Что опять за таинственное исчезновение?
– Прошу тебя, Амбра, не допытывайся. Даю честное слово, что у меня все хорошо.
– Гермес уже три раза звонил из Нью-Йорка! – В голосе Амбры послышался укор. – Что мне ему говорить?
Для Джулии сейчас не существовало никого, кроме Франко, и она не хотела возвращаться на землю из своего волшебного мира.
– Все, Амбра, пока, – скороговоркой сказала она и быстро повесила трубку, потому что увидела в дверях магазина Франко.
– Кому ты звонила? – спросил он.
– Я хотела, но передумала, – слегка смутившись, ответила Джулия. – Решила не выдавать никому нашей тайны.
– Правильно сделала, – сказал Франко, не сомневаясь, что Джулия соврала.
Он обнял ее за плечи, и они пошли на пустынную пристань, залитую светом фонарей и полной луны.
Глава 57
Гермес попрощался с Амброй и положил под телефонный аппарат пять долларов. Ему нравился этот американский обычай расплачиваться в гостях за телефонные разговоры. Можно, по крайней мере, спокойно звонить, не испытывая угрызений совести перед хозяевами. Возможно, Шнайдер будет шуметь, если заметит деньги, но у него, как понял Гермес, с финансами сейчас неважно. Мало того, что бывшей жене приходится отстегивать крупные суммы, он еще должен оплачивать его звонки в Италию.
Гермес звонил из спальни и, положив трубку, огляделся. Комната соответствовала характерам ее владельцев: книги по медицине, плюшевые зверюшки, деревянное распятие и звезда Давида. На стенах пара акварелей, на книжных полках коллекция трубок и фарфоровые статуэтки, под стеклом хрустальные бокалы, на столике у кровати – бусы из дешевых камней.
Хайни и Джудит принадлежали к разным поколениям, однако их сердца бьются в унисон, это заметно. Даже в этих не вяжущихся между собой предметах есть какая-то гармония. Словно два человека из разных миров, Хайни и Джудит внимательно всматриваются друг в друга, и это стремление понять делает их отношения особенно близкими.
Гермес сидел на краю кровати, а одна из собак Джудит примостилась у его ног.
Размышляя об отношениях своих американских друзей, Гермес испытывал невольную зависть. У них с Джулией с некоторых пор взаимопонимание исчезло. И хотя во многом психическое состояние Джулии объяснялось перенесенной болезнью и операцией, Гермесу от этого было не легче.
Он вспомнил наивную романтическую девочку, в которую влюбился на заре жизни. Теперешняя Джулия на нее совсем не похожа. Она независима и ревностно охраняет свое право на свободу. Все свои проблемы считает нужным решать сама, в том числе и сексуальные.
Наверное, она только и ждала его отлета в Америку, чтобы тоже покинуть дом и отправиться – нет, на этот раз не в Модену, а куда-нибудь в другое место, где надеется обрести потерянную уверенность в своей женской привлекательности.
Даже в мыслях Гермес боялся называть все своими именами, предпочитая отгонять от себя подозрения в измене. Но ревность все равно мучила его, он страдал от собственного бессилия. «Выходит, из нас двоих я сейчас нуждаюсь в защите», – подумал он, возвращаясь в гостиную, где Хайни и Джудит заканчивали какую-то сложную конструкцию из детских пластмассовых кубиков. Собаки с кошками блаженствовали на единственном диване, слушая вместе с хозяевами Девятую симфонию Бетховена, которая гремела из мощных стереодинамиков.
– Почему у тебя такое мрачное лицо? Что-то случилось? – спросила Джудит, поднимая на Гермеса глаза от конструктора.
Гермес не имел обыкновения делиться с кем бы то ни было своими проблемами, но сегодня ему хотелось открыть душу старому другу. Если бы не присутствие женщины, которую он едва знал, он бы разоткровенничался.
– Кажется, мы собирались на какой-то праздник, – уклоняясь от ответа, напомнил Гермес.
– Действительно, почему бы вам не сходить, тем более что это рядом? – почувствовав, что друзьям хочется поговорить, предложила Джудит.
– А ты разве не пойдешь с нами? – удивился Хайни.
– Нет, мне что-то не хочется.
Когда они вышли на улицу, Хайни первым прервал молчание.
– Опять не застал? – спросил он.
Гермес уже успел рассказать ему об осложнившихся в последнее время отношениях с Джулией и о том, что его лекции в Колумбийском университете стали хорошим предлогом, чтобы дать ей время на размышление.
– Опять, – вздохнул Гермес.
