное. Только он, когда ночью приезжал, всегда через служебный вход в театр заходил… Как получилось, сам не пойму. У меня уже лет восемь бессонница, поэтому и сторожить пошел. Жена, покойница, говорила: «Иди в сторожа, все равно не спишь, как лунатик по дому из угла в угол всю ночь шастаешь. Иди, тебе за это еще и зарплату начислять будут». Вот я и пошел… Никогда я на работе не то чтобы не спал, не дремал даже, а здесь… Я Лизу после двенадцатичасового обхода позвал чай пить. Она мне вот этот импортный в пакетах принесла. Сам я обычный «Майский» в чайничке завариваю, а она дорогой принесла. Побаловала старика. Хорошая она, добрая, мужика бы ей путного. — Михалыч посмотрел на Крячко с таким видом, словно сватал Лизу ему в жены. — Ну, выпили по чашечке, она поплакалась мне о дураке своем и пошла убирать. А я через минут десять буквально свалился. Да так крепко заснул, что ничего не слышал: ни как Лиза уходила, ни как директор вернулся.
Крячко машинально отодвинул от себя чашку с недопитым чаем.
— Прямо наваждение какое-то. Проснулся я, посмотрел на часы, а на них пять тридцать восемь. Я, конечно, удивился сильно, что заснул, да еще так надолго. Ну, и пошел обход делать. Во-первых, положено, а во-вторых, за Лизкой все проверить нужно. Рассеянная она. Ну, дошел до приемной, а там дверь настежь. Я, конечно, поматерил Лизку про себя… Захожу, а там!.. Дверь в директорский кабинет тоже открыта была. В общем, увидел я Юрия Юрьевича во всей красе. Испугался. Все, думаю, пропал я. Буду свой век в тюрьме доживать. Ну а потом на вахту побежал, вам звонить. Вы уж меня не сажайте. Я ж чего, понимаю, что виноват. Не засни я, может, убийца чего и побоялся бы… Не сажайте. Умереть хочется по-человечески, в своей постели, не в казенной. — Глаза старика наполнились слезами, и он с мольбой смотрел на Крячко.
— Ты, отец, ступай, позови Лизу. И не переживай. Поймаем мы преступника, все в порядке будет. — Крячко почувствовал жалость к сторожу, но внешне вида не показал.
— Да, и не уходите далеко. — Гуров остановил сторожа в дверях и для самого себя неожиданно мягко добавил: — Поможете осмотреть нам здание, после того как мы допросим уборщицу.
— Сентиментальными мы, Лева, становимся с возрастом, — вздохнув, сказал Крячко, когда они с Гуровым остались одни, и с иронией уточнил: — Мешать это будет нашей работе.
— Можно? — войдя, спросила Лиза.
За то время, пока сыщики беседовали со сторожем, она успела прийти в себя и теперь выглядела гораздо лучше. Припухлость с лица исчезла, и оно было уже не таким бледным. Лиза успела накрасить губы и слегка подвести глаза. Вела она себя более уверенно и даже как будто демонстрировала это.
— Даже нужно, — ответил Крячко и вытянул руку в направлении дивана, указывая место, где ей сесть, хотя других вариантов, в общем-то, и не было.
— Как ваше имя-отчество? Кем вы работаете в театре? — задал он вопрос Лизе, когда та села.
— Елизавета Евгеньевна Пеленева. Уборщица.
— Что вы делали вчера ночью в театре? — Гуров видел, как после его вопроса девушка начала еле заметно постукивать указательным пальцем по коленке.
— Как чего делала? Убирала! — Лиза явно нервничала, но старалась казаться спокойной и независимой.
— Почему ночью? У вас есть договор с дирекцией? — вопросы Гуров задавал быстро и монотонно, глядя в глаза молодой женщине.
— Ночью мне удобнее! А начальству какая разница? Главное, чтоб чисто было, — раздраженно почти прокричала она.
— То, что вы находились ночью в театре без ведома руководства — грубое нарушение трудовой дисциплины. — Гуров заметил, что Лиза уже не может скрывать своего волнения. Ее щеки покраснели, в глазах появился детский испуг, а руки она сжала в крепкий замок так, что пальцы побелели. Сыщик решил надавить на нее посильнее. — Помните, что за дачу ложных показаний вы понесете наказание. Изложите все, что вчера происходило в театре с момента вашего появления на работе.
