Поставь коробку вот тут, на краю сцены, – он показал крестик на схеме. – Бог тебе поможет.
В то время как Мухаммед входил в клуб с черного хода, к парадному входу подъехала Камилия и, выйдя из машины, обменялась рукопожатиями с владельцем клуба. Он заверил ее, что к вечеру все подготовлено. Вечер по случаю вручения Дахибе премии за книгу был подготовлен втайне от нее; в клубе «Золотая клетка» должны собраться семья Рашидов и друзья Дахибы, оркестранты ансамбля, который играл во время ее выступлений, кинозвезды и другие знаменитости, а также представители министерства искусств и культуры. Был заказан роскошный обед, и гости надеялись, что Дахиба не откажется станцевать им – после четырнадцатилетнего перерыва.
Дахиба смотрела на залитые золотым солнечным светом крыши домов, купола и минареты мечетей Каира и чувствовала, что этот мир прекрасен – мир, в котором ей была дарована вторая жизнь. Лабораторные анализы показали, что роковая опухоль рассосалась. Хаким вошел в комнату с большим свертком в руках, улыбаясь лукаво и довольно.
– Тебе подарок. Разверни и посмотри.
Ловкими тонкими пальцами Дахиба развязала ленту и вскрикнула от восторга. Подняв платье на руках, она любовалась золотыми и серебряными узорами, вплетенными в тончайшую черную ткань.
– О, это прекрасно, Хаким! Никогда в жизни не видела такой красоты.
– Это подлинное ассиютское платье. Ну и стоило же оно мне! – улыбнулся Хаким. – Он сел и пропустил между пальцами удивительную ткань. – Ему сто лет. Большая редкость – разыскать было очень трудно. А ты помнишь, что в свой дебют в 1944-м танцевала точно в таком же?
– Да, но то была подделка, а это – настоящее!
– Ну что ж, как раз для торжества. Надевай, Дахиба, его и потрясешь весь Каир.
Дахиба обняла его и поцеловала:
– А что мы будем праздновать, Хаким?
– Твое исцеление от рака, хвала Аллаху!
– А куда мы пойдем?
Он лукаво сощурил свои небольшие глаза:
– Это сюрприз.
Амира вспоминала о свое семье в Каире. Амира обещала Камилии, что они возвратятся к чествованию Дахибы, но путешествие затянулось. После посещения Мекки на пути в Медину у Амиры заболело сердце, и пришлось задержаться в пути. Доктор посоветовал после небольшого отдыха вернуться в Каир, но Амира не изменила своих планов, и сейчас они следовали старой караванной дорогой ее детства. Она должна была вспомнить то, что стремилась вспомнить всю жизнь – Бог не пошлет ей другого случая.
Амира глядела на бирюзовую воду залива Акаба, и душа ее ликовала. Посетив самое священное место всех мусульман, Мекку, она очистилась, приблизилась душой к Богу. Она и три ее юных спутницы целовали Каабу – большой черный камень, отполированный губами верующих, на котором пророк Ибрахим хотел принести в жертву своего сына Исмаила. Они посетили колодец Хагар и пили его священную воду, они бросали камушки в колонны, символизирующие сатану, – чтобы изгнать его из своих помыслов.
Потом они доехали на катере до Акаба и оттуда в большом запыленном «бьюике» пересекали старой караванной дорогой Синайский полуостров.
Это была дорога исхода евреев из Египта – в памяти Амиры запечатлелись слова матери о том, что они следуют путем Исхода. Но за давностью лет библейский путь Исхода не был, конечно, запечатлен на карте, и Амире предлагали и другие варианты. Она начинала волноваться, не надо ли было ей выбрать северную дорогу. Справа от дороги поднимались гранитные скалы и мелькали пальмы, слева голубел залив, на другой стороне которого в сиреневой дымке виднелась Аравия.
– Эта дорога, которой пророк Мусса вел свой народ? – спросила Амира у водителя, иорданца в клетчатой красно-белой шапочке.
– Это самая известная дорога, саида, – успокоительным тоном ответил тот, – вот монахи вам все расскажут. Божьей милостью, мы переночуем в монастыре святой Екатерины.
Морской берег теперь виднелся в отдалении. Путь проходил в горах, это была запущенная дорога, в ухабах, и водитель ехал медленно.
Каменистые поля вокруг дороги заросли ивняком, где сновали маленькие зеленые ящерицы и бегали куропатки, над полями вились жаворонки. Земля была жесткая, бесплодная, лишь изредка встречались купы пальмовых деревьев. Иногда вдали чернели пятна походных палаток кочевников-бедуинов. Взгляд Амиры впитывал окружающий пейзаж; усиливалось смутное чувство, что все это ей знакомо.
