– Почему? – с вызовом спросил он.
– Потому что ты не представляешь угрозы для безопасности Российской Федерации, – ответил я.
– Спасибо и на том, – усмехнулся Мохов. – Когда я шел на встречу с представителем ФСБ, то меньше всего мог предположить, что увижу старого друга Владимира Печегина.
– Кто, кроме тебя, знает о моем прибытии?
– О том, что наши края посетил гость из Москвы, в прокуратуре знают многие. Но о том, что этот гость – именно ты, только я.
– Хорошо, – удовлетворенно сказал я. – Это дает мне некоторую гарантию на безопасность. Но помни, тайна, которую знают больше двух человек, перестает быть тайной.
– Учту, – пообещал Василий, глядя мне прямо в глаза.
Мне нравилась эта его привычка смотреть в глаза собеседника. Это была типичная привычка профессионального следователя. По глазам человека было легче определить, лжет он или говорит правду.
У меня сложилось впечатление, что Мохов беседует со мной искренне. Тем не менее, я не мог исключить его из круга подозреваемых. В 1990 году он входил в круг лиц, владевших информацией о деятельности Четырнадцатого Отдела. Следовательно, и он мог «заложить» меня и моих товарищей уголовникам.
В природную честность людей я вообще не верю – работа милиционера не располагает к такой вере. И все-таки, когда в Москве у меня спросили, кого бы я хотел иметь в качестве координатора, я, не задумываясь, назвал Василия Мохова. В моем списке подозреваемых в коррупции он вызывал наименьшие подозрения.
Теперь он должен был стать тем связующим звеном, которое обеспечивало мне содействие правоохранительных органов. Только работая в паре с Моховым, я мог убедиться в ошибочности своих подозрений.
Я посмотрел в ту часть окна, которая не была прикрыта занавеской. Приближалась ночь, и она обещала быть прохладной, звездной и ясной. Березы, которые росли в скверике перед окнами гостиницы, заслоняли бледное небо тонкой черной сетью веточек. Сквозь приоткрытую форточку в комнату проникал пряный аромат осенних листьев.
– Что тебе известно о группировке «Азия»? – спросил я Василия.
– Только то, что она существует реально и что там работают очень крутые ребята, – поморщившись, ответил Мохов. – Не хотел бы я с ними связываться.
– А придется, – заверил я. – Меня послали сюда с целью ликвидировать «Азию».
Мохов испуганно присвистнул.
– Я всегда знал, что ты ничего не боишься, – сказал он. – Но сейчас говорю тебе, как старому другу – ты самоубийца, камикадзе.
– Я не могу быть самоубийцей, потому что по всем документам я уже мертв, – парировал я. – Мало того, я должен проникнуть внутрь этой самой «Азии».
Василий долго смотрел на меня молча и с таким видом, словно я только что пожелал достать луну с неба.
– И ты мне в этом поможешь, – уверенно заявил я.
– Каким таким образом? – раздраженно спросил он. – Мы не сумели внедрить в эту «Азию» ни одного информатора. У них первоклассный отдел контрразведки. Они быстро «вычисляют» стукачей. Управление внутренних дел попыталось было недавно заслать к ним очередных информаторов. Но «азиаты» их быстро «раскололи». Нашему человеку отрезали уши, затем его пристрелили и бросили на берегу реки.
– Я читал об этом в газете.
– Но в газете не написано, что наш источник информации пробыл в рядах «Азии» считанные дни. Вот как они его быстро «вычислили».
– Я думаю, это заслуга не азиатов.
– А кого же?
– Стукача в наших рядах. Того самого типа, который в свое время «заложил» Четырнадцатый Отдел. Того самого гада, из-за которого я потерял семью и был вынужден пять лет находиться вдали отсюда… Я должен его найти!
– Вот в этом я с огромным удовольствием помогу тебе, – тихо сказал Мохов.
– Когда мы его вычислим, я предоставлю тебе право защелкнуть наручники на его запястьях.
– Сочту за честь.
– Но пока о том, кто я такой и что именно здесь делаю – ни единой живой душе.
– Будь спокоен.
– Хотелось бы, но пока не могу.
– Будут еще указания?
– Завтра ты должен нанести визит в камеру предварительного заключения.
– А что я там забыл? – поинтересовался Василий.
– Надо завизировать почтение уголовному авторитету по кличке Соломенный. Три месяца назад он был арестован вашей прокуратурой.
– Верно. Я сам его и арестовал, голубчика, – похвастался Мохов.
