Одно из двух: либо ученый пытается заглушить в душе угрызения совести, либо надеется, что кто-нибудь убьет его, не выдержав хамства, и старик уйдет в Бездну, не навлекая на пленницу гнев кхархи-гарр... Ну, на это пусть не рассчитывает!
— Бумага не нужна, почтеннейший Илларни, — с подчеркнутой любезностью сказал Ворон. — Говори, я запомню...
— Прежде всего нужен песок. Побольше песка, крупнозернистого, темного. Он и будет основой, на него я низведу Душу Пламени, заставлю песок воспринять ее сущность. Еще нужны холщовые мешочки, плотные и чистые, потому что Душа Пламени на первых порах своего существования в нашем мире очень чувствительна к солнечным лучам. Безопаснее первые дни держать ее в темноте, пока не дозреет. Холщовые мешки, как указывает Шадридаг, являются для этого наиболее подходящим вместилищем.
— И это все? — Джилинер был приятно удивлен.
— Почти все. Нужны еще кое-какие ингредиенты... так, мелочи. Душа Пламени по сути своей не есть стихия магическая, иначе я, Сын Рода, не смог бы совладать с ней. Но и к миру простых, не магических понятий и вещей она тоже не относится, а находится как бы на грани... поэтому для призвания ее в наш мир требуется ряд предметов и веществ, также находящихся на грани либо разных миров, либо разных стихий, либо разных состояний... Понял? Ах не понял? Пра-авильно, я тоже. Поэтому просто запоминай, что именно мне понадобится. На грани меж камнем и живым существом — кораллы. Да не побрякушки из коралла, а настоящие кустики! Меж огнем и растением — древесный уголь... да чтоб высшего качества! Меж землей и огнем — сера...
— Почему — сера? — не понял Джилинер.
— А принюхайся, чем у тебя несет из провала с подземным огнем, — доходчиво объяснил Илларни. — Дальше... На грани живого существа и воздуха — паутина. Вы, конечно, можете устроить налет на ближайшее селение и обмести там потолки во всех амбарах, но тогда я вас вконец уважать перестану, хотя, собственно, и раньше не уважал... На Проклятых островах водится гигантский пурпурный чернобрюх. Из всех пауков, что мне известны, этот плетет самую прочную паутину, он в нее ловит мелких птиц. От всей души рекомендую... Дальше. На грани меж водой и воздухом — чешуя летучей рыбы...
— Логичнее бы сказать — пар... — попытался высказаться Джилинер.
— Великолепно! Какая мудрость! Ты превзошел самого Шадридага! Вот и делай все сам, а я не стану у тебя под ногами путаться. Постою в сторонке, полюбуюсь...
— Ладно, ладно, почтеннейший Илларни! — поспешил Ворон успокоить разгневанного астролога. — Рыба так рыба, тебе виднее...
— Не мне, а Шадридагу! У него сказано: чешуя летучей рыбы! Снаряжай корабль, да поскорее, чтоб мне ваших морд отвратительных не видеть!
Шайса не выдержал:
— Говори дело, звездочет, не то разберусь, что там будет меж твоей спиной и плетью!
— Уйми своего шута, — небрежно приказал Илларни Великому Одержимому, — иначе я умру от хохота.
Ворон одним взглядом заставил слугу замолчать.
— Дальше... — смилостивился Илларни. — Меж землей и морем — селитра...
— Селитра-то почему?! — от изумления не сдержался Джилинер.
— Клянусь богами, ты мне надоел, Великий-как-тебя-там-Одержимый! Ступай в Бездну и спроси у Шадридага! Дальше... Меж водой и камнем — лед.
Даже страх перед хозяйским гневом не помешал возмущению Шайсы выплеснуться наружу:
— Да ты, старик, вконец обнаглел! Лед! Где мы тебе среди пустыни лед разыщем?!
— А не моя забота! — с наслаждением ответил Илларни. — Не можете — не беритесь! Глотки резать вы мастера, а вот если дело ума требует...
— Достаточно, — сухо сказал Джилинер. — Это все, что тебе нужно, почтеннейший?.. Отлично. Допускаю, что ты приплел сюда и лишнее, но это не имеет значения. Ты полагал, что я пошлю караваны во все концы земли? А когда все, что ты изволил заказать, сложат к твоим ногам, ты скажешь, что процесс создания Души Пламени займет лет... лет десять, да?
— Вообще-то я собирался сказать — шесть лет, — огорченно сознался Илларни.
— Не стоит лишний раз унижать себя ложью. Я читал записи одного из придворных короля Джайката. Там не сказано, что требовал Шадридаг для своей работы, но все необходимое доставляли ему вечером, а к утру его труды оканчивались... И еще ты не учел, что имеешь дело с очень сильным чародеем. Я доставлю все, что ты просил, до заката солнца. Но утром не стану слушать никаких оправданий.
