Петр повелел Куракину объявить ответ Любсу:
«Его величество никаким числом денег доволен не будет, и ежели не построит он корабли, то жена и дети его из Москвы отпущены не будут…»
Пришлось Любсу удовлетворить требование Петра…
Война со Швецией приближалась к победному концу. На Балтике господствовал сильный русский флот. Десанты петровских войск высаживались на шведские берега и производили разрушения военных объектов. Завоевание Прибалтики и усиление России, победившей прославленного Карла Двенадцатого, было не в интересах владычицы морей – Англии.
Петр, понимая это, предвидел вытекающие отсюда последствия и на всякий случай, во избежание диверсий со стороны Англии, особо секретным письмом, собственноручно написанным и печатью запечатанным, предупреждал Лодыженского:
«Понеже от английских воинских кораблей надлежит вам опасение, того ради вели Гостин двор полисадами и бруствером укрепить и на башнях пушки поставить, так же товары выше города ставятца в барках и потом на корабли грузят, осмотри повыше место, чтоб было безопасно, дабы мелкими судами чего не учинили, для чего мелких судов сам несколько вооружи и протчее все, что ко опасению надлежит, ибо ежели какая трата учинитца, то на вас будет взыскана.
Петр.
Из Санктпитербурха в 10 день апреля 1720».
Слова «на вас будет взыскана» были предупреждением о личной ответственности за последствия. Иногда в указах губернатору угрозы были еще более бесцеремонны. Так, незадолго до этого письма, Петр направил в Архангельск ревизора по делам проверки «окладных и неокладных по приходу и расходу книг». Заподозрив что-то неладное в замедленной отчетности, Петр, посылая со своим представителем «Указ Архангелогородской губернии вице-губернатору со товарищи», требовал исправности в отчетности и предупреждал: «А если сего в назначенный срок не исполните, то имеет сей посланной указ всех вас вице-губернатора и протчих подчиненных, которые до сего касаются, сковать за ноги и на шею положить чепь, и держать в Приказе, потамест, пока вышеписанное исполнитца».
Можно себе представить, с каким тщанием и радением старался Лодыженский «со товарищи» помочь посланцу Петра разобраться в отчетной путанице церковнославянских, старых, и новых арабских, вошедших в употребление цифр. Какому же начальнику преогромной губернии лестно быть скованным по ногам и с цепью на шее, аки псу или смерду, сидеть в Приказе или на цепи? Дюже зазорно и непристойно.
И ведь не ради страха Петр так пишет. У него слово с делом не расходится, если дело касается интересов государства.
Но искоренить злоупотребления: взятки, воровство и казнокрадство – даже великий преобразователь был не в силах.
Из собрания анекдотов о Петре, опубликованных Штелиным, Нартовым и Голиковым, известен весьма похожий на правду следующий:
– Клянусь богом, что я наконец прерву проклятое воровство! – взглянув на тогдашнего генерал-прокурора Ягужинского, сказал Петр. – Павел Иванович! напиши сейчас от моего имени генеральный указ во все государство, что ежели кто и столько украдет, чего будет стоить петля, без дальних слов, будет повешен…
– Подумайте, Петр Алексеевич, о последствиях такого указа, – ответил ему Ягужинский. – Всемилостивейший государь, разве вы хотите остаться без слуг и подданных? Мы все воруем, только с тем различием, что один более и примечательней другого…
Указ такой не состоялся…
Крепкие, твердые и мозолистые руки Петра были вольны и беспощадны. Недаром один наш современник-поэт сказал:
День в чертогах, год в дорогах.
По-державному широка,
в поцелуях, слезах, изжогах
императорская рука.
Ленин писал о Петре: «Петр ускорял перенимание западничества варварской Русью, не останавливаясь перед варварскими средствами борьбы против варварства». И это было именно так.
Десять лет подряд, ежегодно, по сорок тысяч крестьян сгонялось под конвоем со всей страны на строительство Петербурга, не считая солдат, освободившихся от войны и попавших в строительную кабалу.