Наконец, они доехали до монастыря.
– Гебель Мусса – гора Моисея, – сказал водитель, показывая на одну из скалистых гор с откосами из серого, коричневого и красного гранита.
Сердце Амиры забилось сильнее. «Знакомо ли мне это? – думала она. – Мне кажется, вблизи этих гор бедуины напали на наш караван, и я была вырвана из рук матери… А если мать была убита, я найду здесь ее могилу…» В ее памяти возникали картины ее сна – сияло лазурное море, звенели караванные колокольчики… Воскреснут ли и другие картины прошлого?
Когда они увидели маленькое, похожее на крепость здание монастыря, от него отъезжали автобусы, набитые туристами, и тянулась вереница студентов с рюкзаками на спине.
– Бисмиллах, – сказал водитель. – Это плохой знак. Видно, мы опоздали и монахи закрыли на ночь ворота. – Он вышел из машины, взбежал по каменной лестнице и быстро вернулся. – Очень жаль, саида, но монахи не могут принять нас. Они приняли много туристов и просят вас приехать завтра.
Но Амира не могла ждать до завтра. А если снова случится сердечный приступ?
– Зейнаб, – сказала она, – помоги мне подняться по этой лестнице. – И ответила на удивленный взгляд водителя – Мы не туристы, мистер Мустафа. Мы – пилигримы на пути к заветной цели.
Зейнаб позвонила в колокольчик, и появился бородатый монах в темно-коричневой рясе.
– Святой отец, – спросила Зейнаб по-арабски, – мы проделали долгий путь. Не разрешите ли вы моей прабабушке провести ночь в вашей обители?
Он не понял, Зейнаб повторила вопрос по-английски. Тогда он кивнул и сказал, что он и сам признал паломников по их белой одежде. Монах повел Амиру через чисто выметенный внутренний дворик, и, ступая по каменным плитам, она почувствовала, что уже была здесь когда-то прежде.
Джесмайн обошла больных по вызовам и возвращалась в клинику для вечернего приема.
– Саид завтра уезжает из Аль-Тафлы? – сочувственно глядя на докторшу, спросила ум Джамал, которой Джесмайн измеряла кровяное давление.
Это был последний вызов, и Джесмайн осматривала пациентку во внутреннем дворике перед ее глиняной хижиной.
– Да. Доктор Коннор должен ехать.
– Докторша, это ошибка. Удержите его здесь.
– Или поезжайте с ним, – вмешалась миссис Раджат. – Вы такая молодая женщина! Еще натерпитесь от одиночества в старости – вот как я.
Джесмайн отвернулась от женщин, укладывая аппарат для измерения кровяного давления в медицинскую сумку. Две ночи назад они с Коннором занимались любовью, и это было прекрасно. Потом они разговаривали до рассвета, потом снова любили друг друга. Он казался ей таким близким, она знала, что он понимает ее и разделяет ее чувство. Ум Джамал права – разве Джесмайн в силах отпустить его? Но Коннор не останется.
– Я люблю вас, Джесмайн, – сказал он, – но если я останусь здесь, я погибну. Я отдавал этим людям свои силы, отдавал без конца, и мне уже нечего отдавать. Они как будто съели мою душу, и я должен спасаться, бежать отсюда. Я должен уехать, Джесмайн, а вы должны остаться.
Идя из дома ум Джамал в клинику, Джесмайн думала, что ей действительно суждено Богом остаться в одиночестве, навсегда разлучившись с Коннором, никогда его больше не увидеть. Вдруг она заметила, что идет не в клинику, а к дому, где жил Коннор, но не остановилась, а ускорила шаги. Коннор перед домом укладывал вещи в свою «тойоту». Он обернулся на ее крик, и она упала в его объятия.
– Я люблю тебя, Деклин. Я не в силах расстаться с тобой!
Он целовал ее, пропуская пальцы сквозь ее золотистые волосы. Она прильнула к нему:
– Я потеряла все, что любила, даже сына. Я не могу потерять тебя. Женись на мне.
Мухаммед был охвачен паникой. Все удалось с пугающей легкостью: он прошел черным ходом, никого не встретив на пути, и положил нарядную подарочную коробку, в которой лежала мина, на краю сцены, недалеко от дверей костюмерной, включил таймер и вернулся на улицу Райских Дев. Около дома он посмотрел на часы – оставалось тридцать минут! Дом почему-то был пуст. Навстречу ему сбежала с лестницы его кузина Асмахан в вечернем платье из блестящего шелка, окутанная облаком ароматов, и удивленно воскликнула:
– Как, ты опоздал! Все уже там! Ну, поедем со мной. – И он вспомнил, что сегодня состоится чествование тети Дахибы, на котором будет присутствовать вся семья.