— Понял! — тяжело вздохнул Илларни. — Но пленница должна быть все время при мне! Не верю ни тебе, ни твоим зверюгам!
— Хорошо, пусть будет так. Могу ли я предложить свою скромную особу тебе в помощники?
В ответ на явную насмешку Илларни заставил себя улыбнуться:
— Нет, конечно! Кто я такой, чтобы мне прислуживал Сын Клана?
* * *
— Да вы с ума посходили! — возмущенно сипел Шайса. — Не слышали, как хозяин кричал?! Может, его спасать надо!
Один из часовых, охранявших узенькую тропку, не соизволил даже рта раскрыть, а другой снизошел до ответа разгневанному Избранному:
— Великий Одержимый колдовать будет. Никого пускать не велел. Кричит — и пусть кричит. Может, так колдует...
— Что ж, ребята, может, вы и правы, — кивнул Шайса. — Ну, тогда пойду...
И вдруг ловко подсек ногой колено одного из часовых. Тот плашмя грохнулся на тропинку. Второй часовой не успел даже понять, что произошло с его напарником, потому что в лицо ему прянула Гадюка. Свинцовый шарик, утяжеляющий конец веревочки-убийцы, угодил часовому в лоб и заставил забыть о долге, приказе и прочих скучных вещах. Шайса нагнулся над первым часовым, но тот лежал неподвижно — при падении ударился головой о камень.
Шайса потерял к наррабанцам всякий интерес и быстро зашагал по тропке, которая вывела его к маленькому пятачку земли, со всех сторон стиснутому отвесными скалами. Там горел крошечный костерок, вокруг которого двигалась высокая темная фигура. Шайса облегченно вздохнул: хозяин был жив!
Он хотел было незаметно удалиться, но маг у костра выкрикнул несколько странных слов. И замутился, задрожал мир вокруг, и прижался Шайса к скале, как испуганный ребенок к матери, потому что угрюмое вечереющее небо вспыхнуло, заиграло чистыми рассветными красками. Меж скал заметался соленый ветер — тесно было тут ему, привыкшему к безбрежным морским просторам. Сквозь темные горные склоны стали проступать пенные барашки на низких веселых гребнях. И стремительный косяк рыб, вырвавшись из тугой волны, взмыл на неподвижных прямых плавниках-крыльях...
Колени убийцы подкосились. В трепете ужаса и восторга он закрыл глаза. Ничто не страшило его так, как чародейство. Именно поэтому он так тянулся своей черной душой к могущественному магу Джилинеру...
По коже хлестнули ледяные иголки. Шайса заставил себя открыть глаза.
В воздухе отплясывали злые снежинки, голос мага властно заклинал вьюгу, а из толщи скал выплывала к костру гигантская льдина, словно выломанная могучей ручищей из холодного панциря, сковывавшего скалистое побережье Уртхавена.
Пламя костра вытянулось небывало высоким языком, закачалось над головой мага и опало на багровые угли. Смолкли страшные слова нечеловеческого языка, которые выталкивал из горла Джилинер. Развеялись тучи снежинок. Но остался высокий — в два человеческих роста — обломок льдины, торчком стоящий возле умирающего костра. А рядом распластался неподвижный человек.
Преодолев страх, Шайса оттолкнулся от скалы, которая почему-то казалась ему спасением и защитой, и, скользя по расползающемуся под ногами грязному снегу, ринулся к хозяину.
Джилинер, раскинув руки, припал лбом к серой массивной льдине. Шайса подхватил господина, приподнял его голову, пощупал жилку на шее — жив!
Рядом что-то забилось, тяжело и влажно зашлепало. Шайса обернулся, готовый драться хоть с демоном.
У черного кострища стоял глиняный таз. В нем трепыхалась, умирая, большая рыба. Чешуя полыхала и тускнела в уходящих закатных лучах.
Ворон застонал и открыл мутные, словно больные глаза.
— Она исчезла, Шайса! — беспомощно, по-детски пожаловался он. — Сила исчезла, понимаешь, змей ты мой ручной?
Шайса молчал в тревожном недоумении. Таким он еще не видел хозяина.
Глаза Ворона на несколько мгновений закрылись, когда веки поднялись, Джилинер уже стал прежним. Он легко поднялся на ноги и с отвращением оглядел испачканную одежду.
— Надо переодеться... Я добыл все необходимое. Вон там, в скалах, глубокая ниша, я туда все перетащил... На тропке стоят двое часовых...
— Уже не стоят, господин, а то как бы я сюда прошел?