С мест, из губерний и уездов, снова и снова поступали Петру тревожные сообщения о разорении крестьянства. В частности, архангелогородский воевода в 1711 году писал в столицу: «Архангелогородская губерния весьма разорена: по переписным книгам 1678 года было 99600 дворов, а по новым 1710 года – только 60000. Города и пригороды бесхлебны и скудны, губерния платит рекрутов, провиант и всякие поборы за 40000 пустых дворов…»
Покидая деревни, люди искали себе привольного житья в Заволжье, на Дону, в Сибири. Задержанных беглецов уводили под ружьем на каторжные работы.
С ростом Петербурга, огражденного от всяких случайностей Кронштадтом и раздвинувшимися от него границами на юг и север, значение Архангельска стало заметно падать.
Сначала было установлено, что русские купцы обязаны из своих товаров, продаваемых иностранцам, две трети привозить любыми путями в Петербург и только одну треть в Архангельск. Затем, спустя несколько лет, а именно в 1722 году, последовал указ, повелевающий привозить в Архангельск товаров не больше того, сколько требуется местному населению. После такого указа за навигацию прибыло в Архангельск из-за границы за лесом и хлебом только двадцать шесть судов.
На несколько долгих десятилетий заглохло в Архангельске и кораблестроение. Потом возродилось снова и процветало, выдвинув опытных умельцев кораблестроения, вошедших в историю Архангельского порта, таких, как новгородский уроженец Андрей Курочкин, волжанин Василий Ершов и архангелогородец Федор Загуляев. Под их благотворным и умелым руководством были построены сотни различных судов.
Архангельские корабли ходили в иные земли, поступали на пополнение флота в Балтике и даже, соединившись с кронштадтским флотом, ходили в Средиземное море, где русские матросы и солдаты заняли Бейрут и уничтожили турецкий флот в Чесменской бухте.
Знатный иноземец Виллим Геннин
И до Петра Первого о том ведали, что стране нужен свинец и порох, железо и сталь, – иначе прочности в государстве не будет. Но Петр это понимал практичнее и чувствовал глубже своих венценосных предков.
Тула, Урал, Устюжна и подмосковные заводы не справлялись с потребностями государства. Пушек, ружей и всякого другого вооружения недоставало. Не хватало и опытных мастеров литейного дела. Добыча металла в Заонежье велась первобытными способами, способы литья пушек и якорей были крайне ненадежными.
В январе 1702 года Петр предписывал датскому дворянину Андрею Андреевичу Бутенанту «вылить тотчас сто пушек чугунных, самых добрых без всяких изъянов ядром по 12 фунтов, да по тысяче ядер ко всякой пушке и с Олонца поставить в Новгород не позже марта 1702 года».
В марте того же года через адмирала Головина Бутенанту последовал от Петра второй заказ: изготовить для строившихся фрегатов 100 пушек и к каждой по 200 ядер, по цене чугунные пушки по 13 алтын и 2 деньги за пуд, ядра 8 алтын и 2 деньги за пуд…
Бутенант не справился с заданием Петра. И тогда, учреждая Рудный приказ – своего рода министерство металлургии, Петр сказал:
– Наше русское государство перед иными землями преизобилует потребными металлами и минералами, будем их искать и добывать…
В 1702 году, когда Петр пробирался с войском от Нюхчи к Онежскому озеру и дальше по Свири и Ладоге к невским берегам, он распорядился строить горные заводы около Повенца и в устье реки Лососинки, где впоследствии возник Петрозаводск. Поводом к указаниям Петра строить заводы послужили материалы исследования, проведенного группой иноземных и русских рудознатцев и следопытов, исходивших вдоль и поперек лесные окрестности Онежского озера.
По указу Петра в феврале того же 1702 года несколько человек были направлены в Заонежье «для поиску серебряных и медных руд». История сохранила имена тех наемных иноземцев и русских людей – открывателей, благодаря которым было совершено в здешних местах большое и славное дело. Вот их имена:
Патрушев Иван – дозорщик, Головачев Иван – подьячий, Блюэр Иоган – пробирный мастер, Вульф Мартын – плавильный мастер, Циммерман, Шмиден и Цехариус – горные мастера; рудокопатели Михайло да Гаврило, толмачи Самойло Печь и Андрей Христофоров, ученики Савва Абрамов, Сергей Щелкунов, Осип Карачаров и Свешников Иван…
Следовало бы запечатлеть на бронзовой доске имена тех, кто разведал эти места, кто способствовал возведению завода на Лососинке, получившего название Петровского завода.
