Медлин снова откинулась на подушки. Фитцледж укутал ей ноги одеялом.
— Медлин, пока вы не почувствуете, что полностью отвечаете за себя и уверены в себе, вам лучше остаться здесь. Я пойду и поищу Анатоля. Мне не раз приходилось это делать, когда он был ребенком. А вы… постарайтесь отдохнуть, а там, если богу будет угодно, я найду способ поправить дело.
Он коснулся губами ее лба, неловко потрепал по плечу. Оставив Медлин, он накинул плащ, но, как только закрылась дверь, священник удрученно опустил голову, и на лице появилось выражение безнадежности, которая никак не могла бы утешить Медлин.
Пытаясь следовать его совету, она улеглась на диване, но сон не шел. Она не сводила глаз с окон и увидела, как пробиваются сквозь тьму первые проблески рассвета.
Где Анатоль? О чем он думает, что чувствует? Презирает ее за трусость? Ненавидит за то, что она убежала?
Нет, подумала Медлин, он бы никогда не позволил себе этого. Судорога сжала ей горло. Анатоль боялся, что она отвергнет его, обречено ждал этого, но никогда не станет ее винить. Наверное, и сейчас он, обезумев от тревоги, гадает, куда она девалась.
Она понимала, что, даже умирая, Анатоль полз бы за ней, пока не убедился бы, что она вне опасности. Сентледжи заботились о своей собственности.
А Медлин принадлежит ему. Разве не сказал он, что чувствует каждый ее вздох, каждое биение сердца, постоянно ощущает ее присутствие? Где бы он сейчас ни был, ему известно: она в безопасности.
Когда он впервые рассказал об этой способности, Медлин стало страшно, она почувствовала себя оскорбленной, словно самое сокровенное оказалось под угрозой. Теперь же сознание того, что Анатолю всегда известно, где она и что с ней, странным образом успокаивало, словно Медлин укрывала теплая пола мужнина плаща. Их разделяло расстояние — ну и пусть, она никогда больше не будет одинока.
Но все невыносимей было думать, что он сейчас страдает — один, без помощи. Она слишком сильно любит его… Любит.
У Медлин замерло сердце. Никогда прежде эти слова не слетали с ее губ, даже мысленно она не произносила их. Даже там, на холме, у подножия волшебного камня.
И все же это слово давно жило в ее душе, было частью ее самой, тем, что она знала всегда. Каков бы ни был Анатоль — нет, именно потому, что он был таков, она любит его. И если бы хоть раз она прислушалась к голосу не разума, а сердца — поняла бы это гораздо раньше.
Медлин выпрямилась и пробормотала:
— Вы не ошиблись, мистер Фитцледж. Может быть, я глупо себя вела, но я и вправду та женщина, которой суждено любить Анатоля Сентледжа. И сейчас я нужна ему.
Но что она могла сделать? Как найти Анатоля без помощи Фитцледжа, который давно уже ушел? Если бы у нее была хоть частица способности мужа простирать разум и ощущать чужое присутствие! Если бы она только могла получить часть его силы…
И тут же чей-то тихий голос напомнил, что однажды это уже случилось.
Меч.
Нет! Медлин содрогнулась при одной мысли о том, чтобы снова испытать на себе таинственную магию древнего оружия. И все же… Ее трусость и так дорого стоила и ей самой, и Анатолю.
Заставив себя подняться, она, с трудом передвигая ноги, стала искать меч. Нетрудная задача в таком крошечном домике. Мистер Фитцледж прислонил меч Сентледжей к столу в прихожей и попытался замаскировать сверкающий кристалл на рукояти, надев на нее розовую с оборками шляпку Эффи.
Несколько мгновений, которые показались Медлин вечностью, она смотрела на оружие, собираясь с духом. Наконец она приблизилась к мечу с душевным трепетом, какой, должно быть, испытывал король Артур, когда брал в руки Эскалибур. Вытерев о юбку вспотевшие ладони, она взялась за рукоять дрожащими пальцами, трепеща, словно ожидала, что оружие вспыхнет, как молния. Она была готова выпустить меч в любое мгновение, как только заметит малейший признак опасности.
Она осторожно подтащила меч к камину, держа его так, чтобы рукоять, увенчанная кристаллом, оставалась в ее ладони. Хотя в доме больше никого не было, Медлин бросила опасливый взгляд через плечо, и сама подивилась собственной глупости.
И что теперь? Она должна произнести какие-то магические заклинания? Нет, в прошлый раз ничего такого не понадобилось.
Тогда она просто пристально и долго смотрела на кристалл.
