И в новой Двине на корабельном узком проходе строить крепость…»
Обеспокоенный известием посланника, Петр без промедления подробнейше расписал в своем указании архангельскому воеводе Прозоровскому (сменившему Апраксина), что и как надо предпринять.
Время сохранило этот петровский документ:
«В нынешнем 1701 годе июня в 7 день ведомо великому государю учинилось, чрез посланника Стольника Андрея Петрова сына Измайлова, пребывающего в Копенгагене, что он у неких доброжелательных людей проведал у пристани, называемой Гельзигньере, неприятельской Свейской комиссар, или служитель, искал четырех человек стурманов, которые знали и бывали у Архангельского города, чтоб им быть на их четырех неприятельских кораблях вожами, а те корабли в городе Гиртенбурге готовятся у них наспех, а разглашают, будто на тех кораблях умышляют и конечно хотят итти в Гренланду, где китов бьют и рыбу ловят. И повелено оною грамотою о тех неприятельских замыслах ведать и велеть, на Двине и во Двинском уезде иметь великое опасение и осторожность всегда, а наипаче в нынешнее летнее время, и поставить на морских островах скрытым образом, в пристойных местах, служивых людей, сколько где пригоже, малое число, токмо для надзирания; а конечно поставить таких людей, которые бы Двиною рекою пути без вожей знать не могли, а знающим и вожам, где прежде сего на острову караул их бывал, ныне им там не быть; а велеть им быть там у дела, где новую крепость на Малой Двине делают. И буде откуду в приезде будут торговые или иные какие корабли, тогда посылать их в устье по подлинным ведомостям, чтоб неприятель, своим промыслом обманув и призвав, там их не задержал для своего поиску. И разведывать всегда велеть накрепко, кто к устью и откуду приедет, и велеть сказывать иноземцам, чтоб в город присылали наперед кого с кораблей самых добрых людей; а где новую крепость делают, там велеть непременно быть служивым людям, четыремстам человекам с ружьем и воинскими припасами в готовности. И для того с Холмогор всех служивых людей выслать к Архангельскому городу. А покамест та крепость построится, велеть инженеру на самом берегу речки Двинки, или где пристойно, где корабли проходят, место осмотреть и сделать четыре батареи, чтоб можно было друг другу в нужное время помогать и оборонять; а на батареях поставить по пяти пушек не малых, со всяким к тем пушкам надлежащим припасом; и быть на них по сто человек служивых людей; и поставить тур и насыпать землею; и всегда б были как люди, так и ружье и воинские всякие припасы; и на тех батареях люди жили во всякой к воинскому делу готовности; да к тем же батареям сделать сзади защитительные шанцы, чтоб на них не можно неприятелю взойти».
Еще до получения этой подробной росписи, как надо действовать, воевода Прозоровский по указу Петра приступил к строению крепости.
В указе говорилось, что та крепость должна строиться: «Города Архангельского и холмогорцами посадскими и всяких чинов градскими людьми и уездными государевых волостей и архиепископскими и монастырскими крестьянами, всеми, чей бы кто ни был».
Одновременно с указом прибыл в Архангельск инженер Яган Адлер для приискания удобного оборонительного места и составления чертежа крепости.
Начались усиленная, скороспешная подвозка камней, обжиг кирпича, заготовка бревен и всего необходимого для крепости Новодвинской. Петр торопил воеводу, посылал ему указ за указом, повторяясь в своих распоряжениях.
Работа оказалась многотрудной, и чтобы от того дела холмогорцам и архангелогородцам вконец не разориться, Петр в подмогу двинянам приписал к крепостному строению северные города Каргополь и Мезень, Кевроль и Чаронду. Но и этого по большому замыслу Петра оказалось мало. Позднее, в том же 1701 году, последовал указ государев – добавить в помощь к строению крепости людей из Устюга Великого, Сольвычегодска, Тотьмы, Вятки и Важских волостей.
Тысячи работных людей вели расчистку места, забивали сваи, копали рвы, загораживали в дельте Двины отдельные протоки. Шла подготовка к закладке и торжественному молебну с водосвятием, без чего никакое большое дело не начиналось.
Вышла большая заминка.
Инженер Яган Адлер со своим чертежом направился в Москву пред грозные очи самого царя.