– Ничего, все наладится, – успокоил его Хайни. – Забудь на время о ней. Сейчас придем к моей приятельнице, она, кстати, довольно известная художница, выпьем, потанцуем с хорошенькими женщинами… Вот увидишь, настроение сразу улучшится.
– Я боюсь потерять Джулию, – признался Гермес, – боюсь, что кто-нибудь уведет ее от меня.
– Я думал, что ты современный мужчина, ученый, а ты ведешь себя как Отелло.
– Ведь может случиться, что я надоел ей, и она нашла себе другого? – Гермес имел в виду Вассалли, про которого говорила ему Марта.
– Такое, конечно, в жизни случается, не ты первый, не ты последний, – спокойно ответил американец. – Но, по-моему, дело в тебе, а не в ней. Ты ревнив, как черт, а это только осложняет жизнь. Возьми нас. Джудит молода, привлекательна, у нее много друзей, и она часто ходит куда-то без меня. Я не только не ревную ее и не подозреваю в изменах, а доверяю все больше и больше. Знаешь, я не настолько самоуверен, чтобы считать, будто могу заменить ей всех и вся.
– Ты советуешь мне вести себя так же с Джулией?
– Я ничего тебе не советую, просто рассказываю про нас. Нельзя переносить чужой опыт на свою жизнь, каждый человек должен сам построить отношения с любимыми, исходя из собственных обстоятельств.
Резкий порыв ветра закружил в воздухе первые снежинки, но Гермес не чувствовал холода. Его лицо горело, как при лихорадке.
– Глупость, конечно, но я почему-то жду, что она приедет сюда, – признался он приятелю.
– Перестань себя изводить. Если тебе совсем невмоготу, слетай завтра сам в Милан, а пока расслабься. – С этими словами он открыл перед Гермесом дверь, и они вошли в холл.
Праздник проходил на третьем этаже, оттуда слышались ритмы ламбады, взрывы хохота, громкие голоса. Гермес пожалел, что пришел, но было уже поздно: они входили в квартиру, где веселье шло полным ходом. Гермес сразу попал в гущу пестрой толпы гостей, которые, несмотря на тесноту и шум, чувствовали себя очень непринужденно.
– Профессор Корсини! – раздался нежный, как звон колокольчика, женский голос, и Гермес удивленно обернулся.
Перед ним стояла молодая улыбающаяся девушка, и он пытался вспомнить, где и когда видел это чистое лицо с удивительно красивой матовой кожей и изящным вздернутым носиком, это богатство пламенеющих рыжих волос, эту точеную фигуру.
– Я Валентина, – подсказала девушка, – Валентина Ригетти. Вспомнили?
Гермес вспомнил. Она работала в его клинике, занималась хирургической дерматологией.
– Как же, как же, – галантно целуя ей руку, сказал он. – Вы специализируетесь по коррегирующей хирургии.
– Вот уж никак не ожидала встретить вас на таком богемном сборище, – шутливо заметила она, подавая ему бокал с белым игристым вином.
Он посмотрел на нее с любопытством. В клинике доктор Ригетти производила совсем другое впечатление.
– Я знаю, о чем вы подумали, – засмеялась она. – В клинике я хожу в очках и волосы прячу под шапочку. Это мой, так сказать, профессиональный имидж. Но когда я не на работе, то меняю очки на контактные линзы, надеваю туфли на высоких каблуках и распускаю волосы.
– Вы очаровательны, – сказал Гермес.
– Что?
Вокруг шум был несусветный, и она не расслышала.
– Я сказал, что вы самая очаровательная из всех дерматологов. Кстати, нельзя ли найти местечко потише? Здесь просто невозможно разговаривать.
– Пойдемте, – сказала Валентина и повела его через толпу танцующих.
Гермес заметил своего приятеля в обнимку с какой-то негритянкой. Тот хитро ему подмигнул.
По узкой винтовой лестнице они поднялись в мансарду со стеклянным потолком. Здесь было холодно, зато тихо.
– Вы знаете, профессор, в Нью-Йорке звезды почему-то ближе, чем в Милане. Кажется, что их можно достать рукой.
– Как вы очутились в Нью-Йорке? – не поддержав романтическую тему, спросил в свою очередь Гермес.
– Конгресс косметологов, – ответила она, – а точнее – повод немного развлечься. А вы здесь какими судьбами?
– Лекции в Колумбийском университете. Знаете, когда вы со мной поздоровались, я уже собирался улизнуть с этого безумного праздника.
– Я рада, что вы остались, – просто сказала она.