– Я забыл, Асмахан. А где это будет?
– В клубе «Золотая клетка».
Амира проснулась сред ночи – у нее щемило сердце. Не потревожив сон своих юных спутниц, она набросила свои белые одежды и вышла из комнаты. Резкий холодный воздух пустыни охватил ее.
Она молила Бога, чтобы причиной стеснения в груди был поздний ужин, которым их накормили гостеприимные монахи, а не сердечный приступ. Она должна жить до дня, когда Бог вернет ей память! Вчера она обошла со своими спутницами всю территорию монастыря, которая равнялась площади небольшой деревни, посетив красивую церковь, сады, усыпальницу, где хоронили монахов монастыря. Но нигде воспоминания детства не ожили в ее душе.
Пустынный дворик был залит лунным светом; Амира окинула взглядом скромные постройки и вспомнила, как они вчера удивились, увидев в стенах монастыря построенную в давние годы небольшую мечеть; сейчас ею пользовались кочевники-бедуины.
Дрожа от холода, Амира решила вернуться в дом, но что-то вдруг остановило ее. Поглядев в ночное звездное небо, она осознала, что Бог указывает ей путь, и начала медленно, с трудом подниматься по ступенькам к каменному парапету, ограждающему монастырь.
Большой черный лимузин Хакима Рауфа медленно двигался в потоке машин по улицам Каира. Дахиба смотрела на оживленную толпу каирцев, вышедших из своих домов для вечерних прогулок и развлечений, и радостно улыбалась.
– Ты мне так и не скажешь, что за сюрприз? – спросила она Хакима.
– Не скажу, – ответил он с улыбкой, – сейчас сама увидишь.
Мухаммед смотрел на часы. Мина должна была взорваться через пятнадцать минут, а его машина еле двигалась в густом потоке каирского вечернего транспорта. Он пытался дозвониться в клуб, но линия была занята. Доехать до полицейского участка не было времени; оставалось одно – ринуться в клуб, выхватить мину и швырнуть ее в Нил. Но машина не двигалась – движение то и дело перекрывали.
Боже мой, помоги мне!
Он выскочил из машины, оставив мотор выключенным, и кинулся к реке.
Дав последние инструкции Насру и Халиду, которые оставались работать в Аль-Тафле под руководством нового главного врача, который должен был на днях приехать, Деклин решил посмотреть, что делает Джесмайн. После того как она пришла к нему и Деклин согласился, чтобы она ехала вместе с ним, они занимались любовью, а теперь она, наверное, дома и складывает вещи.
Он шел по улице, вдыхая запахи готовящейся в домах пищи, когда с минарета мечети донесся призыв муэдзина к вечерней молитве – мечеть находилась рядом с клиникой. Он подошел к клинике, открыл дверь, которая оказалась незапертой, и вошел. Дверь комнаты Джесмайн оказалась незапертой, но ее там не было. Он прошел в закрытый домик за домом, где недавно танцевали «заар». Вдруг он увидел Джесмайн, коленопреклоненную на молитвенном коврике.
Никогда раньше он не видел ее на молитве. Это было чарующее зрелище: в лунном свете, одетая в белый халат и тюрбан, она простиралась в молитве пластично и грациозно, как танцовщица. Он услышал арабские слова, срывающиеся с ее уст, увидел в ее взгляде страстное молитвенное выражение и еще что-то… Печаль? Просьбу о прощении? Вдруг Деклин швырнул на землю сигарету, растоптал ее и через клинику быстро вышел на улицу.
Хаким вошел в парадный вход клуба «Золотая клетка», держа за руку изумленную Дахибу. Все вскричали:
– Сюрприз! – и оркестр, с которым много лет выступала Дахиба, заиграл мелодию, которой всегда начинались ее концерты.
Мухаммед ворвался через боковой вход; прорвавшись через толпу лакеев и поваров, он влетел в обеденный зал ресторана и увидел всю семью – деда Ибрахима, бабушку Нефиссу, свою мачеху Налу, здесь были тетки, дяди, двоюродные братья и сестры, от старейших членов семьи до новорожденных, даже беременная на последнем месяце жена Ибрахима Атия.
Все бурно зааплодировали Дахибе, которая выходила на сцену, опираясь на руку Камилии.
