И никогда глаза Охотника так не распахивались на все чудеса Подгорного Мира, как распахнулись они сейчас.
— Один? — выдохнул Эрвар. — В одиночку?!
Наутро взбудораженная крепость потрясенно внимала рассказу Подгорного Охотника — рассказу, в котором искреннее восхищение рвалось ввысь на орлиных крыльях фантазии. История эта разбегалась все дальше, на нее наслаивались новые и новые подробности, как нитка наматывается на веретено.
Так — в перекличке возбужденных голосов, катящейся по всей крепости, от шаутея до поселка рабов, — рождалась вторая легенда о Хранителе Найлигрима.
23
Мелкий дождик тихо сеялся на плотную ткань шатра. Часовой, стоящий поодаль от входа (чтобы не слышать лишнего), ежился, но не отошел под дерево, не поднял даже воротник своей кожаной куртки. Он сопровождал короля, а Нуртор терпеть не мог расхлябанности. Поэтому солдат мог лишь тоскливо просить Хозяйку Зла не задерживать короля слишком долго в шатре проклятого колдуна.
А в шатре в это время кипел яростный спор.
— Слышать ничего не хочу! — кипятился король. — Какие еще предупреждения? Осадить крепость, чтоб и птица оттуда не выпорхнула, а потом выбрать ночь потемнее да пустить на стены Людоедов! А за ними в крепость войдут мои войска.
— И летописцы запишут в своих книгах, что Нуртор Черная Скала из Клана Вепря, Ветвь Изгнания, коварно овладел крепостью Найлигрим, прячась за спинами нелюдей, — тихо, но решительно сказал Айрунги.
Он очень рисковал в этот миг — и знал это.
Кинжал вылетел из ножен короля. Лезвие острым кончиком коснулось горла колдуна, примяв жидкую седую бороденку.
— Ты смеешь говорить такое своему государю?! — рявкнул Вепрь так, что его услышал даже часовой. Айрунги не дрогнул.
— Я сказал это — и слова осели пылью на полу. Летописец напишет это — и слова станут камнем, железом, алмазом, они осядут в памяти потомков.
— Ты глуп, колдун! Летописцы строчат в своих книгах то, что угодно прочесть их повелителям!
— Так ли, государь? Я могу рассказать весьма неприглядные вещи о твоем предке Гайгире Снежном Ручье. Или об Улькуре Серебряном Когте из Клана Орла, что полтора века назад был Хранителем Тайверана, а фактически — королем Грайана. Или, если хочешь, посплетничаем о детстве и юности Лаограна, Первого Короля. Уверен, тебе и самому известно все, о чем я собирался рассказать. Откуда мы знаем то, что эти великие люди хотели бы скрыть? Из летописей! В книгах есть страшная магия: они уводят в бессмертие ложь и правду — и даже ложь делают правдой для грядущих веков.
Нуртор вспомнил, что нечто подобное говорил ему Аудан, единственный друг, чья гибель отравленным шипом засела в королевском сердце.
Вепрь ненадолго задумался, затем медленно убрал кинжал.
Айрунги скрыл вздох облегчения.
Но он недооценил короля. Нуртор набычил голову и разразился тирадой (в которой, как с досадой отметил Айрунги, силуранское упрямство соединилось с грайанской тягой к многословию):
— Что ж, пусть потомки говорят обо мне, что хотят. Ты прав: я читал о детстве Лаограна Узурпатора то, о чем он сам всю жизнь мечтал забыть. Но я знаю и то, что он свел под своей рукой восемь королевств! Он подавил Великий Мятеж и изгнал в Силуран моих предков! Он сорок лет правил волей и властью Дракона — и подданные обожали его!
А после смерти он стал легендой. Бродячие певцы до сих пор горланят баллады о нем, даже здесь, в Силуране, хотя еще мой дед запретил это. Люди любят силу. Пусть потомки называют меня хоть Людоедом, но живущие сейчас, будут меня бояться! Слышишь, старик? Будут бояться!
Айрунги подавленно склонил голову:
— Понимаю... мой государь не боится ни суда потомков, ни людской молвы... Но я умоляю его прислушаться хотя бы к голосу здравого смысла! Крепость после войны отойдет под руку моего господина. Люди, что живут там... я говорю не о гарнизоне, а о мирных жителях, ремесленниках... они станут подданными Силурана, своими трудами будут множить богатство страны. Что выиграет государь, если эти люди будут сожраны Подгорными Тварями, которые не разбирают, кто перед ними, воин или нет? Разве не лучше Вепрю предстать в их глазах грозным, но милосердным государем? Я уверен, что появление армии Людоедов у ворот крепости заставит гарнизон сложить оружие, а жителей — со страхом и благоговением приветствовать своего нового властелина!
