Мы тебя живо туда доставим, ты не бойся. — Я наклонилась и поцеловала ее в щеку. Святая Шиа, эта девчонка умела тронуть мне сердце! — А теперь оденься-ка и пошли вниз, ужинать — полагаю, ты голодна.
— Я мигом спущусь, — ответила она негромко.
Я кивнула и оставила Ланен наедине с ее мыслями.
Шикрар
Я решил облететь огненные пустоши в последний раз — до начала Совета оставалось семь дней — и ждал наступления темноты, чтобы узреть беспокойство земных недр во всей полноте.
Лететь оставалось еще много лиг, когда я увидел впереди зарево. Оно подсвечивало снизу нависшую тучу, придавая ей багряный оттенок, отчего вся северная часть острова казалась разверзшейся Преисподней, точно легионы демонов проломили в земле брешь и вырвались наружу. Я и раньше видывал такое, но никогда — со столь дальнего расстояния. Сердце мое оледенело, дыхание прерывалось: я приближался, и зарево впереди становилось все ярче, переполняя весь мой взор пламенем. Подобного я еще не встречал. Три горы никак не могут исторгнуть наружу столько пламени, если только...
Я миновал высокий гребень Старика, что заслонял от меня самое худшее, — и грозное зрелище открылось мне во всем своем ужасающем кошмаре. Крылья мои чуть было не лишились опоры, когда внезапным потоком жаркого воздуха меня подбросило вверх, словно перышко на ветру. Я едва успел обрести равновесие. Соблюдая осторожность, я отлетел подальше от утесов и принялся подниматься ввысь кругами: здесь, на холоде, это было нелегко. Я держался в стороне от опасного места, но воздух и здесь был неровным, а воздушный поток, который меня поддерживал, был пропитан зловонием желтушно-палевой горной породы, выпучивавшейся местами наружу — там, где плавился камень.
Оказавшись над огненными пустошами — гораздо выше, чем я обычно летал ночною порой, — я воспользовался мощными восходящими потоками воздуха и взмыл еще выше, чтобы узреть, насколько широко распространился огонь.
Впереди меня на многие мили полыхали горы — и слева, и справа, — все они вторили всеобщему огненному хаосу. Почти каждая вершина всей огромной горной цепи извергала в воздух пламя и каменья или, что еще хуже, копила силы в окружении озер из расплавленной породы.
Но хуже и страшнее всего было то, насколько изменилась вся местность вблизи Старика и возле соседних вершин южных утесов. Прежде, каждый раз бывая здесь, я привык видеть круглое жерло высокой горы, что стояла на страже, возвышаясь над Стариком и простираясь к северу от могучих утесов. В свое время, задолго до того, как сюда прибыли кантри, горя эта истекала пламенем, а когда остыла, то на вершине ее образовалась глубокая круглая впадина.
Теперь же, поискав взглядом гору, я увидел, что жерло ее более не пустует: оно заполнено до краев горячим месивом, а огненно-черная и изжелта-рдяная поверхность кипит, точно вода, тут и там выбрасывая в воздух языки пламени — так и чудилось, будто там ворочается что-то живое, грозное. Полыхающая каменная жижа то и дело переплескивалась через край жерла и устремлялась вниз по северному склону горы; а на южном ее склоне... Я так и ахнул. Оборони нас Ветры! Старика отделяла от огня лишь узенькая темная полоска. Не верилось, что неширокий каменный гребень способен надолго удержать громадную лавину огня и расплавленной породы.
А на севере огненных пустошей вершины затаили молчаливую угрозу: их точно пучило изнутри; и куда бы я ни летел, всюду стоял пронзительный звук, режущий слух и спутывающий мысли, словно крик боли, испускаемый скалами или огнем — или самой землей.
Меня нелегко удивить: я прожил долгую жизнь, а опыт многочисленных лет, наслаиваясь пластами, сглаживает любое новое впечатление — и все же опустошение, расстилавшееся передо мною, потрясло меня до мозга костей, и не было ему видно ни конца ни края. Напротив, сейчас все выглядело невообразимо хуже, чем было каких-нибудь несколько дней назад. Жар стоял немыслимый, а запах горящего камня драл мне ноздри и чем дальше, тем больше крепчал, пока я старался лететь более или менее ровно среди неистовых воздушных потоков. По крайней мере, они помогали мне держаться подальше от рассвирепевшей земли. Кроме того, вокруг клубами поднимался пар, временами застилавший мне обзор, а багряный свет отнюдь не способствовал улучшению видимости, скорее даже наоборот.
