— Узкая кисть сделала небрежный жест, словно смахнула на пол что-то нестоящее. — Кем бы ни был этот парень — о нем можно забыть.
У Шайсы было на этот счет свое мнение, но он не посмел его высказать.
5
Колокол на Драконьей башне королевского дворца гулко ударил три раза. Третий светлый звон — полдень.
Тайверан, столица Великого Грайана, жил привычной жизнью, чопорной и размеренной.
Впрочем, в эти дни столица слегка изменила обычной своей степенности и солидности. Цветущий месяц веселым завоевателем ворвался в тесные, кривые улочки и тут же посрывал с горожан теплые плащи. Солнце высушило последние лужи и разлилось по плоским крышам домов, где в деревянных ящиках рвались вверх перья лука, курчавилась морковь, весело вилась вокруг высоких палочек фасоль. Хозяйки с удовольствием отложили домашние дела, которые все равно до конца никогда не переделаешь, и выбрались наверх (якобы для того, чтобы прополоть и полить рассаду, а на самом деле — позубоскалить и посплетничать, перекликаясь от крыши к крыше).
Даже у старух в эти дни голоса помолодели и летели над городом, как птичий щебет. И веселым чириканьем отвечали им стайки ребятишек, снующих по всем улочкам и залезающих в каждую щель.
Пританцовывая, весна шла по Тайверану — но робко обошла стороной ворота, преграждающие путь к большому каменному дому, что грозной крепостью встал на одной из улиц, выходящих к дворцовой площади.
Казалось, мрачная зима еще простирает над этим домом свою руку. Ни один лучик не смог бы пробиться в окна, наглухо как в Лютом месяце, закрытые ставнями. На каждом из этих тяжелых дубовых щитов был вырезан сокол со сложенными крыльями.
Никто с улицы не видел ослепшие окна — высокий забор укрывал дом от любопытных взглядов. Но редкие прохожие, боязливо ускорявшие шаг, и так знали о траурных ставнях.
Ни один торговец с лотком не смел заорать здесь, нахваливая свой товар. И не только потому, что на улицах, ведущих к дворцовой площади, разносчикам торговать было запрещено (запрет-то этот часто нарушался), а потому, что сегодня на барыши тут рассчитывать не приходилось.
И бродячие певцы не затягивали здесь баллад о героях Огненных Времен в надежде получить пару медяков (если не за песню, так хотя бы за то, чтоб певец заткнулся и убрался прочь). В любой миг в доме могли начаться события пострашнее тех, о которых сложены баллады.
И не крутились у ворот нищие, которых обычно здесь было что комаров на болоте, поскольку Мудрейший Клана Сокола славился щедростью. Даже у нищих не хватило наглости сунуться туда, куда властно вошла смерть — причем смерть неотомщенная, кричащая о крови, стали и огне...
Двое стражников, препоясанных зелено-красными кушаками, тоже не собирались задерживаться у ворот, над которыми была прибита громадная еловая лапа (хотя десятник строго-настрого приказал почаще наведываться именно к этому дому и быть при этом настороже).
— Лишь бы при нас заварушка не началась, — опасливо бормотнул один.
А второй хмыкнул:
— Клянусь патлами Серой Старухи, не хотел бы я сейчас быть на месте здешнего хозяина!
И если бы Мудрейший Клана Сокола слышал эти слова, он бы хмуро усмехнулся. Все правильно. Его место было сейчас не из уютных.
* * *
Худой, с глубоко запавшими глазами старик в тяжелой, шитой золотом одежде тронул высохшими пальцами приколотую на груди маленькую еловую веточку, поправил на лбу серебряный обруч с чеканным изображением сокола, удобно устроил руки на резных подлокотниках кресла, вздохнул и тяжело взглянул на людей, ожидавших его слова.
Четверо крепких, рослых мужчин угрюмо стояли перед ним. Они были одеты в бархат и шелк, на камзоле у каждого была вышита оскаленная волчья морда. Прямая осанка, спокойные, отрешенные лица... а ведь эти люди знали, что могут больше никогда не увидеть дневного света!
Пятый опустился перед креслом на колени. Голова низко склонилась, скрещенные в запястьях руки были вскинуты ко лбу, длинные волосы скрыли лицо. Эта унизительная поза раба совсем не подходила сильному, плечистому, едва начавшему седеть человеку в дорогом плаще, скрепленном на плече застежкой в виде волчьей пасти.
— Говори, Волк! — сдержанно разрешил старец. — Я, Даугур Глубокое Озеро из Клана Сокола, Ветвь Клюва, слушаю тебя.