— Сдурел ты совсем, колдун! На что мне эта горстка черни? Мои войска перекатятся через нее, растопчут и не заметят. Я уж точно не вспомню про этих жалких ремесленников из захолустья!
Айрунги опустил глаза, чтобы не выдать своей неприязни. Он вспомнил, как два месяца назад Нуртор с омерзением отшвырнул свечной огарок, похожий на Подгорного Людоеда. Как оскорбленно загрохотал он тогда: «Да как ты посмел предложить мне!..» А теперь-то разошелся... хоть пускай его самого на стену крепости во главе армии нелюдей!
Но мысли эти не отразились на сдержанном лице Айрунги, который вновь поднял на Вепря бестрепетный взгляд. И ни на миг — ни на миг! — не возникло у него желания отказаться от затеянного, преградить путь войне. В конце концов он же пытается смягчить жестокость короля, разве не так?..
О-о, это было высокое искусство — глядеть в глаза разъяренному Вепрю! Оно требовало твердости, самообладания и умения тонко смешать в своем облике покорность и чувство собственного достоинства — так же тонко и точно, как смешиваются в ретортах порошки и жидкости. Этим опасным искусством в совершенстве владел покойный Аудан, а теперь в нем пробует свои силы Айрунги. И ничего, неплохо получается, раз жив еще... Во-от, вот, Вепрь еще злится, но уже способен понимать, что ему говорят. Значит, можно продолжать.
Плавным движением Айрунги указал на столик посреди шатра. На столике возвышалась глиняная модель крепости Найлигрим. Отвесные стены, восемь башен, ворота с подъемным мостом из тонких прутиков. За стеной — маленький шаутей и казармы. Немного в стороне рядками ореховых скорлупок обозначен поселок ремесленников.
— Там еще храм есть, возле шаутея... — буркнул король все еще с раздражением, но невольно заинтересовавшись.
— Храм в руках Безликих, нас беспокоят только стены и башни... — Айрунги на серебряном подносе протянул королю ржавый эфес меча с обломком лезвия. — Возьми его, государь.
— Эт-то что еще за грязная пакость?
— Если бы мой господин знал, чьи руки некогда держали это оружие, он бы с большим уважением отнесся к моему подарку.
Любопытство окончательно вытеснило гаев из души Нуртора.
— Да? И кому же служила эта... эта реликвия?
— Есть имена, которые лучше не тревожить попусту, иначе в Бездне дрогнет пламя. Скажу лишь, что эта древняя рукоять обошлась мне в сорок золотых... и в две человеческие жизни, потому что пришлось ее похитить. Тот, кто некогда носил этот славный меч, всегда знал волю Безымянных. Узнаешь ее и ты. Возьми, государь!
Преодолев брезгливость, Вепрь сомкнул короткие толстые пальцы на ржавой металлической рукояти.
— Теперь, — быстро заговорил Айрунги, не давая королю опомниться, — сокруши стены Найлигрима! Ты же воин! Сокруши их так, как хотел бы разрушить настоящие стены!
Глаза короля заблестели, он склонился над глиняной «постройкой».
— Здесь, — уверенно сказал он. — У ворот, немного западнее... а то с востока из-под земли выбегает река...
Обломок лезвия легко вошел в мягкую глину. Нуртор хищно оскалился, крупные белые зубы сверкнули в черной бороде.
— Шаутей! — продолжил он, входя во вкус игры. — Чтоб никто живым не ушел!..
Сокрушив глиняную башенку, король неуверенно оглянулся, не зная, что делать дальше Короткий миг азарта прошел, Нуртор чувствовал себя мальчишкой, которого взрослые застали за нелепыми шалостями. Оставив обломок меча в комке глины, он выпрямился, разглядывая перепачканные ржавчиной ладони.
Айрунги молча подхватил с треножника серебряный тазик для умывания, ловко и почтительно поднес королю. Вепрь опустил в воду свои лапищи...
Часовой, стоящий под дождем, вздрогнул, услышав рев. Это был, конечно, голос короля, но что в нем звучало, страх или изумление?.. Как быть? Ворваться в шатер, на помощь своему господину? Но ведь у короля тайная беседа с Ночным Магом! Еще сунешься не вовремя...
Наемник поежился — то ли при мысли о королевском гневе, то ли от страха перед тем, что он мог узреть в шатре чародея...
