Сколько их?
– Я видел не более двадцати, ваше величество.
– Скоро ты увидишь сорок, и не хуже этих. Иноземцы удивились бы еще больше, если бы узнали, какие неоцененные сокровища украшают их внутри… Говорят, что у вашей королевы флот лучший в мире. Чем же он отличается от моего? – любопытствовал царь.
На этот вопрос, как пишет Горсей, он подробно рассказал, что собою представляет вооруженное английское военное судно, и даже подарил царю точно сделанную модель английского корабля.
Внешняя роспись судов, построенных в Вологде для Грозного, судя по описанию Горсея, напоминает о древнем «почерке» вологодских самобытных рисовальщиков, которые, с присущим им художественным вкусом, расписывали самодельными, из каменных порошков, красками предметы крестьянского быта и обихода, дабы чем-то развеселить изделия из дерева – прялки, сани, дуги, ковши, ведра, сундуки и подголовники, ворота и вереи, воронцы и опечья.
И те фигуры, описанные Горсеем, увиденные им как украшения судов, построенных для Грозного, кое-где сохранились до нашего времени, но уже как памятники искусства старины глубокой…
Не приходится поэтому удивляться тому, что при Петре Первом вологодский умелец строения барок и карбасов некто Осип по прозванию Щека согласился строить суда не хуже голландских образцов.
Осипа Щеку как главного и еще с ним двадцать пять плотников отправил воевода в Москву зимней дорогой, следом за разобранной голландской галерой.
Осип Щека и его вологодские товарищи сумели доказать свое мастерство. Слово у них не разошлось с делом. Эти мастеровые люди быстро собрали голландскую галеру и по ее образцу построили гораздо лучшую, царскую – для Петра. Государь, видя их преотменную работу, добавил Осипу Щеке еще плотников, и в ту зиму вологжане под Москвой, на Преображенской верфи, изготовили наскоро из сырого леса «часны», то есть части для двадцати двух галер, и отправили в Воронеж.
Русский военный флот на Неве и в Финском заливе за короткое время вырос до такой степени, что своей силой мог уже потягаться с флотом шведским. За год до Полтавской битвы в составе Балтийского военного флота было 12 фрегатов, 8 галер, 6 брандеров, 2 бомбардирских судна, 10 шняв, 20 русских бригантин и другие мелкие суда.
Такая эскадра, выходившая весной 1708 года от Петропавловской крепости в Финский залив и в море, была уже серьезным оплотом, обеспечивающим безопасность невских берегов. Но дальновидный Петр, оценивший еще при взятии Азова способности русских солдат и казаков, действовавших быстро, смело и решительно благодаря галерному флоту, и предвидя морские сражения на Балтике, распорядился построить на верфях Северо-Запада 300 галер. Отличного соснового леса для этой надобности на Севере всегда более чем достаточно. Галеры строились быстро. К весне 1713 года было построено и оснащено около 200 галер и бригантин.
И когда в помощь многопушечным фрегатам у русских появилась целая армада галер для морских боевых операций, то сам шведский адмирал Эреншильд, узнавший об этом, на вопрос, сколько нужно фрегатов, чтобы противостоять, ответил:
– И тысяча крупных кораблей не в силах справиться с русскими галерами…
Вот что, в кратких чертах, представляло собою это небольшое по размерам, но грозное в нападениях и высадках новоявленное русское судно.
Галера, иначе называемая «галея» или «каторга», строилась различных размеров – длиною от 120 до 160 футов, шириною от 18 до 30 футов. Две парусные мачты, грот и фок, убирались при безветрии, а также в боевой пушечной перепалке.
На носу галеры помещалось до пяти пушек: четыре 8-фунтовых на палубе и одна 36-фунтовая под настилом. В кормовой каюте – капитан. Солдаты и матросы размещались за снастями и тюфяками на палубе. Гребцов находилось до 40 человек сильных и дружных, делавших до 25 взмахов в минуту. Легкость и скорость хода галеры, неглубокая осадка делали ее в прибрежных скалистых местах Балтики малоуязвимой при внезапных нападениях на суда противника. Галеры были удобны и тем, что солдату на них гораздо легче, нежели в пешем строю с тяжелой выкладкой. К моменту боя у солдат сохранялись силы, что было очень важно, поскольку сокрушительные схватки происходили на палубах кораблей противника.