– Боже мой, – прошептал Мухаммед и закричал: – Все, все выходите отсюда! Выходите на улицу, скорей!
Амира шла вдоль каменного парапета, ограждающего территорию монастыря, чувствуя, как лунный свет льется на ее плечи, а холодный ветер пустыни развевает белые одежды. Она смотрела на безлюдный ландшафт и пыталась представить себе место, где находился лагерь ее снов. Обходя монастырь кругом, она видела темные силуэты гор с острыми вершинами на фоне неба, линию крыш и стен монастыря, и вдруг… странно знакомый четырехугольный силуэт – это был минарет мечети, которую они вчера видели, и она узнала в нем четырехугольный силуэт своего сна.
Значит, стоянка была здесь.
На нее пахнуло нежным запахом гардении, и она услышала голос своей матери, ясный и чистый:
– Смотри, дочь моего сердца, то Ригель в созвездии Ориона, звезда, под которой ты родилась. Видишь, она голубая!
Молнией сверкнуло все и раздалось в ней чудным ударом. Она увидела цветные палатки и стяги на них, пение и пляску вокруг костра, посетивших лагерь важных бедуинских шейхов в красивых черных одеждах, услышала их рокочущий смех. Амира пошатнулась, прислонилась к стене, и прилив воспоминаний обрушился на нее, как наводнение.
У нас был дом в Медине. Мы ехали в Каир к маминой сестре Саане, которая ждала ребенка. Мама говорила, что дедушка будет так рад нас увидеть! Он тоскует по дочери с тех пор, как выдал мою маму замуж за аравийского принца, вождя большого бедуинского племени, – моего отца. И я, когда вырасту, выйду замуж за принца. Его зовут Абдулла, и он станет после моего отца вождем нашего племени.
– Аллах велик! – вскричала она, подняв голову к звездам.
Когда Мухаммед бежал к сцене, Омар схватил его за руку. Мгновение отец и сын смотрели друг другу в глаза; потом раздался оглушительный взрыв и взвился столб пламени.
Амира в радостном изумлении смотрела на квадратный минарет своих снов, и в ее памяти оживали все новые и новые воспоминания: сад и фонтан перед ее домом в Медине, имена ее братьев и сестер. Вдруг она почувствовала острую боль, словно в груди ее поворачивался нож…
Джесмайн проснулась в тревоге, она чувствовала: что-то произошло. Накинув платье, она побежала к дому Деклина. Дверь была открыта, комната пуста, машины перед домом не было. Джесмайн с отчаянием глядела на темный молчаливый Нил.
ЭПИЛОГ
1993
Джесмайн раздвинула занавески на окне своей комнаты в отеле «Хилтон» и увидела опаловый рассвет, забрезживший над Нилом. С минаретов взывали муэдзины, Каир пробуждался; рыбаки на Ниле ставили треугольные паруса на своих фелуках, у отеля выстроились в ряд черно-белые такси. Усталая, голодная и взволнованная, Джесмайн повернулась к старой женщине в белой одежде, с которой они за одну ночь снова прожили всю жизнь. Амира сидела в глубоком кресле, белое покрывало соскользнуло с тонких белых волос, прилегающих к маленькому хрупкому черепу.
– О, умма, – сказала Джесмайн, подходя к ней. Она встала на колени у кресла, и Амира жадно обняла ее.
– Мне было так плохо, умма, – призналась Джесмайн. – Я чувствовала себя такой одинокой. Я хотела вернуться домой, но не знала, как это сделать.
– Много раз я видела сон о ребенке, разлученном с матерью, – задумчиво сказала Амира. – И мне казалось, что эти сны – предвестия грядущего. В конечном счете оказалось, что это сон о прошлом, о том, что случилось со мной в раннем детстве. Но в ту ночь, Ясмина, когда отец изгнал тебя, мою любимую внучку, я подумала: зловещий сон сбылся наяву.
Амира подняла к Джесмайн залитое слезами лицо:
– Но как ты снова оказалась в Америке после того, как была в Верхнем Египте?
– Сразу после того, как Деклин уехал, я заболела малярией, в очень серьезной форме. Меня отправили лечиться в Англию, а потом дали отпуск для полного восстановления здоровья. Тогда я и поехала отдохнуть к Рашели в Калифорнию.
– И потом ты не вернулась в Америку?
– Я поехала с группой врачей в Южную Америку лечить холеру – там была эпидемия. А в США вернулась только несколько месяцев назад. Пять лет прошло со дня нашей разлуки с Деклином.
– А теперь ты здорова?