– Жаль, что при аресте Соломенный не сказал тебе, что связан с «Азией».
– Неужели? А ты откуда об этом знаешь?
– У службы безопасности много каналов тайной информации.
– И что же я должен выпытать у Соломенного?
– Он слишком мало знает для того, чтобы рассказать новое об «Азии». Нам достаточно того, что он знаком с главарем «азиатов» – Александром Драковым. Пусть даст мне положительную рекомендацию…»
– Черта с два, легавый, ты от меня добьешься какой-нибудь помощи! – взвизгнул Соломенный.
Мохов и Соломенный находились в тюремной камере, воздух в которой был пропитан запахом мочи и карболки. «Авторитет» сидел на железном стуле, привинченном шурупами к полу, сложив руки на коленях, а Василий не спеша расхаживал вокруг него.
– Успокойся, придурок, ты ведь даже толком не знаешь, чего я у тебя прошу, – спокойно сказал Мохов. – Я не хочу, чтобы ты кого-то заложил. Мне нужно лишь прикрытие для одного человека.
– Чтобы я легаша прикрыл? – злорадно усмехнулся Соломенный. – Я уже прикрывал легавых. Простыней в морге.
Каждую секунду уголовник ожидал, что Мохов заедет ему в ухо или под печень. Это ожидание и нарочитое спокойствие милиционера бесили его. Василий же нарочно затягивал паузу в разговоре. Ему хотелось, чтобы подследственный подольше пребывал «в дыму» – в растерянности.
– Ты неплохой чувак, Соломенный, – ласково заявил Мохов. – У тебя есть свой стиль…
– Хватит мне лапшу на уши вешать. Зачем позвал, гражданин следователь?
– Посочувствовать тебе, Соломенный.
– Ах, какой жалостливый легаш встретился, – криво улыбнулся уголовник.
– Представь себе. Через пару недель после твоего ареста мы арестовали десять спекулянтов фальшивыми алмазами и бриллиантами. Организация, которая обеспечивала тебе прикрытие, забеспокоилась масштабами арестов. Твои друзья решили выяснить причину провала.
– Ну и как, выяснили? – поднял голову Соломенный.
– Нет, и вряд ли выяснят. Однако в процессе бандитского расследования среди других авторитетов возникла идея о том, что ты, Соломенный, раскололся и заложил нам этих ребят.
– Бык цветной, мусор, – выругался «авторитет». – Все знают, что я не закладываю.
– То было раньше, – подошел Мохов к зарешеченному окошку и легонько постучал ногтем по мутному стеклу. – Но времена меняются и люди тоже. В криминальный мир пришли новые ребята, которые не признают прежних авторитетов. Версия о твоем предательстве всех устраивает. Суди сам…
– Судят в другом месте, начальник, – огрызнулся Соломенный.
– …До сих пор продажей и перепродажей фальшивых камешков на этой территории занимались ты и твои люди, – безмятежно продолжал Василий. – Но с недавних пор твою монополию здорово потеснили другие «авторитеты». Тебе такое, разумеется, не поправилось…
– А кому это могло понравиться! – взорвался Соломенный.
– Не ори, зек, а то быстро у меня резиновой палкой по зубам схлопочешь, – резко осадил его Мохов.
Плечи Соломенного поникли. Он начал нервно разглаживать левой рукой свои волосы соломенного цвета, благодаря которым за ним навеки закрепилась его кличка.
– …И вот ты крупно погорел, кретин, – вернулся к прерванной мысли Василий. – Мы загребли тебя и, если верить Уголовному Кодексу, ближайшие несколько лет солнышко тебе будет светить по расписанию. Ты думаешь, что это плохо?
– Представь себе, гражданин начальник, я думаю именно так, – кивнул Соломенный.
– И ты крупно ошибаешься, бомбист, – с издевкой заявил Мохов.
– Это еще почему? – резко вскинул голову Соломенный.
– Потому что самые крупные неприятности еще ждут тебя впереди. И никто иной, как твой покорный слуга, обеспечит их тебе в самое ближайшее время. Я пущу слух среди твоих бывших корешей, что это именно ты раскололся на допросах после ареста и заложил остальных бомбистов. И что только благодаря тебе эти подонки через две недели после того, как мы тебя взяли, оказались тоже за решеткой.
– Не поверят тебе, мент поганый, – шевельнул губами Соломенный.