Построив столь значительный гребной флот, Петр за год до исторического Гангутского сражения решил в 1713 году испытать боевое счастье на море.
В конце апреля флот из Невы вышел в Финский залив.
Командовал авангардом сам царь в звании контр-адмирала под именем Петра Михайлова.
Генерал-адмирал Апраксин и вице-адмирал Крюйс возглавляли корабельный флот, под прикрытием которого многочисленные галеры и бригантины Петра 8 мая подошли к Гельсингфорсу и через три дня заняли город.
В августе русские гребные суда со стороны моря и пехота князя Голицына, подоспевшая по суше, без сопротивления заняли Або.
Нарастала угроза Стокгольму. Шведы поняли, что, потерпев поражение под Полтавой, они могут быть поражены и на море. Но где, когда, какими силами дать русским решительный бой на Балтике? Побитый под Полтавой, Карл вот уже пятый год находился «в гостях» у турецкого султана, стыдился вернуться в Швецию. Вынашивал планы, провоцировал Турцию на войну с Россией, вмешивался в политику султана и вызывал тем самым неприязнь турок.
А в Стокгольме сенаторы вели разговоры о том, как выйти из войны и заменить короля, ибо «за слабостью головы правительствовать он больше не может». Но слабоголовый не сдавался, и был слышен из Турции его голос:
«Хотя бы вся Швеция пропала, а миру не быть…»
Война продолжалась. 1714 год. Шведы решили тогда запереть русский флот в Финском заливе, не дать ему выхода в море.
Полуостров Гангут, расположенный в устье Финского залива, оказался наиболее удобным для этой цели.
Петр понял замысел шведских флотоводцев, пытался привлечь себе на помощь Данию, находившуюся в союзе с Россией, но датский король под различными предлогами отказался участвовать в войне против шведов.
Рассчитывая только на свои силы, Петр потребовал с наибольшим усердием строить и строить флот на всех верфях Северо-Запада.
Из далекого Архангельска, совершив смелый поход, обогнув Скандинавский полуостров, прибыли в Финский залив линейные корабли «Рафаил» и «Гавриил». Нелегкий путь – прорваться через тылы противника и с боем выйти к своим на соединение.
Из Архангельска и Вологодчины, с Беломорья и приозерных уездов прибывали во флот крепкие, выносливые, выросшие в суровых условиях неласкового севера новобранцы-рекруты.
Нелегко приходилось русскому мужику в эти годы Петровской эпохи. Основание Петербурга, непрерывная война, строительство верфей и флота, добыча руды и всякая другая обязательная работа на нужды военного времени требовали с каждым годом все больше крестьян с Севера.
Обе воюющие стороны знали, что морское сражение на Балтике неизбежно.
Шведский флот, находясь в более благоприятных условиях, прибыл к Гангуту в середине апреля. Командовал шведским флотом адмирал Ватранг. В это время русский флот находился в Финском заливе и не мог двинуться – мешал лед. И только к середине июня галерная флотилия со всеми вспомогательными – свыше сотни судов, под командой Апраксина прибыла в Гельсингфорс.
Петр возглавлял флот, находившийся в Ревеле.
В бухте Тверминне Петр и Апраксин встретились, изучили обстановку и приступили к действиям. Были задуманы и сделаны в узком месте пересекающие полуостров бревенчатые настилы – для перетаскивания галер по суше. Полторы тысячи солдат, отличных лесорубов и плотников, быстро соорудили «переволоку». Об этом разведало шведское командование. Шведский контр-адмирал Эреншельд на фрегате «Элефант», во главе отряда боевых судов, подошел к «переволоке», намереваясь накрыть русских артиллерийским обстрелом при спуске галер на воду.
Петр учел это и приказал отдельным группам двинуться в обход полуострова и в шхерах отрезать выход подошедшим шведским кораблям.
Надобность в перетаскивании галер по суше у русских миновала. По приказу Петра и при его участии 98 галер и около 15 тысяч десантного войска зашли с тыла.
Отряд Эреншельда отвалил от «переволоки», оказавшейся ловушкой, и стал выбирать выгодную позицию между островами. Место, защищенное скалистыми островами, оказалось удобным для шведских кораблей. Две яростные фронтальные атаки русских галер были отбиты огнем артиллерии. Для третьей атаки Петр приказал всем отрядам галер принять иное построений и ударить на эскадру Эреншельда с флангов. Атака с флангов оказалась удачной.