Насколько я сумел разобрать сквозь дым и смрад, довольствуясь лишь отсветами огненного зарева, Тераш Вор, вокруг которого расползалось кольцо огня, теперь казался гораздо больше, нежели был прежде, а у его отрогов сгустился мрак. Пламени не было видно ни на вершине, ни по бокам; однако южный отрог угрожающе выпирал чудовищным бугром.
Я понял, что к ужасающему, невыносимо визгливому звуку теперь подметался низкий рокот где-то в глубинах земли, и я в ужасе метнулся в сторону, сделав крутой вираж, едва до меня дошло, что рокот этот слышится прямо подо мной. Не успел я отлететь, как снизу, где только что виднелся темный нарост на склоне горы, исторгнулся сноп огня, и мне вновь пришлось резко отклониться, уворачиваясь от пылающих камней, забивших из разверзшегося пролома, словно кровь из смертельной раны. Как ни высоко я летел, а все же опалил себе кончики крыльев и хвост, пусть и не слишком сильно. Огненный выплеск взметнулся ввысь на добрую четверть самой горы, что его породила...
И тут я сдался: я был обожжен, измотан, а сердце мое утомилось не меньше, чем крылья. Я повернул к югу, к чертогам своих сородичей. Лететь оставалось никак не меньше часа, а плечо мое, лишь недавно излеченное, так и ныло.
Я должен был рассказать сородичам о том, что видел. Я не мог ждать еще целую седмицу.
Это было предвестием гибели нашего обиталища.
Устало, со сдавленным горем сердцем, обратился я мысленно к кантриам:
«Народ мой, соплеменники, внемлите мне. К вам взывает Хадрэйшикрар. У нас нет более времени. Явитесь на встречу со мной: я буду на Летнем лугу».
Разноголосый говор был мне ответом; многие из сородичей выражали свое недовольство: до этого я уже объявил всем, что Совет состоится через две недели. Но я не стал выслушивать их возражений.
"Споров быть не должно, — сказал я холодно. — Узрите то, что видел я".
Я сосредоточился, чтобы воссоздать в разуме весь этот ужас, над которым я только что парил, и послал всем своим соплеменникам картину всеобщего разрушения и гибели.
Ответом была мертвая тишина. И неудивительно. Родичи мои мудры и всегда способны распознать угрозу гибели.
«О мой народ! Мы должны оставить это место. Надеюсь, что у нас есть еще в запасе ночь, чтобы собраться, но нам нужно быть готовыми в случае необходимости покинуть остров в любое время. Если у вас есть что-либо ценное, с чем вы не в силах расстаться, берите это с собою, но помните, что перелет займет несколько дней, а возможности остановиться почти не будет — придется отдыхать в воздухе, вверив себя Ветрам. Если вам известно, что кто-либо из наших сородичей охвачен вех-сном, воззовите к ним и молитесь, чтобы они вас услышали. А если кто-то не в состоянии подняться в воздух, оповестите меня об этом, и мы, быть может, найдем способ понести их на своих крыльях. Коли мы надеемся выжить, нам следует покинуть остров в самое ближайшее время. Кейдра?»
«Я здесь, отец», — донесся до меня его голос, сильный и уверенный, на него я возлагал сейчас все свои надежды.
«Явись ко мне в чертог душ, сын мой, если только Миражэй и Щерроку сейчас ничего не угрожает. Мне потребуется твоя помощь, чтобы подготовить Предков и самоцветы Потерянных к путешествию».
Больше я никого не слушал, даже если кто-то и пытался ко мне воззвать. Я был неимоверно утомлен.
Юдоль Изгнания служила нам прибежищем на протяжении более пяти тысячелетий — это был единственный наш дом, по-настоящему родной для нас мир.
Я все еще летел, когда мне показалось, будто я слышу свой собственный голос, нараспев произносящий обращение к далеким потомкам:
Первый — Ветер Перемен,
Второй — Перерождения,
Третий — Неведомого,
Последний — само Слово.
Это первейшее стихотворное наставление, заключающее в себе основу нашего понимания мира: на протяжении жизни нами руководят четыре Ветра. Но та, от которой я впервые услышал это наставление, когда был совсем еще детенышем, никогда не говорила мне, что Ветер Перемен, веющий сквозь пламя, может быть настолько леденящим.
