Он теперь неделю в себя будет приходить.
– Ну, спи, приятель, – убрал Клин страшный нож. – Приятных тебе сновидений.
И бесшумно исчез. Даже не было слышно, как он спрыгнул на землю. Почему-то не лаял Барбос. По селу тявкали другие собаки. Но так бывает каждую ночь. Мало ли кто вернулся поздно с рыбалки! А Барбос молчал.
Клин прирезал его, но не стал оставлять вещественное доказательство, а уволок с собой. Потом собачью шкуру выгодно продали. Из нее можно было отличную шапку сшить.
Людмила Петровна включила ночник, потому что надоело лежать в темноте. Сон все не приходил. Близость Владимира и воспоминания так волновали ее, что сердце никак не могло успокоиться.
– Ну, и пусть! – с тихой радостью подумала Людмила Петровна. – Я и днем высплюсь. Да и какой сон!
В жизни должны были произойти перемены. Ей казалось, что все годы, прожитые во власти Сергея, были сном. У нее получилось так, что летним днем началась настоящая жизнь, а потом она прервалась очень долгим и тяжелым сном. Теперь она очнулась и готова продолжить жизнь, если даже та продлится так же коротко, как тогда.
Людмила Петровна лежала в постели, смотрела на белый потолок и с удовольствием мысленно уходила в прошлое.
Какая это была уха!
В жизни она не раз ела уху и вроде нечему было удивляться. Но Володина уха была особенной. Прямо каким-то нектаром, от которого разве только крылья не выросли на спине, а летать хотелось.
Когда поели и стали пить чай, пахнущий дымом костра, Людмила Петровна спросила:
– О чем же хотел поговорить?
Она немножко дразнила его, потому что заранее знала, что он скажет, но ей было интересно – как он будет говорить. Начнет издалека, намеками, будет краснеть, сбиваться.
– Хотел поговорить, верно, – сказал Володя.
– Тогда я слушаю.
– Будь со мной.
Он посмотрел на нее чистыми своими, праведными глазами.
– Но я в некотором смысле замужем, – как-то глупо прыснула Людмила Петровна.
– Это неважно.
– То есть, как неважно?
– Это была твоя ошибка, – стал серьезно и уверенно объяснять Володя. – И я виноват, что поздно пришел. Ошибку надо исправить.
– Ты не знаешь Сергея. Он очень серьезный человек.
– Он же умный, должен понять.
– Этого не поймет, даже и не надейся.
– Я с ним поговорю.
– Мне жалко, – начала Людмила Петровна. – Я даже не знаю, чего мне жалко. Себя, может быть. И тебя тоже. Нам что-то показалось, но это мечта. А есть еще жизнь. Я ее уже немножко знаю, а ты еще нет. Поэтому ты такой уверенный. А я уже понимаю, что все кончится печально. Лучше посидим еще немного и поедем назад.
– Мы не можем поехать, бензина нет.
– О чем же ты думал раньше?
– Мне не нравится этот разговор, – задумчиво признался Володя. – Ты еще не свободна. Давай пить чай. Утро вечера мудренее.
– Ночевать? Да что он подумает!
– Опять о нем? Дурак, если плохо подумает. А зачем тебе жить с дураком? Я знаю, ты будешь несчастна, если вернешься к нему.
Эти пророческие слова Людмила Петровна вспоминала не раз потом. А в тот раз она задумалась и сказала:
– Ты прав, разговор не получается.
Они попили чаю, говорили о пустяках, думая об одном – как быть?
– Иди спать в шалаш, там постелено, – сказал Володя.
Она покорно пошла и закуталась в одеяло. Она была уверена, что он тоже придет, но не будет нахальничать. Этой мысли она не допускала, слишком большое доверие он вызывал. Но так и не дождалась, уснула. Проснулась одна в шалаше. Выбралась на воздух.
Володя возился у костра, который уже горел.
– Доброе утро! – сказала она.
Володя обернулся и уставился на нее. Он забылся даже, смотрел, будто бы какое чудо увидел.
– Что с тобой? – смутилась она. Поспешила к воде, ополоснула лицо.
Когда вернулась к костру, чай уже был готов, дымился в кружке.
– Пусть немножко остынет, – сказала она, опускаясь на траву. – Ты хоть спал или меня сторожил?
– Спал.
– Где?
– У костра. Не впервой. В тайге часто приходится.
– А тайга большая, – почему-то вздохнула Людмила Петровна.
Он внимательно посмотрел на нее.
– Ты вернешься к нему?
Она промолчала, глядя на огонь. Тогда он спросил иначе:
– Ты хочешь вернуться к нему?
Она посмотрела на него и отрицательно покачала головой. Почему она так ответила? Ведь вроде стала привыкать к Сергею. А Володю знала всего второй день. Но с ним было так спокойно и светло. На душе светло – вот что!