Эффект пушечной стрельбы со стороны противника значительно снизился. И тогда петровские галеры, сделав решительный натиск, стали брать на абордаж шведские корабли один за другим.
Отряд шведских кораблей во главе с фрегатом «Элефант» и командующим Эреншельдом был захвачен. Шведы потеряли убитыми 360 матросов и офицеров, в плен сдалось 580 человек. Русских убито 116 солдат и 8 офицеров…
Памятное Гангутское сражение произошло 27 июня 1714 года. Захваченные у шведов боевые корабли, вместе с пленными и их контр-адмиралом, были доставлены в Петербург.
Петр торжествовал. Жители новой столицы радостно встречали героев-победителей…
Через два года русскому царю довелось выступить в роли первого флагмана над четырьмя соединенными эскадрами: русской, английской, голландской и датской. Устраивались маневры в районе между Копенгагеном и Борнгольмом. Было предположение соединенными силами высадиться в Швеции. Но разногласия между союзниками помешали тогда осуществить это намерение. Об этом, важном в жизни Петра и в истории русского флота, событии и поныне свидетельствует памятная медаль с изображением Петра на одной стороне, а на другой – Нептуна – морского бога в колеснице с четверкой лошадей и надписью: «Владычествует четырьмя при Борнгольме».
Понадобилось еще пять лет ведения войны на суше и, главным образом, на море, чтобы сломить сопротивление шведов и принудить их к миру с Россией.
Петр искал выгодного мира и добился его. Россия овладела Прибалтикой и, возвратив принадлежавшие ей города и области, стала могучей морской державой.
Архангельск не был забыт…
Занятый продолжительной войной со Швецией, отягощенный постоянными государственными делами, Петр после 1703 года ни разу не навещал Архангельск.
Огромными усилиями и ценой многих человеческих жизней строилась неслыханно и невиданно быстро новая российская столица – Петербург – удобный торговый порт и крепостной барьер от недругов с Запада. Но Архангельск не был забыт великим государем. Его и нельзя было ни забыть, ни оставить в тени в этот кипучий период войны и строительства.
В Архангельске действовал морской порт, проводились летние ярмарки, по-прежнему приходили с товарами иноземные купцы и выкачивали из России лес, хлеб, меха и смолу, лен-пеньку, икру и мед.
Петр беспокоился за Архангельск, – как бы король шведский не попытался еще раз учинить диверсию на крайнем русском Севере. За год до Полтавской баталии Петр, проявляя озабоченность, писал в Архангельск воеводе князю Петру Голицыну:
«Понеже нам, великому государю, известно учинилось, что в пристанище Швецком Карлскроне приготовляется эшквадра кораблей воинских, в двадцати во шти [т. е. – 26] состоящая, и намеряют оную послать к городу Архангельскому, того ради указали мы, великий государь, по имянному нашему, великого государя, указу, быть тебе воеводе у города Архангельского; и в новопостроенных крепостях от нападения той неприятельской эшквадры во всякой осторожности и к отпору и супротивлению оной в готовности, и на малой Двине в крепости, також и в прочих устьях, по фортециям поставить пушки… Також поставить на воде в опасных местах прамы [паромы] с пушками, где пристойно и велеть учинить брандеры, и употребить к тому делу и управлению у Города обретающихся морских офицеров и матросов. Також для пополнения тамо ратных людей по указу собранных для отсылки к Москве рекрутов не посылать, а приверстать их в Двинские полки, и раздать ружье, и учить строю…»
В этом же указе не забыл Петр высказать свое попечение и о торговых – купецких людях, прежде всего об охране товарных запасов:
«А для лучщего безопаства русским торговым людям указ, чтобы товары свои на мосту за гостиными дворами не клали и в судах близких местах у Города не держали, а складывали бы те товары свои на обоих каменных гостиных дворах и меж ними сделанном каменном городе, около которых поставить бы тебе палисады…»
Воевода принял все зависящие от него меры к охране на случай обороны Архангельска. Однако шведы не решились послать свой флот на беломорский Север. Балтика, где вырастал и усиливался боевой флот Петра, отвлекала их и вызывала тревогу.