Петр пригласил на рассмотрение чертежа своих близких помощников и остался работой инженера недоволен, чертеж не утвердил, Адлера от дела отставил, а к воеводе Прозоровскому в Архангельск послал другого инженера, Егора Резена, и указал:
«И как к тебе наша великого государя грамота придет, а инженер Егор Резен к Архангельскому городу приедет и ты б боярин наш и воевода ему Егору на Малой Двинке речке, где тоя крепости быть, велел сделать чертеж вновь с подлинным и явным размером и описью… И новый чертеж, каков сделает инженер, прислать к нам великому государю, к Москве…»
Воевода Прозоровский, да с ним инженер Резен, а по особому указанию Петра, подобно своему глазу, архиепископ Афанасий участвовали в выборе места для крепости. Архиепископ старательнее воеводы сообщал в Москву о ходе дела.
30 мая 1701 года он писал Петру, что «под строение крепости, под стены и башни рвы выкопаны все и сваи бьют и дело идет радетельно и поспешно…».
В тот же день боярину Головину, ведавшему в Москве делами в связи с готовящейся обороной Севера от шведов, Афанасий сообщал:
«…Был при Малой Двинке на оном расчищенном от поросли месте, где же по благоволению благочестивейшего нашего великого государя начинается строитися оная крепость, и смотрих угодного под то строение места купно с градодержателем двинским воеводою князем Алексеем Петровичем и со инженером общим советом избрахом и определихом под строение той крепости место зело угодное и во отпор неприятелей во всем потребное и необходимое, яко такового места другого во всем Двинском Березовском устье не обретается».
Судя по этим документам, высокопоставленная духовная особа, почитаемая и любимая Петром, была способна в случае опасности преобразиться и сменить крест на ружье, а ладан на порох.
Закладка крепости в конце концов была произведена с опозданием, 12 июня. После водосвятия участники пили за здоровье Петра.
В этот час, как бы в ответ на пушечный салют, сверкнула молния, грянул гром и град, величиной с картечь, в несколько минут усыпал землю.
– Божие предзнаменование, – определил архиепископ Афанасий, – быть сей цитадели грозной защитой городу нашему и отечеству от врагов лютых…
Люди сочли такую непогодь как божью милость и начали снова молиться о здравии государя Петра «и покорити под нози его всякого врага и супостата».
– Надобно спешить и спешить, ни царь, ни сам господь бог не потерпят промедления нашего, – говорил архиепископ Афанасий стольнику Сильвестру Иевлеву, ведавшему подвозом строительных запасов Новодвинской крепости.
– Не скупитесь, владыка. Много чего до дела надобно, много, – припрашивал Сильвестр.
– Знаю, и защиты города ради, и любви моей и радения великому государю, мною отдана на крепость вся сила людская, сколь можно, материи всякой, считай сам сколь: кирпича полста тысяч, триста бочонков извести, с тысячу камней тесаных да мостовых. А сколько возов бутового камня и щебня свезено, так то не в счет. Пусть купечество не поскупится, даст больше. А я еще повелю своим благоволением забрать для крепостного дела все, что есть избыточно у Пертоминского монастыря.
Деятельная причастность архиепископа Афанасия, Петрова любимца, к строению крепости вполне естественна, если взять во внимание, что царь, тревожась за судьбу Архангельска, писал предупредительные грамоты и ему, архиепископу.
В одной из них Петр, извещая Афанасия об опасности, повелевает объединить разумные усилия «со общего совету» с воеводой:
«…ведомо великому государю учинилось, по подлинным из моря вестовым письмам, что свейские неприятельские десять фрегатов пошли на Белое море. Зунд прошли, а намерение имеют прийти вскоре незапно в Двинское устье к Архангельской пристани и тот город бонбардировать и добывать и всякое разорение чинить. И притом велено от приходу тех неприятелей быть во всякой осторожности и всякое уготовление ко отпору их с боярином и воеводою со князем Алексеем Петровичем Прозоровским чинить со общего совету, как лучшее и пристойнее и бережнее, чтоб тех неприятельских людей в Двинские устья не пропустить и города Архангельского и уезду ни до какого разорения не допустить…»
Архиерей Афанасий участвовал вместе с воеводой и в разработке плана обороны на случай вражеского нападения. Воеводе не очень было приятно вмешательство духовного лица в его градские и военные дела, но против архиепископа открыто слова не скажешь, ему от самого царя доверие великое. Он не только владыка духовный, но и владыка крестьянских душ, земель и средств, нужных ради крепления города.