– Если бы уйти в тайгу и чтоб никто не нашел, – вздохнула Людмила Петровна. – Только бы не видеть… Ты можешь меня спрятать?
– Это нечестно. Я же не вор. Надо все по-честному.
– По-честному не получится, – горестно вздохнула Людмила Петровна.
– Это посмотрим. Мне важно, что не хочешь вернуться. Теперь я тебе – защита и опора.
– Ты еще мальчишка!
– Я сегодня стал самым сильным.
– Ой-ой-ой! Ты еще и хвастун!
Молодость все-таки беспечна! Уже через минуту они болтали обо всем, как будто уже были вместе и ничего им не грозило.
Потом Володя поехал на веслах проверять сети, а Людмила Петровна осталась на берегу. Она хотела побыть одна, чтобы подумать, прийти в себя. Она сидела у воды, смотрела на далекую лодку с Володей и робко мечтала, что все будет хорошо.
В это время появились они.
Моторная лодка летела к острову, как пчела, и стремительно увеличивалась в размерах. Володя тоже обратил внимание на треск мотора. Он сразу понял – чужие. Налег на весла и устремился к острову, но лодка шла очень тяжело, не для весел была предназначена.
Трое уже были на острове.
– Мадам, – обратился Клин к Людмиле Петровне, – надо ехать к мужу. Нехорошо убегать от мужа с другим.
Людмила Петровна никогда не видела их прежде, но было ясно, что это не местные.
– Вам какое дело до меня? – спросила она хмуро.
– Сергей Александрович приказал, – ляпнул глуповатый Филин.
– Кто вы такие, чтобы он вам приказывал? Клин зло посмотрел на Филина.
– Нам он никто, – нарочито грубо ответил Клин. – Но видим, забегался человек, жену потерял. Мы и предложили помочь.
– Много заплатил?
– Сколько заплатил, все наше, – надоело Клину вести беседу. – Идемте, мадам.
Он взял за руку Людмилу Петровну и потащил к лодке.
Уже у воды, когда Филин и Бульбаш отталкивали лодку, а Клин отвлекся, глядя на приближающуюся «Казанку» Володи, Людмила Петровна вырвала руку и побежала к лесу.
– Стоять! – крикнул Клин и кинулся следом. Филин и Бульбаш застыли оторопело, еще не понимая, что случилось.
Спрыгнув с лодки, по воде бежал Володя. Он бросился наперерез Клину и повалился ему под ноги. Клин покатился кубарем. Людмила Петровна скрылась в лесу.
С берега бежали Бульбаш и Филин. Вскочив на ноги и выхватив палку из костра, перед ними встал Володя.
Клин тоже поднялся на ноги и посмотрел на Володю, который стоял к нему спиной. Клин решил, что двое управятся с одним, а надо догонять бабу. Поэтому кинулся в лес.
Он носился между деревьями и никак не мог найти Людмилу Петровну. Она спряталась в кустах и затихла. Ей была видна поляна, на которой стояли трое – Володя и два бандита.
Бульбаш и Филин набросились на Володю. Но тот оказался увертливым и очень жилистым. Получив по увесистому удару, Филин и Бульбаш отбежали.
Воспользовавшись этим, Володя бросился к лодке. План его был прост: отогнать чужую лодку от берега, завести мотор и поехать вдоль острова. Где-то из леса покажется Людмила Петровна. Он приблизится к берегу, она добежит, завалится в лодку и поминай как звали!
Пусть дружки кукуют на острове, пока о них не спохватятся. Без бензина они далеко не уедут!
Бульбаш первый разгадал план Володи и с воплем бросился вперед. За ним побежал Филин.
Володя уже отталкивал лодку, оставалось только запрыгнуть, но тут его схватили Бульбаш и Филин. Володя локтем ударил в бок полного Филина и тот, охнув, осел. А второй схватил ружье, что лежало у борта. Володя хотел отобрать, но сзади его ударил палкой Бульбаш. В это же время прогремел выстрел, и Володя рухнул на мелководье.
– Не-ет! – с диким криком бросилась из кустов Людмила Петровна.
Клин оказался тут же. Он подхватил ее на руки и понес к лодке. А там Филин вопил:
– Он сам! Сам! Я не виноват! Я хотел попугать, а он как дернет за ствол!
– Заткнись! – рявкнул Клин. – Оттащи на берег и побудь с ним.
– Володя! – кричала Людмила Петровна. – Они убили тебя!?
– Успокойтесь, мадам, – говорил Клин, усаживая в лодку Людмилу Петровну. – Несчастный случай, вы понимаете. Сами же и виноваты, что убежали. Я оставил с ним человека. Мы едем за врачом. Пожалуйста, успокойтесь, если хотите его спасти.