Воевода Голицын отвечал государю, что войска на Севере имеются: в Архангельске 1850 человек, в Кольской – 500, в Вологде и Устюге (где безопасно) по 94 человека, в Пустозерске – 100 человек.
Позднее воевода сообщил Петру радостную весть, что, невзирая на военное время и на опасность для прохода торговых судов, в лето 1710 года в Архангельский порт прибыло кораблей английских – 72, голландских – 58, гамбургских – 12, бременских – 2, ишпанской – 1, датских – 8, а всего «априч комвоев» – 153.
Доходили до Петра от архангельского воеводы и раздражающие известия. Петр приказал Голицыну набрать, сверх того что в Архангельске имеется, 1800 солдат и привести в Ригу для пополнения. Война, строительство флота и невской столицы требовали великое множество людей и денежных поборов; мужик отвечал за свою неисправность хребтом, а воеводы отвечали престижем и рисковали попасть под строгий суд самого царя.
Князь Голицын в своих донесениях был вынужден писать горькую правду:
«…880 человек свыше прежнего числа 3317 человек набирать велел, есть в том великий труд, как я и прежде вашему величеству доносил. Покиня домы люди бегут, но мы со всяким усердием, сколько можем, труды прилагать будем…»
Обременительно было на Севере и со сбором хлебного и прочего провианта.
В том же 1710 году архангельский воевода Голицын жалобно писал Петру о бедственном состоянии северного крестьянства, дабы смягчить свою ответственность за невыполнение царских указов:
«На прошлые 708, 709 и на нынешний 710 годы правят на крестьянах правиант великим правежем, а за пустотою и за скудостью ныне заплатить невозможно. Просят, чтоб им дать сроку до нового хлеба. Положенные доходы на уездных крестьянах собирают с великим принуждением, а в уездах многие села и деревни, в которых было дворов по десяти, и по двадцати, и по тридцати, запустели, а тех сел помещиков, и людей, и крестьян в тех уездах нет. И за пустые села и деревни положенных доходов взять не с кого…»
Подобные донесения из Архангельска были в те годы нередки. В некоторых из них воевода оговаривался: «И от того крестьянского бегства за пустотою в неуправлений опасен вашего царского величества гневу».
Налогами, податями, оброками, всякими поборами, откупами и монополиями население всей страны было разорено. Бегство крестьян, запустение деревень стало обычным явлением. Каких только платежей с народа не было придумано, чтобы содержать армию, построить флот и, в конечном счете, победить в затянувшейся войне. Собирали деньги (и натурой) с земель, с покосов, рыбных ловель, с прорубей, за водопой, с мостов и перевозов, с напитков, со всяких промыслов и ремесел, с лавок, кузниц, харчевен, пекарен, пасек, пивоварен. Горожане дорого платили за ношение бороды – от 60 до 100 рублей. С деревенских мужиков налог за бороду не взимался, но за проезд в город с бородой крестьянин должен был платить одну копейку.
Собиратели денег с народа додумались до сверхнеобыкновенного налога – «за черные глаза два алтына в год, за серые по восемь алтын» (с кривых, видимо, была скидка). Но вскоре сам Петр собственноручно поставил крест на «глазном налоге», как на достойном осмеяния…
Царскому гневу архангельский воевода не подвергся, но заменить его явно было необходимо. Был у Петра на добром счету и примете некто «худофамильный», как он себя величал, выходец из простолюдинов, Алексей Александрович Курбатов. Своей деловитостью и преданностью Петру он заслужил доверие Петра и стал дьяком Оружейной палаты.
Спустя некоторое время за выдающиеся заслуги в делах приумножения государевой казны Петр назначил Курбатова обер-инспектором Ратуши, подчинив ему управление финансами.
В ведении Курбатова были дела по заказам и изготовлению необходимых предметов для армии и флота. Так, из Воронежа Петр однажды, в марте 1705 года, писал непосредственно ему:
«Послал я вам образец ножовых лезей, и как оные получишь, тотчас пошли, сделав образцы, к Соливычегодской и в те прочие места, чтоб велели сделать триста тысяч таких и чтоб оные конечно неотменно поспели в Смоленск в половине апреля…»
В апреле того же года Петр требовал от Курбатова:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
– Я видел не более двадцати, ваше величество.
