Он бился в руках Адриана, словно плененный лев… но тут его взгляд упал на Медлин. Он прерывисто вздохнул, выпрямился и затих.
Мариусу удалось разжать пальцы Романа, и нож с безобидным звоном упал на пол. Когда Роман высвободился из рук двоюродных братьев, он, казалось, более всего был озабочен уроном, который схватка нанесла его внешности. Он старательно приглаживал волосы, расправлял кружевной шейный платок и одергивал камзол.
Наступила мрачная тишина. Сердце Медлин снова забилось, но теперь ее охватила крупная дрожь. Она никак не могла понять, что произошло.
Роман просто пролил вино, они уже с Анатолем пытались убить друг друга. А прочие Сентледжи были этим расстроены, но никак не удивлены.
Во всем этом Медлин виделось нечто безумное, непостижимое. Лишь одно было реальным — пятно крови, расползавшееся по руке Анатоля.
— Анатоль! — вскричала она. — Твоя рука. Анатоль посмотрел на рукав с полным равнодушием. Зато Адриан, отпустив его, застыл от ужаса, заметив кровь на своих руках. Тот же ужас отразился, словно в зеркале, на лицах других Сентледжей. Губы Романа дрогнули в слабом подобии его насмешливой прежней улыбки.
— Боже мой! — все еще нетвердым голосом воскликнул он. — Кажется, я пролил кровь сородича. Теперь мне несдобровать.
— Замолчи, Роман! — крикнул Адриан. Оправившись от потрясения, Медлин начала действовать — собрала со стола салфетки, велела принести теплой воды. Потом она бросилась к Анатолю и хотела закатать рукав сюртука, но муж отдернул руку.
— Ерунда, забудьте об этом, — пробормотал он. Черные волосы почти закрывали его лицо.
— Позвольте, я…
— Оставьте меня! — Анатоль повернулся к ней спиной.
— Пожалуйста, Анатоль, я только хочу…
— Чертов ужин окончен. Можете удалиться, мадам.
— Но, милорд…
— Ступайте спать, Медлин! — с яростью бросил он, обернувшись, и Медлин лишь сейчас увидела его глаза — холодные, отчужденные, отторгающие. Этот взгляд словно изо всех сил толкал ее в грудь.
Медлин огляделась, ища поддержки, но все прочие тоже отстранились от нее. С каменными лицами они смотрели куда угодно, только не на нее, будто не Роман, а Медлин всадила нож в руку Анатоля. Впрочем, в их глазах она совершила куда более страшное преступление, подвергнув сомнению миф о выбранной невесте.
Даже Фитцледж как будто разочаровался в ней. Только мсье де Рошенкур смотрел на Медлин сочувственно, и его сочувствие оказалось последней каплей. На щеках у нее вспыхнули красные пятна, глаза наполнились слезами. Она быстро прошла к двери по осколкам фарфоровых тарелок и хрустальных бокалов, разбитых вдребезги, как все ее надежды на сегодняшний вечер.
Анатоль смотрел на первые капли дождя, тяжело катившиеся по стеклу. Родственники разъезжались. Первыми отбыли Роман с французом. Почему бы и нет, с горечью думал Анатоль. Роман добился всего, чего хотел, — принес беду и посеял раздор.
Остатки гнева улетучились, осталась лишь безмерная усталость. Он почти не замечал жгучей боли в раненой руке, он вообще почти ничего не чувствовал — кроме стыда и отвращения к себе. Роман снова одержал верх, добился того, что Анатоль переступил грань.
Он не мог смотреть в лицо родным, попрощаться с ними — хотел только, чтобы они поскорее уехали. Если они сразу не догадались, что его брак — ошибка, то теперь знают это наверное. В гостиной до сих пор витало эхо голоса Медлин:
«Идея, что каждому мужчине предназначена судьбой лишь одна женщина, а каждой женщине лишь один мужчина, необычайно романтична, но я не могу в это поверить».
Такое не могла сказать ни одна невеста Сентледжей, во всяком случае, та, что познала истинную страсть в объятиях мужа. Теперь не только ему, но и всем родным стало очевидно, какую ошибку он совершил.
Их сочувствие давило тяжким грузом на его гордость. Анатоль знал, что каждый из этих высоких решительных мужчин готов встать с ним плечом к плечу, чтобы отразить нападение врага.
Но сейчас речь шла о женщине, его выбранной невесте, и они были так же растерянны и беспомощны, как он сам. Один за другим они произносили прощальные слова и исчезали. Ушел даже Фитцледж. Впервые за всю жизнь его вера пошатнулась.
