— Но именно так все должно быть. Мне хотелось бы отыскать другой путь, но…
Она замолчала, не договорив, и передернула плечами.
— Я понимаю.
Ричиус опустил руку и нежно прикоснулся к крошечной пушистой головке Шани, изумляясь своим ощущениям. В этот миг она представлялась ему удивительнее башен Нара, древних лесов Арамура или сверкающей цитадели Фалиндара. Ради нее он готов был победить целую армию Тарнов, но у него не было оружия, с которым он мог вступить в этот бой. И он молча задвинул полог колыбельки.
— Я хочу перед отъездом еще раз ее увидеть, — сказал он, не оборачиваясь.
Дьяна подошла к нему.
— Значит, ты уедешь?
Он кивнул.
— Ты поговоришь со своим императором?
— Я уеду через несколько дней, — безнадежно произнес Ричиус. — Я хочу дать Тарну время, чтобы он обдумал мои слова.
— Ричиус, ты поговоришь с ним?
Он отвернулся и пошел к двери. Но, дойдя до нее, замер, не в силах переступить порог. Дьяна вопросительно смотрела на него.
— Ричиус?
— Я много месяцев думал о тебе, Дьяна, — тихо сказал он. — Я, так же как Тарн, одержим тобою. И не нахожу сил, чтобы тебя забыть.
— Ты должен.
— Не хочу. Я тебя люблю. Дьяна покраснела.
— Я понимаю, это глупо, — добавил Ричиус. — Но я все время надеялся при встрече с тобой услышать, что в эти прошедшие месяцы ты тоже обо мне думала. — Он попытался ей улыбнуться. — Ты обо мне вспоминала? Хоть изредка?
Дьяна отвернулась.
— Об этом говорить не следует, — ледяным тоном заявила она. — Я замужем за Тарном.
Это не было ответом, и ее уклончивость обнадежила Ричиуса. Он сделал шаг к ней.
— Может быть, хотя бы иногда?
Дьяна не повернулась к нему, но слегка понурилась.
— Когда я вынашивала Шани, Тарн все время был со мной. Он заботился обо мне, следил, чтобы у меня было все необходимое. Он был мне как настоящий муж. И когда я рожала, он помогал мне и держал меня за руку. Но Шани всегда заставляла меня думать о тебе, Ричиус. Даже когда еще была в утробе. — Дьяна наконец повернулась к нему, и ее взгляд был полон печали. — Тебя не так легко забыть, Ричиус Вентран.
Надежда мелькнула в его глазах
— Дьяна…
— Ты слышал мой ответ, — отрывисто сказала она. — Больше я ничего тебе сказать не могу. И если ты действительно любишь меня так, как говоришь, ты сделаешь это ради меня и нашего ребенка. Ты это сделаешь? Ты поговоришь со своим императором?
Ричиус ушел не ответив.

30
На голой скале Фалиндара, на обращенной к морю стороне был отвесный обрыв, который уходил вниз на тысячу футов, где об острые камни бился прибой. На обрыве почва была каменистой, почти лишенной растительности; вид на бескрайний океан ничем не ограничивался — если не считать одного древнего дерева, высокого и корявого. Кривые ветки никогда не сбрасывали с себя листву — даже зимой. Золотая и по-летнему зеленая листва меняла цвет в зависимости от времени года, а ствол заканчивался паутиной корней, вырывавшихся из земли, словно они задались целью разломать камни под собой. Никто не знал, как это дерево попало туда и каким образом получало питание из скудной почвы, но, по местному поверью, дерево было даром небесных духов, младших божеств трийцев, которые парили над землей, а порой поселялись на прекрасных горах. Из-за этого да еще из-за странных плодов, созревавших в начале весны, дерево славилось по всему Люсел-Лору. Оно считалось доказательством того, что боги существуют и что они любят своих детей-смертных.
Люсилер не знал, было ли это дерево даром Небес, или капризом природы. Он знал только, что любит его, что оно дарует ему утешение и заставляет думать. Накануне падения Фалиндара, в те дни, когда он был любимцем дэгога, он приходил к этому дереву, срывал похожий на цитрус плод и, наслаждаясь его вкусом, любовался на волны, бьющиеся о скалы. В те беззаботные дни ему приходилось думать только об охране дэгога и скучных повседневных делах. Тарн и его революция навсегда изменили его жизнь, но дерево по-прежнему оставалось на своем месте и плодоносило. И по-прежнему заставляло Люсилера размышлять о тайнах жизни.
Сегодня это дерево было ему необходимо.
Люсилер просунул руку между колючими ветками и сорвал спелый красный плод. Ветка откачнулась обратно, вспугнув дрозда, и он шумно взлетел к небесам. Утро было теплое — хорошее утро, чтобы насладиться безмятежностью горы. Он сел на камень, свесив ноги с обрыва, и начал не спеша счищать кожуру с плода. В лицо ударил фонтанчик сока, и он улыбнулся.