– Начата-то крепость начата, а закончена будет через год, – говорил архиепископ. – Станет ли швед ждать, доколь мы ее завершим? Всего скорей, супротив поступит, а посему государь нас и поторапливает, да и самим разуметь должно: крепость крепостью, – улита едет – коли-то будет, – а к отпору быть нам готовым вседневно, ибо известия о замыслах шведов подтверждаются. Капитаны с торговых судов видели в море десять кораблей незнаемых. Упреждение сие мы в летописец занесли…
Прочтя со вниманием петровские грамоты, воевода Прозоровский с архиепископом сообща рассудили:
– Объявить всем торговым людям, русским и иноземным, об угрозе, нависшей и ожидаемой. В городе на побережных местах, на гостиных дворах, на башнях поставить пушки и всякой снаряд к ним…
Городского солдатского голову Меркулова, да холмогорского Гайдуцкого полка голову Животовского, да еще двух капитанов, а с ними четыреста солдат и двадцать пушек отрядить к охране двух устьев при входе с моря в Двину…
Решено было на том же совете сказать всем иностранным капитанам, что воспрещается им покидать Архангельск и на кораблях с товарами до осени уходить, пока опасность не минует. А кто если пожелает поступить на службу к воеводе против шведов – тем будет жалованье…
Голландцы от такого предложения отказались. Среди английских матросов нашлось семь пушкарей, согласившихся в случае нападения шведов стать на защиту города.
И еще было воеводой предусмотрено забрать с иностранных кораблей огнестрельное оружие и припасы, деньги за это уплатить, а оружие раздать служилым и торговым людям.
Около строящейся крепости и на Марковом острове поставили тридцать пушек.
Город, можно сказать, был приведен в полную боевую готовность, независимо от запоздалого строения Новодвинской крепости. Как часовой на посту, так и крепость Новодвинка, стоя на страже города, выполняла свою скромную роль, внушая страх при входе с моря в Архангельский порт…
Долгие солнечные июньские дни и короткие светлые ночи. На Двине, в Соломбале, и в городе, у аглицкого моста и ярмарочного берега, и на Смольном буяне, как взаперти, стояли у берегов иноземные корабли.
В тревожном ожидании событий иностранцы томились от безделья, бродили по городу, пировали, но озорничать не смели. И не пытались, как в других городах, искать охочих до гульбы девок. Русские северянки придерживались весьма строгих правил поведения. К ним не подступишься.
В эти дни особенно всполошилась и насторожилась пригородная Соломбала. Патрули денно и нощно ходили с заряженными кремневыми ружьями, посвистывали в трубы, перекликались:
– Как там, спокойно?
– Тихо, благодать!
– Лазутчиков не имали?
– Бог миловал…
Была ли боязнь и овладевал ли страх архангелогородцами перед приходом шведов? Сомнительно, чтобы северяне, храбрецы, закаленные в тяжелых условиях поморской жизни, в лесных трущобах и на всяких отхожих промыслах, могли струхнуть. Очевидно, не робость таких людей одолевала, а любопытство и желание побить врагов. Если погибнуть придется, так что ж, – бог не без милости, царь не без жалости, а на людях и смерть красна. И ждали в скрытых местах-засадах за редутами солдаты, ждали пушкари у заряженных пушек. На взморье, на острове Мудьюг, и в других местах на подходе ко всем устьям двинской дельты бродили и всматривались в морскую даль сторожевые смотраки.
Смотрели, наблюдали – и проглядели.
Шведская флотилия, прикрываясь чужими – английскими и голландскими флагами, появилась хитро и бесшумно.
Как это было – видно из следующей главы…
Отражение шведов, напавших на Архангельск
25 июня 1701 года, поздно вечером, к острову Мудьюгу подошла шведская эскадра в составе четырех крупных кораблей, двух фрегатов и одной яхты. Береговая охрана, выполнявшая обязанность таможенных контролеров, запросила сигналами:
– Чьи корабли и зачем идут в Архангельск?