Все ушли, остался лишь один человек, к несчастью, именно тот, кого Анатоль менее всего желал видеть.
Шли минуты, Анатоль сидел, нетерпеливо барабаня пальцами по столу. Наконец он не выдержал и повернулся к Мариусу.
— С твоей лошадью что-нибудь случилось?
— Нет, — сказал Мариус, — просто я подумал, что тебе может понадобиться моя помощь.
Анатоль сухо рассмеялся:
— Не думаю, что тебе стоит еще раз заглядывать в сердце моей жены. Она достаточно ясно объявила о своих чувствах.
— Я имел в виду врачебную помощь. Ты же знаешь, я люблю пускать в ход свои способности не больше, чем ты свои.
Анатоль сжал губы и отвернулся, но Мариус уже доставал сумку с медицинскими инструментами.
— Мне не нужна никакая помощь.
— Что ж, милорд, выбор за вами. Если рана загноится, ничего страшного — руку можно отрезать. У тебя есть вторая рука, а со временем научишься так же хорошо стрелять левой…
— Черт побери! Ладно, делай, что считаешь нужным, — процедил Анатоль, выбираясь из сюртука. — Все равно от тебя не отделаешься.
— Ты чертовски прав, кузен, — сказал Мариус. Анатоль закатал рукав, ругаясь сквозь зубы, когда ему приходилось отдирать ткань, прилипшую к ране, которая сразу же стала опять кровоточить.
Порез на внутренней стороне предплечья был чистым, но Мариус, промокнув его влажным полотенцем, нахмурился.
— Рана не очень глубокая, швы накладывать не придется, — сказал он. — И все равно Роман совершил недопустимый поступок.
Анатоль пожал плечами — и тут же вздрогнул от боли, которую причинило это движение.
— Отчасти я сам виноват, — хмуро признался он. — Это было недостойно — воспользоваться даром для того, чтобы выплеснуть вино ему в лицо. Я не должен был до такой степени терять власть над собой.
— Думаю, ты проявил изрядную выдержку. — Мариус порылся в сумке, достал кувшинчик с собственноручно изготовленной целебной мазью. — Твоей силы хватило бы, чтобы повышвыривать нас всех в окна.
— «Обладающий великой силой должен пользоваться ею мудро», — вяло процитировал Анатоль, потом со свистом втянул в себя воздух. Что бы там ни намешал Мариус в это проклятое снадобье, жгло оно не хуже перца.
Мариус сочувственно улыбнулся, и на краткий миг Анатоль ощутил, как сильны узы, связывающие его с двоюродным братом. Но это ощущение длилось недолго, ибо взгляд его постоянно натыкался на свидетельства недавних бесчинств — опрокинутые стулья, осколки посуды, пятна крови на прекрасном обюссоновском ковре.
Он тяжело вздохнул, и, пока Мариус перевязывал ему руку, перед его мысленным взором возникали образы, которые ему так хотелось бы изгнать из памяти. Чаще всего прочего — лицо Медлин. Такое серьезное, когда она растоптала его последнюю надежду, сказав, что не верит в вечную любовь, такое испуганное, когда он бросился на Романа, словно бешеный пес.
И полное боли, когда Анатоль оттолкнул ее. Но в ту минуту ее доброта и участие жгли его сердце сильнее, чем мазь Мариуса.
Он проклинал тот день, когда согласился на этот глупый званый ужин. Все, чего он добился за последнее время, все усилия походить на джентльмена, пошли прахом. Этот вечер лишь больше убедил его жену в том, что он не годится для жизни в обществе и заслуживает пустой постели.
Мариус на миг остановился и сказал:
— Думаю, тебе следует просто забыть все, что здесь произошло, и помириться с женой. Ступай к ней в постель.
Анатоль дернулся, словно Мариус воткнул ему в руку иголку, устремил на него полный негодования взгляд.
— Кузен, ты же только что говорил, что не любишь пускать в ход свои способности.
— Не люблю. Но когда чувства столь сильны, они сами проникают мне в голову, хочу я того или нет. — Он смущенно улыбнулся, потом посерьезнел. — Анатоль, я не знаю, что заставляет тебя отдаляться от жены — ложный стыд или ложный страх. Но и то и другое надо отбросить.
— Мариус, тебе ли давать подобные советы? — Это были жестокие слова, достойные разве что Романа, и Анатоль пожалел о них, еще не успев договорить.
Глаза Мариуса стали еще печальнее, но он спокойно ответил:
— Напротив, именно мне и пристало советовать. Не совершай ошибки, которую совершил я. Иди к своей жене, пока еще не поздно.