– Еще как поверят! И ты сам все прекрасно понимаешь. Поверят, потому что каждому будет выгодно поверить! После таких крупных провалов, как этот, «авторитетам» необходим козел отпущения. Ты идеально подходишь для роли «мешка». А теперь угадай – сколько дней ты еще проживешь после того? Кто защитит тебя от пера в бок, когда тебя переведут мотать срок в зоне? Мать твою…
– Ладно, мусор, взял меня на пушку, и хорош, – уставившись в пол, пробормотал Соломенный. – Чего хочешь?
– Маленькой помощи.
– Что гарантируешь взамен?
– Что не буду портить тебе жизнь и замкну рот на замок. Я не пускаю никаких слухов – и ты живешь еще несколько лет.
– Если я засвечусь на сотрудничестве с тобой, мне все равно крышка, – с сомнением проговорил Соломенный.
– Не засветишься, О твоей маленькой услуге – из ментов буду знать только я. А мне не выгодно, чтобы ты горел, как свеча…
– Что я должен делать?
Соломенного словно подменили. Из разъяренного тигра, каким его недавно ввели в камеру, превратился в ручного кролика. «Правильно Володька все рассчитал», – подумал Василий. Весь разговор с «авторитетом» он провел согласно данной Печегиным инструкции.
Подойдя поближе, Мохов остановился напротив Соломенного:
– Ты должен будешь рекомендовать одного человека.
– Кому?
– Александру Дракову.
– Каким образом я это сделаю? – спросил Соломенный.
– Черканешь рекомендательное письмецо.
– А-а, – разочарованно протянул уголовник.
– Ты напишешь ему, что одному очень хорошему человеку надо помочь. Он, мол, вот-вот выйдет из тюрьмы, а на воле его ждет сильный ураган. Так что пусть, мол, поможет человеку обсушиться на солнышке.
– Хочешь, используя мое имя, внедрить своего стукача в «Азию»? – прищурившись, изрек Соломенный.
– Ты поразительно догадлив.
– А ты помнишь, что я тебе говорил насчет простыней в морге? Мое письмецо может стать именно таким прикрытием. Только оно будет стоить жизни и мне тоже. «Азия» – не та организация… У Дракова потрясающий нюх на стукачей.
– Я прослежу за тем, чтобы все обошлось, – улыбнувшись, парировал Мохов.
– Ты уверен, что все обойдется?
– Да.
– А откуда у тебя эта уверенность? – въедливо спросил Соломенный.
– С твоим письмом в «Азию» отправится наш лучший человек. Одиночка, который стоит целого полка. Он ничего не боится. Это – твердый орешек.
– Нет таких орешков, которых нельзя было бы расколоть! – заявил Соломенный. – Ты слышал, как Сашка поступает с отступниками! Я сам Видел у него в шкафу коллекцию засушенных ушей предателей.
– Этот орешек пытались раскусить челюсти и покрепче драковских. Ни хрена у них не получилось. Парень вышел из таких передряг…
– Никогда не угадаешь, где поскользнешься, – глубокомысленно заметил Соломенный.
– Ты так разговариваешь, словно у тебя есть выбор, – нахмурился Мохов. – Мне надоело тебя уламывать. Итак?
– Как бы мне хотелось потанцевать на твоей могиле, мусор, – честно признался Соломенный.
– Ножки коротковаты, – осадил его Василий.
– Черт с тобой! Будьте вы все прокляты. Неси бумагу пошершавее да карандашик потупее. Так и быть, сочиню послание другу на воле. Но твоему приятелю-самоубийце не завидую…
«Я и сам Володьке Печегину не завидую, – подумал Мохов. – Рисковый он парень. Но как здорово, что именно такие, как он, еще пытаются защищать закон! Хорошо бы, чтоб таких было побольше…»
На следующий день Василий Мохов вместе с надежным помощником, лейтенантом Семеном Кодаковым с утра засели в тесном, насквозь прокуренном кабинете прокуратуры перед монитором служебного компьютера. Почти до полудня они изучали данные на частного предпринимателя Александра Дракова и на возглавляемую им фирму «Северэкономплюс».
Внешне придраться было не к чему. Вот уже пять лет «Северэкономплюс» успешно занималась строительством, делая капитальные вложения в экономику российского Севера. Фирма Дракова, по сути, претендовала на роль «моста» между традиционно отсталой экономикой Восточной Сибири и промышленно развитых районов Центральной России с их колоссальным экономическим потенциалом.