— А... понимаю. Ну, поймай еще кого-нибудь и пришли сюда, пусть перетаскают все к Илларни... Ах да, старый негодяй еще вспомнил, что нужны ступка, пестик и мягкая метелочка, но все это, если не ошибаюсь, можно взять у моего повара. А мне надо отдохнуть. Я... я перестарался — и потерял свою силу... ненадолго, Шайса, ненадолго! Это со всеми магами случается время от времени, со мной — уже в третий раз. Через несколько месяцев сила вернется. Но лучше, если пока никто не будет знать об этом.
Шайса понимающе кивнул. Потеряв магические способности, Ворон не перестает быть великим Одержимым, но и в самом деле будет лучше, если это останется тайной.
Нет, Шайса не собирался предавать хозяина. И все же Джилинер, лишившись чародейной силы, что-то утратил в глазах слуги, стал проще, обыкновеннее. Человек как человек. Держит себя вроде по-прежнему, да не совсем: чуть суетится, едва заметно нервничает, голос нет-нет да и дрогнет.
А сам-то Шайса? Разве посмел бы он прежде обдумывать поведение хозяина? Нет, что-то определенно сломалось в отношениях между господином и слугой.
Смутившись, Шайса отвел глаза. Джилинер искоса бросил на него короткий подозрительный взгляд и продолжил сердито:
— Еще найди ксуури Уасанга и спроси, нет ли у него снадобья от укуса гигантского пурпурного чернобрюха. Того, что с Проклятых островов. А то как бы у меня рука не вспухла. За палец цапнул, мерзавец восьминогий!
34
— Ну и что теперь делать? Ты ж у нас Вторым Зрением владеешь, все на свете знаешь, вот и скажи...
— Все на свете знает только Хозяйка Зла, — устало отозвалась Нурайна. — Может, поэтому она такая стерва...
Она сидела бок о бок с Орешком на расстеленном плаще. Перед ними простирались зеркальные воды озера Нарра-кай, которое отсюда казалось бескрайним. Одуряюще пахли цветы, заполонившие берег. В их неистовом предвечернем аромате терялся запах озерной воды. Издали доносились странные звуки, будто огромная птица била по воде крылом: это рыбаки загоняли рыбу в сети. Это было дивное место, умиротворяющее и прекрасное.
Увы, даже здесь покой не мог вернуться в души двоих грайанцев. Они уже успели обойти озеро, побеседовать с паломниками, пришедшими на поклонение доброй богине, и со жрецами, увенчанными коронами из цветов. Они купили по огромному букету, вышли на лодке в озеро и разбросали цветы по воде. Они искали малейшую зацепку, хоть какой-то знак, где найти Илларни.
И теперь, измотанные и несчастные, сидели они на расстеленном плаще и изо всех сил сдерживались, чтобы не наорать друг на друга.
— В каких только передрягах не бывал, а таким слепым котенком себя сроду не чувствовал! — горестно вздохнул Орешек.
— В передрягах он бывал! — огрызнулась Нурайна. — Великий герой!
— Великий не великий, а в летописи угодил...
— За самозванство-то? Было бы чем гордиться! Для богов он, видите ли, спектакль играет. Да тобой только Серая Старуха любуется! А богам на тебя смотреть скучно: всю жизнь плывешь по течению, вот и все...
— Плыву, — с достоинством ответил Орешек. — И плыву там, где другие давно утонули бы!
Нурайна не сразу нашлась, что ответить. Наконец пробормотала нечто неубедительное: мол, когда такие проходимцы вопреки своей плавучей природе все-таки тонут, надо всенародный праздник устраивать... Орешек уже не слушал. Он вертел в пальцах бронзовый диск со змеями, задумчиво его разглядывая.
— И с чего я за эту бляшку ухватилась? — досадливо сказала Нурайна, краем глаза наблюдая за его действиями. — Не помню, почти ничего не помню!
— Ты еще про воду говорила.
— Ну, это я просто прочла на бляхе...
— Угу... всего четыре слова понятных и есть, а остальное — бред обожравшейся мухоморами собаки.
— Зря ты так. Какой-нибудь язык, просто мы его не знаем.
— Я уж точно не знаю...
Орешек поднес бляху ближе к глазам и вслух прочел то, что серебром было написано под словом «вода».
Какая странная фраза! Она журчала, она переливалась, она струилась, как ручей. Совсем коротенькая, а не исчезла, не растворилась в воздухе — так и продолжала звенеть вокруг, словно капельки дождя по озерной глади. Весело и ласково откликнулось на эти звуки озеро Нарра-кай, побежали по нему тихие волны.