Берис
И вот пришло время заняться Велкасом. Я предупредил прочих магистров об опасности. Наконец-то подвернулся случай убрать его с дороги, а заодно и эту гадкую девчонку. А потом и Эрфик с Кайлином — одним махом! Ах, все-таки жизнь прелестна.
Велкас вот уже два года числился здесь учеником. При поступлении показатели его были самыми высокими, точно такими же как и у меня когда-то, много лет назад, — похоже, он обладал той самой силой, что проявляет себя раз в поколение, но я готов был побиться об заклад, что он с самого начала использовал не все свои возможности. В то время я считал его одаренным лоботрясом, которому попросту лень утруждать себя, и поэтому был убежден, что ничего сколько-нибудь путного из него не выйдет, ибо видывал уже на своем веку подобных — правда, в силе они ему значительно уступали. И все же его необыкновенные способности обязывали меня держать с ним ухо востро. Я позаботился, чтобы о моих наблюдениях, которые я время от времени за ним устраивал, не узнали случайно другие магистры, и из кожи вон лез, чтобы завести с ним дружбу. Но моя дружба его не интересовала. В нем было сокрыто могущество, и это делало его моим врагом.
Вскоре после его поступления заявилась и эта девчонка, Арал. Ее показатели тоже оказались весьма высокими — пониже, правда, чем у Велкаса, зато из нее и в самом деле могло что-нибудь получиться, это я понял сразу. Но она не представляет угрозы, а может оказаться даже полезна, ибо она — его слабое место. Оба обладают немалым могуществом, но это им на руку не больше, чем мне: они молоды и неопытны, так что можно будет совладать с ними без особых усилий.
Я хорошо подгадал. Когда сегодня утром магистр Рикард, осторожно отомкнув дверь, сейчас же распахнул ее настежь, мы застали их за недвусмысленным занятием. Велкаса окружало сверкающее сияние — он, несомненно, использовал целительскую силу, с помощью которой приподнял Арал в воздух: она с беспечным видом парила в трех локтях над полом.
— Велкас! — вскричал Рикард, придя в ужас.
Каждый из членов Совета, собранного именно по этому случаю, увидел, как высокий юноша обернулся, приветственно кивнул и опустил девушку на пол. Едва ноги ее обрели опору, она хотела было сорваться с места, но Велкас вскинул руку, и девчонка застыла как вкопанная, обуреваемая справедливым негодованием. Я с трудом подавил смех.
Велкас спокойно поклонился Совету: казалось даже, его что-то слегка забавило. Арал стояла без движения, и щеки ее полыхали дерзким румянцем.
— Что ж, господа, вы обнаружили нас, — проговорил Велкас с улыбкой. — Полагаю, вы позволите нам оправдаться.
— Велкас, как ты мог! — возопил Рикард. — Когда магистр Берис поведал мне обо всем, я ушам своим не поверил. Как можешь ты попирать то, чему мы все тебя наставляли!
Велкас и бровью не повел.
— Я и не думал ничего попирать, магистр Рикард. Мысли наши беспрестанно обращены ко Владычице. Все в порядке. Да и с Арал, видите ведь, все хорошо.
— Мы не делали ничего худого, — подтвердила Арал. Теперь она истово, всем своим существом, встала на защиту товарища. Он ведь был и ее слабым местом. Прежде я не был до конца уверен в этом. — Чего вы не одобряете?
Я повернулся к магистрисе Эрфик.
— Как я понял, ты не остерегала этих двоих от использования Силы не по назначению, но лишь сугубо в целях исцеления?
Эрфик была озабочена менее всех прочих — за исключением разве что самого Велкаса — и беззаботно заявила:
— Берис, помилуй! Тебе и самому прекрасно известно: если хочешь, чтобы все ученики поступили по-твоему, нужно лишь сказать им разок: «И думать об этом не смейте, это опасно и повлечет непредсказуемые последствия!» И мы даже намека им не даем на этот счет, по крайней мере, до третьего года обучения — раньше этого времени никому из них, пусть даже одному из сотни, не придет в голову, что Силе можно найти какое-либо иное применение. Да и позже из десяти учеников лишь один нет-нет да и рискнет попробовать. — Она глянула на парочку, стоявшую перед нами, и криво усмехнулась. — В данном случае — двое из десяти. Но должна сказать, что настолько впечатляющих результатов мне до сих пор видеть не приходилось.
Она еще имела наглость выражать свое восхищение!