Голос Мариуса задрожал от сдерживаемых чувств. Он начал поспешно складывать инструменты в сумку.
Анатоль отвел глаза. Он, как и все Сентледжи, ощущал неприятное беспокойство, вспоминая о горе Мариуса. Оно было пятном на безупречной белизне семейного предания, напоминанием о том, что даже дар Искателя Невест не всегда охраняет от беды.
Анатоль пошевелил рукой и с изумлением обнаружил, что боль ослабла. Может быть, теперь кузен наконец уедет?
Мариус, однако, продолжал:
— Я знаю, что ты не очень-то жалуешь мои советы, кузен, но должен тебе сказать кое-что еще.
Анатоль нахмурился. Он не хотел больше говорить о Медлин.
— Это о Романе, — поспешно проговорил Мариус.
— О Романе? — удивился Анатоль. Он несколько успокоился. — Что о нем говорить? Я и сам могу сказать, что ты увидел, заглянув в его сердце. Мою голову, насажанную на кол.
Мариус покачал головой:
— Ах, если б его мысли были столь просты! Но он слишком сложен. Кроме покупки Пропащей Земли и женитьбы на этой французской графине, я ничего не сумел разобрать.
— Значит, ты пытался его прочесть?
— Признаюсь, что пытался — и потерпел неудачу. Читать в сердце Романа все равно, что спускаться в извилистый лабиринт. Он слишком хорошо скрывает свои побуждениям чувства. Может быть, потому, что он и сам их плохо понимает. Он всегда отличался от нас.
— Да, — сказал Анатоль. — Если б моя тетка не была столь добродетельной дамой, я решил бы, что она с кем-то согрешила.
— Это невозможно. Жены Сентледжей никогда не изменяют мужьям.
«Никогда? — подумал Анатоль. — Даже в мыслях?»
Мариус продолжал:
— Все мы знаем, что иногда на свет появляются Сентледжи, лишенные нашего необычного дара. Роман — один из них.
— Он должен бы считать это благословением божьим.
— Однако не считает. Я часто чувствовал, что ему больно быть Сентледжем по рождению, а не по духу. Может быть, поэтому он всегда завидовал тебе.
— Завидовал мне? — не веря своим ушам, повторил Анатоль.
— Да. Твоей тайной силе, твоему положению главы рода, тем более, что сам почти ничего не получил в наследство.
— К чему ты клонишь, Мариус? — нетерпеливо спросил Анатоль. — Хочешь, чтобы я пожалел этого негодяя?
— Нет. — Мариус вздохнул. — Всего лишь пытаюсь сказать, что зависть разъедает душу человека куда быстрее, чем любая болезнь разрушает тело. Зависть может сделать человека более опасным, чем самое страшное безумие. И я боюсь, что на исцеление Романа нет никакой надежды.
Печально и прямо глядя в глаза Анатоля, Мариус закончил:
— Ты должен остерегаться его.
И с этими словами покинул замок Ледж.
14
Медлин не могла заснуть.
Поднявшись к себе в спальню и раздевшись, она долго сидела в ночной рубашке перед зеркалом, рассеянно расчесывала волосы и прислушивалась, ловя скрип половицы или стук открывшейся двери — словом, любой звук, который подтвердил бы, что Анатоль поднялся наверх, что этот упрямец не истек кровью в гостиной.
Она твердила себе, что напрасно тревожится о человеке, который так унизительно с ней обошелся, но все же продолжала прислушиваться, презирая себя за слабость.
Однако все звуки заглушались раскатами грома. Снаружи бушевала гроза, оконные переплеты сотрясались от порывов ветра, дождь тысячами стрел вонзался в стекла. Словно восстала ото сна вся земля Сентледжей и мстительной фурией ополчилась на женщину, которая посмела усомниться в ее любимейшей легенде.
Медлин подошла к окну, отдернула тяжелые парчовые портьеры и с вызовом посмотрела в кромешную тьму грозовой ночи. Если она навлекла на себя гнев тайных сил, у нее хватит смелости понести кару.
Никакая кара не может быть хуже того, что случилось внизу, когда все Сентледжи от нее отвернулись, а муж отправил ее в постель, словно провинившуюся школьницу.
Она прижалась лицом к стеклу, словно для того, чтобы подразнить судьбу, но ничего не случилось. Гром все так же неодобрительно гремел, и молнии полыхали в небе, озаряя унылый ландшафт с кривыми деревьями и ленту дороги, уходящей от замка Ледж.