Орешек ошеломленно завертел головой. Он даже не почувствовал, как в его локоть впились пальцы Нурайны. Что произошло вокруг? Иным стал свет... мерцающий, переливчатый, зеленовато-туманный... Орешек видел кусты на берегу, хижину жрецов вдали, но все расплывалось, покачивалось, стало смутным, зыбким, словно он смотрел сквозь волнистое стекло... или сквозь воду. Это волновало и захватывало, но почему-то не пугало.
Прозвенел девичий смех, легкий, неуловимый.
— Какой смешной! Ну, что вертишь головой? Ты звал меня? Вот я!
Словно весенний ручеек заговорил с человеком....
— Кто ты? — спросил Орешек и даже вздрогнул — таким хриплым и грубым показался ему собственный голос. Снова серебряными капельками разбрызгался смех.
— Ну, что кричишь, глупый? Тебе нужна помощь? Конечно, помогу. Ведь в руках у тебя Талисман Четырех Стихий, ты заклял воду великим заклятием....
Орешек разжал ладонь. Бронзовый диск был тяжелым и холодным, он совсем не нагрелся от тепла руки. И что-то в нем изменилось, что-то... вот! Уже не четыре змеи, сплетясь хвостами, выглядывали из серебряного клубка, а лишь три. И пропало серебряное слово «вода». Загадочная фраза, начертанная под ним, тоже исчезла.
— Верно, верно, верно! — поддразнил журчащий голос. — Каждое заклятие можно использовать лишь раз. Говори, о повелитель стихий, я повинуюсь тебе!
Орешек предпочел не обращать внимания на явную насмешку.
— Можешь спасти нашего друга из лап похитителей и вернуть к нам?
— Не могу: его стерегут огонь и камень. Если хочешь, отправляйся туда сам. Но сразу же, сейчас!
Орешек обернулся к Нурайне. Та твердо кивнула.
— А что раздумывать? — лихо заявил парень. — Главное — при нас...
Главное и в самом деле было при них: мечи, деньги, оказавшийся бесценным бронзовый талисман и подаренные Светочем драгоценности, которые Нурайна не рисковала оставлять в доме.
— Главное? — насмешливо удивился переливчатый голос. — У одного из вас есть даже кое-что лишнее! Как ты можешь таскать на себе такую гадость? Лучше ее выбросить... только, во имя дождевых облаков, не сюда, не в озеро! Не хватало у меня на дне этой мерзости! От нее же рыбы на сушу убегут!
— О чем ты, Бессмертная? — изумился Орешек.
— О твоем поясе! Эта вещь просто пропитана злобной, черной силой!
В смятении Орешек вспомнил Храм Крови и свою шутливую просьбу, обращенную к Хозяйке Зла.
— Прости. Кай-шиу... ты, конечно, мудрая... но какое же в этом поясе зло? Он меня предупреждает об опасности...
— Да? О любой и всегда?
— Н-нет... — задумался Орешек, припоминая. — Пожалуй, о людях — нет... но если нечисть... или враждебные чары...
— А может, он не предупреждает, а злорадствует? Чует родственную темную силу и радуется, что ты вот-вот попадешь в беду?.. Впрочем, что мне до этого! Люди любят побрякушки... Запоминай, что я скажу, а потом мне течь по своему руслу, а тебе — по своему. Возле гор, что названы Плавником Подземной Рыбы, есть озеро Тхитигур, Невольничьи Слезы. Там вы и окажетесь, а дальше сами ищите своего друга!
Зыбкий свет задрожал рябью, взметнулся зелеными волнами. На миг Орешек увидел перед собой несказанно прекрасное юное лицо, но оно тут же уплыло из глаз и из памяти, а может, просто померещилось...
Парня шатнуло, как в бурю, и он вдруг понял, что стоит по плечи в мутной теплой воде. Рядом, все еще держась за его локоть, стоит Нурайна, вода ей по горло, плащ пузырем лежит на поверхности. А рядом — берег, но не зеленый, чистенький, украшенный цветами берег Нарра-кай! Песок, камни, меж которых торчат жесткие кусты, а вдали вытянулся горный хребет, похожий на гигантскую рыбину, наполовину ушедшую в землю.
35
— А почему озеро так назвали — Невольничьи Слезы?
— Я что-то слышал, но не помню... — откликнулся Айрунги. — То ли прежде тут караваны работорговцев ходили, то ли охотники за рабами шныряли... А тебе не все равно?
— Вообще-то все равно, — лениво признал Раш.
Он лежал, прислонившись спиной к большому валуну, нагретому солнцем. Только что Раш презрительно проигнорировал приказ проводника каравана сходить за водой. Хотя озеро и было рядом. Усталые верблюды уже напились и теперь лежали на песке, прижимаясь друг к другу боками, а люди ставили шатры и разводили костер в кольце валунов, чтобы защитить себя от ветра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86