– Скоро ты увидишь сорок, и не хуже этих. Иноземцы удивились бы еще больше, если бы узнали, какие неоцененные сокровища украшают их внутри… Говорят, что у вашей королевы флот лучший в мире. Чем же он отличается от моего? – любопытствовал царь.
На этот вопрос, как пишет Горсей, он подробно рассказал, что собою представляет вооруженное английское военное судно, и даже подарил царю точно сделанную модель английского корабля.
Внешняя роспись судов, построенных в Вологде для Грозного, судя по описанию Горсея, напоминает о древнем «почерке» вологодских самобытных рисовальщиков, которые, с присущим им художественным вкусом, расписывали самодельными, из каменных порошков, красками предметы крестьянского быта и обихода, дабы чем-то развеселить изделия из дерева – прялки, сани, дуги, ковши, ведра, сундуки и подголовники, ворота и вереи, воронцы и опечья.
И те фигуры, описанные Горсеем, увиденные им как украшения судов, построенных для Грозного, кое-где сохранились до нашего времени, но уже как памятники искусства старины глубокой…
Не приходится поэтому удивляться тому, что при Петре Первом вологодский умелец строения барок и карбасов некто Осип по прозванию Щека согласился строить суда не хуже голландских образцов.
Осипа Щеку как главного и еще с ним двадцать пять плотников отправил воевода в Москву зимней дорогой, следом за разобранной голландской галерой.
Осип Щека и его вологодские товарищи сумели доказать свое мастерство. Слово у них не разошлось с делом. Эти мастеровые люди быстро собрали голландскую галеру и по ее образцу построили гораздо лучшую, царскую – для Петра. Государь, видя их преотменную работу, добавил Осипу Щеке еще плотников, и в ту зиму вологжане под Москвой, на Преображенской верфи, изготовили наскоро из сырого леса «часны», то есть части для двадцати двух галер, и отправили в Воронеж.
Русский военный флот на Неве и в Финском заливе за короткое время вырос до такой степени, что своей силой мог уже потягаться с флотом шведским. За год до Полтавской битвы в составе Балтийского военного флота было 12 фрегатов, 8 галер, 6 брандеров, 2 бомбардирских судна, 10 шняв, 20 русских бригантин и другие мелкие суда.
Такая эскадра, выходившая весной 1708 года от Петропавловской крепости в Финский залив и в море, была уже серьезным оплотом, обеспечивающим безопасность невских берегов. Но дальновидный Петр, оценивший еще при взятии Азова способности русских солдат и казаков, действовавших быстро, смело и решительно благодаря галерному флоту, и предвидя морские сражения на Балтике, распорядился построить на верфях Северо-Запада 300 галер. Отличного соснового леса для этой надобности на Севере всегда более чем достаточно. Галеры строились быстро. К весне 1713 года было построено и оснащено около 200 галер и бригантин.
И когда в помощь многопушечным фрегатам у русских появилась целая армада галер для морских боевых операций, то сам шведский адмирал Эреншильд, узнавший об этом, на вопрос, сколько нужно фрегатов, чтобы противостоять, ответил:
– И тысяча крупных кораблей не в силах справиться с русскими галерами…
Вот что, в кратких чертах, представляло собою это небольшое по размерам, но грозное в нападениях и высадках новоявленное русское судно.
Галера, иначе называемая «галея» или «каторга», строилась различных размеров – длиною от 120 до 160 футов, шириною от 18 до 30 футов. Две парусные мачты, грот и фок, убирались при безветрии, а также в боевой пушечной перепалке.
На носу галеры помещалось до пяти пушек: четыре 8-фунтовых на палубе и одна 36-фунтовая под настилом. В кормовой каюте – капитан. Солдаты и матросы размещались за снастями и тюфяками на палубе. Гребцов находилось до 40 человек сильных и дружных, делавших до 25 взмахов в минуту. Легкость и скорость хода галеры, неглубокая осадка делали ее в прибрежных скалистых местах Балтики малоуязвимой при внезапных нападениях на суда противника. Галеры были удобны и тем, что солдату на них гораздо легче, нежели в пешем строю с тяжелой выкладкой. К моменту боя у солдат сохранялись силы, что было очень важно, поскольку сокрушительные схватки происходили на палубах кораблей противника.