С кораблей ответили:
– Английские и голландские, идем с товарами и за товарами…
Рано утром 26 июня караульный начальник, капитан Крыков, с прапорщиком, писарем, двумя толмачами и семнадцатью солдатами на сторожевой лодке прибыли к одному из кораблей и высадились на палубу для осмотра. Шведские солдаты, спрятанные в засаде, вмиг выскочили с ружьями наперевес, и вся команда капитана Крыкова, не подозревавшая такого подвоха, оказалась в плену.
Такая удача окрылила шведского вице-адмирала Шееблада.
Он приказал всех пленных запереть в трюме на одном из больших фрегатов, и только одного из толмачей – Дмитрия Борисова – да еще ранее захваченного на взморье монастырского послушника Ивана Рябова оставить при себе в качестве проводников к городу.
Четыре линейных шведских корабля с десантными силами остались на рейде около острова Мудьюг. Два фрегата и одна яхта, вооруженные пушками, направились Березовским устьем к Архангельску.
На их пути находился еще один заградительный пункт, состоявший из солдат Гайдуцкого полка. Сам полковой голова Григорий Животовский, взяв на лодку тринадцать солдат и четырех гребцов, приблизился к одному из шведских фрегатов и уже намеревался подняться на палубу… Шведы хотели повторить удавшийся им в то утро обман. Но кто-то из русских солдат заметил в пушечную амбразуру скрытых на корабле вооруженных людей и сказал об этом Животовскому.
– Скорей к берегу! – распорядился тот.
Гребцы нажали на весла. Шведы начали по ним пальбу из пушек и ружей. Отстреливались и солдаты Животовского. Один из них, Огжеев, застрелил капитана на фрегате, но и сам упал под пулями замертво.
В команде Животовского оказалось пять убитых и семь раненых. Кое-как солдаты добрались в продырявленной лодке до мелководья. Оставив убитых и захватив с собою раненых, в том числе и самого Животовского, они, укрываясь в прибрежном кустарнике, направились к строившейся Новодвинской крепости, дабы как можно скорей предупредить своих об опасности.
Между тем медленно, как бы ощупью, яхта и два шведских фрегата двигались узким проходом к Архангельску, приближаясь к месту, обставленному батареями.
Иван Рябов и толмач Дмитрий Борисов поняли, к чему может привести их вынужденная услуга врагу. Нет страшнее и позорнее слова – измена. Измена Родине, гибель своих братьев и торжество злобных и беспощадных неприятелей. И тогда, перекрестясь, послушник Иван Рябов сказал Борисову:
– Не печалуйся, брат, двум смертям не бывать, одной не миновать.
– Твоя правда, – отозвался Борисов, – давай не посрамим себя.
На полном ходу хорошо сработал руль в руках кормчего Ивана Рябова. Как только фрегат поравнялся с батареями Новодвинской крепости, Рябов навел его на мель. За фрегатом стала на мель, и яхта. Шедший позади фрегат шведы задержали, бросив якорь. Тут же на палубе были поставлены на расстрел русские герои Рябов и Борисов. Рябов упал раненый, притворился убитым и весь в крови лежал под трупом товарища.
На двинском берегу, на стройке крепости, находился тогда стольник Сильвестр Иевлев. Он заменил раненого Животовского и возглавил оборону. По его команде был открыт пушечный и ружейный огонь. Меткими выстрелами оба корабля, стоявшие на мели, были повреждены. У фрегата, находившегося в отдалении, пушечным ядром сорвало руль. И этот вражеский корабль оказался в опасности быть захваченным.
Шведы отстреливались. Перестрелка продолжалась полсуток.
Были убитые и раненые с той и другой стороны. Пользуясь замешательством на фрегате, Рябов, улучив удобную минуту, бросился с корабля вплавь. Несмотря на раны и обстрел, он благополучно выбрался на берег.
Увидев свое безвыходное положение, шведы стали в шлюпках перебираться на фрегат, не попавший на мель.
Поврежденный руль они заменили рулем от судна, брошенного рыбаками. Тогда Сильвестр приказал солдатам захватить оставленные неприятелем фрегат и яхту и вести пальбу из пушек, брошенных шведами. Одно из орудий оказалось заряженным дважды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Обеспокоенный известием посланника, Петр без промедления подробнейше расписал в своем указании архангельскому воеводе Прозоровскому (сменившему Апраксина), что и как надо предпринять.