— Да ничего не происходило, — во время рассказа у Лизы дрожали губы, она часто дышала и некоторые слова повторяла дважды. — Я пришла в одиннадцать, провела уборку, а около часа ушла домой. Я плохо себя почувствовала, не все сделать успела, поэтому сегодня утром доубираться пришла.
— Где был сторож, когда вы уходили? — в голосе Гурова появились металлические нотки.
— Дядя Вася вот на этом диванчике спал. Я переоделась и ушла потихоньку, — она произнесла это как само собой разумеющееся.
— Значит, некому подтвердить время вашего ухода?
— Значит, некому подтвердить, — обреченно повторила за Гуровым Лиза.
— Кто приходил в театр за время вашего пребывания на работе? — еще жестче спросил Гуров.
— Никто не приходил, никого не было, — испуганно затараторила Лиза.
— Вы убирали в кабинете директора? Как вы узнали о его гибели? — напирал сыщик.
— Я в кабинете не убирала! Я вообще в то крыло не заходила! — оправдывалась уборщица. — А что Юрия Юрьевича убили, я сегодня узнала, когда на работу пришла. Мне заведующая костюмерным цехом, Наталья Петровна, сказала.
— Странно. Мне помнится, мы объявлений с этой информацией не развешивали, — съязвил Крячко.
— Это же театр, — с усмешкой ответила Лиза. — Слухи молниеносно распространяются. Это еще хорошо, что понедельник. У актеров выходной, людей в театре мало. Если бы это в другой день случилось, сейчас бы здесь такой шум стоял. Актеры — люди эмоциональные, несдержанные и нередко завистливые. Они бы друг друга подозревать стали и обвинять начали…
— Почему вы не сказали, что пили чай со сторожем? — неожиданным вопросом Крячко застал Лизу врасплох.
— Я не знала… Я не думала… — начала она сбивчиво. — Мне показалось это не важным.
— В данной ситуации мы решаем, что важно, а что нет, — Крячко даже изменился в лице. До этого излучающее добродушие, теперь оно выражало строгость и непреклонность. — Может быть, вы еще умолчали о каких-нибудь фактах, которые посчитали незначительными?
— Нет! Нет, я все рассказала! — уборщица так кричала, как будто ей зачитали смертный приговор. — Я ничего не видела! Ничего больше не было!
— Здравствуйте! Прошу прощения! Я спешил, но на дорогах жуткие пробки! Я выехал сразу, как только мне позвонили!
В дверь ворвался невысокий полный мужчина лет пятидесяти. На нем был светло-коричневый, очевидно, очень дорогой, замшевый пиджак, который плотно облегал его фигуру и еле сходился на талии, от чего мужчина казался еще полнее. У него были светлые жидкие волосы, и на макушке просвечивала еле заметная лысина. Темно-синие джины чересчур сильно обтягивали короткие ноги. А завершал наряд шелковый ярко-синий шейный платок.
— Ради бога, извините! Никак не мог раньше! От меня ничего не зависит! Я в шоке! Такое несчастье! Трагедия! Ужас! Варварство! Бедный Юра! — громко причитал он, задыхаясь, выпучив глаза и без остановки размахивая руками, отчего выглядел очень комично.
— Вы кто? — наконец-то удалось задать вопрос Гурову, когда толстяк на секунду замолчал.
— Кто я? — мужчина шумно сделал вдох и немного помолчал. Достав из нагрудного внутреннего кармана пиджака кипенно-белый, отделанный по краю изящной узкой кружевной лентой носовой платок, он протер лоб, на котором из-за чрезмерного возбуждения у него выступили капельки пота, и убрал платок обратно. Гордо подняв голову, с пафосом представился: — Виктор Максимович Михайлов, первый заместитель директора театра. По организационным вопросам.
— Превосходно. Мы очень рады. Только вы вот что, выйдите пока за дверь и подождите в коридоре. — Поняв, что толстяк хочет возразить, Гуров, повысив тон, добавил: — Мы вас вызовем, когда сочтем нужным.