В ответ зазвучал хриплый голос, с усилием выговаривающий каждое слово:
— Я, Каррао Смертоносный Ураган из Клана Волка, Ветвь Серой Лапы, молю тебя: не дай вспыхнуть смертной вражде! Да, по вине одного из наших погиб Сокол, и погиб не в честном поединке. Но ты же знаешь, Мудрейший, как было дело! Санльен Ясный Луч — пятнадцатилетний мальчик, впервые оказавшийся один в пути, да еще ночью! Любой придорожный куст казался ему разбойником! Волей Хозяйки Зла он принял случайного путника за грабителя — и от страха нанес удар первым... Я знаю, Клан Сокола может взять жизнь за жизнь. Тогда мы вынуждены будем ответить... польются реки благородной крови... Вспомни, что произошло некогда между Вепрями и Орлами! А ведь мы живем не в Огненные Времена, наши законы начертаны железом и кровью. Король не потерпит резни в Кланах, он обрушится на нас, не щадя ни правых, ни виноватых...
Каррао продолжал говорить, но Мудрейший уже не слушал его, обводя тоскливым взглядом комнату, освещенную коптящими факелами. Вдоль стен стояли воины с каменными лицами, их арбалеты были направлены на Волков..
На Волков? Ну нет! Даугур до боли почувствовал, как глядит ему в сердце стрела. Он тоже сейчас на прицеле! Какое бы решение он ни принял — ему не сохранить на голове обруч Мудрейшего. Объявить кровную месть? В глазах короля он будет виновником бойни, которую учинят Соколы. Примириться с Волками? Его не поддержит собственный Клан. Все скажут «Даугур выжил из ума, подарил Волкам жизнь родного внука! Может ли старикашка, равнодушный к жизни и чести своих родичей, быть Главой Клана?»
О, какая же это шаткая лестница — власть! Как трудно удержаться на верхних ступеньках, что раскачиваются и пляшут под ногами!..
Совершить преступление против короля — или против своего Клана? Приятный выбор!
И все же в первую очередь он — Сокол. Он не имеет права делать Волкам такие подарки.
Стоп... Почему — «подарки»? Почему не заключить сделку, приемлемую как для Волков, так и для Соколов? Уж тогда он, Даугур, сумеет заткнуть рты недовольным!
Лицо старика на миг просветлело.
— Довольно. Не продолжай, Волк. Я принял решение.
Проситель тут же замолчал и легко поднялся на ноги. Раз Глава Соколов говорит, что принял решение, значит, изменить уже ничего нельзя, а Каррао не собирался унижаться больше, чем это было необходимо.
Даугур не без зависти взглянул на ладную, крепкую фигуру Волчьего Вожака. «А ведь мы однолетки! Конечно, это говорит в нем кровь Магов... жаль, не всем нам достается в наследство дар долгой молодости. Говорят, Каррао — такой грозный воин, что даже старость боится приблизиться к нему. Глупо делать этого человека своим врагом».
— Подать стул Главе Волков! — возвысил он голос.
Из полумрака возник слуга с низким деревянным стулом. Каррао сел, взглядом поблагодарив за разговор на равных. Четверо его родичей быстро переглянулись, оценив благоприятный знак.
— Все, что ты сказал, правда, — вздохнул Даугур. — И законы крепки, и власть короля сильна... и ваш Санльен — сопливый мальчишка... Он хотя бы понимает, что натворил?
— Казнит себя, покоя не находит!
— Поделом... Не забывайте, Волки, кого лишился наш Клан. Шайшер Быстрое Крыло был отважным воином, отцом маленькой дочери и... и моим внуком... Что ж, мы возьмем за него выкуп — и выкуп дорогой!
— Скажи — сколько, а золото мы достанем! — отозвался повеселевший Каррао.
Даугур усмехнулся, вспомнив слухи о том, что Волки не расстались со старой, идущей из Огненных Времен привычкой разбойничать на ночных дорогах.
— То, что мы возьмем за жизнь Шайшера, будет стоить дороже, чем все золото, которое вы могли бы наскрести в своих лесных замках... — Сокол помолчал немного. — Скажи, Волчий Вожак, ты слышал о нашем позоре, нашем мучении... об этом молодом негодяе, что каждый день, с утра и до вечера, порочит доброе имя Клана развратом и жестокостью?
— Ты говоришь, Мудрейший, о Ралидже Разящем Взоре из Ветви Левого Крыла, — с легким недоумением отозвался Каррао. — Я уверен в этом, потому что больше ни об одном молодом Соколе я не слышал ничего дурного.