Бывает ли в этом краю какая-нибудь иная погода, кроме ненастья? Медлин пожалела Сентледжей, которым пришлось возвращаться домой в столь бурную ночь. Они уже должны были разъехаться, если только не остались с Анатолем, чтобы за рюмкой портвейна обсудить его неудачную женитьбу. Она не сомневалась, что все они теперь твердо уверены — Фитцледж совершил чудовищную ошибку.
В жизни Медлин всегда не хватало тепла и искренних привязанностей, и то, что она упала в глазах Сентледжей, ранило ее, но не так сильно, как воспоминание о лице Анатоля в тот миг, когда он отверг ее помощь.
А все потому, что она оказалась достаточно безрассудной, чтобы согласиться с Романом. Но какой еще разумный ответ могла дать Медлин, когда речь, шла о вечной любви и предназначении Сентледжей? Как это описывал Зак? «Два сердца сливаются в один миг, две души соединяются навечно». Прекрасная романтическая сказка. Вот только Анатолю, как и ей самой, должно быть, очевидно, что протекло уже немало мгновений, а страстной любви между ними нет и в помине — и, видимо, не будет. Какого же ответа он ожидал? Медлин знала одно: ее слова принесли мужу глубокое разочарование. И в этом не было ничего нового. С самой первой их встречи Анатоль только и делал, что разочаровывался — ведь Медлин была совсем не похожа на невесту Сентледжа.
Она не была прирожденной наездницей и не могла вселить в мужчину безумную страсть. Не могла даже разделить его веру в семейную легенду.
В безмерном отчаянии девушка прижалась лбом к стеклу. Сквозь негодование и гнев пробивались слезы… но она твердо решила, что не заплачет.
Сегодня и без того довольно сырости. Если нелегко смотреть на пустую постель, надо найти более разумное занятие, чем орошать подоконник слезами и доводить себя до головной боли.
Тихонько всхлипнув, Медлин принялась собирать разбросанную по комнате одежду. Посылать за новой горничной ей не хотелось.
Бесс Киннок была опрятной и послушной девушкой, но ее упорный взгляд и вечное уныние иногда раздражали Медлин. Вид скорбного лица не самое лучшее средство от дурного расположения духа.
Взяв со спинки стула свое зеленое платье, Медлин попыталась убрать его в переполненный гардероб. При этом из недр шкафа вывалились две шляпные картонки и еще что-то твердое. Девушка едва успела отскочить, спасая босые ноги, и тяжелый предмет со стуком упал на ковер.
Лицо у Медлин вытянулось. Кристалл на рукояти сентледжского меча подмигивал ей, словно насмешливый глаз. Она до сих пор не поняла, что делать с этим оружием. Держать его вместе с зонтиками или хранить под стопкой нижних юбок? Дар Анатоля постоянно попадался ей под руку.
Вздохнув, Meдлин подняла тяжелый меч, вынула его из ножен. Пламя свечей играло на блестящем стальном клинке, золоте рукояти, отражалось в кристалле, рассыпаясь стайкой радужных блесток.
На сердце у нее потеплело при мысли о том, какой смущенный и робкий вид был у Анатоля, когда он в день бракосочетания опустился перед ней на колено. Может, он и не намеревался вручать Медлин свое сердце и душу, но теперь она понимала, что взамен он предложил немало.
Свою гордость. И гордость многих поколений Сентледжей. А сегодня вечером она безжалостно растоптала и то и другое. Беда в том, что для нее эта ноша чересчур тяжела. Ей нужно другое — простая деревенская жизнь, образованный муж, библиотека, полная книг, и детская, полная ребятишек.
Медлин никогда не влекло к легендам, зачарованным замкам, заколдованным мечам. Стальной клинок — странный дар женщине, тем более такой, как она. Ее сердце никогда не трепетало при виде военного мундира или при мысли о рыцаре в доспехах. Она всегда была поклонницей более утонченных занятий — поэзии, музыки, философии.
И все же этот меч был прекрасен. Медлин повертела его в руках, разглядывая искусную резьбу на рукояти. Кристалл обладал удивительным свойством притягивать взор человека, наделяя меч странной, почти мистической силой.
Силой, что заставит женщину забыть о поэтах и обратиться мыслью к воинам… мужчинам с железными кулаками, которые могучей рукой обхватывают деву за талию и сажают перед собою на луку седла.