— Выходит, запрещено использовать Силу как-то иначе, помимо лечения? — спросил Велкас, нимало не смутившись.
— Разумеется, — сурово вставил Рикард. — И, невзирая на потакание магистрисы Эрфик, тебе следует знать, что это является самым серьезным нарушением.
— Приму к сведению. Тем не менее, если учесть, что мы оба не подозревали о существовании подобного запрета, вы вряд ли можете осуждать нас: мы лишь пытались постичь пределы своих способностей.
— Напротив, сударь Велкас, — возразил я, — именно осуждения вы и заслуживаете. За ваши действия предусмотрено жестокое наказание.
— Наказание за незнание? Тогда нужно наказать весь мир! — вмешалась Арал, и голос ее был резок. — Да мы на каждом шагу действовали только во имя Владычицы!
— Отчего же это? — спросил я, и когда Велкас попытался было ответить, я заставил его умолкнуть. — Нет, пусть говорит госпожа Арал. — Я повернулся к ней. — Отчего вы решили проявить такое усердие в своих молитвах, сударыня? Ведь вполне хватило бы и простого обращения к Богине в самом начале.
Она заговорила с вызовом, не раздумывая:
— Возможно, конечно. Да только я — подручная Владычицы. Мы заботились о том, чтобы исключить влияние ракшасов, магистр.
— Почему же вы решили, что они способны как-то повлиять? Велкас рассмеялся.
— Магистр, я знаю, ты предпочитаешь, чтобы все твои ученики оставались в неведении, но за полтора года совместной работы мы поняли, что любое использование Силы не по назначению сразу же привлекает этих демоновых отродий — они сбегаются словно кошки на запах рыбы. Не знаю наверняка, но могу предположить, что Сила для них точно еда и питье — или как солнечный свет: чем чаще прибегаешь к ней, тем ближе они могут подобраться, если вовремя не принять мер.
Взгляд его задержался на мне дольше, чем требовалось.
— Сейчас, магистры, вы можете оставить нас, — сказал я. — Я сам разберусь с этим.
Эрфик не хотелось уходить, и она взбеленилась.
— Этот вопрос касается не только тебя, Берис, — заявила она. — Здесь должны решать все. Ты не знаешь этих двоих, а я знаю. Разумеется, следует привлечь их к порядку, но не думай, что кто-то из них запятнал себя связью с ракшасами.
Как ни сдерживал я гнев, но все же не удержался и ответил ей довольно резко:
— Эрфик, ты не знаешь, что может произойти с самой отважной душой, вздумай ее обладатель обратить Силу вспять! А я знаю. Я только этим и занимаюсь: провожу в исследованиях целые ночи. Слишком уж ты беспечна. Сегодня после обеда они предстанут перед Собранием, но прежде я хочу еще сказать им пару слов.
Я все же опасался, что Эрфик откажется удалиться (ей вообще свойственно упрямство), но она окинула напоследок долгим взглядом обоих нарушителей порядка, после чего кивнула и вышла. Дурья голова. Рикард, похоже, был куда больше огорчен, чем разгневан: эти двое в некотором смысле были его учениками. Он удалился вместе с остальными, печально бубня себе под нос. Я быстро запер за ними дверь.
— По свидетельству магистра Рикарда, вы производите опыты над Силой, — выговорил я холодно. — С ее помощью вы прибегали к бессловесной речи, перемещали предметы и пытались прочесть будущее. Будете отрицать это?
— Нет, — Велкас держался твердо, точно стальной клинок; но любая сталь поддается ковке.
— Во имя Шиа, мы и не думали таиться, — Арал надеялась защититься справедливостью.
Какая глупость.
— Известно ли вам, какое наказание предусмотрено за злоупотребление Силой?
— Мы не злоупотребляли ею. Просто применили ее несколько иначе, — ответил Велкас. Он, как всегда, владел собой: невозмутимый, глаза полуприкрыты, голос ровный, спокойный. — Во всем мы действовали именем Владычицы, взывая к ней ежеминутно. Ни я, ни Арал не подверглись влиянию ракшасов.
— Разумеется, нет, — ответил я сурово. Похоже, что он что-то учуял. — К сожалению, сейчас я провожу исследования кое-какой разновидности демонов, и ко мне самому пристал их запах, а иначе бы я не замедлил проверить, насколько правдивы твои слова. Впрочем, дело не в этом.
— Тогда в чем же? — полюбопытствовала Арал. — Мы ничего худого не совершали, магистр.