Гермес улыбнулся и положил руку ей на плечо. Потом нежно погладил по щеке.
– Пойду принесу чего-нибудь выпить, – сказал он и неожиданно добавил уже на «ты»: – Жди меня и никуда отсюда не уходи.
Он спустился в шумную квартиру, пробрался между танцующими парами и вышел на улицу. Поймав такси, назвал свою гостиницу.
Ему представился случай отвлечься от тяжелых мыслей: молодая красивая женщина проявила к нему явную благосклонность. Но чем больше он хотел забыться, тем нестерпимее становилась тоска по Джулии. Она была нужна ему как воздух.
Когда Гермес поднялся к себе, на телефонном аппарате пульсировал красный огонек.
– Есть для меня сообщения? – спросил он телефонистку.
– Вам звонят, включаю линию.
– Джулия! – нетерпеливо крикнул он в трубку.
– Нет, это я, Марта, – раздалось знакомое воркование.
– Что ты еще хочешь? – почти грубо воскликнул Гермес.
– Всего-навсего выразить тебе свое искреннее сочувствие.
– По поводу чего? – начиная нервничать, спросил он.
– По поводу… Ты готов выслушать правду, даже если она окажется горькой?
Гермес уже понял, что Марта готовится нанести ему смертельный удар. Он хотел бросить трубку, но что-то удержало его.
– О чем ты говоришь? – стараясь придать голосу твердость, спросил он.
– Не притворяйся, что не знаешь, о чем речь.
– Но я действительно не знаю.
– Никак не решу, стоит говорить или нет, – желая продлить его мучения, задумчиво сказала она. – Впрочем, лучше тебе все узнать от меня, чем от чужих людей. Твоя писательница сейчас плывет с Вассалли на его яхте по Средиземному морю. Вдвоем, разумеется.
Глава 58
Сон, в котором она была счастливой, беззаботной девочкой, внезапно оборвался. Джулия почувствовала, что ее сковывает холод, к горлу подступила тошнота. Открыв глаза, она несколько секунд вглядывалась в темноту, стараясь вспомнить, где она находится. Завывание ветра за стеной и сильная качка вернули ей чувство реальности. Поняв, что ее мутит из-за шторма, Джулия успокоилась.
Рядом мужской голос произносил с детскими просительными интонациями неразборчивые фразы, и только одно слово, повторяющееся снова и снова, можно было разобрать, – это было слово «мама». Джулия не сразу поняла, что это Франко разговаривает во сне.
Повернув голову, она посмотрела на электронные часы. На них было 3.00. Ветер и шум волн усиливались, яхта взлетала вверх и падала вниз, вызывая под ложечкой неприятное ощущение пустоты.
Франко снова произнес «мама», и Джулия подумала, что похищение Серены Вассалли оставило кровоточащую рану в его сердце. «Мать и сын – одно целое, – заключила она. – Даже взрослый мужчина неразрывно связан с матерью невидимой пуповиной».
Невольно она стала думать о Джорджо, но без прежнего беспокойства. Кажется, период бунта у него прошел, все самое худшее позади. И хотя он еще не выбрался на верную дорогу, Джулия уже не сомневалась, что он на пути к ней. Впервые за многие месяцы она не боялась за его будущее, что же касается их отношений, они наладятся. Просто ей надо привыкнуть к тому, что Джорджо больше не ребенок, а значит, и обращаться с ним она должна как со взрослым – уважительно и деликатно. Конечно, это трудно, ведь для матери сын всегда остается беззащитным маленьким мальчиком.
Она представила Джорджо спящим в далекой «Фонтекьяре», и ей захотелось перенестись туда, чтобы тихо войти в комнату и прислушаться к его дыханию. Желание было невыполнимо, и сердце ее сжалось от щемящей тоски по сыну.
Франко беспокойно заворочался во сне и протянул к ней руку, словно ища защиты.
– Ты здесь, мама? – спросил он сонным голосом.
Джулия смутилась и не ответила. Нащупав в темноте кнопку выключателя, она зажгла лампу.
– Ты почему не спишь? – спросил Франко, открывая глаза.
– Ты разговаривал во сне, вот я и проснулась, – ответила Джулия.
– Прости.
– Ты звал свою мать, – как бы между прочим сказала она.
– Наверно, никак не успокоюсь после пережитого. Сны ведь вещь таинственная, у нас нет над ними власти. Когда я был ребенком, – начал он вспоминать после небольшой паузы, – мне казалось, что мама – моя невеста. Я всем так и говорил. Мне так нравилось проводить время с ней, что я не играл со сверстниками. Подростком я тоже ходил за ней хвостом, а товарищи завидовали мне, думали, что у меня появилась девушка.