Они несутся, как ветер, по берегу моря, через скалы и утесы к полю вереска, где всадник укладывает свою подругу на ковер цветов, источающих сладкий аромат, и…
Завороженная этой картиной, Медлин ощутила, что в груди ее растет тяжелый, сладкий, нестерпимый жар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Мариусу удалось разжать пальцы Романа, и нож с безобидным звоном упал на пол. Когда Роман высвободился из рук двоюродных братьев, он, казалось, более всего был озабочен уроном, который схватка нанесла его внешности. Он старательно приглаживал волосы, расправлял кружевной шейный платок и одергивал камзол.
Наступила мрачная тишина. Сердце Медлин снова забилось, но теперь ее охватила крупная дрожь. Она никак не могла понять, что произошло.
Роман просто пролил вино, они уже с Анатолем пытались убить друг друга. А прочие Сентледжи были этим расстроены, но никак не удивлены.
Во всем этом Медлин виделось нечто безумное, непостижимое. Лишь одно было реальным — пятно крови, расползавшееся по руке Анатоля.
— Анатоль! — вскричала она. — Твоя рука. Анатоль посмотрел на рукав с полным равнодушием. Зато Адриан, отпустив его, застыл от ужаса, заметив кровь на своих руках. Тот же ужас отразился, словно в зеркале, на лицах других Сентледжей. Губы Романа дрогнули в слабом подобии его насмешливой прежней улыбки.
— Боже мой! — все еще нетвердым голосом воскликнул он. — Кажется, я пролил кровь сородича. Теперь мне несдобровать.
— Замолчи, Роман! — крикнул Адриан. Оправившись от потрясения, Медлин начала действовать — собрала со стола салфетки, велела принести теплой воды. Потом она бросилась к Анатолю и хотела закатать рукав сюртука, но муж отдернул руку.
— Ерунда, забудьте об этом, — пробормотал он. Черные волосы почти закрывали его лицо.
— Позвольте, я…
— Оставьте меня! — Анатоль повернулся к ней спиной.
— Пожалуйста, Анатоль, я только хочу…
— Чертов ужин окончен. Можете удалиться, мадам.
— Но, милорд…
— Ступайте спать, Медлин! — с яростью бросил он, обернувшись, и Медлин лишь сейчас увидела его глаза — холодные, отчужденные, отторгающие. Этот взгляд словно изо всех сил толкал ее в грудь.
Медлин огляделась, ища поддержки, но все прочие тоже отстранились от нее. С каменными лицами они смотрели куда угодно, только не на нее, будто не Роман, а Медлин всадила нож в руку Анатоля. Впрочем, в их глазах она совершила куда более страшное преступление, подвергнув сомнению миф о выбранной невесте.
Даже Фитцледж как будто разочаровался в ней. Только мсье де Рошенкур смотрел на Медлин сочувственно, и его сочувствие оказалось последней каплей. На щеках у нее вспыхнули красные пятна, глаза наполнились слезами. Она быстро прошла к двери по осколкам фарфоровых тарелок и хрустальных бокалов, разбитых вдребезги, как все ее надежды на сегодняшний вечер.
Анатоль смотрел на первые капли дождя, тяжело катившиеся по стеклу. Родственники разъезжались. Первыми отбыли Роман с французом. Почему бы и нет, с горечью думал Анатоль. Роман добился всего, чего хотел, — принес беду и посеял раздор.
Остатки гнева улетучились, осталась лишь безмерная усталость. Он почти не замечал жгучей боли в раненой руке, он вообще почти ничего не чувствовал — кроме стыда и отвращения к себе. Роман снова одержал верх, добился того, что Анатоль переступил грань.
Он не мог смотреть в лицо родным, попрощаться с ними — хотел только, чтобы они поскорее уехали. Если они сразу не догадались, что его брак — ошибка, то теперь знают это наверное. В гостиной до сих пор витало эхо голоса Медлин:
«Идея, что каждому мужчине предназначена судьбой лишь одна женщина, а каждой женщине лишь один мужчина, необычайно романтична, но я не могу в это поверить».
Такое не могла сказать ни одна невеста Сентледжей, во всяком случае, та, что познала истинную страсть в объятиях мужа. Теперь не только ему, но и всем родным стало очевидно, какую ошибку он совершил.
Их сочувствие давило тяжким грузом на его гордость. Анатоль знал, что каждый из этих высоких решительных мужчин готов встать с ним плечом к плечу, чтобы отразить нападение врага.
Но сейчас речь шла о женщине, его выбранной невесте, и они были так же растерянны и беспомощны, как он сам. Один за другим они произносили прощальные слова и исчезали. Ушел даже Фитцледж. Впервые за всю жизнь его вера пошатнулась.