Время сохранило этот петровский документ:
«В нынешнем 1701 годе июня в 7 день ведомо великому государю учинилось, чрез посланника Стольника Андрея Петрова сына Измайлова, пребывающего в Копенгагене, что он у неких доброжелательных людей проведал у пристани, называемой Гельзигньере, неприятельской Свейской комиссар, или служитель, искал четырех человек стурманов, которые знали и бывали у Архангельского города, чтоб им быть на их четырех неприятельских кораблях вожами, а те корабли в городе Гиртенбурге готовятся у них наспех, а разглашают, будто на тех кораблях умышляют и конечно хотят итти в Гренланду, где китов бьют и рыбу ловят. И повелено оною грамотою о тех неприятельских замыслах ведать и велеть, на Двине и во Двинском уезде иметь великое опасение и осторожность всегда, а наипаче в нынешнее летнее время, и поставить на морских островах скрытым образом, в пристойных местах, служивых людей, сколько где пригоже, малое число, токмо для надзирания; а конечно поставить таких людей, которые бы Двиною рекою пути без вожей знать не могли, а знающим и вожам, где прежде сего на острову караул их бывал, ныне им там не быть; а велеть им быть там у дела, где новую крепость на Малой Двине делают. И буде откуду в приезде будут торговые или иные какие корабли, тогда посылать их в устье по подлинным ведомостям, чтоб неприятель, своим промыслом обманув и призвав, там их не задержал для своего поиску. И разведывать всегда велеть накрепко, кто к устью и откуду приедет, и велеть сказывать иноземцам, чтоб в город присылали наперед кого с кораблей самых добрых людей; а где новую крепость делают, там велеть непременно быть служивым людям, четыремстам человекам с ружьем и воинскими припасами в готовности. И для того с Холмогор всех служивых людей выслать к Архангельскому городу. А покамест та крепость построится, велеть инженеру на самом берегу речки Двинки, или где пристойно, где корабли проходят, место осмотреть и сделать четыре батареи, чтоб можно было друг другу в нужное время помогать и оборонять; а на батареях поставить по пяти пушек не малых, со всяким к тем пушкам надлежащим припасом; и быть на них по сто человек служивых людей; и поставить тур и насыпать землею; и всегда б были как люди, так и ружье и воинские всякие припасы; и на тех батареях люди жили во всякой к воинскому делу готовности; да к тем же батареям сделать сзади защитительные шанцы, чтоб на них не можно неприятелю взойти».
Еще до получения этой подробной росписи, как надо действовать, воевода Прозоровский по указу Петра приступил к строению крепости.
В указе говорилось, что та крепость должна строиться: «Города Архангельского и холмогорцами посадскими и всяких чинов градскими людьми и уездными государевых волостей и архиепископскими и монастырскими крестьянами, всеми, чей бы кто ни был».
Одновременно с указом прибыл в Архангельск инженер Яган Адлер для приискания удобного оборонительного места и составления чертежа крепости.
Начались усиленная, скороспешная подвозка камней, обжиг кирпича, заготовка бревен и всего необходимого для крепости Новодвинской. Петр торопил воеводу, посылал ему указ за указом, повторяясь в своих распоряжениях.
Работа оказалась многотрудной, и чтобы от того дела холмогорцам и архангелогородцам вконец не разориться, Петр в подмогу двинянам приписал к крепостному строению северные города Каргополь и Мезень, Кевроль и Чаронду. Но и этого по большому замыслу Петра оказалось мало. Позднее, в том же 1701 году, последовал указ государев – добавить в помощь к строению крепости людей из Устюга Великого, Сольвычегодска, Тотьмы, Вятки и Важских волостей.
Тысячи работных людей вели расчистку места, забивали сваи, копали рвы, загораживали в дельте Двины отдельные протоки. Шла подготовка к закладке и торжественному молебну с водосвятием, без чего никакое большое дело не начиналось.
Вышла большая заминка.
Инженер Яган Адлер со своим чертежом направился в Москву пред грозные очи самого царя.