Джулия слушала Франко и все больше терялась. Она не ожидала подобного признания от такого уверенного в себе мужчины, как Франко Вассалли.
– Пойду поищу что-нибудь выпить, – сказала она и, накинув халат, вышла из каюты.
Порыв ветра чуть не сбил ее с ног, ей пришлось крепко ухватиться за поручни. Держась за них, она дошла до рубки и поднялась в нее. Старший из матросов склонился над картой и делал в ней какие-то пометки.
– Где мы сейчас находимся? – спросила Джулия.
– В Лионском заливе, – охотно ответил матрос. – Идем со скоростью семнадцать узлов в час. Если все будет благополучно, через два дня будем в Гибралтаре.
– Ясно, – сказала Джулия, – а теперь скажите, когда я смогу сойти на берег?
– Я же говорю, через два дня. – Матрос улыбнулся белозубой улыбкой. – Можно, конечно, повернуть назад, тогда утром мы снова подойдем к Майорке, но хозяин мне ничего не говорил об изменении курса.
– Просьба дамы равносильна приказу, – раздался у них за спиной голос Франко, и матрос, вытянувшись, отдал ему честь.
Они перешли в кают-компанию, и Франко достал из бара бутылку выдержанного виски.
– Тебе налить? – спросил он Джулию.
– Предпочитаю стакан воды, – ответила она.
– Почему ты решила прервать нашу поездку? Что-то не так? Скажи что.
– Просто соскучилась по дому. – Джулия взяла стакан с водой и, опустившись на диван, сделала несколько глотков.
– Неужели так сильно соскучилась?
– Да, поэтому прошу тебя высадить меня в ближайшем порту.
Франко смотрел на нее непонимающим взглядом.
– Мы же решили исчезнуть на восемь дней, а плаваем пока только два. Почему ты вдруг передумала?
Забившись в угол дивана, Джулия спрашивала себя, что занесло ее в Лионский залив? Каким образом она очутилась на этой роскошной яхте с мужчиной, которого едва знает? Что заставило ее изменить Гермесу – единственному, кого она любила и любит, отцу ее будущего ребенка?
В памяти всплыла сцена из далекого прошлого: она, еще подросток, приехала на каникулы в Модену, и они с дедом ужинали за столом в его большой кухне. Солнце клонилось к закату, стремительные ласточки рассекали за окном неподвижный горячий воздух. Издалека доносились детские голоса, собачий лай и музыка.
– Что это ты сегодня такая задумчивая? – спросил дедушка Убальдо.
– Я не задумчивая.
Дед неодобрительно покачал головой:
– Давай выкладывай, я же вижу, что ты хочешь мне что-то рассказать.
– Откуда ты знаешь?
– По глазам читаю.
– Я видела Джильду.
– Ну и что из этого?
– Она занималась любовью с карабинером за сгоревшим домом.
Джулия натолкнулась на них случайно и невольно замерла, испытывая любопытство и отвращение одновременно. Платье на Джильде задралось, оголив белый округлившийся живот, и карабинер ритмично опускался на него, словно стараясь вдавить в землю.
– Сочувствую, – сказал дед, – совсем не обязательно в твоем возрасте видеть такое. Впрочем, не придавай этому большого значения.
Дедушка при своем неуживчивом, вспыльчивом характере был человеком терпимым. Возможно, зная за собою немало грехов, он рассчитывал и на терпимость Всевышнего, когда предстанет перед ним, завершив земную жизнь.
– Но Джильда беременна! – воскликнула Джулия. – Я не представляю, как можно этим заниматься в таком положении.
Она залилась краской от смущения, потому что тема была деликатная, и ни с кем, кроме деда, Джулия не осмелилась бы ее обсуждать.
– Ну, может, это и не очень хорошо… – неуверенно протянул дед.
– Карабинер ведь ей даже и не муж.
– Беременная женщина – тоже женщина. А ты мала еще, чтобы судить других. Что до Джильды, она любит всех мужчин без разбору. Кроме собственного мужа, разумеется.
– Мама говорит, что женщина, которая носит ребенка, – святая, – горячо сказала Джулия, но дедушка ничего не ответил на это.
Дедушка Убальдо правильно тогда сказал: «Ты еще мала, чтобы судить других». Теперь она выросла, и с ней случилось то же, что и с Джильдой. Франко, конечно, нельзя сравнивать с карабинером, и живота у нее пока нет, но она-то знает, что ждет ребенка!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Прошу тебя, Амбра, не допытывайся. Даю честное слово, что у меня все хорошо.