Все ушли, остался лишь один человек, к несчастью, именно тот, кого Анатоль менее всего желал видеть.
Шли минуты, Анатоль сидел, нетерпеливо барабаня пальцами по столу. Наконец он не выдержал и повернулся к Мариусу.
— С твоей лошадью что-нибудь случилось?
— Нет, — сказал Мариус, — просто я подумал, что тебе может понадобиться моя помощь.
Анатоль сухо рассмеялся:
— Не думаю, что тебе стоит еще раз заглядывать в сердце моей жены. Она достаточно ясно объявила о своих чувствах.
— Я имел в виду врачебную помощь. Ты же знаешь, я люблю пускать в ход свои способности не больше, чем ты свои.
Анатоль сжал губы и отвернулся, но Мариус уже доставал сумку с медицинскими инструментами.
— Мне не нужна никакая помощь.
— Что ж, милорд, выбор за вами. Если рана загноится, ничего страшного — руку можно отрезать. У тебя есть вторая рука, а со временем научишься так же хорошо стрелять левой…
— Черт побери! Ладно, делай, что считаешь нужным, — процедил Анатоль, выбираясь из сюртука. — Все равно от тебя не отделаешься.
— Ты чертовски прав, кузен, — сказал Мариус. Анатоль закатал рукав, ругаясь сквозь зубы, когда ему приходилось отдирать ткань, прилипшую к ране, которая сразу же стала опять кровоточить.
Порез на внутренней стороне предплечья был чистым, но Мариус, промокнув его влажным полотенцем, нахмурился.
— Рана не очень глубокая, швы накладывать не придется, — сказал он. — И все равно Роман совершил недопустимый поступок.
Анатоль пожал плечами — и тут же вздрогнул от боли, которую причинило это движение.
— Отчасти я сам виноват, — хмуро признался он. — Это было недостойно — воспользоваться даром для того, чтобы выплеснуть вино ему в лицо. Я не должен был до такой степени терять власть над собой.
— Думаю, ты проявил изрядную выдержку. — Мариус порылся в сумке, достал кувшинчик с собственноручно изготовленной целебной мазью. — Твоей силы хватило бы, чтобы повышвыривать нас всех в окна.
— «Обладающий великой силой должен пользоваться ею мудро», — вяло процитировал Анатоль, потом со свистом втянул в себя воздух. Что бы там ни намешал Мариус в это проклятое снадобье, жгло оно не хуже перца.
Мариус сочувственно улыбнулся, и на краткий миг Анатоль ощутил, как сильны узы, связывающие его с двоюродным братом. Но это ощущение длилось недолго, ибо взгляд его постоянно натыкался на свидетельства недавних бесчинств — опрокинутые стулья, осколки посуды, пятна крови на прекрасном обюссоновском ковре.
Он тяжело вздохнул, и, пока Мариус перевязывал ему руку, перед его мысленным взором возникали образы, которые ему так хотелось бы изгнать из памяти. Чаще всего прочего — лицо Медлин. Такое серьезное, когда она растоптала его последнюю надежду, сказав, что не верит в вечную любовь, такое испуганное, когда он бросился на Романа, словно бешеный пес.
И полное боли, когда Анатоль оттолкнул ее. Но в ту минуту ее доброта и участие жгли его сердце сильнее, чем мазь Мариуса.
Он проклинал тот день, когда согласился на этот глупый званый ужин. Все, чего он добился за последнее время, все усилия походить на джентльмена, пошли прахом. Этот вечер лишь больше убедил его жену в том, что он не годится для жизни в обществе и заслуживает пустой постели.
Мариус на миг остановился и сказал:
— Думаю, тебе следует просто забыть все, что здесь произошло, и помириться с женой. Ступай к ней в постель.
Анатоль дернулся, словно Мариус воткнул ему в руку иголку, устремил на него полный негодования взгляд.
— Кузен, ты же только что говорил, что не любишь пускать в ход свои способности.
— Не люблю. Но когда чувства столь сильны, они сами проникают мне в голову, хочу я того или нет. — Он смущенно улыбнулся, потом посерьезнел. — Анатоль, я не знаю, что заставляет тебя отдаляться от жены — ложный стыд или ложный страх. Но и то и другое надо отбросить.
— Мариус, тебе ли давать подобные советы? — Это были жестокие слова, достойные разве что Романа, и Анатоль пожалел о них, еще не успев договорить.
Глаза Мариуса стали еще печальнее, но он спокойно ответил:
— Напротив, именно мне и пристало советовать. Не совершай ошибки, которую совершил я. Иди к своей жене, пока еще не поздно.