Велкас молча смотрел на меня, и во взгляде его читался вызов, но я не придал этому значения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
— Я мигом спущусь, — ответила она негромко.
Я кивнула и оставила Ланен наедине с ее мыслями.
Шикрар
Я решил облететь огненные пустоши в последний раз — до начала Совета оставалось семь дней — и ждал наступления темноты, чтобы узреть беспокойство земных недр во всей полноте.
Лететь оставалось еще много лиг, когда я увидел впереди зарево. Оно подсвечивало снизу нависшую тучу, придавая ей багряный оттенок, отчего вся северная часть острова казалась разверзшейся Преисподней, точно легионы демонов проломили в земле брешь и вырвались наружу. Я и раньше видывал такое, но никогда — со столь дальнего расстояния. Сердце мое оледенело, дыхание прерывалось: я приближался, и зарево впереди становилось все ярче, переполняя весь мой взор пламенем. Подобного я еще не встречал. Три горы никак не могут исторгнуть наружу столько пламени, если только...
Я миновал высокий гребень Старика, что заслонял от меня самое худшее, — и грозное зрелище открылось мне во всем своем ужасающем кошмаре. Крылья мои чуть было не лишились опоры, когда внезапным потоком жаркого воздуха меня подбросило вверх, словно перышко на ветру. Я едва успел обрести равновесие. Соблюдая осторожность, я отлетел подальше от утесов и принялся подниматься ввысь кругами: здесь, на холоде, это было нелегко. Я держался в стороне от опасного места, но воздух и здесь был неровным, а воздушный поток, который меня поддерживал, был пропитан зловонием желтушно-палевой горной породы, выпучивавшейся местами наружу — там, где плавился камень.
Оказавшись над огненными пустошами — гораздо выше, чем я обычно летал ночною порой, — я воспользовался мощными восходящими потоками воздуха и взмыл еще выше, чтобы узреть, насколько широко распространился огонь.
Впереди меня на многие мили полыхали горы — и слева, и справа, — все они вторили всеобщему огненному хаосу. Почти каждая вершина всей огромной горной цепи извергала в воздух пламя и каменья или, что еще хуже, копила силы в окружении озер из расплавленной породы.
Но хуже и страшнее всего было то, насколько изменилась вся местность вблизи Старика и возле соседних вершин южных утесов. Прежде, каждый раз бывая здесь, я привык видеть круглое жерло высокой горы, что стояла на страже, возвышаясь над Стариком и простираясь к северу от могучих утесов. В свое время, задолго до того, как сюда прибыли кантри, горя эта истекала пламенем, а когда остыла, то на вершине ее образовалась глубокая круглая впадина.
Теперь же, поискав взглядом гору, я увидел, что жерло ее более не пустует: оно заполнено до краев горячим месивом, а огненно-черная и изжелта-рдяная поверхность кипит, точно вода, тут и там выбрасывая в воздух языки пламени — так и чудилось, будто там ворочается что-то живое, грозное. Полыхающая каменная жижа то и дело переплескивалась через край жерла и устремлялась вниз по северному склону горы; а на южном ее склоне... Я так и ахнул. Оборони нас Ветры! Старика отделяла от огня лишь узенькая темная полоска. Не верилось, что неширокий каменный гребень способен надолго удержать громадную лавину огня и расплавленной породы.
А на севере огненных пустошей вершины затаили молчаливую угрозу: их точно пучило изнутри; и куда бы я ни летел, всюду стоял пронзительный звук, режущий слух и спутывающий мысли, словно крик боли, испускаемый скалами или огнем — или самой землей.
Меня нелегко удивить: я прожил долгую жизнь, а опыт многочисленных лет, наслаиваясь пластами, сглаживает любое новое впечатление — и все же опустошение, расстилавшееся передо мною, потрясло меня до мозга костей, и не было ему видно ни конца ни края. Напротив, сейчас все выглядело невообразимо хуже, чем было каких-нибудь несколько дней назад. Жар стоял немыслимый, а запах горящего камня драл мне ноздри и чем дальше, тем больше крепчал, пока я старался лететь более или менее ровно среди неистовых воздушных потоков. По крайней мере, они помогали мне держаться подальше от рассвирепевшей земли. Кроме того, вокруг клубами поднимался пар, временами застилавший мне обзор, а багряный свет отнюдь не способствовал улучшению видимости, скорее даже наоборот.