Конечно, нужно сюда врача! Людмила Петровна осмыслила это и покорилась.
– Я останусь, – попыталась просить она.
– Нет, – отверг сразу Клин и завел двигатель. Клин и Бульбаш привезли Людмилу Петровну в домик в Пороховушке. Там ее ждал Сергей.
Бульбаш остался с ней, а Клин вывел Сергея на улицу и стал что-то объяснять.
– Да скорей же, скорей врача! – кричала Людмила Петровна.
– Уже Клин поехал, – сказал вошедший Сергей. К вечеру началась горячка, Людмила Петровна с большой температурой валялась в беспамятстве. Так прошло три дня.
Она очнулась у себя дома, при ней была медсестра.
– Что с Володей? – спросила первое Людмила Петровна.
Сестра ничего не ответила, видимо, ей было запрещено разговаривать.
Тут же появился Сергей.
– Нам надо ехать в Москву, – сказал он. – Срочно вызывает отец. Что-то с матерью…
– С Володей что? – опять спросила она.
– Его нет в живых… Но как ты смеешь? Там умирает моя мать, а ты спрашиваешь о своем паршивом любовнике?!
Людмила Петровна замолчала. В молчании прошли все сборы. Ей было все равно. Если нет в живых Володи, какой еще может быть интерес!
Только на пристани проснулось ее сознание, когда она увидела гневное лицо Гриши.
– Он мертв? – спросила она Гришу. Муж держал ее под руку.
– Из-за вас, – прошептал Гриша. – Ненавижу! Людмила Петровна молча прошла по сходням на теплоход.
КАССЕТА ШЕСТАЯ
«Сегодня с утра у меня большие хлопоты. Я все-таки убедился, что Драков очень обеспокоен чем-то. Я выгнал из гаража машину, а он не спускался. Потом приехал Клин.
– Ты чего вдруг? – деланно удивился я.
– Хозяин вызвал, – сказал Клин. – Почему он не в духе?
– Отчего ты решил – не в духе? Утром видел – нормальный.
– Я его сто лет знаю. По голосу определю настроение.
Я знал, что Клин не мог успеть выполнить задание, однако спросил:
– Как журналист?
– Живет, сволочь! Но я уже подбирался…
Я в своих расчетах не ошибся. Вечером я не мог этого сделать, но с отъездом Дракова собирался предупредить Мохова, чтобы тот гнал журналиста в Москву как можно быстрее.
Однако ситуация изменилась. Я не мог отлучиться из дому. Должен был приехать не Клин, кто-то другой из охранников. С ним шеф поехал бы в город. Я остался бы в доме, придумав какое-нибудь объяснение Нюре.
Стоп! Нюра…
Клин поднялся в кабинет Дракова и они о чем-то там говорили уже четверть часа. Врасплох они меня уже не возьмут. Я с ними справлюсь.
В коридоре столкнулся с Нюрой.
– Ты все знаешь? – спросил я ее. – Про меня?
– Да, – ответила она.
– Ты друг Людмилы Петровны. Это я вижу. Выполни просьбу. Я дам тебе телефон, позвони и скажи… Вот фамилия одного журналиста. Скажи, Чума велел уезжать этому журналисту.
Я дал телефон Мохова. Василий сообразит, не маленький. Нюра стала было расспрашивать, что к чему, но я сказал:
– Тебе срочно нужно в магазин. Там есть телефон-автомат. Ну, вот. Спеши, родная.
Я вышел на улицу и стал мыть машину, хоть она и без того была чистой. Лучше находиться здесь, чем в помещении.
Разговор у них затянулся. Они прекрасно понимали, что я не олух, и мог заподозрить что-то неладное. Сидят вдвоем и шепчутся. Меня не позвали. Что я должен подумать?
Если они даже не побоялись того, что я могу подумать, то, похоже, Драков уже решил мою судьбу – он постарается не выпустить меня из этого дома. Я на его месте поступил бы точно так же.
Кажется, не напрасны были мои предчувствия, которые я высказал в начале моего повествования. По крайней мере, приговор зреет в эти минуты. По мнению моих судей, мне не стоит доживать до утра. Они постараются прикончить поскорее. Поэтому уже решили не считаться со мной.
Зря они считают меня таким простачком!
То, что они так расправиться способны, мне было хорошо известно.
Я мыл машину и вспоминал, как однажды они уже пытались меня отправить на тот свет…
Когда Филин выстрелил в меня, я упал и потерял сознание. Очнулся уже на берегу. Осторожно приоткрыл глаза и постарался незаметно оглядеться. Шагах в пяти от меня сидел на траве Филин и строгал палочку кинжалом, что-то напевая. Хороший человек! Отличное настроение, и полное спокойствие духа.