Высокомерие замдиректора тут же улетучилось, и он, опустив голову, вышел из кабинета.
— Елизавета Евгеньевна, на сегодня у нас к вам больше вопросов нет, — обратился Гуров к уборщице. — Убедительная просьба: за пределы города пока не выезжать. Идет расследование. Мы вызовем вас для беседы, если понадобится. И не переживайте, это стандартная процедура, — и, когда Лиза уже стояла у двери, добавил: — Да, и скажите, чтоб замдиректора зашел минут через пять.
— Мутная она какая-то, — оценил поведение уборщицы Крячко, когда та вышла из комнаты. — Чего-то боится, чего-то недоговаривает. Нутром чую, неспроста. Не так здесь что-то. Ты не находишь, Лева?
— Я всегда доверял твоей интуиции, Стас. Поэтому возьми чаек. Отдадим на всякий случай в лабораторию, пусть анализ сделают, — попросил напарника Гуров.
— Да я прямо сейчас оперативникам и отдам. Они, скорее всего, еще здесь. Им все равно в лабораторию нужно. Вот наш чаек и захватят.
Крячко вынул один пакетик из коробки и приготовился положить его в карман.
— Нет, Стас! — остановил его Гуров. — Всю пачку надо брать, мало ли что.
— Да ладно. И одного пакетика хватит. Ну, куда я тебе всю пачку дену? — Крячко вытянул руки и покрутил ладонями, демонстрируя, что у него ничего нет, куда бы он смог спрятать пачку.
— Нет, надо брать все. Ты же нутром чуешь, вот и бери все. Чтобы наверняка, — Гуров расплылся в довольной улыбке.
— Ладно, возьму! — Крячко с укором посмотрел на напарника, расстегнул «молнию» на куртке, положил за пазуху пачку чая и наглухо застегнулся. — Доволен?
В дверь робко постучали, затем она со скрипом приоткрылась, и в дверном проеме появилось круглое лицо замдиректора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Лиза выронила ведро, и оно с грохотом упало на пол.
— Что с тобой? Ты чего какая-то странная? — поднимая ведро, обратился сторож к неподвижно стоящей женщине.
— Да. Я была вчера в театре, — ответила она наконец на вопрос сыщика.
— В таком случае подождите на вахте. Нам надо задать вам несколько вопросов. Мы вас вызовем. — Гуров прошел в комнату и сел на табурет.
— Ты чего, Лиза? Тебя товарищи из органов просят. Что с тобой? — отчитывал продолжавшую стоять уборщицу Михалыч, убирая обратно в шкаф швабру и ведро.
После того как Лиза услышала информацию, что с ней разговаривают товарищи из органов, бледность на ее лице исчезла, и на щеках появился неестественно яркий румянец.
— Хорошо, — тихо сказала она и, опустив голову, быстро вышла из комнаты.
— Опять, наверное, со своим поссорилась, — прокомментировал состояние уборщицы Михалыч.
Он поставил на стол две чашки из разных сервизов, которые достал из шкафа, и пачку чая в пакетиках.
— Жалко, молодая баба еще, — вздохнул сторож и нажал кнопку электрического чайника.
— А кто у нас свой? — поинтересовался Крячко и уселся в кресло.
— Да Сашка Штырев. Он шофером у нас работает. — Михалыч скривил лицо. — Мерзкий тип.
— Начальство возит? — Крячко положил в чашки пакетики с чаем и налил кипяток.
— Да кто ж ему доверит! — Сторож, как фокусник, высыпал на стол горсть неизвестно откуда появившихся у него дешевых карамельных конфет. — Вот, угощайтесь. Кисленькие, — он сел на диван. — А Сашка у нас по мелочовке. Ну, там, билеты на заказной спектакль подвезти или реквизит какой. Бывает, и за актерами посылают. Ну, там, кто со съемок на спектакль опаздывает или еще чего.
— Ну а почему ты решил, что девушка из-за него расстроена? — не успокаивался Станислав.
— Да из-за него и есть. Ревнивый он, как черт. Главное сам ее сюда работать пристроил, а теперь ревнует к каждому задрипанному актеру.