Построив столь значительный гребной флот, Петр за год до исторического Гангутского сражения решил в 1713 году испытать боевое счастье на море.
В конце апреля флот из Невы вышел в Финский залив.
Командовал авангардом сам царь в звании контр-адмирала под именем Петра Михайлова.
Генерал-адмирал Апраксин и вице-адмирал Крюйс возглавляли корабельный флот, под прикрытием которого многочисленные галеры и бригантины Петра 8 мая подошли к Гельсингфорсу и через три дня заняли город.
В августе русские гребные суда со стороны моря и пехота князя Голицына, подоспевшая по суше, без сопротивления заняли Або.
Нарастала угроза Стокгольму. Шведы поняли, что, потерпев поражение под Полтавой, они могут быть поражены и на море. Но где, когда, какими силами дать русским решительный бой на Балтике? Побитый под Полтавой, Карл вот уже пятый год находился «в гостях» у турецкого султана, стыдился вернуться в Швецию. Вынашивал планы, провоцировал Турцию на войну с Россией, вмешивался в политику султана и вызывал тем самым неприязнь турок.
А в Стокгольме сенаторы вели разговоры о том, как выйти из войны и заменить короля, ибо «за слабостью головы правительствовать он больше не может». Но слабоголовый не сдавался, и был слышен из Турции его голос:
«Хотя бы вся Швеция пропала, а миру не быть…»
Война продолжалась. 1714 год. Шведы решили тогда запереть русский флот в Финском заливе, не дать ему выхода в море.
Полуостров Гангут, расположенный в устье Финского залива, оказался наиболее удобным для этой цели.
Петр понял замысел шведских флотоводцев, пытался привлечь себе на помощь Данию, находившуюся в союзе с Россией, но датский король под различными предлогами отказался участвовать в войне против шведов.
Рассчитывая только на свои силы, Петр потребовал с наибольшим усердием строить и строить флот на всех верфях Северо-Запада.
Из далекого Архангельска, совершив смелый поход, обогнув Скандинавский полуостров, прибыли в Финский залив линейные корабли «Рафаил» и «Гавриил». Нелегкий путь – прорваться через тылы противника и с боем выйти к своим на соединение.
Из Архангельска и Вологодчины, с Беломорья и приозерных уездов прибывали во флот крепкие, выносливые, выросшие в суровых условиях неласкового севера новобранцы-рекруты.
Нелегко приходилось русскому мужику в эти годы Петровской эпохи. Основание Петербурга, непрерывная война, строительство верфей и флота, добыча руды и всякая другая обязательная работа на нужды военного времени требовали с каждым годом все больше крестьян с Севера.
Обе воюющие стороны знали, что морское сражение на Балтике неизбежно.
Шведский флот, находясь в более благоприятных условиях, прибыл к Гангуту в середине апреля. Командовал шведским флотом адмирал Ватранг. В это время русский флот находился в Финском заливе и не мог двинуться – мешал лед. И только к середине июня галерная флотилия со всеми вспомогательными – свыше сотни судов, под командой Апраксина прибыла в Гельсингфорс.
Петр возглавлял флот, находившийся в Ревеле.
В бухте Тверминне Петр и Апраксин встретились, изучили обстановку и приступили к действиям. Были задуманы и сделаны в узком месте пересекающие полуостров бревенчатые настилы – для перетаскивания галер по суше. Полторы тысячи солдат, отличных лесорубов и плотников, быстро соорудили «переволоку». Об этом разведало шведское командование. Шведский контр-адмирал Эреншельд на фрегате «Элефант», во главе отряда боевых судов, подошел к «переволоке», намереваясь накрыть русских артиллерийским обстрелом при спуске галер на воду.
Петр учел это и приказал отдельным группам двинуться в обход полуострова и в шхерах отрезать выход подошедшим шведским кораблям.
Надобность в перетаскивании галер по суше у русских миновала. По приказу Петра и при его участии 98 галер и около 15 тысяч десантного войска зашли с тыла.
Отряд Эреншельда отвалил от «переволоки», оказавшейся ловушкой, и стал выбирать выгодную позицию между островами. Место, защищенное скалистыми островами, оказалось удобным для шведских кораблей. Две яростные фронтальные атаки русских галер были отбиты огнем артиллерии. Для третьей атаки Петр приказал всем отрядам галер принять иное построений и ударить на эскадру Эреншельда с флангов. Атака с флангов оказалась удачной.