Насколько я сумел разобрать сквозь дым и смрад, довольствуясь лишь отсветами огненного зарева, Тераш Вор, вокруг которого расползалось кольцо огня, теперь казался гораздо больше, нежели был прежде, а у его отрогов сгустился мрак. Пламени не было видно ни на вершине, ни по бокам; однако южный отрог угрожающе выпирал чудовищным бугром.
Я понял, что к ужасающему, невыносимо визгливому звуку теперь подметался низкий рокот где-то в глубинах земли, и я в ужасе метнулся в сторону, сделав крутой вираж, едва до меня дошло, что рокот этот слышится прямо подо мной. Не успел я отлететь, как снизу, где только что виднелся темный нарост на склоне горы, исторгнулся сноп огня, и мне вновь пришлось резко отклониться, уворачиваясь от пылающих камней, забивших из разверзшегося пролома, словно кровь из смертельной раны. Как ни высоко я летел, а все же опалил себе кончики крыльев и хвост, пусть и не слишком сильно. Огненный выплеск взметнулся ввысь на добрую четверть самой горы, что его породила...
И тут я сдался: я был обожжен, измотан, а сердце мое утомилось не меньше, чем крылья. Я повернул к югу, к чертогам своих сородичей. Лететь оставалось никак не меньше часа, а плечо мое, лишь недавно излеченное, так и ныло.
Я должен был рассказать сородичам о том, что видел. Я не мог ждать еще целую седмицу.
Это было предвестием гибели нашего обиталища.
Устало, со сдавленным горем сердцем, обратился я мысленно к кантриам:
«Народ мой, соплеменники, внемлите мне. К вам взывает Хадрэйшикрар. У нас нет более времени. Явитесь на встречу со мной: я буду на Летнем лугу».
Разноголосый говор был мне ответом; многие из сородичей выражали свое недовольство: до этого я уже объявил всем, что Совет состоится через две недели. Но я не стал выслушивать их возражений.
"Споров быть не должно, — сказал я холодно. — Узрите то, что видел я".
Я сосредоточился, чтобы воссоздать в разуме весь этот ужас, над которым я только что парил, и послал всем своим соплеменникам картину всеобщего разрушения и гибели.
Ответом была мертвая тишина. И неудивительно. Родичи мои мудры и всегда способны распознать угрозу гибели.
«О мой народ! Мы должны оставить это место. Надеюсь, что у нас есть еще в запасе ночь, чтобы собраться, но нам нужно быть готовыми в случае необходимости покинуть остров в любое время. Если у вас есть что-либо ценное, с чем вы не в силах расстаться, берите это с собою, но помните, что перелет займет несколько дней, а возможности остановиться почти не будет — придется отдыхать в воздухе, вверив себя Ветрам. Если вам известно, что кто-либо из наших сородичей охвачен вех-сном, воззовите к ним и молитесь, чтобы они вас услышали. А если кто-то не в состоянии подняться в воздух, оповестите меня об этом, и мы, быть может, найдем способ понести их на своих крыльях. Коли мы надеемся выжить, нам следует покинуть остров в самое ближайшее время. Кейдра?»
«Я здесь, отец», — донесся до меня его голос, сильный и уверенный, на него я возлагал сейчас все свои надежды.
«Явись ко мне в чертог душ, сын мой, если только Миражэй и Щерроку сейчас ничего не угрожает. Мне потребуется твоя помощь, чтобы подготовить Предков и самоцветы Потерянных к путешествию».
Больше я никого не слушал, даже если кто-то и пытался ко мне воззвать. Я был неимоверно утомлен.
Юдоль Изгнания служила нам прибежищем на протяжении более пяти тысячелетий — это был единственный наш дом, по-настоящему родной для нас мир.
Я все еще летел, когда мне показалось, будто я слышу свой собственный голос, нараспев произносящий обращение к далеким потомкам:
Первый — Ветер Перемен,
Второй — Перерождения,
Третий — Неведомого,
Последний — само Слово.
Это первейшее стихотворное наставление, заключающее в себе основу нашего понимания мира: на протяжении жизни нами руководят четыре Ветра. Но та, от которой я впервые услышал это наставление, когда был совсем еще детенышем, никогда не говорила мне, что Ветер Перемен, веющий сквозь пламя, может быть настолько леденящим.
Берис
И вот пришло время заняться Велкасом. Я предупредил прочих магистров об опасности. Наконец-то подвернулся случай убрать его с дороги, а заодно и эту гадкую девчонку. А потом и Эрфик с Кайлином — одним махом! Ах, все-таки жизнь прелестна.