Пока стражник лихорадочно соображал, что ему делать, в шатре Нуртор потрясенно смотрел на свои пальцы, по которым стекали алые капли. Умывальный таз был полон крови, в которую превратилась вода.
— Вот! — воскликнул Айрунги, поднимая дрожащую руку. — Вот она, воля богов! Знамение! Ты войдешь в память людскую как государь, у которого руки по локоть в крови!
— Ну и пусть! — рявкнул перепуганный, но не собирающийся сдаваться Вепрь. — Думаешь, я собрал армию, чтобы подарить грайанскому королю букет цветов? Война — это всегда кровь! А кровью меня не испугаешь, я ее с двенадцати лет проливаю!
В этот миг полог шатра откинулся. Прозвучал голос стражника, чьи сомнения сами собой разрешились:
— Государь! Прибыл гонец от...
Наемник замолчал, расширившимися глазами глядя на таз с кровью.
— Ну? — нетерпеливо спросил Нуртор. — От кого гонец?
— От высокородного Арджита Золотого Всадника из Клана Медведя, Ветвь Изгнания, — зазвучал за плечом стражника твердый голос.
Оттерев плечом часового, в шатер ввалился седой наемник в потрепанной кожаной куртке, с которой стекала дождевая вода. Таз с кровью он удостоил лишь беглым взглядом и без запинки продолжил:
— Мой господин, высокородный Арджит, прислал меня с сообщением. В одиннадцатый день этого месяца мы, воины гарнизона Трехбашенного замка, совершали патрульный объезд, дабы не позволить грайанским лазутчикам...
— Короче! — прервал Нуртор. — Поймали, что ли, кого-нибудь?
Наемник даже бровью не повел, точно его никто и не перебивал:
— Нами был задержан человек, сообщивший, что он — высокородный Ралидж Разящий Взор из Клана Сокола, Ветвь Левого Крыла, новый Хранитель крепости Найлигрим. На него и на его спутников напали Подгорные Людоеды, спастись удалось лишь Соколу. Он заблудился и, судя по рассказу, пересек горы через Козье ущелье, там есть тропа. Мой господин повелел, чтобы я, Шипастый из Отребья, десятник замкового гарнизона, доставил знатного пленника к государю, да хранят Вепря боги на радость и гордость всей стране.
— Складно излагаешь, Шипастый, — отозвался король, стараясь казаться невозмутимым. — Будешь награжден. Ступай и дожидайся, пока прикажу позвать тебя... И ты ступай! — прикрикнул Нуртор на часового, который не мог оторвать глаз от крови на королевских руках.
Оба наемника исчезли в шумящем потоке дождя, задернув за собой полог.
Король и маг уставились друг на друга.
Айрунги первым пришел в себя и поспешил овладеть ситуацией:
— Государь, какие еще знамения нужны тебе, чтобы понять волю богов? Небо должно расколоться? Камни должны возопить человеческими голосами? Разве можно выразиться яснее: Безликие в милости своей посылают тебе пленника, в обмен на жизнь которого, можно получить сдачу крепости! Кто бы ни командовал сейчас гарнизоном Найлигрима, он не посмеет обречь на смерть Сокола... да еще, кажется, последнего в своей Ветви!
— Я... я подумаю, — севшим голосом сказал король, неловко повернулся и вышел из шатра.
Дождь превратился в ливень. Струи воды смывали потеки с рук Вепря. Нуртор не заметил ливня, не заметил обоих наемников, почтительно следовавших за ним. Словно слепой, брел он с горы в долину, где под дождем темнели солдатские палатки, окружавшие высокий королевский шатер.
Айрунги, высунув свой острый нос наружу, проводил Нуртора взглядом, а затем, подхватив серебряный таз, выплеснул под дождь на траву алую жидкость, которая не была кровью (как не было ржавчиной вещество, испачкавшее королевские ладони).
— О Безликие, я ведь не жесток! Помогите мне достичь величия и власти без лишнего кровопролития, без лишних погребальных костров, без лишних человеческих страданий!..
В глубине души Айрунги знал, что боги не внемлют подобным мольбам.
Однако он и не подозревал, что его слышат другие...
* * *
— Что скажешь, змей ты мой ручной?
— Что раньше говорил, то и сейчас скажу: трус испортит нам все дело. И зачем этот шут сбежал из своего балагана? Показывал бы фокусы, раз у него это так хорошо получается!
— Ты прав, Шайса. Мне не нужен благородный и великодушный маг. Мне нужен жуткий колдун, чьим именем матери пугали бы детей! Мне нужно чудовище, выползшее из страшных снов!