Голос Мариуса задрожал от сдерживаемых чувств. Он начал поспешно складывать инструменты в сумку.
Анатоль отвел глаза. Он, как и все Сентледжи, ощущал неприятное беспокойство, вспоминая о горе Мариуса. Оно было пятном на безупречной белизне семейного предания, напоминанием о том, что даже дар Искателя Невест не всегда охраняет от беды.
Анатоль пошевелил рукой и с изумлением обнаружил, что боль ослабла. Может быть, теперь кузен наконец уедет?
Мариус, однако, продолжал:
— Я знаю, что ты не очень-то жалуешь мои советы, кузен, но должен тебе сказать кое-что еще.
Анатоль нахмурился. Он не хотел больше говорить о Медлин.
— Это о Романе, — поспешно проговорил Мариус.
— О Романе? — удивился Анатоль. Он несколько успокоился. — Что о нем говорить? Я и сам могу сказать, что ты увидел, заглянув в его сердце. Мою голову, насажанную на кол.
Мариус покачал головой:
— Ах, если б его мысли были столь просты! Но он слишком сложен. Кроме покупки Пропащей Земли и женитьбы на этой французской графине, я ничего не сумел разобрать.
— Значит, ты пытался его прочесть?
— Признаюсь, что пытался — и потерпел неудачу. Читать в сердце Романа все равно, что спускаться в извилистый лабиринт. Он слишком хорошо скрывает свои побуждениям чувства. Может быть, потому, что он и сам их плохо понимает. Он всегда отличался от нас.
— Да, — сказал Анатоль. — Если б моя тетка не была столь добродетельной дамой, я решил бы, что она с кем-то согрешила.
— Это невозможно. Жены Сентледжей никогда не изменяют мужьям.
«Никогда? — подумал Анатоль. — Даже в мыслях?»
Мариус продолжал:
— Все мы знаем, что иногда на свет появляются Сентледжи, лишенные нашего необычного дара. Роман — один из них.
— Он должен бы считать это благословением божьим.
— Однако не считает. Я часто чувствовал, что ему больно быть Сентледжем по рождению, а не по духу. Может быть, поэтому он всегда завидовал тебе.
— Завидовал мне? — не веря своим ушам, повторил Анатоль.
— Да. Твоей тайной силе, твоему положению главы рода, тем более, что сам почти ничего не получил в наследство.
— К чему ты клонишь, Мариус? — нетерпеливо спросил Анатоль. — Хочешь, чтобы я пожалел этого негодяя?
— Нет. — Мариус вздохнул. — Всего лишь пытаюсь сказать, что зависть разъедает душу человека куда быстрее, чем любая болезнь разрушает тело. Зависть может сделать человека более опасным, чем самое страшное безумие. И я боюсь, что на исцеление Романа нет никакой надежды.
Печально и прямо глядя в глаза Анатоля, Мариус закончил:
— Ты должен остерегаться его.
И с этими словами покинул замок Ледж.
14
Медлин не могла заснуть.
Поднявшись к себе в спальню и раздевшись, она долго сидела в ночной рубашке перед зеркалом, рассеянно расчесывала волосы и прислушивалась, ловя скрип половицы или стук открывшейся двери — словом, любой звук, который подтвердил бы, что Анатоль поднялся наверх, что этот упрямец не истек кровью в гостиной.
Она твердила себе, что напрасно тревожится о человеке, который так унизительно с ней обошелся, но все же продолжала прислушиваться, презирая себя за слабость.
Однако все звуки заглушались раскатами грома. Снаружи бушевала гроза, оконные переплеты сотрясались от порывов ветра, дождь тысячами стрел вонзался в стекла. Словно восстала ото сна вся земля Сентледжей и мстительной фурией ополчилась на женщину, которая посмела усомниться в ее любимейшей легенде.
Медлин подошла к окну, отдернула тяжелые парчовые портьеры и с вызовом посмотрела в кромешную тьму грозовой ночи. Если она навлекла на себя гнев тайных сил, у нее хватит смелости понести кару.
Никакая кара не может быть хуже того, что случилось внизу, когда все Сентледжи от нее отвернулись, а муж отправил ее в постель, словно провинившуюся школьницу.
Она прижалась лицом к стеклу, словно для того, чтобы подразнить судьбу, но ничего не случилось. Гром все так же неодобрительно гремел, и молнии полыхали в небе, озаряя унылый ландшафт с кривыми деревьями и ленту дороги, уходящей от замка Ледж.