В ту далекую пору в устье Лососинки находилась одна водяная мельница и несколько рыбацких шалашей.
Петр повелел Меншикову возглавить строительство завода.
Закладка происходила в присутствии Петра 29 августа 1703 года.
Русский рудознатец Яков Власов, прибывший из Москвы, сумел так быстро завершить первоначальную постройку, что в декабре того же года на Петровском заводе была отлита изрядных размеров пушка.
Яков Власов, оказавший способности рудознатного умельца, в свое время был отправлен на год в Саксонию учиться горному и строительному мастерству. Учение пошло впрок. В Москве и на подмосковных заводах он прошел испытания. Оружейный приказ пожаловал его званием мастера заводского дела.
Петровский завод начал работать и продолжал строиться, расширяясь по замыслу Петра. Частный завод датского дворянина Андрея Бутенанта Петр отобрал в казну.
Не прошло и года, как на Лососинке, впадающей в Онежское озеро, возникли четыре домны; с завода поступали в военное ведомство пушки осадной артиллерии, гаубицы, мортиры, бомбы и ядра. Ковалось железо, пригодное для сабель, шпаг, кортиков и гвоздей.
В помощь рабочим-мастеровым ежемесячно, в порядке трудовой повинности, прибывало около тысячи крестьян. Литых пушек и кованых изделий для военных надобностей изготовлялось столько, что в зимнюю пору до Петербурга и Архангельска требовались обозы числом до четырех тысяч подвод. Летом отправка производилась на судах.
На случай нападения со стороны шведов Петровский завод на Лососинке был окружен земляным крепостным валом с заряженными пушками. Нападений на завод не было, но бдительность Петра нельзя считать излишней.
Вылазки шведских военных отрядов нарушали покой жителей Севера, и особенно в районе Олонца.
Вошел в легенду один бесподобный пример героизма местного населения.
Олонецкий поп Иван Окулов собрал около тысячи добровольцев, вооруженных кто чем мог, – слава богу на медведей один на один хаживали, – и, став во главе такого партизанского отряда, выгнал из Заонежья шведских грабителей и перешел пограничный рубеж. Тогда олонецкие мужики в схватках с солдатами Карла Двенадцатого перебили четыреста человек, захватили ружья и знамена. Узнав об этом происшествии, Петр, любитель иногда сказать шутливое слово, сообщил воеводе Борису Шереметеву:
– Слыхал ли кто такое диво, что мой поп учит? «Отворите двери в рай, – но добавляет: – и купно в Шведскую область».
Священника Окулова Петр наградил золотой медалью, подарил ему новую рясу и двести целковых. Мужики-партизаны получили по два рубля и по новому кафтану. А кроме того, на такой же случай, Петр приказал вооружить их солдатскими тесаками…
Продолжались и шпионские происки Карла Двенадцатого.
Пишущему эти строки довелось в Каргополе скопировать документ, свидетельствующий о бдительности и вездеуспеваемости Петра:
«1708 года апреля в восьмой день.
По указу великого государя царя и великого князя Петра Алексеевича всея Великия и Малыя и Белыя Русии самодержца память Устьмошским земским судейкам Федору Лебедчикову с товарищем и земскому старосте Ивану Злобину и того стану всем крестьянам. В нынешнем 708 году апреля в первый день в присланном великого государя указу из Вотского походу за подписанием Римского и Российского государств светлейшего князя Ижорские земли и генерального губернатора и кавалера Александра Даниловича Меншикова в Каргополь к коменданту Степану Ивановичу Хвостову написано:
В нынешнем воинском в Польше будучи в походе, известно его царскому величеству учинилось, что король Швецкой взял во Гранску печати нашей Российской слова, которыми печатаны на словенском языке в Амстердаме, от иноземцев привезены во Гранск через мастера того книгопечатания Илью Копиевского. Намерен теми печатать некоторые прелестные листы и посылать со оным для возмущения народа в его, великого государя, Российские городы „шпигов“ русских людей, которых несколько в разные времена из полков, забыв страх божий и верности своей крестное целование и учиня многие воровские измены ему, великому государю, – к неприятелю ушло.