— Айрунги — чудовище? Да любая овца больше годится для..
— Помолчи! Если он не хочет злодействовать, я сам сделаю из него злодея. Вот если сейчас свершится нечто кровавое... и в этом будет замешана магия... начнет ли наш циркач вопить, что это не его рук дело?
— Он? Да ни за что! Напыжится, как ворона в золотой клетке, и начнет запугивать всех намеками на свою ужасную и зловещую силу.
— Вот именно! Выходит, прежде чем уничтожить врага, мне придется создать этого врага собственными руками!
24
Лес, чужой и мрачный, тянул ветви к тропе, угрожающе шумел листвой, перекликался голосами ночных птиц. Ни луны, ни звезд не было на подернутом тучами небе.
Молодой десятник Литисай Звонкая Стрела поежился, запахнул на груди плащ и остановился, пропуская мимо себя всадников. Темные фигуры, безмолвно проезжающие по тропе, похожи были на зачарованных воинов из древней легенды Во тьме Литисай не мог отличить одного из них от другого.
Впрочем, не отличил бы и днем. Литисай недавно принял десяток, и наемники казались ему на одно лицо: высоченные, грубые, горластые...
Юноша успел лишь недолго прослужить рядовым гвардии Нуртора. И тут же — повышение, которым он обязан своему происхождению. Род Хасчар от Огненных Времен поставлял Силурану воинов, которые непременно достигали высокого положениях, даже если им этого совсем не хотелось!
Литисай подавил тоскливый вздох. Хорошо бы сейчас очутиться на окраине Джангаша, в уютном отцовском доме — массивном, бревенчатом, с проложенными мхом венцами, с пылающим очагом! Или в гвардейской казарме, веселой и шумной. Или... или где угодно, лишь бы под крышей!
Нет, скулить ему нельзя! Он должен гордиться и быстрым повышением по службе, и первым заданием...
Мысленно десятник увидел карту: тоненькая струйка дороги течет через Красное Урочище на юг и резко сворачивает на запад — вдоль гор, к морю. На карте дорога прорисована четко, ясно, а на деле — заросла, заглохла. Чтобы протащить осадные башни, даже разобранные на части, приходилось рубить кустарник, валить молодые деревца. Этим, кстати, и занимался до сих пор героический десяток Литисая. Расчищал дорогу. И юноша был этим вполне доволен. В отличие от своих родных и двоюродных братьев, злых и веселых, как свора охотничьих псов, Литисай в бой не рвался.
Кто же знал, что именно ему прикажут начать боевые действия!
А все дядюшка, чтоб его... чтоб его хранили Безликие! Нет, старик очень заботился о карьере племянника, грех на него обижаться...
В памяти заскрипел знакомый голос:
«Вокруг армии вьются грайанские лазутчики. Ладно, пусть вьются, мы знаем, что они сообщают своим хозяевам. Мол, Нуртор направляется маршем к морю... пусть укрепляют свои портовые города, пусть! Но долго обманывать их мы не сможем. Армия не повернет на запад, а двинется к Найлигриму! Удар должен быть внезапным! Твой десяток уйдет вперед и уничтожит конный грайанский разъезд. И чтоб никто не ушел живым! Ты понимаешь, мальчишка, какая это честь и какая ответственность?..»
Да понимает он, все он понимает! И трусить ему нельзя! Стыдно ему трусить! Бой будет честным, десяток на десяток, на его стороне будет неожиданность. Он все продумал, его воины засыплют грайанцев стрелами. А если он простое дело провалит — что ж, тогда дядюшка прав: такой олух не должен позорить доблестный Род. Надо срочно ложиться на костер, а в следующем воплощении родиться в крестьянской лачуге и мирно выращивать репу в захолустной деревеньке...
Но, во имя всех обликов Серой Старухи, почему мысль о выращивании репы не вызывает у него возмущения и протеста?
Последний всадник остановил коня рядом с десятником. Юноша напрягся: он узнал этого человека. Шипастый из Отребья, доставивший королю сообщение из Трехбашенного замка. Временно, до возвращения в свой гарнизон, старый десятник был послан рядовым воином под команду Литисая...
Парнишка вспомнил гнев и стыд, охвативший душу, когда он понял, чем вызван приказ сотника. Ему, воину из Рода Хасчар, навязали няньку! Об этом, конечно, тоже дядюшка позаботился!..
Но сейчас, в этом непроглядном лесу, когда зуб на зуб не попадал от волнения, Литисай понял, что не так уж это плохо — иметь рядом няньку. Седой кряжистый наемник со шрамом на лбу испытал в жизни, наверное, немало, раз сумел из Отребья выбиться в десятники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
— Один? — выдохнул Эрвар. — В одиночку?!