– Гермес уже три раза звонил из Нью-Йорка! – В голосе Амбры послышался укор. – Что мне ему говорить?
Для Джулии сейчас не существовало никого, кроме Франко, и она не хотела возвращаться на землю из своего волшебного мира.
– Все, Амбра, пока, – скороговоркой сказала она и быстро повесила трубку, потому что увидела в дверях магазина Франко.
– Кому ты звонила? – спросил он.
– Я хотела, но передумала, – слегка смутившись, ответила Джулия. – Решила не выдавать никому нашей тайны.
– Правильно сделала, – сказал Франко, не сомневаясь, что Джулия соврала.
Он обнял ее за плечи, и они пошли на пустынную пристань, залитую светом фонарей и полной луны.
Глава 57
Гермес попрощался с Амброй и положил под телефонный аппарат пять долларов. Ему нравился этот американский обычай расплачиваться в гостях за телефонные разговоры. Можно, по крайней мере, спокойно звонить, не испытывая угрызений совести перед хозяевами. Возможно, Шнайдер будет шуметь, если заметит деньги, но у него, как понял Гермес, с финансами сейчас неважно. Мало того, что бывшей жене приходится отстегивать крупные суммы, он еще должен оплачивать его звонки в Италию.
Гермес звонил из спальни и, положив трубку, огляделся. Комната соответствовала характерам ее владельцев: книги по медицине, плюшевые зверюшки, деревянное распятие и звезда Давида. На стенах пара акварелей, на книжных полках коллекция трубок и фарфоровые статуэтки, под стеклом хрустальные бокалы, на столике у кровати – бусы из дешевых камней.
Хайни и Джудит принадлежали к разным поколениям, однако их сердца бьются в унисон, это заметно. Даже в этих не вяжущихся между собой предметах есть какая-то гармония. Словно два человека из разных миров, Хайни и Джудит внимательно всматриваются друг в друга, и это стремление понять делает их отношения особенно близкими.
Гермес сидел на краю кровати, а одна из собак Джудит примостилась у его ног.
Размышляя об отношениях своих американских друзей, Гермес испытывал невольную зависть. У них с Джулией с некоторых пор взаимопонимание исчезло. И хотя во многом психическое состояние Джулии объяснялось перенесенной болезнью и операцией, Гермесу от этого было не легче.
Он вспомнил наивную романтическую девочку, в которую влюбился на заре жизни. Теперешняя Джулия на нее совсем не похожа. Она независима и ревностно охраняет свое право на свободу. Все свои проблемы считает нужным решать сама, в том числе и сексуальные.
Наверное, она только и ждала его отлета в Америку, чтобы тоже покинуть дом и отправиться – нет, на этот раз не в Модену, а куда-нибудь в другое место, где надеется обрести потерянную уверенность в своей женской привлекательности.
Даже в мыслях Гермес боялся называть все своими именами, предпочитая отгонять от себя подозрения в измене. Но ревность все равно мучила его, он страдал от собственного бессилия. «Выходит, из нас двоих я сейчас нуждаюсь в защите», – подумал он, возвращаясь в гостиную, где Хайни и Джудит заканчивали какую-то сложную конструкцию из детских пластмассовых кубиков. Собаки с кошками блаженствовали на единственном диване, слушая вместе с хозяевами Девятую симфонию Бетховена, которая гремела из мощных стереодинамиков.
– Почему у тебя такое мрачное лицо? Что-то случилось? – спросила Джудит, поднимая на Гермеса глаза от конструктора.
Гермес не имел обыкновения делиться с кем бы то ни было своими проблемами, но сегодня ему хотелось открыть душу старому другу. Если бы не присутствие женщины, которую он едва знал, он бы разоткровенничался.
– Кажется, мы собирались на какой-то праздник, – уклоняясь от ответа, напомнил Гермес.
– Действительно, почему бы вам не сходить, тем более что это рядом? – почувствовав, что друзьям хочется поговорить, предложила Джудит.
– А ты разве не пойдешь с нами? – удивился Хайни.
– Нет, мне что-то не хочется.
Когда они вышли на улицу, Хайни первым прервал молчание.
– Опять не застал? – спросил он.
Гермес уже успел рассказать ему об осложнившихся в последнее время отношениях с Джулией и о том, что его лекции в Колумбийском университете стали хорошим предлогом, чтобы дать ей время на размышление.
– Опять, – вздохнул Гермес.