Я прислушался к звукам. Вроде бы никого больше поблизости не было. Лодки ихней тоже не было. Значит, Людмилу Петровну увезли, пока я был без сознания.
Только теперь я прислушался к своей ране. И не потому что так страшно было за себя. Страха я никакого не чувствовал. Я хотел узнать, могу ли я еще подняться на ноги, чтобы увидеть ее. Она оказалась права, с этим учителем по-честному не получится. Но если буду жив, я спасу от него Людмилу!
Сердце дробью не задело, стучит себе как молоток кузнеца. Видимо, покрошило ребра, а может, обожгло и пробило мышцы у лопатки. Левая рука была тряпичной. Не истечь бы кровью! Свертываемость у меня хорошая.
Случай не смертельный, подумал я, но малоприятный. Теперь надо понять, зачем остался этот тип? Если б хотел помочь, то перебинтовал бы.
Я осторожно двинулся так, чтоб зажать рану, прижать ее к земле. Хорошо, что ружье было заряжено мелкой дробью, а не каким-нибудь разрывным жиганом. Наши охотники отливали из свинца такую пулю, шли на медведя.
Раз он меня не перевязал, то дано ему задание караулить. Отдам я концы или нет, его не интересовало. Двое остальных торопились доставить хозяину Людмилу Петровну, а уж потом вернутся и постараются меня убрать, чтоб и следов не осталось.
Я угадал тактику. Через какое-то время лодка с Клином и Бульбашом вернулась.
– Ну, как он? – спросил деловым тоном Клин.
– Еще дышит, – ответил Филин, – но полная хана.
– Давай его в лодку, – приказал Клин.
Меня отнесли и положили на днище моей лодки. Теперь для меня было главным не дать понять им, что я все слышу. Я нахожусь в беспамятстве, делайте, что хотите. Если я попытаюсь сопротивляться или просить их, они меня прикончат.
– Куда мы его повезем? – удивился Филин. – В больницу что ли?
– В больницу, – язвительно ответил Клин. – Пусть вылечат. Выздоровеет, расскажет, какой ты хороший.
– Оставили бы здесь, – говорил Филин. – Ружье рядом. Сам застрелился.
– От несчастной любви, – хохотнул Бульбаш.
– А что? – не понимал Филин. – Очень даже похоже.
– Заткнись, – коротко бросил Клин.
Как я понял, они подцепили мою лодку. Завели свой мотор. Чего-то еще медлили. Потом поехали. Остановились, о чем-то переговорили. Подтянули мою лодку к борту своей и рядом со мной положили ружье.
– Зацепи ее за что-нибудь, – приказал Клин, – чтоб в лодке осталась.
Картина становилась ясной. Ружье, конечно же, разряженное. Оно будет в лодке. Я пульнул в себя и вывалился в воду. Я им пока нужен дышащий. Потом следствие определит, что умер уже в воде, захлебнулся.
Благо я догадался и заранее уцепился так за сиденье, чтобы остаться в лодке, то есть под лодкой.
Отъехав изрядно, они и впрямь перевернули мою «Казанку» – лодка узкая, чего там? – и покатили себе, должно быть, насвистывая.
Хорошо, что придурки перевернули лодку круто, под днищем остался воздух. Здоровой рукой я держался за сиденье, которое к бортам было привинчено намертво.
Главной задачей моей было не терять сознания. Когда прошло довольно много времени, а дышать стало совсем трудно, я вынырнул из-под лодки и с большим трудом, но взобрался на днище. Лодка была железной, но не тонула, потому что были приделаны воздушные баки на носу и на корме.
Теперь оставалось ждать и, конечно, не терять сознания. Меня подобрал старый хант. Его звали Прохором.
Он привез меня в свою юрту. Там была его старуха, никого больше не было вокруг.
Я им объяснил, кто я. Прохор, как оказалось знал моего отца. Но до моего поселка он не мог доехать, слишком был стар. Сын уехал в райцентр и, должно быть, загулял с друзьями. Приедет, навестит моих родителей и все расскажет.
– Обо мне никому говорить не надо, – попросил я стариков.
– Зачем болтать? – послушно закивали они и ничего более не стали спрашивать.
А после этого я снова потерял сознание.
Старики выходили меня. Через неделю я чувствовал себя уже более или менее сносно.
Вернулся сын стариков, Николай. Мы с ним были знакомы, учились в школе.
– О-о! – удивился он. – Тебя искали, искали…
Как выяснилось потом, милиция не сразу спохватилась. Сергей с ними завязал дружбу. Сам больше других искал меня. К Людмиле Петровне никого не допускали. Никому не хотелось скандального случая. И местная милиция отчиталась перед вышестоящей честь по чести:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27