– У меня был рецидив, но появились новые очень сильные лекарства, и меня вылечили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
В то время как Мухаммед входил в клуб с черного хода, к парадному входу подъехала Камилия и, выйдя из машины, обменялась рукопожатиями с владельцем клуба. Он заверил ее, что к вечеру все подготовлено. Вечер по случаю вручения Дахибе премии за книгу был подготовлен втайне от нее; в клубе «Золотая клетка» должны собраться семья Рашидов и друзья Дахибы, оркестранты ансамбля, который играл во время ее выступлений, кинозвезды и другие знаменитости, а также представители министерства искусств и культуры. Был заказан роскошный обед, и гости надеялись, что Дахиба не откажется станцевать им – после четырнадцатилетнего перерыва.
Дахиба смотрела на залитые золотым солнечным светом крыши домов, купола и минареты мечетей Каира и чувствовала, что этот мир прекрасен – мир, в котором ей была дарована вторая жизнь. Лабораторные анализы показали, что роковая опухоль рассосалась. Хаким вошел в комнату с большим свертком в руках, улыбаясь лукаво и довольно.
– Тебе подарок. Разверни и посмотри.
Ловкими тонкими пальцами Дахиба развязала ленту и вскрикнула от восторга. Подняв платье на руках, она любовалась золотыми и серебряными узорами, вплетенными в тончайшую черную ткань.
– О, это прекрасно, Хаким! Никогда в жизни не видела такой красоты.
– Это подлинное ассиютское платье. Ну и стоило же оно мне! – улыбнулся Хаким. – Он сел и пропустил между пальцами удивительную ткань. – Ему сто лет. Большая редкость – разыскать было очень трудно. А ты помнишь, что в свой дебют в 1944-м танцевала точно в таком же?
– Да, но то была подделка, а это – настоящее!
– Ну что ж, как раз для торжества. Надевай, Дахиба, его и потрясешь весь Каир.
Дахиба обняла его и поцеловала:
– А что мы будем праздновать, Хаким?
– Твое исцеление от рака, хвала Аллаху!
– А куда мы пойдем?
Он лукаво сощурил свои небольшие глаза:
– Это сюрприз.
Амира вспоминала о свое семье в Каире. Амира обещала Камилии, что они возвратятся к чествованию Дахибы, но путешествие затянулось. После посещения Мекки на пути в Медину у Амиры заболело сердце, и пришлось задержаться в пути. Доктор посоветовал после небольшого отдыха вернуться в Каир, но Амира не изменила своих планов, и сейчас они следовали старой караванной дорогой ее детства. Она должна была вспомнить то, что стремилась вспомнить всю жизнь – Бог не пошлет ей другого случая.
Амира глядела на бирюзовую воду залива Акаба, и душа ее ликовала. Посетив самое священное место всех мусульман, Мекку, она очистилась, приблизилась душой к Богу. Она и три ее юных спутницы целовали Каабу – большой черный камень, отполированный губами верующих, на котором пророк Ибрахим хотел принести в жертву своего сына Исмаила. Они посетили колодец Хагар и пили его священную воду, они бросали камушки в колонны, символизирующие сатану, – чтобы изгнать его из своих помыслов.
Потом они доехали на катере до Акаба и оттуда в большом запыленном «бьюике» пересекали старой караванной дорогой Синайский полуостров.
Это была дорога исхода евреев из Египта – в памяти Амиры запечатлелись слова матери о том, что они следуют путем Исхода. Но за давностью лет библейский путь Исхода не был, конечно, запечатлен на карте, и Амире предлагали и другие варианты. Она начинала волноваться, не надо ли было ей выбрать северную дорогу. Справа от дороги поднимались гранитные скалы и мелькали пальмы, слева голубел залив, на другой стороне которого в сиреневой дымке виднелась Аравия.
– Эта дорога, которой пророк Мусса вел свой народ? – спросила Амира у водителя, иорданца в клетчатой красно-белой шапочке.
– Это самая известная дорога, саида, – успокоительным тоном ответил тот, – вот монахи вам все расскажут. Божьей милостью, мы переночуем в монастыре святой Екатерины.
Морской берег теперь виднелся в отдалении. Путь проходил в горах, это была запущенная дорога, в ухабах, и водитель ехал медленно.
Каменистые поля вокруг дороги заросли ивняком, где сновали маленькие зеленые ящерицы и бегали куропатки, над полями вились жаворонки. Земля была жесткая, бесплодная, лишь изредка встречались купы пальмовых деревьев. Иногда вдали чернели пятна походных палаток кочевников-бедуинов. Взгляд Амиры впитывал окружающий пейзаж; усиливалось смутное чувство, что все это ей знакомо.