Эффект пушечной стрельбы со стороны противника значительно снизился. И тогда петровские галеры, сделав решительный натиск, стали брать на абордаж шведские корабли один за другим.
Отряд шведских кораблей во главе с фрегатом «Элефант» и командующим Эреншельдом был захвачен. Шведы потеряли убитыми 360 матросов и офицеров, в плен сдалось 580 человек. Русских убито 116 солдат и 8 офицеров…
Памятное Гангутское сражение произошло 27 июня 1714 года. Захваченные у шведов боевые корабли, вместе с пленными и их контр-адмиралом, были доставлены в Петербург.
Петр торжествовал. Жители новой столицы радостно встречали героев-победителей…
Через два года русскому царю довелось выступить в роли первого флагмана над четырьмя соединенными эскадрами: русской, английской, голландской и датской. Устраивались маневры в районе между Копенгагеном и Борнгольмом. Было предположение соединенными силами высадиться в Швеции. Но разногласия между союзниками помешали тогда осуществить это намерение. Об этом, важном в жизни Петра и в истории русского флота, событии и поныне свидетельствует памятная медаль с изображением Петра на одной стороне, а на другой – Нептуна – морского бога в колеснице с четверкой лошадей и надписью: «Владычествует четырьмя при Борнгольме».
Понадобилось еще пять лет ведения войны на суше и, главным образом, на море, чтобы сломить сопротивление шведов и принудить их к миру с Россией.
Петр искал выгодного мира и добился его. Россия овладела Прибалтикой и, возвратив принадлежавшие ей города и области, стала могучей морской державой.
Архангельск не был забыт…
Занятый продолжительной войной со Швецией, отягощенный постоянными государственными делами, Петр после 1703 года ни разу не навещал Архангельск.
Огромными усилиями и ценой многих человеческих жизней строилась неслыханно и невиданно быстро новая российская столица – Петербург – удобный торговый порт и крепостной барьер от недругов с Запада. Но Архангельск не был забыт великим государем. Его и нельзя было ни забыть, ни оставить в тени в этот кипучий период войны и строительства.
В Архангельске действовал морской порт, проводились летние ярмарки, по-прежнему приходили с товарами иноземные купцы и выкачивали из России лес, хлеб, меха и смолу, лен-пеньку, икру и мед.
Петр беспокоился за Архангельск, – как бы король шведский не попытался еще раз учинить диверсию на крайнем русском Севере. За год до Полтавской баталии Петр, проявляя озабоченность, писал в Архангельск воеводе князю Петру Голицыну:
«Понеже нам, великому государю, известно учинилось, что в пристанище Швецком Карлскроне приготовляется эшквадра кораблей воинских, в двадцати во шти [т. е. – 26] состоящая, и намеряют оную послать к городу Архангельскому, того ради указали мы, великий государь, по имянному нашему, великого государя, указу, быть тебе воеводе у города Архангельского; и в новопостроенных крепостях от нападения той неприятельской эшквадры во всякой осторожности и к отпору и супротивлению оной в готовности, и на малой Двине в крепости, також и в прочих устьях, по фортециям поставить пушки… Також поставить на воде в опасных местах прамы [паромы] с пушками, где пристойно и велеть учинить брандеры, и употребить к тому делу и управлению у Города обретающихся морских офицеров и матросов. Також для пополнения тамо ратных людей по указу собранных для отсылки к Москве рекрутов не посылать, а приверстать их в Двинские полки, и раздать ружье, и учить строю…»
В этом же указе не забыл Петр высказать свое попечение и о торговых – купецких людях, прежде всего об охране товарных запасов:
«А для лучщего безопаства русским торговым людям указ, чтобы товары свои на мосту за гостиными дворами не клали и в судах близких местах у Города не держали, а складывали бы те товары свои на обоих каменных гостиных дворах и меж ними сделанном каменном городе, около которых поставить бы тебе палисады…»
Воевода принял все зависящие от него меры к охране на случай обороны Архангельска. Однако шведы не решились послать свой флот на беломорский Север. Балтика, где вырастал и усиливался боевой флот Петра, отвлекала их и вызывала тревогу.