Петр пригласил на рассмотрение чертежа своих близких помощников и остался работой инженера недоволен, чертеж не утвердил, Адлера от дела отставил, а к воеводе Прозоровскому в Архангельск послал другого инженера, Егора Резена, и указал:
«И как к тебе наша великого государя грамота придет, а инженер Егор Резен к Архангельскому городу приедет и ты б боярин наш и воевода ему Егору на Малой Двинке речке, где тоя крепости быть, велел сделать чертеж вновь с подлинным и явным размером и описью… И новый чертеж, каков сделает инженер, прислать к нам великому государю, к Москве…»
Воевода Прозоровский, да с ним инженер Резен, а по особому указанию Петра, подобно своему глазу, архиепископ Афанасий участвовали в выборе места для крепости. Архиепископ старательнее воеводы сообщал в Москву о ходе дела.
30 мая 1701 года он писал Петру, что «под строение крепости, под стены и башни рвы выкопаны все и сваи бьют и дело идет радетельно и поспешно…».
В тот же день боярину Головину, ведавшему в Москве делами в связи с готовящейся обороной Севера от шведов, Афанасий сообщал:
«…Был при Малой Двинке на оном расчищенном от поросли месте, где же по благоволению благочестивейшего нашего великого государя начинается строитися оная крепость, и смотрих угодного под то строение места купно с градодержателем двинским воеводою князем Алексеем Петровичем и со инженером общим советом избрахом и определихом под строение той крепости место зело угодное и во отпор неприятелей во всем потребное и необходимое, яко такового места другого во всем Двинском Березовском устье не обретается».
Судя по этим документам, высокопоставленная духовная особа, почитаемая и любимая Петром, была способна в случае опасности преобразиться и сменить крест на ружье, а ладан на порох.
Закладка крепости в конце концов была произведена с опозданием, 12 июня. После водосвятия участники пили за здоровье Петра.
В этот час, как бы в ответ на пушечный салют, сверкнула молния, грянул гром и град, величиной с картечь, в несколько минут усыпал землю.
– Божие предзнаменование, – определил архиепископ Афанасий, – быть сей цитадели грозной защитой городу нашему и отечеству от врагов лютых…
Люди сочли такую непогодь как божью милость и начали снова молиться о здравии государя Петра «и покорити под нози его всякого врага и супостата».
– Надобно спешить и спешить, ни царь, ни сам господь бог не потерпят промедления нашего, – говорил архиепископ Афанасий стольнику Сильвестру Иевлеву, ведавшему подвозом строительных запасов Новодвинской крепости.
– Не скупитесь, владыка. Много чего до дела надобно, много, – припрашивал Сильвестр.
– Знаю, и защиты города ради, и любви моей и радения великому государю, мною отдана на крепость вся сила людская, сколь можно, материи всякой, считай сам сколь: кирпича полста тысяч, триста бочонков извести, с тысячу камней тесаных да мостовых. А сколько возов бутового камня и щебня свезено, так то не в счет. Пусть купечество не поскупится, даст больше. А я еще повелю своим благоволением забрать для крепостного дела все, что есть избыточно у Пертоминского монастыря.
Деятельная причастность архиепископа Афанасия, Петрова любимца, к строению крепости вполне естественна, если взять во внимание, что царь, тревожась за судьбу Архангельска, писал предупредительные грамоты и ему, архиепископу.
В одной из них Петр, извещая Афанасия об опасности, повелевает объединить разумные усилия «со общего совету» с воеводой:
«…ведомо великому государю учинилось, по подлинным из моря вестовым письмам, что свейские неприятельские десять фрегатов пошли на Белое море. Зунд прошли, а намерение имеют прийти вскоре незапно в Двинское устье к Архангельской пристани и тот город бонбардировать и добывать и всякое разорение чинить. И притом велено от приходу тех неприятелей быть во всякой осторожности и всякое уготовление ко отпору их с боярином и воеводою со князем Алексеем Петровичем Прозоровским чинить со общего совету, как лучшее и пристойнее и бережнее, чтоб тех неприятельских людей в Двинские устья не пропустить и города Архангельского и уезду ни до какого разорения не допустить…»
Архиерей Афанасий участвовал вместе с воеводой и в разработке плана обороны на случай вражеского нападения. Воеводе не очень было приятно вмешательство духовного лица в его градские и военные дела, но против архиепископа открыто слова не скажешь, ему от самого царя доверие великое. Он не только владыка духовный, но и владыка крестьянских душ, земель и средств, нужных ради крепления города.