— Если ты и вправду обладаешь магической силой, — пробормотала она, — покажи мне Анатоля. Покажи, где его найти.
Она всматривалась в камень, пока не заболели глаза. В гранях кристалла отражались блики пламени и ее собственное искаженное лицо. Отражения постепенно меняли очертания, расплывались, превращаясь в туман.
Кристалл затуманился, но вот мгла рассеялась, и в ней вырисовалась темная фигура коленопреклоненного мужчины.
У Медлин перехватило дыхание. Анатоль! Но он был не один. Фигура в плаще парила поблизости, ярко-рыжие волосы развевались на ветру. Конечно, это она… хотя Медлин не могла разглядеть собственное лицо.
Кристалл не показывал, где сейчас находится Анатоль, но зато позволил ей еще раз заглянуть в будущее. Холодок пробежал по спине Медлин, но она заставила себя смотреть, ведь видение означало, что она увидит Анатоля, окажется рядом с ним.
Рыжеволосая женщина в плаще приблизилась к Анатолю. Туман взвился вихрем, блеснула сталь.
Потом кровь. Грудь Анатоля пересекла пурпурная полоса, и он упал наземь.
Из уст Медлин вырвался дикий крик. Она выпустила меч из рук. Он ударился о каминную решетку и с глухим стуком упал на ковер. Медлин отскочила. Минуту она не могла заставить себя даже посмотреть на оружие.
Все же осмелившись, она увидела, что меч лежит на полу, а кристалл тускло мерцает в отблесках угасающего пламени. Страшное видение исчезло, но навек запечатлелось в ее памяти.
Анатоль. Туман. Кровь.
Медлин прижала к губам дрожащую руку. Нет, этого не может быть… однако мысли ее заметались. Разве Анатоль не говорил, что видел в кристалле похожую картину? Предостережение — он должен опасаться огненной женщины.
Он тогда улыбнулся и сказал, что опасность грозит лишь его сердцу, но не жизни. И все же Медлин отчетливо видела, как она заносит нож и…
— О боже, нет! — страстно прошептала она. — Этого не будет! Я никогда… Ничто не заставит меня…
Поднять руку на мужа? Разве она не сделала это прошлой ночью? Отшатнулась в ужасе, направила на Анатоля его же собственный меч.
Что бы она сделала, подойди он в своем неистовстве ближе? Внезапно Медлин замутило, и она схватилась руками за живот. Она не знала ответа, но и не хотела его узнать.
Она не позволит видению стать былью. Она найдет способ предотвратить беду. Но сколько раз Анатоль думал так же?
Медлин вновь услышала его безнадежный голос:
«Это все равно что видеть кошмарный сон и знать, что он сбудется. И я ничего не могу сделать, чтобы это предотвратить.
— О, Анатоль! — простонала она. И он был вынужден выносить это вместе со всеми остальными невзгодами — одиночеством, отверженностью. Человеку не под силу терпеть подобные муки. Она должна была успокоить, утешить его, дать ему понять, что кто-то — впервые за всю его жизнь — понимает и… любит его. Но теперь уже слишком поздно.
Сердце Медлин разрывалось. Ведь она знала, что никогда больше не должна приближаться к своему мужу.
20
Все шло неладно в замке Ледж. Слухи разлетались по округе, словно опавшие листья, которые разносит холодный ветер. Молодая жена грозного лорда убежала из дома и не хочет возвращаться. Господин Роман желает взять жену по своему выбору и возродить Пропащую Землю, обитель своих заклятых врагов.
Случилось так, что преподобного Фитцледжа, Искателя Невест, постигла неудача. Наверное, он стал слишком стар для таких дел, а занять его место некому. Ожидали возвращения черных дней, мрачного времени, когда сошла с ума Сесили Сентледж, а лорд Линдон удалился от мира, забросив свои земли и своих людей.
Бесс Киннок, недавно лишившаяся места в замке, говорила, что на сей раз проклятие пало на всех Сентледжей. Скоро они исчезнут с лица земли. Никто в деревне не разделял ее злобной радости. Процветание Сентледжей всегда означало процветание селян, и в последующие дни обитатели домишек на каменистом берегу с тревогой обращали взоры к замку, который по-прежнему гордо царил над всей округой.
Анатоль бесцельно бродил по дому, и слуги шарахались от одного его взгляда, но он едва замечал их. Люди были для него лишь тенями, мелькавшими на краю сознания, когда он совершал свои бессмысленные и одинокие прогулки по замку.
Все в доме напоминало о Медлин: ее дневной чепец и перчатки лежали на столе в зале, одна из ее книг — эта женщина разбрасывала книги повсюду — на кресле, обитом гобеленовой тканью.