Наконец, они доехали до монастыря.
– Гебель Мусса – гора Моисея, – сказал водитель, показывая на одну из скалистых гор с откосами из серого, коричневого и красного гранита.
Сердце Амиры забилось сильнее. «Знакомо ли мне это? – думала она. – Мне кажется, вблизи этих гор бедуины напали на наш караван, и я была вырвана из рук матери… А если мать была убита, я найду здесь ее могилу…» В ее памяти возникали картины ее сна – сияло лазурное море, звенели караванные колокольчики… Воскреснут ли и другие картины прошлого?
Когда они увидели маленькое, похожее на крепость здание монастыря, от него отъезжали автобусы, набитые туристами, и тянулась вереница студентов с рюкзаками на спине.
– Бисмиллах, – сказал водитель. – Это плохой знак. Видно, мы опоздали и монахи закрыли на ночь ворота. – Он вышел из машины, взбежал по каменной лестнице и быстро вернулся. – Очень жаль, саида, но монахи не могут принять нас. Они приняли много туристов и просят вас приехать завтра.
Но Амира не могла ждать до завтра. А если снова случится сердечный приступ?
– Зейнаб, – сказала она, – помоги мне подняться по этой лестнице. – И ответила на удивленный взгляд водителя – Мы не туристы, мистер Мустафа. Мы – пилигримы на пути к заветной цели.
Зейнаб позвонила в колокольчик, и появился бородатый монах в темно-коричневой рясе.
– Святой отец, – спросила Зейнаб по-арабски, – мы проделали долгий путь. Не разрешите ли вы моей прабабушке провести ночь в вашей обители?
Он не понял, Зейнаб повторила вопрос по-английски. Тогда он кивнул и сказал, что он и сам признал паломников по их белой одежде. Монах повел Амиру через чисто выметенный внутренний дворик, и, ступая по каменным плитам, она почувствовала, что уже была здесь когда-то прежде.
Джесмайн обошла больных по вызовам и возвращалась в клинику для вечернего приема.
– Саид завтра уезжает из Аль-Тафлы? – сочувственно глядя на докторшу, спросила ум Джамал, которой Джесмайн измеряла кровяное давление.
Это был последний вызов, и Джесмайн осматривала пациентку во внутреннем дворике перед ее глиняной хижиной.
– Да. Доктор Коннор должен ехать.
– Докторша, это ошибка. Удержите его здесь.
– Или поезжайте с ним, – вмешалась миссис Раджат. – Вы такая молодая женщина! Еще натерпитесь от одиночества в старости – вот как я.
Джесмайн отвернулась от женщин, укладывая аппарат для измерения кровяного давления в медицинскую сумку. Две ночи назад они с Коннором занимались любовью, и это было прекрасно. Потом они разговаривали до рассвета, потом снова любили друг друга. Он казался ей таким близким, она знала, что он понимает ее и разделяет ее чувство. Ум Джамал права – разве Джесмайн в силах отпустить его? Но Коннор не останется.
– Я люблю вас, Джесмайн, – сказал он, – но если я останусь здесь, я погибну. Я отдавал этим людям свои силы, отдавал без конца, и мне уже нечего отдавать. Они как будто съели мою душу, и я должен спасаться, бежать отсюда. Я должен уехать, Джесмайн, а вы должны остаться.
Идя из дома ум Джамал в клинику, Джесмайн думала, что ей действительно суждено Богом остаться в одиночестве, навсегда разлучившись с Коннором, никогда его больше не увидеть. Вдруг она заметила, что идет не в клинику, а к дому, где жил Коннор, но не остановилась, а ускорила шаги. Коннор перед домом укладывал вещи в свою «тойоту». Он обернулся на ее крик, и она упала в его объятия.
– Я люблю тебя, Деклин. Я не в силах расстаться с тобой!
Он целовал ее, пропуская пальцы сквозь ее золотистые волосы. Она прильнула к нему:
– Я потеряла все, что любила, даже сына. Я не могу потерять тебя. Женись на мне.
Мухаммед был охвачен паникой. Все удалось с пугающей легкостью: он прошел черным ходом, никого не встретив на пути, и положил нарядную подарочную коробку, в которой лежала мина, на краю сцены, недалеко от дверей костюмерной, включил таймер и вернулся на улицу Райских Дев. Около дома он посмотрел на часы – оставалось тридцать минут! Дом почему-то был пуст. Навстречу ему сбежала с лестницы его кузина Асмахан в вечернем платье из блестящего шелка, окутанная облаком ароматов, и удивленно воскликнула:
– Как, ты опоздал! Все уже там! Ну, поедем со мной. – И он вспомнил, что сегодня состоится чествование тети Дахибы, на котором будет присутствовать вся семья.