Велкас вот уже два года числился здесь учеником. При поступлении показатели его были самыми высокими, точно такими же как и у меня когда-то, много лет назад, — похоже, он обладал той самой силой, что проявляет себя раз в поколение, но я готов был побиться об заклад, что он с самого начала использовал не все свои возможности. В то время я считал его одаренным лоботрясом, которому попросту лень утруждать себя, и поэтому был убежден, что ничего сколько-нибудь путного из него не выйдет, ибо видывал уже на своем веку подобных — правда, в силе они ему значительно уступали. И все же его необыкновенные способности обязывали меня держать с ним ухо востро. Я позаботился, чтобы о моих наблюдениях, которые я время от времени за ним устраивал, не узнали случайно другие магистры, и из кожи вон лез, чтобы завести с ним дружбу. Но моя дружба его не интересовала. В нем было сокрыто могущество, и это делало его моим врагом.
Вскоре после его поступления заявилась и эта девчонка, Арал. Ее показатели тоже оказались весьма высокими — пониже, правда, чем у Велкаса, зато из нее и в самом деле могло что-нибудь получиться, это я понял сразу. Но она не представляет угрозы, а может оказаться даже полезна, ибо она — его слабое место. Оба обладают немалым могуществом, но это им на руку не больше, чем мне: они молоды и неопытны, так что можно будет совладать с ними без особых усилий.
Я хорошо подгадал. Когда сегодня утром магистр Рикард, осторожно отомкнув дверь, сейчас же распахнул ее настежь, мы застали их за недвусмысленным занятием. Велкаса окружало сверкающее сияние — он, несомненно, использовал целительскую силу, с помощью которой приподнял Арал в воздух: она с беспечным видом парила в трех локтях над полом.
— Велкас! — вскричал Рикард, придя в ужас.
Каждый из членов Совета, собранного именно по этому случаю, увидел, как высокий юноша обернулся, приветственно кивнул и опустил девушку на пол. Едва ноги ее обрели опору, она хотела было сорваться с места, но Велкас вскинул руку, и девчонка застыла как вкопанная, обуреваемая справедливым негодованием. Я с трудом подавил смех.
Велкас спокойно поклонился Совету: казалось даже, его что-то слегка забавило. Арал стояла без движения, и щеки ее полыхали дерзким румянцем.
— Что ж, господа, вы обнаружили нас, — проговорил Велкас с улыбкой. — Полагаю, вы позволите нам оправдаться.
— Велкас, как ты мог! — возопил Рикард. — Когда магистр Берис поведал мне обо всем, я ушам своим не поверил. Как можешь ты попирать то, чему мы все тебя наставляли!
Велкас и бровью не повел.
— Я и не думал ничего попирать, магистр Рикард. Мысли наши беспрестанно обращены ко Владычице. Все в порядке. Да и с Арал, видите ведь, все хорошо.
— Мы не делали ничего худого, — подтвердила Арал. Теперь она истово, всем своим существом, встала на защиту товарища. Он ведь был и ее слабым местом. Прежде я не был до конца уверен в этом. — Чего вы не одобряете?
Я повернулся к магистрисе Эрфик.
— Как я понял, ты не остерегала этих двоих от использования Силы не по назначению, но лишь сугубо в целях исцеления?
Эрфик была озабочена менее всех прочих — за исключением разве что самого Велкаса — и беззаботно заявила:
— Берис, помилуй! Тебе и самому прекрасно известно: если хочешь, чтобы все ученики поступили по-твоему, нужно лишь сказать им разок: «И думать об этом не смейте, это опасно и повлечет непредсказуемые последствия!» И мы даже намека им не даем на этот счет, по крайней мере, до третьего года обучения — раньше этого времени никому из них, пусть даже одному из сотни, не придет в голову, что Силе можно найти какое-либо иное применение. Да и позже из десяти учеников лишь один нет-нет да и рискнет попробовать. — Она глянула на парочку, стоявшую перед нами, и криво усмехнулась. — В данном случае — двое из десяти. Но должна сказать, что настолько впечатляющих результатов мне до сих пор видеть не приходилось.
Она еще имела наглость выражать свое восхищение!
— Выходит, запрещено использовать Силу как-то иначе, помимо лечения? — спросил Велкас, нимало не смутившись.