– Начата-то крепость начата, а закончена будет через год, – говорил архиепископ. – Станет ли швед ждать, доколь мы ее завершим? Всего скорей, супротив поступит, а посему государь нас и поторапливает, да и самим разуметь должно: крепость крепостью, – улита едет – коли-то будет, – а к отпору быть нам готовым вседневно, ибо известия о замыслах шведов подтверждаются. Капитаны с торговых судов видели в море десять кораблей незнаемых. Упреждение сие мы в летописец занесли…
Прочтя со вниманием петровские грамоты, воевода Прозоровский с архиепископом сообща рассудили:
– Объявить всем торговым людям, русским и иноземным, об угрозе, нависшей и ожидаемой. В городе на побережных местах, на гостиных дворах, на башнях поставить пушки и всякой снаряд к ним…
Городского солдатского голову Меркулова, да холмогорского Гайдуцкого полка голову Животовского, да еще двух капитанов, а с ними четыреста солдат и двадцать пушек отрядить к охране двух устьев при входе с моря в Двину…
Решено было на том же совете сказать всем иностранным капитанам, что воспрещается им покидать Архангельск и на кораблях с товарами до осени уходить, пока опасность не минует. А кто если пожелает поступить на службу к воеводе против шведов – тем будет жалованье…
Голландцы от такого предложения отказались. Среди английских матросов нашлось семь пушкарей, согласившихся в случае нападения шведов стать на защиту города.
И еще было воеводой предусмотрено забрать с иностранных кораблей огнестрельное оружие и припасы, деньги за это уплатить, а оружие раздать служилым и торговым людям.
Около строящейся крепости и на Марковом острове поставили тридцать пушек.
Город, можно сказать, был приведен в полную боевую готовность, независимо от запоздалого строения Новодвинской крепости. Как часовой на посту, так и крепость Новодвинка, стоя на страже города, выполняла свою скромную роль, внушая страх при входе с моря в Архангельский порт…
Долгие солнечные июньские дни и короткие светлые ночи. На Двине, в Соломбале, и в городе, у аглицкого моста и ярмарочного берега, и на Смольном буяне, как взаперти, стояли у берегов иноземные корабли.
В тревожном ожидании событий иностранцы томились от безделья, бродили по городу, пировали, но озорничать не смели. И не пытались, как в других городах, искать охочих до гульбы девок. Русские северянки придерживались весьма строгих правил поведения. К ним не подступишься.
В эти дни особенно всполошилась и насторожилась пригородная Соломбала. Патрули денно и нощно ходили с заряженными кремневыми ружьями, посвистывали в трубы, перекликались:
– Как там, спокойно?
– Тихо, благодать!
– Лазутчиков не имали?
– Бог миловал…
Была ли боязнь и овладевал ли страх архангелогородцами перед приходом шведов? Сомнительно, чтобы северяне, храбрецы, закаленные в тяжелых условиях поморской жизни, в лесных трущобах и на всяких отхожих промыслах, могли струхнуть. Очевидно, не робость таких людей одолевала, а любопытство и желание побить врагов. Если погибнуть придется, так что ж, – бог не без милости, царь не без жалости, а на людях и смерть красна. И ждали в скрытых местах-засадах за редутами солдаты, ждали пушкари у заряженных пушек. На взморье, на острове Мудьюг, и в других местах на подходе ко всем устьям двинской дельты бродили и всматривались в морскую даль сторожевые смотраки.
Смотрели, наблюдали – и проглядели.
Шведская флотилия, прикрываясь чужими – английскими и голландскими флагами, появилась хитро и бесшумно.
Как это было – видно из следующей главы…
Отражение шведов, напавших на Архангельск
25 июня 1701 года, поздно вечером, к острову Мудьюгу подошла шведская эскадра в составе четырех крупных кораблей, двух фрегатов и одной яхты. Береговая охрана, выполнявшая обязанность таможенных контролеров, запросила сигналами:
– Чьи корабли и зачем идут в Архангельск?