– Ничего, все наладится, – успокоил его Хайни. – Забудь на время о ней. Сейчас придем к моей приятельнице, она, кстати, довольно известная художница, выпьем, потанцуем с хорошенькими женщинами… Вот увидишь, настроение сразу улучшится.
– Я боюсь потерять Джулию, – признался Гермес, – боюсь, что кто-нибудь уведет ее от меня.
– Я думал, что ты современный мужчина, ученый, а ты ведешь себя как Отелло.
– Ведь может случиться, что я надоел ей, и она нашла себе другого? – Гермес имел в виду Вассалли, про которого говорила ему Марта.
– Такое, конечно, в жизни случается, не ты первый, не ты последний, – спокойно ответил американец. – Но, по-моему, дело в тебе, а не в ней. Ты ревнив, как черт, а это только осложняет жизнь. Возьми нас. Джудит молода, привлекательна, у нее много друзей, и она часто ходит куда-то без меня. Я не только не ревную ее и не подозреваю в изменах, а доверяю все больше и больше. Знаешь, я не настолько самоуверен, чтобы считать, будто могу заменить ей всех и вся.
– Ты советуешь мне вести себя так же с Джулией?
– Я ничего тебе не советую, просто рассказываю про нас. Нельзя переносить чужой опыт на свою жизнь, каждый человек должен сам построить отношения с любимыми, исходя из собственных обстоятельств.
Резкий порыв ветра закружил в воздухе первые снежинки, но Гермес не чувствовал холода. Его лицо горело, как при лихорадке.
– Глупость, конечно, но я почему-то жду, что она приедет сюда, – признался он приятелю.
– Перестань себя изводить. Если тебе совсем невмоготу, слетай завтра сам в Милан, а пока расслабься. – С этими словами он открыл перед Гермесом дверь, и они вошли в холл.
Праздник проходил на третьем этаже, оттуда слышались ритмы ламбады, взрывы хохота, громкие голоса. Гермес пожалел, что пришел, но было уже поздно: они входили в квартиру, где веселье шло полным ходом. Гермес сразу попал в гущу пестрой толпы гостей, которые, несмотря на тесноту и шум, чувствовали себя очень непринужденно.
– Профессор Корсини! – раздался нежный, как звон колокольчика, женский голос, и Гермес удивленно обернулся.
Перед ним стояла молодая улыбающаяся девушка, и он пытался вспомнить, где и когда видел это чистое лицо с удивительно красивой матовой кожей и изящным вздернутым носиком, это богатство пламенеющих рыжих волос, эту точеную фигуру.
– Я Валентина, – подсказала девушка, – Валентина Ригетти. Вспомнили?
Гермес вспомнил. Она работала в его клинике, занималась хирургической дерматологией.
– Как же, как же, – галантно целуя ей руку, сказал он. – Вы специализируетесь по коррегирующей хирургии.
– Вот уж никак не ожидала встретить вас на таком богемном сборище, – шутливо заметила она, подавая ему бокал с белым игристым вином.
Он посмотрел на нее с любопытством. В клинике доктор Ригетти производила совсем другое впечатление.
– Я знаю, о чем вы подумали, – засмеялась она. – В клинике я хожу в очках и волосы прячу под шапочку. Это мой, так сказать, профессиональный имидж. Но когда я не на работе, то меняю очки на контактные линзы, надеваю туфли на высоких каблуках и распускаю волосы.
– Вы очаровательны, – сказал Гермес.
– Что?
Вокруг шум был несусветный, и она не расслышала.
– Я сказал, что вы самая очаровательная из всех дерматологов. Кстати, нельзя ли найти местечко потише? Здесь просто невозможно разговаривать.
– Пойдемте, – сказала Валентина и повела его через толпу танцующих.
Гермес заметил своего приятеля в обнимку с какой-то негритянкой. Тот хитро ему подмигнул.
По узкой винтовой лестнице они поднялись в мансарду со стеклянным потолком. Здесь было холодно, зато тихо.
– Вы знаете, профессор, в Нью-Йорке звезды почему-то ближе, чем в Милане. Кажется, что их можно достать рукой.
– Как вы очутились в Нью-Йорке? – не поддержав романтическую тему, спросил в свою очередь Гермес.
– Конгресс косметологов, – ответила она, – а точнее – повод немного развлечься. А вы здесь какими судьбами?
– Лекции в Колумбийском университете. Знаете, когда вы со мной поздоровались, я уже собирался улизнуть с этого безумного праздника.
– Я рада, что вы остались, – просто сказала она.