Анатоль взял том в руки, и взгляд его упал на заглавие. «Одиссея» Гомера. Все то время, когда он так неловко пытался сделать приятное Медлин, он позволял ей читать ему вслух эту книгу. По несколько страниц в день.
История Одиссея странным образом захватила его. Затерянный на чужбине воин стремился вернуться домой к верной жене, прокладывая путь через бесчисленные невзгоды и опасности. Или вся прелесть повествования заключалась в тихом голосе Медлин?
Странно, думал Анатоль, рассеянно перелистывая страницы. Ведь это Медлин убежала, странствовала вдали от дома, а он чувствует себя потерянным.
Он бросил книгу на кресло, и она упала с глухим стуком. Долгое время после бегства Медлин он стремился сохранить все так, как было при ней. Приказывал зажигать свечи в библиотеке, вытирать пыль с мебели, ставить в вазы ее любимые цветы. Он тешил себя надеждой на чудо: вдруг она поймет, что способна любить дьявола, и вернется к нему.
Но каждое утро его молитвы оставались не услышанными, надежда умирала, а все вокруг понемногу приходило в упадок. Еще одна свеча оставалась незажженной, еще одна занавесь задернутой, цветы вяли и умирали. Постепенно дом, как и он сам, погрузился во мрак, превратился в пустоглазую развалину, более знакомую с ночными кошмарами, чем с целительным сном.
Скоро Анатоль понял, что надежда убывает, каждый день отрезая от души по кусочку. Не однажды приходила ему мысль положить конец своим мучениям. Оседлать лошадь, помчаться в деревню, где Медлин нашла приют у Фитцледжа, и заставить ее вернуться.
Что— то останавливало его. Гордость, думали многие, но Анатоль знал, что это страх. Он боялся увидеть ужас на ее лице, вновь понять, что она отвергает его.
Той ночью, в старом крыле замка, он едва не сошел с ума. Он не мог вынести этого снова. Теперь Анатоль надеялся лишь на Фитцледжа. Если бы только старик как-нибудь убедил Медлин забыть о том, что случилось в ту ужасную ночь, простить Анатоля, принимать его таким, как есть!
Его судьба снова оказалась в руках Искателя Невест.
— Милорд?
Тихий голос, нарушивший течение мыслей, причинял нестерпимую боль. Спустя долгие годы он наконец понял, что заставило отца отгородиться от всего мира.
Он неохотно обернулся и увидел на лестнице высокую и худую фигуру. В последнее время чувства Анатоля утратили остроту, и он почти не ощущал людей. Наверно, постоянная душевная боль постепенно убивала его силу.
Интересно, долго ли Мариус Сентледж стоял так, наблюдая за ним? Будь его воля, Анатоль ни за что не стал бы встречаться с Мариусом. Он боялся всевидящих глаз кузена и не хотел, чтобы кто-нибудь заглядывал ему в душу, до краев наполненную холодным отчаянием. Увы, в силу необходимости он не мог не обратиться к врачу. Врач был нужен Уиллу.
Когда Мариус спустился по ступенькам, Анатоль спросил:
— Ты посмотрел мальчика? Как он?
Серьезное лицо Мариуса было мрачней обычного.
— Хирургия оказалась целительной. Нам повезло. Никаких признаков заражения, никакой лихорадки, но… — Он нахмурился.
— Что? — спросил Анатоль.
— Он все равно чахнет. Мистер Тригхорн говорит, что Уилл почти не ест.
— Ну так заставьте его есть! Неужели ты не можешь сварить какое-нибудь снадобье, чтобы у него появился аппетит?
— В моем распоряжении лекарства для тела, а не для души, Анатоль. Уилл даже не садится в кровати, не говоря уж о том, чтобы попробовать ходить на костылях, которые ты для него приспособил. Он считает, что ему незачем бороться, незачем жить.
Это ощущение было хорошо знакомо Анатолю.
— И ты ничего больше не можешь сделать для мальчика?
— Ничего, — мягко проговорил Мариус. — Но ты можешь.
— Я? Я не какой-то чертов врач!
— Но ты его хозяин.
Анатоль недоверчиво воззрился на Мариуса. Чего кузен ждет от него? Что он прикажет Уиллу жить? Довольно нелепый приказ, если он исходит от человека, который не так уж ценит собственную жизнь? От человека, который настолько утратил власть над собой, что умудрился до полусмерти напугать и оттолкнуть собственную жену.
— Я не хозяин даже себе самому, — пробормотал он.