С кораблей ответили:
– Английские и голландские, идем с товарами и за товарами…
Рано утром 26 июня караульный начальник, капитан Крыков, с прапорщиком, писарем, двумя толмачами и семнадцатью солдатами на сторожевой лодке прибыли к одному из кораблей и высадились на палубу для осмотра. Шведские солдаты, спрятанные в засаде, вмиг выскочили с ружьями наперевес, и вся команда капитана Крыкова, не подозревавшая такого подвоха, оказалась в плену.
Такая удача окрылила шведского вице-адмирала Шееблада.
Он приказал всех пленных запереть в трюме на одном из больших фрегатов, и только одного из толмачей – Дмитрия Борисова – да еще ранее захваченного на взморье монастырского послушника Ивана Рябова оставить при себе в качестве проводников к городу.
Четыре линейных шведских корабля с десантными силами остались на рейде около острова Мудьюг. Два фрегата и одна яхта, вооруженные пушками, направились Березовским устьем к Архангельску.
На их пути находился еще один заградительный пункт, состоявший из солдат Гайдуцкого полка. Сам полковой голова Григорий Животовский, взяв на лодку тринадцать солдат и четырех гребцов, приблизился к одному из шведских фрегатов и уже намеревался подняться на палубу… Шведы хотели повторить удавшийся им в то утро обман. Но кто-то из русских солдат заметил в пушечную амбразуру скрытых на корабле вооруженных людей и сказал об этом Животовскому.
– Скорей к берегу! – распорядился тот.
Гребцы нажали на весла. Шведы начали по ним пальбу из пушек и ружей. Отстреливались и солдаты Животовского. Один из них, Огжеев, застрелил капитана на фрегате, но и сам упал под пулями замертво.
В команде Животовского оказалось пять убитых и семь раненых. Кое-как солдаты добрались в продырявленной лодке до мелководья. Оставив убитых и захватив с собою раненых, в том числе и самого Животовского, они, укрываясь в прибрежном кустарнике, направились к строившейся Новодвинской крепости, дабы как можно скорей предупредить своих об опасности.
Между тем медленно, как бы ощупью, яхта и два шведских фрегата двигались узким проходом к Архангельску, приближаясь к месту, обставленному батареями.
Иван Рябов и толмач Дмитрий Борисов поняли, к чему может привести их вынужденная услуга врагу. Нет страшнее и позорнее слова – измена. Измена Родине, гибель своих братьев и торжество злобных и беспощадных неприятелей. И тогда, перекрестясь, послушник Иван Рябов сказал Борисову:
– Не печалуйся, брат, двум смертям не бывать, одной не миновать.
– Твоя правда, – отозвался Борисов, – давай не посрамим себя.
На полном ходу хорошо сработал руль в руках кормчего Ивана Рябова. Как только фрегат поравнялся с батареями Новодвинской крепости, Рябов навел его на мель. За фрегатом стала на мель, и яхта. Шедший позади фрегат шведы задержали, бросив якорь. Тут же на палубе были поставлены на расстрел русские герои Рябов и Борисов. Рябов упал раненый, притворился убитым и весь в крови лежал под трупом товарища.
На двинском берегу, на стройке крепости, находился тогда стольник Сильвестр Иевлев. Он заменил раненого Животовского и возглавил оборону. По его команде был открыт пушечный и ружейный огонь. Меткими выстрелами оба корабля, стоявшие на мели, были повреждены. У фрегата, находившегося в отдалении, пушечным ядром сорвало руль. И этот вражеский корабль оказался в опасности быть захваченным.
Шведы отстреливались. Перестрелка продолжалась полсуток.
Были убитые и раненые с той и другой стороны. Пользуясь замешательством на фрегате, Рябов, улучив удобную минуту, бросился с корабля вплавь. Несмотря на раны и обстрел, он благополучно выбрался на берег.
Увидев свое безвыходное положение, шведы стали в шлюпках перебираться на фрегат, не попавший на мель.
Поврежденный руль они заменили рулем от судна, брошенного рыбаками. Тогда Сильвестр приказал солдатам захватить оставленные неприятелем фрегат и яхту и вести пальбу из пушек, брошенных шведами. Одно из орудий оказалось заряженным дважды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29