Постепенно Михалыч совсем освоился. Первоначальный испуг исчез, и он беседовал с Крячко, как со старым знакомым.
— А может, она повод давала? — Стас сделал глоток чая. — Все бабы одинаковые. Прикидываются честными, а сами…
— Нет, Лизка не такая! — с уверенностью ответил сторож. — Она даже последнее время по ночам работать стала, когда в театре никого нет. Ну, что б этот обормот не подозревал ее ни в чем.
— И вчера ночью работала? — с сочувствием спросил полковник.
— А как же! Ровно в одиннадцать пришла, как штык. Уж неделю так, — Михалыч снова взял конфету.
— А ушла во сколько? — подал голос Гуров.
— А вот этого не скажу, — сторож засмущался. — Вздремнул я малость. Как уходила, не видел.
По его лицу было видно, что он мысленно пытался восстановить события прошлой ночи. Мышцы на лице были напряжены, Михалыч даже перестал жевать конфеты, которые до этого ел без перерыва.
— Но в двенадцать часов она еще была. Я как раз обход делал, а она в режуправлении полы мыла. Я видел.
— Ну а теперь рассказывайте все с самого начала о всех событиях вчерашнего дня, — вкрадчивым тоном произнес Гуров.
В это время он посмотрел на Крячко. Напарник тут же сообразил, что нужно сделать. Они очень давно работали вместе, и Стасу было достаточно беглого взгляда товарища, чтобы понять, чего Гуров хочет. Он должен проверить, на месте ли уборщица. Крячко встал, потянулся и лениво вышел из комнаты.
— Я поздно проснулся… — неторопливо начал сторож.
— Нет, с того момента, как вы пришли в театр, — прервал сыщик Михалыча. — И ничего не пропуская. Это может быть важным. Кого видели, с кем общались. Все до момента, как вы обнаружили труп директора.
— Ну, да… А то чего это я? — сторож засуетился.
За время непринужденной беседы с полковником события, связанные с убийством директора, в сознании Михалыча как-то отошли на второй план. В комнату вернулся Крячко. Он посмотрел на Гурова и слегка улыбнулся. Гуров понял, что зря беспокоился. Уборщица была на вахте. Стас снова сел в кресло.
— Я на службу должен заступать в восемь вечера, но прихожу всегда раньше на полчаса, — с гордостью, как о подвиге, произнес Михалыч. — Ну, так же и вчера. Сменил я, значит, Тамарку. Бестолковая баба, и дочь в нее пошла. Обе бестолковые и толстые. У меня дача с ними по соседству. Так в прошлом году они…
— Не отвлекайтесь. Говорите по существу, — прервал Гуров сторожа, который не в меру стал словоохотлив.
— А я чего. Я ничего. Я по существу. Вы сами сказали: не пропуская… Важным может оказаться, — обиженно произнес сторож.
— Ладно, Михалыч, не затягивай. У нас времени и так в обрез. Ты рассказывай подробно, но о главном. Не уходи в воспоминания, — с улыбкой проинструктировал Крячко старика.
— Хорошо! — во время всего последующего рассказа Михалыч обращался к полковнику, демонстративно игнорируя Гурова. — Значит, пришел я в половине восьмого. Тамарка тут же убежала, даже восьми не дождалась. С дочерью ей надо было встретиться, корове…
— Михалыч! — Крячко показал на наручные часы, напоминая сторожу о нехватке времени.
— Ну вот, спектакль уже начался, — словно опомнившись, заговорил старик в два раза быстрее. — У нас спектакли в семь начинаются. До конца спектакля на вахту из актеров только Степанов заходил. У него дочка заболела. Домой звонил. Потом Ксюшка, молодая костюмерша, за булкой выбегала в двадцать минут девятого. Вернулась с батоном через двенадцать минут.
— Откуда такая точность? — с усмешкой поинтересовался Гуров.