Наутро взбудораженная крепость потрясенно внимала рассказу Подгорного Охотника — рассказу, в котором искреннее восхищение рвалось ввысь на орлиных крыльях фантазии. История эта разбегалась все дальше, на нее наслаивались новые и новые подробности, как нитка наматывается на веретено.
Так — в перекличке возбужденных голосов, катящейся по всей крепости, от шаутея до поселка рабов, — рождалась вторая легенда о Хранителе Найлигрима.
23
Мелкий дождик тихо сеялся на плотную ткань шатра. Часовой, стоящий поодаль от входа (чтобы не слышать лишнего), ежился, но не отошел под дерево, не поднял даже воротник своей кожаной куртки. Он сопровождал короля, а Нуртор терпеть не мог расхлябанности. Поэтому солдат мог лишь тоскливо просить Хозяйку Зла не задерживать короля слишком долго в шатре проклятого колдуна.
А в шатре в это время кипел яростный спор.
— Слышать ничего не хочу! — кипятился король. — Какие еще предупреждения? Осадить крепость, чтоб и птица оттуда не выпорхнула, а потом выбрать ночь потемнее да пустить на стены Людоедов! А за ними в крепость войдут мои войска.
— И летописцы запишут в своих книгах, что Нуртор Черная Скала из Клана Вепря, Ветвь Изгнания, коварно овладел крепостью Найлигрим, прячась за спинами нелюдей, — тихо, но решительно сказал Айрунги.
Он очень рисковал в этот миг — и знал это.
Кинжал вылетел из ножен короля. Лезвие острым кончиком коснулось горла колдуна, примяв жидкую седую бороденку.
— Ты смеешь говорить такое своему государю?! — рявкнул Вепрь так, что его услышал даже часовой. Айрунги не дрогнул.
— Я сказал это — и слова осели пылью на полу. Летописец напишет это — и слова станут камнем, железом, алмазом, они осядут в памяти потомков.
— Ты глуп, колдун! Летописцы строчат в своих книгах то, что угодно прочесть их повелителям!
— Так ли, государь? Я могу рассказать весьма неприглядные вещи о твоем предке Гайгире Снежном Ручье. Или об Улькуре Серебряном Когте из Клана Орла, что полтора века назад был Хранителем Тайверана, а фактически — королем Грайана. Или, если хочешь, посплетничаем о детстве и юности Лаограна, Первого Короля. Уверен, тебе и самому известно все, о чем я собирался рассказать. Откуда мы знаем то, что эти великие люди хотели бы скрыть? Из летописей! В книгах есть страшная магия: они уводят в бессмертие ложь и правду — и даже ложь делают правдой для грядущих веков.
Нуртор вспомнил, что нечто подобное говорил ему Аудан, единственный друг, чья гибель отравленным шипом засела в королевском сердце.
Вепрь ненадолго задумался, затем медленно убрал кинжал.
Айрунги скрыл вздох облегчения.
Но он недооценил короля. Нуртор набычил голову и разразился тирадой (в которой, как с досадой отметил Айрунги, силуранское упрямство соединилось с грайанской тягой к многословию):
— Что ж, пусть потомки говорят обо мне, что хотят. Ты прав: я читал о детстве Лаограна Узурпатора то, о чем он сам всю жизнь мечтал забыть. Но я знаю и то, что он свел под своей рукой восемь королевств! Он подавил Великий Мятеж и изгнал в Силуран моих предков! Он сорок лет правил волей и властью Дракона — и подданные обожали его!
А после смерти он стал легендой. Бродячие певцы до сих пор горланят баллады о нем, даже здесь, в Силуране, хотя еще мой дед запретил это. Люди любят силу. Пусть потомки называют меня хоть Людоедом, но живущие сейчас, будут меня бояться! Слышишь, старик? Будут бояться!
Айрунги подавленно склонил голову:
— Понимаю... мой государь не боится ни суда потомков, ни людской молвы... Но я умоляю его прислушаться хотя бы к голосу здравого смысла! Крепость после войны отойдет под руку моего господина. Люди, что живут там... я говорю не о гарнизоне, а о мирных жителях, ремесленниках... они станут подданными Силурана, своими трудами будут множить богатство страны. Что выиграет государь, если эти люди будут сожраны Подгорными Тварями, которые не разбирают, кто перед ними, воин или нет? Разве не лучше Вепрю предстать в их глазах грозным, но милосердным государем? Я уверен, что появление армии Людоедов у ворот крепости заставит гарнизон сложить оружие, а жителей — со страхом и благоговением приветствовать своего нового властелина!