— Спасибо за попытку утешения... Этот мерзавец — проклятие моей старости. В моем доме его стыдится даже дверь! Я долго не хотел верить отвратительным слухам. Говорили, что он способен потехи ради замучить человека, что устраивает для всякого сброда многодневные пьянки, на которые его слуги силой затаскивают девушек. Я думал... заставлял себя думать, что речь идет о простых, хотя и буйных, забавах молодости. А что не любил я этого наглого щеголя — ну, мало ли кого я не люблю! Но последний случай... это невозможно! Наш подлец изнасиловал девушку из Рода. Не из Семейства, не из Отребья — из Рода! Я надеялся, что Ралидж как-то оправдается, объяснит эту ужасную историю... Знаешь, что он сказал мне? Повторяю слово в слово: «А если она из знати, почему ходит по улицам без слуг?»
— Вот тварь... Это же может дойти до короля!
— Уже дошло... Волк, ты только что стоял передо мной на коленях. Вот так и я два дня назад ползал перед Джангиларом, умолял пощадить этого... этого гаденыша, которого мне бы лучше удавить своими руками! Конечно, король замял скандал, уладил все с Родом девушки... Ты слышал последний указ?
— Нет еще... не до того было...
— Джангилар послал нашу радость в Лунные горы — Хранителем маленькой крепости. А негласно запретил возвращаться в Тайверан и вообще высовываться из своей глухомани... Вот змееныш себя покажет без присмотра старших! Воля, власть... что хочешь, то и вытворяй!..
— Прости, Мудрейший, ты сказал — в Лунных горах? Но это же на границе с Силураном?
— Ничего. Нуртор ведет себя тихо. А если начнутся неприятности, то не в горах же!
— Да, верно... Значит — почетная ссылка?
— Нельзя же с потомком Первого Сокола расправиться как с преступником из Отребья... Но горе не в этом, Волк! Наш негодяй — последний в своей Ветви! Кроме него, в Левом Крыле остался лишь двоюродный дед Ралиджа. Увы, Безликие не послали ему дара долгой молодости. Если Ралидж во время какого-нибудь шального похождения свернет себе шею — Ветвь оборвется.
Каррао сочувственно цокнул языком. Оборвавшаяся Ветвь — трагедия для всего Грайана. Даже в неистовые Огненные Времена, когда Сыновья Кланов в безумной сваре истребляли друг друга, известие о смерти последнего в Ветви заставляло враждующих на время опомниться. Бывшие враги закрывали ставнями окна своих домов, прикалывали к одежде еловые веточки и печалились о том, что исчезла еще одна нить, соединяющая их с Двенадцатью Великими...
Каррао стряхнул невеселые мысли и от души посоветовал:
— Так женить его скорее! Пойдут дети — укрепится Ветвь. А наследники могут вырасти хорошими Сыновьями Клана, если их с детства воспитывать как следует.
— Полгода ищу для него невесту. Дурная слава обгоняет Ралиджа на три полета стрелы. Вот ты, Волчий Вожак, отдал бы за такого внучку?.. Молчишь? Мы уже согласны и на хорошую девушку из достойного Рода... намекнули даже одному почтенному отцу... Представь себе, он сделал вид, что не понял нас!
— А эта... которую изнасиловал Ралидж... может быть, она?..
— С ее родителями говорил король, обещал девушке хорошее приданое. Но ее отец поклялся, что скорее убьет дочь своими руками, чем навсегда отдаст негодяю.
Каррао вновь цокнул языком — на этот раз неодобрительно.
— Да, иные Роды в гордости не уступают Кланам. Я так полагаю, очень уж они занеслись...
— Это верно... Однако вернемся к нашим бедам. Ты, наверное, уже понял, чего я от тебя потребую.
Каррао закусил губу и шевельнул носком сапога разбросанную по полу хвою.
Глава Клана Сокола возвысил голос:
— Это мое последнее слово, Волки. Я согласен взять жизнь за жизнь, человека за человека. Нам нужна Волчица, достаточно молодая и здоровая, чтобы рожать сыновей. Красота не так уж важна. Лишь бы подарила Ветви Левого Крыла наследника, а там пусть Ралиджа хоть Подгорные Твари сожрут, я и слезинки не оброню. Если ты найдешь такую девушку, я объявлю в своем Клане, что мой внук погиб в честном поединке, и волей Мудрейшего запрещу месть. Если откажешься — пусть говорят мечи и стрелы.
Каррао приподнял ладонь. Повинуясь этому жесту, Волки обступили своего вожака и начали что-то тихо обсуждать. Наконец Мудрейший опустил ладонь. Волки тут же замолкли и почтительно отошли в сторону.
И вновь Даугур почувствовал укол зависти — на этот раз при виде послушания и сдержанности молодых Волков. «Мои Соколы, — подумал он с досадой, — начали бы орать друг на друга, доказывая свою правоту, мне пришлось бы на них рявкнуть...»
Каррао помолчал, размышляя, затем медленно произнес:
— Арлина Золотой Цветок из Ветви Логова. Она осиротела, не получив наследства. Ей девятнадцать лет. Насколько мне известно, она вполне здорова и хороша собой.