— Откуда-откуда, — выказав свое пренебрежение сыщику, старик продолжил, обращаясь к Крячко: — У меня ж перед глазами на стенке напротив электронные часы висят. Ну, поневоле, когда людей мало проходит, смотришь, кто во сколько пришел, во сколько ушел. Сейчас уже в привычку вошло. Я здесь пятый год работаю. Пятый год на них смотрю. Если сломаются, мне, наверное, без них неуютно будет. Прикипаю я к вещам. Эти часы для меня, как человек. Как будто живыми стали. Родными что ли, — после лирического отступления, сторож глубоко вздохнул и через мгновение как ни в чем не бывало бодро продолжил: — Ну вот, а в девять часов восемнадцать минут директор со спонсором появились. Быстро мимо меня прошли, в машину директорскую сели и уехали. Я в окошечко видел. Оба веселые, может, даже не вполне трезвые. Спонсор Юрий Юрьевичу шепотом, наверное, какой-то анекдот рассказывал, потому что директор заливался от смеха, как маленький. А вообще-то, он человек серьезный. Такого поведения себе никогда ни с кем не позволял. Я прям удивился. Чего он, думаю, так распустил себя? Он себя обычно со спонсорами в строгости держит.
— А часто ты, Михалыч, его со спонсорами видел? — недоверчиво спросил Крячко.
— Да приходилось! — заносчиво ответил старик. — Бывало, и ночью он с ними в театр приезжал. Оно понятно, дел у директора много, за день всего не переделаешь, вот он ночь и захватывал.
— А как выглядел вчерашний спонсор? — Гурову начинали надоедать рассуждения сторожа.
— Как все! В костюме! — грубо отреагировал на его вопрос сторож и дружелюбно обратился к Стасу: — Не похож он был на тех, с кем директор по ночам приезжал. Те спонсоры всегда как с картинки были. Моложавые, высокие, спортивные… Спонсоры, одним словом. А этот, какой-то шнырь плюгавый, даже ниже Юрия Юрьевича. И голос у него противный, бабий какой-то, писклявый. Он хоть и шепотом говорил, но у меня, несмотря на возраст, слух как у музыканта. Вижу, не стану врать, погано, а вот слышу все, вплоть до ультразвука.
— Как же ты не услышал, как директор ночью вернулся? — с сочувствием произнес Крячко. И высказал предположение: — А мог он через парадный вход пройти?
— Мог, наверное. Только он, когда ночью приезжал, всегда через служебный вход в театр заходил… Как получилось, сам не пойму. У меня уже лет восемь бессонница, поэтому и сторожить пошел. Жена, покойница, говорила: «Иди в сторожа, все равно не спишь, как лунатик по дому из угла в угол всю ночь шастаешь. Иди, тебе за это еще и зарплату начислять будут». Вот я и пошел… Никогда я на работе не то чтобы не спал, не дремал даже, а здесь… Я Лизу после двенадцатичасового обхода позвал чай пить. Она мне вот этот импортный в пакетах принесла. Сам я обычный «Майский» в чайничке завариваю, а она дорогой принесла. Побаловала старика. Хорошая она, добрая, мужика бы ей путного. — Михалыч посмотрел на Крячко с таким видом, словно сватал Лизу ему в жены. — Ну, выпили по чашечке, она поплакалась мне о дураке своем и пошла убирать. А я через минут десять буквально свалился. Да так крепко заснул, что ничего не слышал: ни как Лиза уходила, ни как директор вернулся.
Крячко машинально отодвинул от себя чашку с недопитым чаем.
— Прямо наваждение какое-то. Проснулся я, посмотрел на часы, а на них пять тридцать восемь. Я, конечно, удивился сильно, что заснул, да еще так надолго. Ну, и пошел обход делать. Во-первых, положено, а во-вторых, за Лизкой все проверить нужно. Рассеянная она. Ну, дошел до приемной, а там дверь настежь. Я, конечно, поматерил Лизку про себя… Захожу, а там!.. Дверь в директорский кабинет тоже открыта была. В общем, увидел я Юрия Юрьевича во всей красе. Испугался. Все, думаю, пропал я. Буду свой век в тюрьме доживать. Ну а потом на вахту побежал, вам звонить. Вы уж меня не сажайте. Я ж чего, понимаю, что виноват. Не засни я, может, убийца чего и побоялся бы… Не сажайте. Умереть хочется по-человечески, в своей постели, не в казенной. — Глаза старика наполнились слезами, и он с мольбой смотрел на Крячко.