Гермес улыбнулся и положил руку ей на плечо. Потом нежно погладил по щеке.
– Пойду принесу чего-нибудь выпить, – сказал он и неожиданно добавил уже на «ты»: – Жди меня и никуда отсюда не уходи.
Он спустился в шумную квартиру, пробрался между танцующими парами и вышел на улицу. Поймав такси, назвал свою гостиницу.
Ему представился случай отвлечься от тяжелых мыслей: молодая красивая женщина проявила к нему явную благосклонность. Но чем больше он хотел забыться, тем нестерпимее становилась тоска по Джулии. Она была нужна ему как воздух.
Когда Гермес поднялся к себе, на телефонном аппарате пульсировал красный огонек.
– Есть для меня сообщения? – спросил он телефонистку.
– Вам звонят, включаю линию.
– Джулия! – нетерпеливо крикнул он в трубку.
– Нет, это я, Марта, – раздалось знакомое воркование.
– Что ты еще хочешь? – почти грубо воскликнул Гермес.
– Всего-навсего выразить тебе свое искреннее сочувствие.
– По поводу чего? – начиная нервничать, спросил он.
– По поводу… Ты готов выслушать правду, даже если она окажется горькой?
Гермес уже понял, что Марта готовится нанести ему смертельный удар. Он хотел бросить трубку, но что-то удержало его.
– О чем ты говоришь? – стараясь придать голосу твердость, спросил он.
– Не притворяйся, что не знаешь, о чем речь.
– Но я действительно не знаю.
– Никак не решу, стоит говорить или нет, – желая продлить его мучения, задумчиво сказала она. – Впрочем, лучше тебе все узнать от меня, чем от чужих людей. Твоя писательница сейчас плывет с Вассалли на его яхте по Средиземному морю. Вдвоем, разумеется.
Глава 58
Сон, в котором она была счастливой, беззаботной девочкой, внезапно оборвался. Джулия почувствовала, что ее сковывает холод, к горлу подступила тошнота. Открыв глаза, она несколько секунд вглядывалась в темноту, стараясь вспомнить, где она находится. Завывание ветра за стеной и сильная качка вернули ей чувство реальности. Поняв, что ее мутит из-за шторма, Джулия успокоилась.
Рядом мужской голос произносил с детскими просительными интонациями неразборчивые фразы, и только одно слово, повторяющееся снова и снова, можно было разобрать, – это было слово «мама». Джулия не сразу поняла, что это Франко разговаривает во сне.
Повернув голову, она посмотрела на электронные часы. На них было 3.00. Ветер и шум волн усиливались, яхта взлетала вверх и падала вниз, вызывая под ложечкой неприятное ощущение пустоты.
Франко снова произнес «мама», и Джулия подумала, что похищение Серены Вассалли оставило кровоточащую рану в его сердце. «Мать и сын – одно целое, – заключила она. – Даже взрослый мужчина неразрывно связан с матерью невидимой пуповиной».
Невольно она стала думать о Джорджо, но без прежнего беспокойства. Кажется, период бунта у него прошел, все самое худшее позади. И хотя он еще не выбрался на верную дорогу, Джулия уже не сомневалась, что он на пути к ней. Впервые за многие месяцы она не боялась за его будущее, что же касается их отношений, они наладятся. Просто ей надо привыкнуть к тому, что Джорджо больше не ребенок, а значит, и обращаться с ним она должна как со взрослым – уважительно и деликатно. Конечно, это трудно, ведь для матери сын всегда остается беззащитным маленьким мальчиком.
Она представила Джорджо спящим в далекой «Фонтекьяре», и ей захотелось перенестись туда, чтобы тихо войти в комнату и прислушаться к его дыханию. Желание было невыполнимо, и сердце ее сжалось от щемящей тоски по сыну.
Франко беспокойно заворочался во сне и протянул к ней руку, словно ища защиты.
– Ты здесь, мама? – спросил он сонным голосом.
Джулия смутилась и не ответила. Нащупав в темноте кнопку выключателя, она зажгла лампу.
– Ты почему не спишь? – спросил Франко, открывая глаза.
– Ты разговаривал во сне, вот я и проснулась, – ответила Джулия.
– Прости.
– Ты звал свою мать, – как бы между прочим сказала она.
– Наверно, никак не успокоюсь после пережитого. Сны ведь вещь таинственная, у нас нет над ними власти. Когда я был ребенком, – начал он вспоминать после небольшой паузы, – мне казалось, что мама – моя невеста. Я всем так и говорил. Мне так нравилось проводить время с ней, что я не играл со сверстниками. Подростком я тоже ходил за ней хвостом, а товарищи завидовали мне, думали, что у меня появилась девушка.