Мариус промолчал. Во взгляде его печальных глаз Анатоль прочел глубокое разочарование. Проклятие! Как будто он ждет, что Анатоль и вправду совершит чудо. Уж Мариус то мог бы знать! И все же…
Сентледжи всегда заботились о том, что им принадлежало. Анатоль не мог избавиться от этой мысли, как и от другой, гораздо более болезненной. Что сказала бы Медлин, если бы узнала, что он стоял сложа руки и просто позволил Уиллу умереть?
Анатоль стиснул зубы. Ведь он был почти уверен в том, что чувства в нем умерли. И вдруг обнаружилось, что он способен чувствовать, способен испытывать не только боль, но и гнев, и стыд.
Бормоча под нос ругательства, он бросился мимо Мариуса вверх по лестнице в маленькую комнату, куда Уилла поместили после того, как Мариус отрезал ему ногу.
Чертов мальчишка! Анатоль был готов собственноручно запихивать еду ему в глотку. Будь здесь Медлин, она нашла бы что сказать, знала бы, как вывести Уилла из оцепенения, образумила бы и утешила его. Его разумная, спокойная и добрая жена всегда знала, как поступить в подобных случаях.
Если бы Медлин была здесь…
Но ее нет.
При мысли об этом гнев Анатоля стал утихать, уступая место привычной боли. И остатки его испарились без следа при виде юноши, свернувшегося под одеялами. Безразличный ко всему, он даже не повернул головы, чтобы посмотреть на вошедшего.
Тригхорн обхаживал Уилла, уговаривая проглотить хоть ложку супа, но, когда Анатоль приблизился к кровати, дряхлый старик почтительно отступил.
Уилл равнодушно смотрел в потолок. Анатоль заглянул в его глаза, и вдруг с ужасом осознал, что точно такие же глаза он каждый день видит в зеркале. Пересохшие колодцы отчаяния. Он стоял над юношей, чувствуя себя совершенно беспомощным. Ему доводилось слышать, что кто-то из Сентледжей, наверное, Дейдра, умел снимать душевную боль наложением рук, даруя страдальцу сладостное забытье.
Теперь этот дар был бы как нельзя кстати. Увы, в его распоряжении были лишь силы, которые здесь не нужны и неуместны.
Легко тронув щеку юноши, Анатоль приказал:
— Уилл, посмотри на меня. Я хочу, чтобы ты посмотрел мне прямо в глаза.
Мариус, поднявшийся за ним по лестнице, в тревоге застыл у дверей, а Тригхорн воскликнул:
— Господи помилуй, нет, милорд! Не надо больше этих проклятых видений!
Только Уилл остался недвижим, без страха глядя на Анатоля.
— Надеюсь, хозяин, на этот раз вы видите мою смерть.
Пропустив его слова мимо ушей, Анатоль сосредоточился, устремив взгляд в большие голубые глаза.
— Это хуже; чем смерть, — мрачно произнес он. Напускное безразличие Уилла сменилось тревогой.
— Х-хуже? Вы ведь не… не… не вторая нога?
— Нет. Я вижу в твоих глазах, что ты скоро женишься.
Уилл изумленно уставился на него, горько и недоверчиво усмехнулся:
— Кому нужен такой муж? Урод. Никчемный калека.
Анатоль выпрямился и стал как будто выше ростом.
— Ты подвергаешь сомнению мою силу, мальчишка? — спросил он, нахмурившись. Уилл зарылся поглубже в постель.
— Н-нет, хозяин, но…
— Я не вижу лица девушки, на которой ты женишься, знаю только, что она будет тебе хорошей женой. У вас будет двенадцать детей.
— Боже милосердный! — воскликнул Тригг. Глаза Уилла расширились, казалось, только они и были живыми на его бескровном, исхудавшем лице.
— Так что очень тебе советую начать есть, — сухо произнес Анатоль. — Тебе понадобится много сил. Очень много.
Уилл кивнул, на его ошеломленном лице проступило подобие румянца.
Анатоль вышел из комнаты и ретировался в свой кабинет. Он уселся за стол, откинулся на спинку кресла и уже собирался предаться своим обычным черным мыслям, но тут в комнату бесцеремонно ворвался Мариус.
— Господи, Анатоль! Тебе надо бы посмотреть на мальчишку! Уилл поглощает пищу так, словно собирается прямо сегодня пойти и произвести на свет двенадцать детей! — Мариус удовлетворенно улыбнулся. — Впервые твое видение не было предвестником трагического события. Ты понимаешь, что это значит?
— Это значит, что я дьявольски искусный лжец.
Губы Мариуса дрогнули, улыбка поблекла:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40