— Сдурел ты совсем, колдун! На что мне эта горстка черни? Мои войска перекатятся через нее, растопчут и не заметят. Я уж точно не вспомню про этих жалких ремесленников из захолустья!
Айрунги опустил глаза, чтобы не выдать своей неприязни. Он вспомнил, как два месяца назад Нуртор с омерзением отшвырнул свечной огарок, похожий на Подгорного Людоеда. Как оскорбленно загрохотал он тогда: «Да как ты посмел предложить мне!..» А теперь-то разошелся... хоть пускай его самого на стену крепости во главе армии нелюдей!
Но мысли эти не отразились на сдержанном лице Айрунги, который вновь поднял на Вепря бестрепетный взгляд. И ни на миг — ни на миг! — не возникло у него желания отказаться от затеянного, преградить путь войне. В конце концов он же пытается смягчить жестокость короля, разве не так?..
О-о, это было высокое искусство — глядеть в глаза разъяренному Вепрю! Оно требовало твердости, самообладания и умения тонко смешать в своем облике покорность и чувство собственного достоинства — так же тонко и точно, как смешиваются в ретортах порошки и жидкости. Этим опасным искусством в совершенстве владел покойный Аудан, а теперь в нем пробует свои силы Айрунги. И ничего, неплохо получается, раз жив еще... Во-от, вот, Вепрь еще злится, но уже способен понимать, что ему говорят. Значит, можно продолжать.
Плавным движением Айрунги указал на столик посреди шатра. На столике возвышалась глиняная модель крепости Найлигрим. Отвесные стены, восемь башен, ворота с подъемным мостом из тонких прутиков. За стеной — маленький шаутей и казармы. Немного в стороне рядками ореховых скорлупок обозначен поселок ремесленников.
— Там еще храм есть, возле шаутея... — буркнул король все еще с раздражением, но невольно заинтересовавшись.
— Храм в руках Безликих, нас беспокоят только стены и башни... — Айрунги на серебряном подносе протянул королю ржавый эфес меча с обломком лезвия. — Возьми его, государь.
— Эт-то что еще за грязная пакость?
— Если бы мой господин знал, чьи руки некогда держали это оружие, он бы с большим уважением отнесся к моему подарку.
Любопытство окончательно вытеснило гаев из души Нуртора.
— Да? И кому же служила эта... эта реликвия?
— Есть имена, которые лучше не тревожить попусту, иначе в Бездне дрогнет пламя. Скажу лишь, что эта древняя рукоять обошлась мне в сорок золотых... и в две человеческие жизни, потому что пришлось ее похитить. Тот, кто некогда носил этот славный меч, всегда знал волю Безымянных. Узнаешь ее и ты. Возьми, государь!
Преодолев брезгливость, Вепрь сомкнул короткие толстые пальцы на ржавой металлической рукояти.
— Теперь, — быстро заговорил Айрунги, не давая королю опомниться, — сокруши стены Найлигрима! Ты же воин! Сокруши их так, как хотел бы разрушить настоящие стены!
Глаза короля заблестели, он склонился над глиняной «постройкой».
— Здесь, — уверенно сказал он. — У ворот, немного западнее... а то с востока из-под земли выбегает река...
Обломок лезвия легко вошел в мягкую глину. Нуртор хищно оскалился, крупные белые зубы сверкнули в черной бороде.
— Шаутей! — продолжил он, входя во вкус игры. — Чтоб никто живым не ушел!..
Сокрушив глиняную башенку, король неуверенно оглянулся, не зная, что делать дальше Короткий миг азарта прошел, Нуртор чувствовал себя мальчишкой, которого взрослые застали за нелепыми шалостями. Оставив обломок меча в комке глины, он выпрямился, разглядывая перепачканные ржавчиной ладони.
Айрунги молча подхватил с треножника серебряный тазик для умывания, ловко и почтительно поднес королю. Вепрь опустил в воду свои лапищи...
Часовой, стоящий под дождем, вздрогнул, услышав рев. Это был, конечно, голос короля, но что в нем звучало, страх или изумление?.. Как быть? Ворваться в шатер, на помощь своему господину? Но ведь у короля тайная беседа с Ночным Магом! Еще сунешься не вовремя...
Наемник поежился — то ли при мысли о королевском гневе, то ли от страха перед тем, что он мог узреть в шатре чародея...
Пока стражник лихорадочно соображал, что ему делать, в шатре Нуртор потрясенно смотрел на свои пальцы, по которым стекали алые капли. Умывальный таз был полон крови, в которую превратилась вода.