Джулия слушала Франко и все больше терялась. Она не ожидала подобного признания от такого уверенного в себе мужчины, как Франко Вассалли.
– Пойду поищу что-нибудь выпить, – сказала она и, накинув халат, вышла из каюты.
Порыв ветра чуть не сбил ее с ног, ей пришлось крепко ухватиться за поручни. Держась за них, она дошла до рубки и поднялась в нее. Старший из матросов склонился над картой и делал в ней какие-то пометки.
– Где мы сейчас находимся? – спросила Джулия.
– В Лионском заливе, – охотно ответил матрос. – Идем со скоростью семнадцать узлов в час. Если все будет благополучно, через два дня будем в Гибралтаре.
– Ясно, – сказала Джулия, – а теперь скажите, когда я смогу сойти на берег?
– Я же говорю, через два дня. – Матрос улыбнулся белозубой улыбкой. – Можно, конечно, повернуть назад, тогда утром мы снова подойдем к Майорке, но хозяин мне ничего не говорил об изменении курса.
– Просьба дамы равносильна приказу, – раздался у них за спиной голос Франко, и матрос, вытянувшись, отдал ему честь.
Они перешли в кают-компанию, и Франко достал из бара бутылку выдержанного виски.
– Тебе налить? – спросил он Джулию.
– Предпочитаю стакан воды, – ответила она.
– Почему ты решила прервать нашу поездку? Что-то не так? Скажи что.
– Просто соскучилась по дому. – Джулия взяла стакан с водой и, опустившись на диван, сделала несколько глотков.
– Неужели так сильно соскучилась?
– Да, поэтому прошу тебя высадить меня в ближайшем порту.
Франко смотрел на нее непонимающим взглядом.
– Мы же решили исчезнуть на восемь дней, а плаваем пока только два. Почему ты вдруг передумала?
Забившись в угол дивана, Джулия спрашивала себя, что занесло ее в Лионский залив? Каким образом она очутилась на этой роскошной яхте с мужчиной, которого едва знает? Что заставило ее изменить Гермесу – единственному, кого она любила и любит, отцу ее будущего ребенка?
В памяти всплыла сцена из далекого прошлого: она, еще подросток, приехала на каникулы в Модену, и они с дедом ужинали за столом в его большой кухне. Солнце клонилось к закату, стремительные ласточки рассекали за окном неподвижный горячий воздух. Издалека доносились детские голоса, собачий лай и музыка.
– Что это ты сегодня такая задумчивая? – спросил дедушка Убальдо.
– Я не задумчивая.
Дед неодобрительно покачал головой:
– Давай выкладывай, я же вижу, что ты хочешь мне что-то рассказать.
– Откуда ты знаешь?
– По глазам читаю.
– Я видела Джильду.
– Ну и что из этого?
– Она занималась любовью с карабинером за сгоревшим домом.
Джулия натолкнулась на них случайно и невольно замерла, испытывая любопытство и отвращение одновременно. Платье на Джильде задралось, оголив белый округлившийся живот, и карабинер ритмично опускался на него, словно стараясь вдавить в землю.
– Сочувствую, – сказал дед, – совсем не обязательно в твоем возрасте видеть такое. Впрочем, не придавай этому большого значения.
Дедушка при своем неуживчивом, вспыльчивом характере был человеком терпимым. Возможно, зная за собою немало грехов, он рассчитывал и на терпимость Всевышнего, когда предстанет перед ним, завершив земную жизнь.
– Но Джильда беременна! – воскликнула Джулия. – Я не представляю, как можно этим заниматься в таком положении.
Она залилась краской от смущения, потому что тема была деликатная, и ни с кем, кроме деда, Джулия не осмелилась бы ее обсуждать.
– Ну, может, это и не очень хорошо… – неуверенно протянул дед.
– Карабинер ведь ей даже и не муж.
– Беременная женщина – тоже женщина. А ты мала еще, чтобы судить других. Что до Джильды, она любит всех мужчин без разбору. Кроме собственного мужа, разумеется.
– Мама говорит, что женщина, которая носит ребенка, – святая, – горячо сказала Джулия, но дедушка ничего не ответил на это.
Дедушка Убальдо правильно тогда сказал: «Ты еще мала, чтобы судить других». Теперь она выросла, и с ней случилось то же, что и с Джильдой. Франко, конечно, нельзя сравнивать с карабинером, и живота у нее пока нет, но она-то знает, что ждет ребенка!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30