Бывает ли в этом краю какая-нибудь иная погода, кроме ненастья? Медлин пожалела Сентледжей, которым пришлось возвращаться домой в столь бурную ночь. Они уже должны были разъехаться, если только не остались с Анатолем, чтобы за рюмкой портвейна обсудить его неудачную женитьбу. Она не сомневалась, что все они теперь твердо уверены — Фитцледж совершил чудовищную ошибку.
В жизни Медлин всегда не хватало тепла и искренних привязанностей, и то, что она упала в глазах Сентледжей, ранило ее, но не так сильно, как воспоминание о лице Анатоля в тот миг, когда он отверг ее помощь.
А все потому, что она оказалась достаточно безрассудной, чтобы согласиться с Романом. Но какой еще разумный ответ могла дать Медлин, когда речь, шла о вечной любви и предназначении Сентледжей? Как это описывал Зак? «Два сердца сливаются в один миг, две души соединяются навечно». Прекрасная романтическая сказка. Вот только Анатолю, как и ей самой, должно быть, очевидно, что протекло уже немало мгновений, а страстной любви между ними нет и в помине — и, видимо, не будет. Какого же ответа он ожидал? Медлин знала одно: ее слова принесли мужу глубокое разочарование. И в этом не было ничего нового. С самой первой их встречи Анатоль только и делал, что разочаровывался — ведь Медлин была совсем не похожа на невесту Сентледжа.
Она не была прирожденной наездницей и не могла вселить в мужчину безумную страсть. Не могла даже разделить его веру в семейную легенду.
В безмерном отчаянии девушка прижалась лбом к стеклу. Сквозь негодование и гнев пробивались слезы… но она твердо решила, что не заплачет.
Сегодня и без того довольно сырости. Если нелегко смотреть на пустую постель, надо найти более разумное занятие, чем орошать подоконник слезами и доводить себя до головной боли.
Тихонько всхлипнув, Медлин принялась собирать разбросанную по комнате одежду. Посылать за новой горничной ей не хотелось.
Бесс Киннок была опрятной и послушной девушкой, но ее упорный взгляд и вечное уныние иногда раздражали Медлин. Вид скорбного лица не самое лучшее средство от дурного расположения духа.
Взяв со спинки стула свое зеленое платье, Медлин попыталась убрать его в переполненный гардероб. При этом из недр шкафа вывалились две шляпные картонки и еще что-то твердое. Девушка едва успела отскочить, спасая босые ноги, и тяжелый предмет со стуком упал на ковер.
Лицо у Медлин вытянулось. Кристалл на рукояти сентледжского меча подмигивал ей, словно насмешливый глаз. Она до сих пор не поняла, что делать с этим оружием. Держать его вместе с зонтиками или хранить под стопкой нижних юбок? Дар Анатоля постоянно попадался ей под руку.
Вздохнув, Meдлин подняла тяжелый меч, вынула его из ножен. Пламя свечей играло на блестящем стальном клинке, золоте рукояти, отражалось в кристалле, рассыпаясь стайкой радужных блесток.
На сердце у нее потеплело при мысли о том, какой смущенный и робкий вид был у Анатоля, когда он в день бракосочетания опустился перед ней на колено. Может, он и не намеревался вручать Медлин свое сердце и душу, но теперь она понимала, что взамен он предложил немало.
Свою гордость. И гордость многих поколений Сентледжей. А сегодня вечером она безжалостно растоптала и то и другое. Беда в том, что для нее эта ноша чересчур тяжела. Ей нужно другое — простая деревенская жизнь, образованный муж, библиотека, полная книг, и детская, полная ребятишек.
Медлин никогда не влекло к легендам, зачарованным замкам, заколдованным мечам. Стальной клинок — странный дар женщине, тем более такой, как она. Ее сердце никогда не трепетало при виде военного мундира или при мысли о рыцаре в доспехах. Она всегда была поклонницей более утонченных занятий — поэзии, музыки, философии.
И все же этот меч был прекрасен. Медлин повертела его в руках, разглядывая искусную резьбу на рукояти. Кристалл обладал удивительным свойством притягивать взор человека, наделяя меч странной, почти мистической силой.
Силой, что заставит женщину забыть о поэтах и обратиться мыслью к воинам… мужчинам с железными кулаками, которые могучей рукой обхватывают деву за талию и сажают перед собою на луку седла.
Они несутся, как ветер, по берегу моря, через скалы и утесы к полю вереска, где всадник укладывает свою подругу на ковер цветов, источающих сладкий аромат, и…
Завороженная этой картиной, Медлин ощутила, что в груди ее растет тяжелый, сладкий, нестерпимый жар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40