Затем принялся вкушать терпкий сок, высасывая его из долек плода, и смотрел на спокойную воду. Над морской гладью в лазурном безоблачном небе парили чайки, занятые непрерывным поиском пищи. Ветерок доносил до него свежий запах соленой воды, лучи солнца ласково прикасались к лицу, навевая дремоту. Но сегодня Люсилер пришел к дереву не для того, чтобы спать. Он пришел поразмыслить — ему было неспокойно, даже отменная погода не поднимала настроения. Он предал друга — и чувство вины его убивало.
Прошло два дня с тех пор, как он последний раз разговаривал с Ричиусом. Тарн сообщил им обоим порознь о своем решении, и теперь Ричиусу тоже предстояло решить, что он будет делать дальше. Узнав о существовании своей дочери, он стал холодным и неприступным. Не выходил к столу, ни с кем не разговаривал, не отвечал на стук в дверь. Запершись у себя в комнате, брал еду, оставленную для него в коридоре, только когда слышал удаляющиеся шаги Люсилера. Они все о нем тревожились — даже Тарн, и никто не догадывался о том, что происходит за дверью его спальни.
«Бедный мой друг, — печально думал Люсилер. — Мне так жаль!»
И он действительно искренне стыдился отведенной ему роли, которую вынужден был сыграть. Он мысленно перебирал все события последних недель, разбирая свою тактику и отыскивая ошибки. Больше всего он сожалел о том, что послушался эту женщину. Дьяна была не права, скрыв от Ричиуса свою новость, — теперь Люсилер это ясно видел. Ему следовало сказать другу о ее беременности, как только они встретились на дороге Сакцен. Но Дьяна очень надеялась, что Ричиус вообще не поедет в Люсел-Лор. Она убедила Люсилера в том, что нет смысла рассказывать ему о ребенке, если он примет решение не возвращаться за ней. Это известие только разожжет его стремление приехать — а здесь для него ничего нет.
Люсилер хмурился, пережевывая мякоть плода. В тот момент эти доводы казались ему убедительными. А теперь Люсилер не сомневался, что Ричиус чувствует себя оскорбленным.
— Проклятие! — прошептал он.
Ему не следовало этого делать. Теперь он лишился друга — прекрасного, незаменимого друга. Загладить свою вину он не сможет — обман ничем нельзя стереть. В долине Дринг у них был кодекс чести, и, следуя ему, они спасали друг другу жизнь. Он нарушил этот кодекс. Ему будет очень не хватать Ричиуса.
И тут он услышал его, словно шепот морского ветерка. Люсилер повернул голову — Ричиус стоял всего в нескольких шагах от него. Его руки бессильно висели вдоль тела. Люсилер облизал липкие губы и помахал другу.
— Садись, — сказал он, когда тень Ричиуса упала ему на спину.
Тень помедлила несколько секунд, но потом зашевелилась. Ричиус небрежно сел на обрыв, спустив ноги, и мрачно уставился на горизонт.
— Почему ты мне не сказал?
Он не повернул лицо к Люсилеру, а задал свой вопрос ветру.
— Теперь я и сам толком не знаю, — пожал плечами Люсилер.
— Такой ответ меня не устраивает. Дьяна призналась, что просила тебя ничего мне не говорить. Это правда?
Триец кивнул.
— И ты ее послушался? Почему, Люсилер? Как ты мог скрыть от меня такое?
— Я уже сказал: не знаю. Она меня попросила, и я выполнил просьбу. Возможно, это было неправильно.
— Это было совершенно неправильно.
Люсилер повернулся к другу. Ричиус выглядел намного старше. Трехдневная щетина скрывала лицо, непричесанные волосы засалились. Одежда была сильно смята, а в глазах застыла печаль. Он сидел, сгорбленный, со скрещенными на животе руками, и рассеянно покачивался на ветру.
— Хорошо, — согласился Люсилер, — это было неправильно. И мне очень жаль. Я хотел сделать как лучше. Дьяна надеялась, что ты не вернешься, а если б я сказал тебе о ребенке, ты поехал бы обязательно.
— Но ты-то ведь знал, что я все равно поеду. Вы с Тарном все для этого сделали.
— Это не так. — Люсилер помотал головой. — Я никогда тебе не лгал.
Ричиус наконец повернулся и посмотрел ему в глаза.
— Правда? Я спросил тебя, отпустит ли Тарн Дьяну. Ты не дал мне ответа. Это ничем не лучше открытой лжи, Люсилер. Ты поселил во мне надежду, что он ее освободит. — Он уныло опустил голову. — И это ранит меня больнее всего. Я думал, мы друзья.