Того ради, по получении сего указу, надлежит приказать немедленно каргопольским всем жителям и служивым людям накрепко со всякою осторожностью того смотреть и когда такие „шпиги“ с помянутыми возмутительными листами где – или такие листы явятся, велеть тех воров имать, также у кого-либо те письма явятся, у них потому брать и о том разыскивать и тех воров пытать, а призвав себе каргопольских бурмистров и знатных градских жителей, объявить им, дабы они того прилежно смотрели, и буде где прежпомянутые „шпиги“ и те прелестные письма у них явятся – имали б и приводили в Приказную палату, и ежели кто ведает, о том бы извещали, по опасению за утайку – смертной казни. Против сего же в Каргополе и в Каргопольском усаде обретающихся монастырей властям и по церквам о том с подтверждением приказать – дабы они накрепко же и прилежно пристерегали и где ежели с такими возмутительными листами явятся – имали бы и приводили в Каргополь и о том по тому же разыскивать и писать велено в поход чрез нарочных гонцов или чрез почты немедленно. А тех пойманных „шпигов“ держать за крепким караулом до указу, устьмошским земским судейкам Федору Лебедчикову с товарищем и старосте Ивану Злобину и всем крестьянам вышеобъявленный великого государя указ ведать и на стану и в волостех усматривать с великим прилежанием, и буде где прежде помянутые „шпиги“ или прелестные письма у них явятся, и вам бы их имать и в крепости к розыску приводить в Приказную палату и объявлять коменданту Степану Ивановичу Хвостову не замолчав… А буде вы, судейки, староста и крестьяне, усматривать того с прилежанием и имать и в Приказную палату приводить не учнете и обыщется про то – или кто известит мимо вас, и вам за то по вышеобъявленному великого государя указу быть в смертной казни.
А у подлинного списка с указу великого государя закрепа устьмошского судейки Василия Попова».
Шведские разведчики проникали в глубь Севера, а в пограничной местности отряды шведов совершали грабительские налеты на поморское население. Не случайно впоследствии олонецкий комендант и начальник горных заводов Олонецкого края Виллим Иванович Геннин с тревогой доносил графу Федору Апраксину о том, что шведский майор Энберг и с ним двести солдат стоят у русских рубежей, да еще набирает войско и строит суда. Кроме того, проникнув в пределы расположения Лопских погостов, шведские разведчики опрашивали местных жителей: сколь далеко Кемский городок, где и сколько порогов на реке Выге ч далеко ли до заводов…
«Я истинно опасаюсь, – писал в заключение Геннин, – что швед рекою до Кемского городка пойдет и разорит нашего ведения поморцев, такоже и архангелогородского ведения городок Кереть… Того ради помышляю, чтобы вы изволили писать вице-губернатору архангелогородскому, дабы он послал несколько людей под мою команду с провиантом в Кемь и Кереть, понеже у наших лопских мужиков хлеба ни горсти нет, сами питаются сосновой корой…»
Под охраной крепостной артиллерии, в условиях военного времени, дни и ночи непрерывно и усиленно работал Петровский завод. Особенно, по тем временам, блестящего расцвета достиг завод на Лососинке, когда Петр Первый назначил комендантом Виллима Геннина, прочно вошедшего в историю русской металлургии.
Путешествуя в составе «Великого посольства» в 1697–1698 годах, Петр набирал за границей опытных мастеров и отправлял морем через Архангельск в Москву.
Виллим Геннин появился в России в юношеском возрасте и стал видным деятелем под благотворным влиянием окружавшей его среды и самого Петра, умевшего ценить и выращивать умных помощников.
Дядя Виллима Геннина, амстердамский профессор, порекомендовал русскому царю взять в Россию своего племянника, как подающего надежды в литейном деле.
На первых порах Петр поручил Виллиму Геннину обучать дворянских детей артиллерийской стрельбе. Жалованье было 67 рублей в год. Убедившись в его способностях, Петр стал повышать Виллима в чинах: поручик, капитан, майор, а в 1710 году, при взятии Выборга, Геннин становится подполковником.
Через год Петр доверяет ему достраивать литейный двор в Петербурге и строить зелейные (пороховые) заводы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29