— Ты, отец, ступай, позови Лизу. И не переживай. Поймаем мы преступника, все в порядке будет. — Крячко почувствовал жалость к сторожу, но внешне вида не показал.
— Да, и не уходите далеко. — Гуров остановил сторожа в дверях и для самого себя неожиданно мягко добавил: — Поможете осмотреть нам здание, после того как мы допросим уборщицу.
— Сентиментальными мы, Лева, становимся с возрастом, — вздохнув, сказал Крячко, когда они с Гуровым остались одни, и с иронией уточнил: — Мешать это будет нашей работе.
— Можно? — войдя, спросила Лиза.
За то время, пока сыщики беседовали со сторожем, она успела прийти в себя и теперь выглядела гораздо лучше. Припухлость с лица исчезла, и оно было уже не таким бледным. Лиза успела накрасить губы и слегка подвести глаза. Вела она себя более уверенно и даже как будто демонстрировала это.
— Даже нужно, — ответил Крячко и вытянул руку в направлении дивана, указывая место, где ей сесть, хотя других вариантов, в общем-то, и не было.
— Как ваше имя-отчество? Кем вы работаете в театре? — задал он вопрос Лизе, когда та села.
— Елизавета Евгеньевна Пеленева. Уборщица.
— Что вы делали вчера ночью в театре? — Гуров видел, как после его вопроса девушка начала еле заметно постукивать указательным пальцем по коленке.
— Как чего делала? Убирала! — Лиза явно нервничала, но старалась казаться спокойной и независимой.
— Почему ночью? У вас есть договор с дирекцией? — вопросы Гуров задавал быстро и монотонно, глядя в глаза молодой женщине.
— Ночью мне удобнее! А начальству какая разница? Главное, чтоб чисто было, — раздраженно почти прокричала она.
— То, что вы находились ночью в театре без ведома руководства — грубое нарушение трудовой дисциплины. — Гуров заметил, что Лиза уже не может скрывать своего волнения. Ее щеки покраснели, в глазах появился детский испуг, а руки она сжала в крепкий замок так, что пальцы побелели. Сыщик решил надавить на нее посильнее. — Помните, что за дачу ложных показаний вы понесете наказание. Изложите все, что вчера происходило в театре с момента вашего появления на работе.
— Да ничего не происходило, — во время рассказа у Лизы дрожали губы, она часто дышала и некоторые слова повторяла дважды. — Я пришла в одиннадцать, провела уборку, а около часа ушла домой. Я плохо себя почувствовала, не все сделать успела, поэтому сегодня утром доубираться пришла.
— Где был сторож, когда вы уходили? — в голосе Гурова появились металлические нотки.
— Дядя Вася вот на этом диванчике спал. Я переоделась и ушла потихоньку, — она произнесла это как само собой разумеющееся.
— Значит, некому подтвердить время вашего ухода?
— Значит, некому подтвердить, — обреченно повторила за Гуровым Лиза.
— Кто приходил в театр за время вашего пребывания на работе? — еще жестче спросил Гуров.
— Никто не приходил, никого не было, — испуганно затараторила Лиза.
— Вы убирали в кабинете директора? Как вы узнали о его гибели? — напирал сыщик.
— Я в кабинете не убирала! Я вообще в то крыло не заходила! — оправдывалась уборщица. — А что Юрия Юрьевича убили, я сегодня узнала, когда на работу пришла. Мне заведующая костюмерным цехом, Наталья Петровна, сказала.
— Странно. Мне помнится, мы объявлений с этой информацией не развешивали, — съязвил Крячко.
— Это же театр, — с усмешкой ответила Лиза. — Слухи молниеносно распространяются. Это еще хорошо, что понедельник. У актеров выходной, людей в театре мало. Если бы это в другой день случилось, сейчас бы здесь такой шум стоял. Актеры — люди эмоциональные, несдержанные и нередко завистливые. Они бы друг друга подозревать стали и обвинять начали…
— Почему вы не сказали, что пили чай со сторожем? — неожиданным вопросом Крячко застал Лизу врасплох.