У Люсилера разрывалось сердце.
— Никогда в этом не сомневайся, — тихо сказал он. — Ты мне дорог, Ричиус. Но в тот момент мне казалось, что Дьяна права. И, возможно, так оно и было. Действительно ли это хорошо — знать, что у тебя есть ребенок, в жизни которого ты никогда не займешь никакого места? Мне это и правда приходило в голову. И я не хотел причинить тебе боль.
— А как насчет Тарна? Ты знал, что он не даст Дьяне уехать со мной?
От этого вопроса Люсилер поморщился. Ему хотелось солгать, избавить себя от обвинений простой отговоркой, но он собрался с духом и сказал:
— Тарн никогда не говорил мне, что не даст ей уехать с тобой. Но, наверное, я это понимал. Да.
Ричиус опустил голову еще ниже. Люсилер пытался оправдать себя.
— Ты должен меня понять. Это был единственный способ вызвать тебя сюда. Ты бы согласился говорить с Тарном, если бы Дьяны здесь не было?
— Конечно, нет! — заявил Ричиус. — Я предпочел бы разговаривать с самим дьяволом.
— Тогда ты должен меня понять. — Люсилер уронил руку, державшую плод, и умоляюще посмотрел на друга. — Как еще я мог бы привести тебя сюда, если не ради Дьяны? Я сказал тебе, что Тарн — хороший человек, я сказал тебе, что теперь в стране воцарился мир, но ты ничего не хотел слышать. Только Дьяна заставила тебя сюда приехать.
— Это правда. — Ричиус поднял голову и возмущенно посмотрел на Люсилера. — А теперь хочешь знать правду, Люсилер? Правда в том, что мне на всех вас теперь наплевать. Если б я мог, я вернулся бы в Черный Город и рассказал все, что мне о вас известно, — где вы находитесь и какие у вас слабые места. Все. Если б я мог, я разрушил бы Фалиндар и уничтожил всех, кто живет в нем, потому что вы все этого заслуживаете. Но я не могу этого сделать из-за Дьяны и малышки. Я не могу получить отмщения, которое принадлежит мне по праву.
Люсилер почувствовал, как в нем зажглась искра надежды.
— Так ты собираешься нам помочь?
— Только это вам и нужно, правда? — едко спросил Ричиус. — Ты что — меня не слушал?
— Слушал, — огрызнулся Люсилер. — Но вот ты меня не слушал! Оглянись вокруг, Ричиус. Война закончилась. В Люсел-Лоре царит мир. Дьяна в безопасности, хочешь ты это признать или нет, и к твоему ребенку будут относиться с любовью. Все, конечно, не так идеально, но Тарн старается как может. Он заботится о своем народе, чего никогда не делал дэгог. Я это знаю, потому что был знаком с ними обоими. Благодаря Тарну жизнь здесь станет лучше: он сильный, военачальники следуют за ним. И от тебя зависит, сохранится ли такое положение дел.
— От меня? — взорвался Ричиус. — Ты ничем не лучше Тарна! Я не имею на Аркуса такого влияния, и ты это знаешь.
— Но ты можешь попробовать.
Повисло неловкое молчание. Ричиус вздохнул и пригладил волосы руками. Он казался полубезумным, словно зверь, который пытается перекусить себе лапу, чтобы высвободиться из капкана. На секунду Люсилеру стало страшно. Не за себя: он был уверен, что Ричиус никогда не причинит ему вреда, как бы ни был он разъярен или оскорблен. Он испугался за друга и его разум, казалось, готовый его покинуть.
— Ричиус, — ласково молвил он, — я был не прав. Я манипулировал тобой, и за это мне очень стыдно. Не прощай меня, но пусть это не помешает тебе принять правильное решение. Подумай обо всех, кто здесь тебя обманывал. Если начнется война, они все пострадают. И подумай об Арамуре…
— Прекрати! Вы с Тарном считаете, что слишком хорошо меня изучили. Вы знаете, что именно надо говорить, дабы заставить меня делать то, что вам нужно.
— Ричиус, я…
— Нет, Люсилер, я не ошибся. Но самое ужасное то, что ты прав. У меня нет выбора. Я это понимаю. Вы с Тарном об этом позаботились. Ты многому у него научился, мой друг. Ты научился манипулировать и управлять людьми. Он мастер этого дела, правда?
— Другого пути просто не было, — повторил Люсилер. — Хорошо это или плохо, но мне необходимо было привезти тебя сюда. Мне надо было показать тебе, что находится под угрозой.
— И я увидел, — сказал Ричиус. — И вижу.
Он взял в руки плод, лежавший между ними на каменистой земле, и стал его рассматривать.
— Он с этого дерева?
Люсилер кивнул.