Воевода Голицын отвечал государю, что войска на Севере имеются: в Архангельске 1850 человек, в Кольской – 500, в Вологде и Устюге (где безопасно) по 94 человека, в Пустозерске – 100 человек.
Позднее воевода сообщил Петру радостную весть, что, невзирая на военное время и на опасность для прохода торговых судов, в лето 1710 года в Архангельский порт прибыло кораблей английских – 72, голландских – 58, гамбургских – 12, бременских – 2, ишпанской – 1, датских – 8, а всего «априч комвоев» – 153.
Доходили до Петра от архангельского воеводы и раздражающие известия. Петр приказал Голицыну набрать, сверх того что в Архангельске имеется, 1800 солдат и привести в Ригу для пополнения. Война, строительство флота и невской столицы требовали великое множество людей и денежных поборов; мужик отвечал за свою неисправность хребтом, а воеводы отвечали престижем и рисковали попасть под строгий суд самого царя.
Князь Голицын в своих донесениях был вынужден писать горькую правду:
«…880 человек свыше прежнего числа 3317 человек набирать велел, есть в том великий труд, как я и прежде вашему величеству доносил. Покиня домы люди бегут, но мы со всяким усердием, сколько можем, труды прилагать будем…»
Обременительно было на Севере и со сбором хлебного и прочего провианта.
В том же 1710 году архангельский воевода Голицын жалобно писал Петру о бедственном состоянии северного крестьянства, дабы смягчить свою ответственность за невыполнение царских указов:
«На прошлые 708, 709 и на нынешний 710 годы правят на крестьянах правиант великим правежем, а за пустотою и за скудостью ныне заплатить невозможно. Просят, чтоб им дать сроку до нового хлеба. Положенные доходы на уездных крестьянах собирают с великим принуждением, а в уездах многие села и деревни, в которых было дворов по десяти, и по двадцати, и по тридцати, запустели, а тех сел помещиков, и людей, и крестьян в тех уездах нет. И за пустые села и деревни положенных доходов взять не с кого…»
Подобные донесения из Архангельска были в те годы нередки. В некоторых из них воевода оговаривался: «И от того крестьянского бегства за пустотою в неуправлений опасен вашего царского величества гневу».
Налогами, податями, оброками, всякими поборами, откупами и монополиями население всей страны было разорено. Бегство крестьян, запустение деревень стало обычным явлением. Каких только платежей с народа не было придумано, чтобы содержать армию, построить флот и, в конечном счете, победить в затянувшейся войне. Собирали деньги (и натурой) с земель, с покосов, рыбных ловель, с прорубей, за водопой, с мостов и перевозов, с напитков, со всяких промыслов и ремесел, с лавок, кузниц, харчевен, пекарен, пасек, пивоварен. Горожане дорого платили за ношение бороды – от 60 до 100 рублей. С деревенских мужиков налог за бороду не взимался, но за проезд в город с бородой крестьянин должен был платить одну копейку.
Собиратели денег с народа додумались до сверхнеобыкновенного налога – «за черные глаза два алтына в год, за серые по восемь алтын» (с кривых, видимо, была скидка). Но вскоре сам Петр собственноручно поставил крест на «глазном налоге», как на достойном осмеяния…
Царскому гневу архангельский воевода не подвергся, но заменить его явно было необходимо. Был у Петра на добром счету и примете некто «худофамильный», как он себя величал, выходец из простолюдинов, Алексей Александрович Курбатов. Своей деловитостью и преданностью Петру он заслужил доверие Петра и стал дьяком Оружейной палаты.
Спустя некоторое время за выдающиеся заслуги в делах приумножения государевой казны Петр назначил Курбатова обер-инспектором Ратуши, подчинив ему управление финансами.
В ведении Курбатова были дела по заказам и изготовлению необходимых предметов для армии и флота. Так, из Воронежа Петр однажды, в марте 1705 года, писал непосредственно ему:
«Послал я вам образец ножовых лезей, и как оные получишь, тотчас пошли, сделав образцы, к Соливычегодской и в те прочие места, чтоб велели сделать триста тысяч таких и чтоб оные конечно неотменно поспели в Смоленск в половине апреля…»
В апреле того же года Петр требовал от Курбатова:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29