— Я не знала… Я не думала… — начала она сбивчиво. — Мне показалось это не важным.
— В данной ситуации мы решаем, что важно, а что нет, — Крячко даже изменился в лице. До этого излучающее добродушие, теперь оно выражало строгость и непреклонность. — Может быть, вы еще умолчали о каких-нибудь фактах, которые посчитали незначительными?
— Нет! Нет, я все рассказала! — уборщица так кричала, как будто ей зачитали смертный приговор. — Я ничего не видела! Ничего больше не было!
— Здравствуйте! Прошу прощения! Я спешил, но на дорогах жуткие пробки! Я выехал сразу, как только мне позвонили!
В дверь ворвался невысокий полный мужчина лет пятидесяти. На нем был светло-коричневый, очевидно, очень дорогой, замшевый пиджак, который плотно облегал его фигуру и еле сходился на талии, от чего мужчина казался еще полнее. У него были светлые жидкие волосы, и на макушке просвечивала еле заметная лысина. Темно-синие джины чересчур сильно обтягивали короткие ноги. А завершал наряд шелковый ярко-синий шейный платок.
— Ради бога, извините! Никак не мог раньше! От меня ничего не зависит! Я в шоке! Такое несчастье! Трагедия! Ужас! Варварство! Бедный Юра! — громко причитал он, задыхаясь, выпучив глаза и без остановки размахивая руками, отчего выглядел очень комично.
— Вы кто? — наконец-то удалось задать вопрос Гурову, когда толстяк на секунду замолчал.
— Кто я? — мужчина шумно сделал вдох и немного помолчал. Достав из нагрудного внутреннего кармана пиджака кипенно-белый, отделанный по краю изящной узкой кружевной лентой носовой платок, он протер лоб, на котором из-за чрезмерного возбуждения у него выступили капельки пота, и убрал платок обратно. Гордо подняв голову, с пафосом представился: — Виктор Максимович Михайлов, первый заместитель директора театра. По организационным вопросам.
— Превосходно. Мы очень рады. Только вы вот что, выйдите пока за дверь и подождите в коридоре. — Поняв, что толстяк хочет возразить, Гуров, повысив тон, добавил: — Мы вас вызовем, когда сочтем нужным.
Высокомерие замдиректора тут же улетучилось, и он, опустив голову, вышел из кабинета.
— Елизавета Евгеньевна, на сегодня у нас к вам больше вопросов нет, — обратился Гуров к уборщице. — Убедительная просьба: за пределы города пока не выезжать. Идет расследование. Мы вызовем вас для беседы, если понадобится. И не переживайте, это стандартная процедура, — и, когда Лиза уже стояла у двери, добавил: — Да, и скажите, чтоб замдиректора зашел минут через пять.
— Мутная она какая-то, — оценил поведение уборщицы Крячко, когда та вышла из комнаты. — Чего-то боится, чего-то недоговаривает. Нутром чую, неспроста. Не так здесь что-то. Ты не находишь, Лева?
— Я всегда доверял твоей интуиции, Стас. Поэтому возьми чаек. Отдадим на всякий случай в лабораторию, пусть анализ сделают, — попросил напарника Гуров.
— Да я прямо сейчас оперативникам и отдам. Они, скорее всего, еще здесь. Им все равно в лабораторию нужно. Вот наш чаек и захватят.
Крячко вынул один пакетик из коробки и приготовился положить его в карман.
— Нет, Стас! — остановил его Гуров. — Всю пачку надо брать, мало ли что.
— Да ладно. И одного пакетика хватит. Ну, куда я тебе всю пачку дену? — Крячко вытянул руки и покрутил ладонями, демонстрируя, что у него ничего нет, куда бы он смог спрятать пачку.
— Нет, надо брать все. Ты же нутром чуешь, вот и бери все. Чтобы наверняка, — Гуров расплылся в довольной улыбке.
— Ладно, возьму! — Крячко с укором посмотрел на напарника, расстегнул «молнию» на куртке, положил за пазуху пачку чая и наглухо застегнулся. — Доволен?
В дверь робко постучали, затем она со скрипом приоткрылась, и в дверном проеме появилось круглое лицо замдиректора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22