– Я забыл, Асмахан. А где это будет?
– В клубе «Золотая клетка».
Амира проснулась сред ночи – у нее щемило сердце. Не потревожив сон своих юных спутниц, она набросила свои белые одежды и вышла из комнаты. Резкий холодный воздух пустыни охватил ее.
Она молила Бога, чтобы причиной стеснения в груди был поздний ужин, которым их накормили гостеприимные монахи, а не сердечный приступ. Она должна жить до дня, когда Бог вернет ей память! Вчера она обошла со своими спутницами всю территорию монастыря, которая равнялась площади небольшой деревни, посетив красивую церковь, сады, усыпальницу, где хоронили монахов монастыря. Но нигде воспоминания детства не ожили в ее душе.
Пустынный дворик был залит лунным светом; Амира окинула взглядом скромные постройки и вспомнила, как они вчера удивились, увидев в стенах монастыря построенную в давние годы небольшую мечеть; сейчас ею пользовались кочевники-бедуины.
Дрожа от холода, Амира решила вернуться в дом, но что-то вдруг остановило ее. Поглядев в ночное звездное небо, она осознала, что Бог указывает ей путь, и начала медленно, с трудом подниматься по ступенькам к каменному парапету, ограждающему монастырь.
Большой черный лимузин Хакима Рауфа медленно двигался в потоке машин по улицам Каира. Дахиба смотрела на оживленную толпу каирцев, вышедших из своих домов для вечерних прогулок и развлечений, и радостно улыбалась.
– Ты мне так и не скажешь, что за сюрприз? – спросила она Хакима.
– Не скажу, – ответил он с улыбкой, – сейчас сама увидишь.
Мухаммед смотрел на часы. Мина должна была взорваться через пятнадцать минут, а его машина еле двигалась в густом потоке каирского вечернего транспорта. Он пытался дозвониться в клуб, но линия была занята. Доехать до полицейского участка не было времени; оставалось одно – ринуться в клуб, выхватить мину и швырнуть ее в Нил. Но машина не двигалась – движение то и дело перекрывали.
Боже мой, помоги мне!
Он выскочил из машины, оставив мотор выключенным, и кинулся к реке.
Дав последние инструкции Насру и Халиду, которые оставались работать в Аль-Тафле под руководством нового главного врача, который должен был на днях приехать, Деклин решил посмотреть, что делает Джесмайн. После того как она пришла к нему и Деклин согласился, чтобы она ехала вместе с ним, они занимались любовью, а теперь она, наверное, дома и складывает вещи.
Он шел по улице, вдыхая запахи готовящейся в домах пищи, когда с минарета мечети донесся призыв муэдзина к вечерней молитве – мечеть находилась рядом с клиникой. Он подошел к клинике, открыл дверь, которая оказалась незапертой, и вошел. Дверь комнаты Джесмайн оказалась незапертой, но ее там не было. Он прошел в закрытый домик за домом, где недавно танцевали «заар». Вдруг он увидел Джесмайн, коленопреклоненную на молитвенном коврике.
Никогда раньше он не видел ее на молитве. Это было чарующее зрелище: в лунном свете, одетая в белый халат и тюрбан, она простиралась в молитве пластично и грациозно, как танцовщица. Он услышал арабские слова, срывающиеся с ее уст, увидел в ее взгляде страстное молитвенное выражение и еще что-то… Печаль? Просьбу о прощении? Вдруг Деклин швырнул на землю сигарету, растоптал ее и через клинику быстро вышел на улицу.
Хаким вошел в парадный вход клуба «Золотая клетка», держа за руку изумленную Дахибу. Все вскричали:
– Сюрприз! – и оркестр, с которым много лет выступала Дахиба, заиграл мелодию, которой всегда начинались ее концерты.
Мухаммед ворвался через боковой вход; прорвавшись через толпу лакеев и поваров, он влетел в обеденный зал ресторана и увидел всю семью – деда Ибрахима, бабушку Нефиссу, свою мачеху Налу, здесь были тетки, дяди, двоюродные братья и сестры, от старейших членов семьи до новорожденных, даже беременная на последнем месяце жена Ибрахима Атия.
Все бурно зааплодировали Дахибе, которая выходила на сцену, опираясь на руку Камилии.