Мохова настораживало другое – то, с какой сказочной быстротой обогатился Драков. А ведь до «Северэкономплюс» не одна строительная фирма, обладавшая гораздо большим стартовым капиталом, разорялась с той же быстротой, с какой и возникала.
Откинувшись на спинку стула, который отчаянно заскрипел, Мохов обернулся в помощнику.
– Какие у тебя соображения по поводу этого «Северэкономплюс»? Мне кажется, все выглядит странно.
– А по-моему, предельно просто, – передернул плечами Кодаков. – Дело пахнет керосином.
Пристально посмотрев на него, Василий произнес только одно слово:
– «Азия»?
– Точно, – кивнул Кодаков. – Обрати внимание – фирма расцвела пять лет назад, как раз тогда, когда прекратил свою деятельность Четырнадцатый Отдел.
– А что ты знаешь о Четырнадцатом Отделе? – насторожился Мохов.
– Только то, что был такой, и там работали классные ребята. Их начальник, кажется, Комин, или Демин, вышел в своих разоблачениях на очень крупных «шишек». И его шлепнули наемные профессионалы. А Отдел после этого расформировали приказом из Москвы. Тупицы там в Кремле сидят. Да.
Мохов неопределенно мотнул головой. С Кодаковым он работал всего два года. Тот пришел в прокуратуру сразу после окончания высшей школы милиции. Семен принадлежал к тому поколению местных милиционеров, для которых сотрудники Четырнадцатого Отдела уже были легендарными личностями.
– Возможно, ты прав, – сказал Мохов.
– Относительно кремлевских деятелей?
– Относительно «Северэкономплюс». И «Азии».
Организованная преступность – это ведь не только похищение денег, но и их отмывание. Когда экономика развивается слишком вяло, как было десять лет назад, или катится в пропасть, как это происходит сейчас, для организованной преступности открываются широчайшие перспективы. Начавший кредитором постепенно становится партнером – этот закон сохраняет универсальность по сию пору. А кто может лучше кредитовать, нежели уголовники? Никто.
– Ты хочешь сказать, что деньги «Азии» отмывались через «Северэкономплюс»? – уловил его мысль Кодаков.
– Именно. Более того, отмывание денег и их похищение Драков соединил в единый процесс.
– А доказательства? – быстро спросил Кодаков.
– Никаких, – грустно развел руками Василий. – По проверенным банковским бумагам – полный порядок. Все равно, надо будет теперь вплотную заняться этими гусями.
– Сколько гоготу эти гуси поднимут – представить страшно! – вздохнул Кодаков. – Ну, ничего, это наш долг.
«Северэкономплюс» арендовал себе помещение под офис в большом здании из стекла и бетона в центре города. На вторник руководство «Северэкономплюс» назначило пресс-конференцию, на которую были приглашены журналисты всех местных изданий и телевидения.
За двадцать минут до начала пресс-конференции к главному входу здания подъехал черный «мерседес». На заднем сидении машины полулежал Михаил Бикулевич – лысоватый, полный мужчина в дорогом костюме.
– Через час жди меня на этом же месте, – приказал он шоферу, открыл дверцу и вышел.
Вместе с многочисленными гостями и журналистами Бикулевич прошел в конференц-зал, который сегодня арендовал «Северэкономплюс». Стены зала были обшиты панелями из дорогого дуба, что придавало помещению уютный вид. Однако этот уют резко контрастировал с высоким потолком, окрашенным в холодно-голубой цвет.
Бикулевич уселся в третьем ряду с краю – так, чтобы видеть боковую дверь зала. Он знал, что именно оттуда выйдет человек, с которым он должен сегодня поговорить.
Ведущий пресс-конференции, пресс-секретарь «Северэкономплюс», поднялся на небольшое возвышение перед залом и громко произнес:
– Дорогие друзья, мы глубоко благодарны всем тем, кто нашел сегодня время прийти на нашу конференцию. Приблизительный план его таков – вначале перед вами выступит генеральный директор концерна «Северэкономплюс» Александр Петрович Драков. После его выступления журналисты могут задать интересующие их вопросы.
Тихо, без скрипа открылась та самая боковая дверь, за которой напряженно следил Михаил Бикулевич, и в зал вошел высокий человек в черном костюме и черной шелковой рубашке. Это был охранник Дракова. Следом за ним показался сам директор – полный невысокий человек с седыми, тщательно приглаженными волосами. За боссом показались еще два телохранителя, в таких же черных костюмах и, шелковых рубашках, что и первый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27