— Его называют плод сердца. Они бывают спелыми всего несколько дней в году. Но тогда… — Он выразительно поднял бровь. — Попробуй.
Ричиус понюхал начатый им плод.
— Пахнет приятно, — заметил он и откусил кусочек. Глаза у него вспыхнули, и он пробормотал: — Вкусно…
— Я знал, что тебе понравится. Если хочешь, я сорву тебе несколько штук.
— Нет, — решительно отказался Ричиус. — Оставь другим. У нас в Арамуре фруктов хватает. — Он вернул плод Люсилеру. — На, доешь.
Триец взял плод сердца и снова положил его на землю.
— Ричиус, — робко спросил он, — скажешь мне, какое решение ты принял?
Ричиус отвел взгляд.
— Он не передумает, да?
— Да, — кивнул Люсилер. — Мне очень жаль.
— Почему, Люсилер? Он знает, что я ее люблю. Он знает, что она его не любит. Почему он хочет нас разлучить?
— Все обстоит несколько иначе. Дело не в том, что он хочет вас разлучить. Он хочет, чтобы она осталась с ним. Он тоже ее любит.
— Ты точно это знаешь?
— Она необычайно красива, Ричиус. А он… ну… далеко не красив. С мужчинами здесь все обстоит так. Красивая женщина для таких мужчин, как Тарн, очень много значит. Другие подражают ему. Пытаются походить на него. И — да, я думаю, он ее любит.
— Тогда он будет заботиться о ней? И о малышке?
— В этом я не сомневаюсь. Тебе надо было увидеть его рядом с ней. Когда она рядом, он буквально светится. Мне кажется, он одержим ею еще сильнее, чем ты.
— Дьяна говорила мне об этом, — признался Ричиус. — Она сказала, он всегда любил ее, даже до того, как их помолвили. А я надеялся, что она ошибается.
Люсилер покачал головой.
— Она не ошибается. Его любовь к ней — очень странное чувство. Яростное. А болезнь заставляет его любить еще сильнее. Она прекрасна. Мне кажется, рядом с ней он ощущает себя менее уродливым. Но он добр к ней. А тебя должно беспокоить только это.
Казалось, Ричиуса это удовлетворило, и он кивнул каким-то своим тайным мыслям.
— Ну тогда ладно. Утром я отправляюсь в Арамур.
— Ты поговоришь с Аркусом о нас, Ричиус?
— Ты знаешь, что поговорю. У меня нет выбора. Раз Дьяна и Шани остаются здесь, в Фалиндаре, я не могу допустить, чтобы эта война началась. Но не обманывай себя, Люсилер. Уже само мое пребывание здесь — измена. Когда Аркус узнает об этом, он не пойдет ни на какие переговоры. Я буду считать себя счастливым, если уеду из Черного Города живым.
— Знаю. И потому я поеду с тобой.
— Что?
— Я не вправе от тебя чего-то требовать, если сам ничем не буду рисковать. И я уже сказал Тарну, что еду. Это решено.
— Тогда перереши. У тебя шансов выжить будет намного меньше, чем у меня, Люсилер. Как ты думаешь, что происходит в Наре? Ты и опомниться не успеешь, как Аркус отправит тебя в какую-нибудь военную лабораторию. Он будет просто счастлив заполучить в свое распоряжение трийца.
— Я готов к худшему, — хладнокровно заявил Люсилер. — Мы встретим это испытание вместе.
— Тогда тебе следует прямо сейчас со всеми проститься, Люсилер. Обратно ты не вернешься.
Тот лишь пожал плечами. Он предвидел возражения Ричиуса, да и сам уже пришел к такому выводу. Это ничего не меняло. Он либо умрет в Наре, добиваясь мира, либо умрет в Люсел-Лоре — на войне. Смерть приходит ко всем. Важно лишь, как именно она приходит.
— Я сказал Тарну, пусть не слишком на нас рассчитывает, — сказал он. — Но сомневаюсь, чтобы он меня слышал. Боюсь, он в нас верит.
— Верит! — сплюнул Ричиус. — Тогда он — глупец. Ему следовало бы поверить Лиссу. Ему следовало бы объединиться с ними, как они и предлагают. С их помощью у Люсел-Лора появилась бы надежда. Если, конечно, он не применит свою магию.
— Ты не понимаешь…
Люсилера начал утомлять этот разговор. Посвятить Ричиуса в особенности жизни дролов оказалось нелегким делом. Он знал: далеко не все способны понять веру дролов, особенно не трийцы, но надеялся, что Ричиус окажется умнее.
— Ты прав, я действительно не понимаю. Я хотел бы видеть его твоими глазами. Мне было бы тогда гораздо легче.
— Со временем ты увидишь его подлинную сущность, Ричиус. Как это сделал я.
Было очевидно, что Ричиус с ним не согласен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94