— Вот! — воскликнул Айрунги, поднимая дрожащую руку. — Вот она, воля богов! Знамение! Ты войдешь в память людскую как государь, у которого руки по локоть в крови!
— Ну и пусть! — рявкнул перепуганный, но не собирающийся сдаваться Вепрь. — Думаешь, я собрал армию, чтобы подарить грайанскому королю букет цветов? Война — это всегда кровь! А кровью меня не испугаешь, я ее с двенадцати лет проливаю!
В этот миг полог шатра откинулся. Прозвучал голос стражника, чьи сомнения сами собой разрешились:
— Государь! Прибыл гонец от...
Наемник замолчал, расширившимися глазами глядя на таз с кровью.
— Ну? — нетерпеливо спросил Нуртор. — От кого гонец?
— От высокородного Арджита Золотого Всадника из Клана Медведя, Ветвь Изгнания, — зазвучал за плечом стражника твердый голос.
Оттерев плечом часового, в шатер ввалился седой наемник в потрепанной кожаной куртке, с которой стекала дождевая вода. Таз с кровью он удостоил лишь беглым взглядом и без запинки продолжил:
— Мой господин, высокородный Арджит, прислал меня с сообщением. В одиннадцатый день этого месяца мы, воины гарнизона Трехбашенного замка, совершали патрульный объезд, дабы не позволить грайанским лазутчикам...
— Короче! — прервал Нуртор. — Поймали, что ли, кого-нибудь?
Наемник даже бровью не повел, точно его никто и не перебивал:
— Нами был задержан человек, сообщивший, что он — высокородный Ралидж Разящий Взор из Клана Сокола, Ветвь Левого Крыла, новый Хранитель крепости Найлигрим. На него и на его спутников напали Подгорные Людоеды, спастись удалось лишь Соколу. Он заблудился и, судя по рассказу, пересек горы через Козье ущелье, там есть тропа. Мой господин повелел, чтобы я, Шипастый из Отребья, десятник замкового гарнизона, доставил знатного пленника к государю, да хранят Вепря боги на радость и гордость всей стране.
— Складно излагаешь, Шипастый, — отозвался король, стараясь казаться невозмутимым. — Будешь награжден. Ступай и дожидайся, пока прикажу позвать тебя... И ты ступай! — прикрикнул Нуртор на часового, который не мог оторвать глаз от крови на королевских руках.
Оба наемника исчезли в шумящем потоке дождя, задернув за собой полог.
Король и маг уставились друг на друга.
Айрунги первым пришел в себя и поспешил овладеть ситуацией:
— Государь, какие еще знамения нужны тебе, чтобы понять волю богов? Небо должно расколоться? Камни должны возопить человеческими голосами? Разве можно выразиться яснее: Безликие в милости своей посылают тебе пленника, в обмен на жизнь которого, можно получить сдачу крепости! Кто бы ни командовал сейчас гарнизоном Найлигрима, он не посмеет обречь на смерть Сокола... да еще, кажется, последнего в своей Ветви!
— Я... я подумаю, — севшим голосом сказал король, неловко повернулся и вышел из шатра.
Дождь превратился в ливень. Струи воды смывали потеки с рук Вепря. Нуртор не заметил ливня, не заметил обоих наемников, почтительно следовавших за ним. Словно слепой, брел он с горы в долину, где под дождем темнели солдатские палатки, окружавшие высокий королевский шатер.
Айрунги, высунув свой острый нос наружу, проводил Нуртора взглядом, а затем, подхватив серебряный таз, выплеснул под дождь на траву алую жидкость, которая не была кровью (как не было ржавчиной вещество, испачкавшее королевские ладони).
— О Безликие, я ведь не жесток! Помогите мне достичь величия и власти без лишнего кровопролития, без лишних погребальных костров, без лишних человеческих страданий!..
В глубине души Айрунги знал, что боги не внемлют подобным мольбам.
Однако он и не подозревал, что его слышат другие...
* * *
— Что скажешь, змей ты мой ручной?
— Что раньше говорил, то и сейчас скажу: трус испортит нам все дело. И зачем этот шут сбежал из своего балагана? Показывал бы фокусы, раз у него это так хорошо получается!
— Ты прав, Шайса. Мне не нужен благородный и великодушный маг. Мне нужен жуткий колдун, чьим именем матери пугали бы детей! Мне нужно чудовище, выползшее из страшных снов!
— Айрунги — чудовище? Да любая овца больше годится для..