— Разумеется, — сурово вставил Рикард. — И, невзирая на потакание магистрисы Эрфик, тебе следует знать, что это является самым серьезным нарушением.
— Приму к сведению. Тем не менее, если учесть, что мы оба не подозревали о существовании подобного запрета, вы вряд ли можете осуждать нас: мы лишь пытались постичь пределы своих способностей.
— Напротив, сударь Велкас, — возразил я, — именно осуждения вы и заслуживаете. За ваши действия предусмотрено жестокое наказание.
— Наказание за незнание? Тогда нужно наказать весь мир! — вмешалась Арал, и голос ее был резок. — Да мы на каждом шагу действовали только во имя Владычицы!
— Отчего же это? — спросил я, и когда Велкас попытался было ответить, я заставил его умолкнуть. — Нет, пусть говорит госпожа Арал. — Я повернулся к ней. — Отчего вы решили проявить такое усердие в своих молитвах, сударыня? Ведь вполне хватило бы и простого обращения к Богине в самом начале.
Она заговорила с вызовом, не раздумывая:
— Возможно, конечно. Да только я — подручная Владычицы. Мы заботились о том, чтобы исключить влияние ракшасов, магистр.
— Почему же вы решили, что они способны как-то повлиять? Велкас рассмеялся.
— Магистр, я знаю, ты предпочитаешь, чтобы все твои ученики оставались в неведении, но за полтора года совместной работы мы поняли, что любое использование Силы не по назначению сразу же привлекает этих демоновых отродий — они сбегаются словно кошки на запах рыбы. Не знаю наверняка, но могу предположить, что Сила для них точно еда и питье — или как солнечный свет: чем чаще прибегаешь к ней, тем ближе они могут подобраться, если вовремя не принять мер.
Взгляд его задержался на мне дольше, чем требовалось.
— Сейчас, магистры, вы можете оставить нас, — сказал я. — Я сам разберусь с этим.
Эрфик не хотелось уходить, и она взбеленилась.
— Этот вопрос касается не только тебя, Берис, — заявила она. — Здесь должны решать все. Ты не знаешь этих двоих, а я знаю. Разумеется, следует привлечь их к порядку, но не думай, что кто-то из них запятнал себя связью с ракшасами.
Как ни сдерживал я гнев, но все же не удержался и ответил ей довольно резко:
— Эрфик, ты не знаешь, что может произойти с самой отважной душой, вздумай ее обладатель обратить Силу вспять! А я знаю. Я только этим и занимаюсь: провожу в исследованиях целые ночи. Слишком уж ты беспечна. Сегодня после обеда они предстанут перед Собранием, но прежде я хочу еще сказать им пару слов.
Я все же опасался, что Эрфик откажется удалиться (ей вообще свойственно упрямство), но она окинула напоследок долгим взглядом обоих нарушителей порядка, после чего кивнула и вышла. Дурья голова. Рикард, похоже, был куда больше огорчен, чем разгневан: эти двое в некотором смысле были его учениками. Он удалился вместе с остальными, печально бубня себе под нос. Я быстро запер за ними дверь.
— По свидетельству магистра Рикарда, вы производите опыты над Силой, — выговорил я холодно. — С ее помощью вы прибегали к бессловесной речи, перемещали предметы и пытались прочесть будущее. Будете отрицать это?
— Нет, — Велкас держался твердо, точно стальной клинок; но любая сталь поддается ковке.
— Во имя Шиа, мы и не думали таиться, — Арал надеялась защититься справедливостью.
Какая глупость.
— Известно ли вам, какое наказание предусмотрено за злоупотребление Силой?
— Мы не злоупотребляли ею. Просто применили ее несколько иначе, — ответил Велкас. Он, как всегда, владел собой: невозмутимый, глаза полуприкрыты, голос ровный, спокойный. — Во всем мы действовали именем Владычицы, взывая к ней ежеминутно. Ни я, ни Арал не подверглись влиянию ракшасов.
— Разумеется, нет, — ответил я сурово. Похоже, что он что-то учуял. — К сожалению, сейчас я провожу исследования кое-какой разновидности демонов, и ко мне самому пристал их запах, а иначе бы я не замедлил проверить, насколько правдивы твои слова. Впрочем, дело не в этом.
— Тогда в чем же? — полюбопытствовала Арал. — Мы ничего худого не совершали, магистр.
Велкас молча смотрел на меня, и во взгляде его читался вызов, но я не придал этому значения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58