– Боже мой, – прошептал Мухаммед и закричал: – Все, все выходите отсюда! Выходите на улицу, скорей!
Амира шла вдоль каменного парапета, ограждающего территорию монастыря, чувствуя, как лунный свет льется на ее плечи, а холодный ветер пустыни развевает белые одежды. Она смотрела на безлюдный ландшафт и пыталась представить себе место, где находился лагерь ее снов. Обходя монастырь кругом, она видела темные силуэты гор с острыми вершинами на фоне неба, линию крыш и стен монастыря, и вдруг… странно знакомый четырехугольный силуэт – это был минарет мечети, которую они вчера видели, и она узнала в нем четырехугольный силуэт своего сна.
Значит, стоянка была здесь.
На нее пахнуло нежным запахом гардении, и она услышала голос своей матери, ясный и чистый:
– Смотри, дочь моего сердца, то Ригель в созвездии Ориона, звезда, под которой ты родилась. Видишь, она голубая!
Молнией сверкнуло все и раздалось в ней чудным ударом. Она увидела цветные палатки и стяги на них, пение и пляску вокруг костра, посетивших лагерь важных бедуинских шейхов в красивых черных одеждах, услышала их рокочущий смех. Амира пошатнулась, прислонилась к стене, и прилив воспоминаний обрушился на нее, как наводнение.
У нас был дом в Медине. Мы ехали в Каир к маминой сестре Саане, которая ждала ребенка. Мама говорила, что дедушка будет так рад нас увидеть! Он тоскует по дочери с тех пор, как выдал мою маму замуж за аравийского принца, вождя большого бедуинского племени, – моего отца. И я, когда вырасту, выйду замуж за принца. Его зовут Абдулла, и он станет после моего отца вождем нашего племени.
– Аллах велик! – вскричала она, подняв голову к звездам.
Когда Мухаммед бежал к сцене, Омар схватил его за руку. Мгновение отец и сын смотрели друг другу в глаза; потом раздался оглушительный взрыв и взвился столб пламени.
Амира в радостном изумлении смотрела на квадратный минарет своих снов, и в ее памяти оживали все новые и новые воспоминания: сад и фонтан перед ее домом в Медине, имена ее братьев и сестер. Вдруг она почувствовала острую боль, словно в груди ее поворачивался нож…
Джесмайн проснулась в тревоге, она чувствовала: что-то произошло. Накинув платье, она побежала к дому Деклина. Дверь была открыта, комната пуста, машины перед домом не было. Джесмайн с отчаянием глядела на темный молчаливый Нил.
ЭПИЛОГ
1993
Джесмайн раздвинула занавески на окне своей комнаты в отеле «Хилтон» и увидела опаловый рассвет, забрезживший над Нилом. С минаретов взывали муэдзины, Каир пробуждался; рыбаки на Ниле ставили треугольные паруса на своих фелуках, у отеля выстроились в ряд черно-белые такси. Усталая, голодная и взволнованная, Джесмайн повернулась к старой женщине в белой одежде, с которой они за одну ночь снова прожили всю жизнь. Амира сидела в глубоком кресле, белое покрывало соскользнуло с тонких белых волос, прилегающих к маленькому хрупкому черепу.
– О, умма, – сказала Джесмайн, подходя к ней. Она встала на колени у кресла, и Амира жадно обняла ее.
– Мне было так плохо, умма, – призналась Джесмайн. – Я чувствовала себя такой одинокой. Я хотела вернуться домой, но не знала, как это сделать.
– Много раз я видела сон о ребенке, разлученном с матерью, – задумчиво сказала Амира. – И мне казалось, что эти сны – предвестия грядущего. В конечном счете оказалось, что это сон о прошлом, о том, что случилось со мной в раннем детстве. Но в ту ночь, Ясмина, когда отец изгнал тебя, мою любимую внучку, я подумала: зловещий сон сбылся наяву.
Амира подняла к Джесмайн залитое слезами лицо:
– Но как ты снова оказалась в Америке после того, как была в Верхнем Египте?
– Сразу после того, как Деклин уехал, я заболела малярией, в очень серьезной форме. Меня отправили лечиться в Англию, а потом дали отпуск для полного восстановления здоровья. Тогда я и поехала отдохнуть к Рашели в Калифорнию.
– И потом ты не вернулась в Америку?
– Я поехала с группой врачей в Южную Америку лечить холеру – там была эпидемия. А в США вернулась только несколько месяцев назад. Пять лет прошло со дня нашей разлуки с Деклином.
– А теперь ты здорова?
– У меня был рецидив, но появились новые очень сильные лекарства, и меня вылечили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49