— Помолчи! Если он не хочет злодействовать, я сам сделаю из него злодея. Вот если сейчас свершится нечто кровавое... и в этом будет замешана магия... начнет ли наш циркач вопить, что это не его рук дело?
— Он? Да ни за что! Напыжится, как ворона в золотой клетке, и начнет запугивать всех намеками на свою ужасную и зловещую силу.
— Вот именно! Выходит, прежде чем уничтожить врага, мне придется создать этого врага собственными руками!
24
Лес, чужой и мрачный, тянул ветви к тропе, угрожающе шумел листвой, перекликался голосами ночных птиц. Ни луны, ни звезд не было на подернутом тучами небе.
Молодой десятник Литисай Звонкая Стрела поежился, запахнул на груди плащ и остановился, пропуская мимо себя всадников. Темные фигуры, безмолвно проезжающие по тропе, похожи были на зачарованных воинов из древней легенды Во тьме Литисай не мог отличить одного из них от другого.
Впрочем, не отличил бы и днем. Литисай недавно принял десяток, и наемники казались ему на одно лицо: высоченные, грубые, горластые...
Юноша успел лишь недолго прослужить рядовым гвардии Нуртора. И тут же — повышение, которым он обязан своему происхождению. Род Хасчар от Огненных Времен поставлял Силурану воинов, которые непременно достигали высокого положениях, даже если им этого совсем не хотелось!
Литисай подавил тоскливый вздох. Хорошо бы сейчас очутиться на окраине Джангаша, в уютном отцовском доме — массивном, бревенчатом, с проложенными мхом венцами, с пылающим очагом! Или в гвардейской казарме, веселой и шумной. Или... или где угодно, лишь бы под крышей!
Нет, скулить ему нельзя! Он должен гордиться и быстрым повышением по службе, и первым заданием...
Мысленно десятник увидел карту: тоненькая струйка дороги течет через Красное Урочище на юг и резко сворачивает на запад — вдоль гор, к морю. На карте дорога прорисована четко, ясно, а на деле — заросла, заглохла. Чтобы протащить осадные башни, даже разобранные на части, приходилось рубить кустарник, валить молодые деревца. Этим, кстати, и занимался до сих пор героический десяток Литисая. Расчищал дорогу. И юноша был этим вполне доволен. В отличие от своих родных и двоюродных братьев, злых и веселых, как свора охотничьих псов, Литисай в бой не рвался.
Кто же знал, что именно ему прикажут начать боевые действия!
А все дядюшка, чтоб его... чтоб его хранили Безликие! Нет, старик очень заботился о карьере племянника, грех на него обижаться...
В памяти заскрипел знакомый голос:
«Вокруг армии вьются грайанские лазутчики. Ладно, пусть вьются, мы знаем, что они сообщают своим хозяевам. Мол, Нуртор направляется маршем к морю... пусть укрепляют свои портовые города, пусть! Но долго обманывать их мы не сможем. Армия не повернет на запад, а двинется к Найлигриму! Удар должен быть внезапным! Твой десяток уйдет вперед и уничтожит конный грайанский разъезд. И чтоб никто не ушел живым! Ты понимаешь, мальчишка, какая это честь и какая ответственность?..»
Да понимает он, все он понимает! И трусить ему нельзя! Стыдно ему трусить! Бой будет честным, десяток на десяток, на его стороне будет неожиданность. Он все продумал, его воины засыплют грайанцев стрелами. А если он простое дело провалит — что ж, тогда дядюшка прав: такой олух не должен позорить доблестный Род. Надо срочно ложиться на костер, а в следующем воплощении родиться в крестьянской лачуге и мирно выращивать репу в захолустной деревеньке...
Но, во имя всех обликов Серой Старухи, почему мысль о выращивании репы не вызывает у него возмущения и протеста?
Последний всадник остановил коня рядом с десятником. Юноша напрягся: он узнал этого человека. Шипастый из Отребья, доставивший королю сообщение из Трехбашенного замка. Временно, до возвращения в свой гарнизон, старый десятник был послан рядовым воином под команду Литисая...
Парнишка вспомнил гнев и стыд, охвативший душу, когда он понял, чем вызван приказ сотника. Ему, воину из Рода Хасчар, навязали няньку! Об этом, конечно, тоже дядюшка позаботился!..
Но сейчас, в этом непроглядном лесу, когда зуб на зуб не попадал от волнения, Литисай понял, что не так уж это плохо — иметь рядом няньку. Седой кряжистый наемник со шрамом на лбу испытал в жизни, наверное, немало, раз сумел из Отребья выбиться в десятники.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86