— Но согласится ли она? Дочь Клана — не рабыня...
— Я все ей объясню. Она истинная Дочь Клана и, безусловно, согласится. Но как быть со Сроком Помолвки? Невеста должна не меньше месяца прожить с женихом под одной крышей. А ведь ему скоро в путь...
— Не так уж и скоро. Ралидж тянет с отъездом — ссылается на нездоровье, но я думаю, у него в столице остались какие-то делишки... Словом, он думает быть в Лунных горах в начале Звездопадного месяца. Девушка может поехать вместе с ним.
— Ну уж нет! Он не прислужницу в дом везет! Волчица прибудет в крепость сама, как и подобает высокородной госпоже. Я дам ей охрану... В начале Звездопадного месяца? Ладно, так тому и быть. Завтра же выезжаю в Барсучий Дол, где девушка живет в замке своего дяди. Поговорю с родственниками, соберем невесту в дорогу... — Помолчав, Каррао добавил неохотно: — Клан мог бы дать ей небольшое приданое...
— Незачем, — великодушно отозвался Даугур. — Еще и приданое ему, ублюдку! Он ее и так с радостью возьмет, пусть у меня только попробует не взять!
Главы Кланов без смущения глядели друг другу в глаза. Двое Мудрейших порядком подзабыли, что значат слова «совесть» и «жалость», зато слова «благо Клана» звучали для них громче молитвы и повелительнее боевых рогов.
Оба Вожака одновременно поднялись на ноги. Самый юный из Волков сунул в руку Каррао серебряный обруч с изображением волчьей морды. Мудрейший возложил его себе на голову в знак того, что он больше не проситель.
— Задержитесь, Волки, вы — мои гости, — радушно сказал Даугур. — Сейчас нам подадут вина. И, во имя Безымянных, пусть уберут наконец эти проклятые арбалеты!
6
Вей-о-о! И зачем, спрашивается, Безымянные сотворили эти дебри? Кому нужна дурная каша из стволов, листвы, коряг, валунов, обломков скал, веток, противно хлещущих по спине... Ладно, по спине — пусть, все равно спина такая, что черепаха от зависти сдохнет. Рубец на рубце, не то что ветка — плеть не возьмет... Но ведь эта зеленая дрянь и в глаза лезть норовит!
О Хозяйка Зла, куда же затащила его проклятая река? Далеко ли позади осталась погоня?
В ушах еще гремит водопад, перед глазами вертится бешеная пена. Не выплыть бы, ни за что не выплыть, если бы не ствол дерева, игрушкой плясавший в неистовой воде. Какое счастье, что рука не соскользнула с сука, надежно сомкнулась на мертвой ветке... Ох и лупило его по камням! Никогда в жизни ему так не доставалось... впрочем, нет: один-то раз пришлось побывать и в худшей передряге...
Но и сейчас ему весьма неплохо. Избитое тело пытается взбунтоваться, изрезанные в кровь босые ноги не согласны брести по острым камням, а в животе бултыхается столько воды, что хватило бы на небольшое лесное озерко. При каждом резком движении вода рвется наружу так бурно, словно до сих пор остается частью водопада.
А холодно-то как! Сапоги пришлось сбросить — тянули ко дну. Штаны уплыли по течению вместе со спасительным бревном — не удалось отцепить их от настырной ветки. А жалкие клочья рубахи наотрез отказались держаться на плечах и потому остались на берегу...
Подкошенный сильным головокружением, молодой бродяга опустился на четвереньки и помотал головой.
Перед глазами плавали разноцветные пятна. Вставать на ноги не хотелось. Жить тоже не хотелось.
И тут подоспела помощь из прошлого: вспомнились бесконечные, мучительные часы обучения карраджу — искусству владеть мечом. Тогда тоже невыносимо ныли мускулы, жгло легкие, и только железная воля — учителя, а не своя собственная — приказывала двигаться дальше.
Это было так свежо в памяти! Но Аунка рядом уже не будет никогда. Пришлось самому скомандовать себе: «А ну, Орешек, вставай! Вперед!»
С коротким стоном измученный человек выпрямился, тряхнул мокрыми каштановыми волосами и зашагал по мшистым валунам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
У Шайсы было на этот счет свое мнение, но он не посмел его высказать.
5
Колокол на Драконьей башне королевского дворца гулко ударил три раза. Третий светлый звон — полдень.
Тайверан, столица Великого Грайана, жил привычной жизнью, чопорной и размеренной.
Впрочем, в эти дни столица слегка изменила обычной своей степенности и солидности. Цветущий месяц веселым завоевателем ворвался в тесные, кривые улочки и тут же посрывал с горожан теплые плащи. Солнце высушило последние лужи и разлилось по плоским крышам домов, где в деревянных ящиках рвались вверх перья лука, курчавилась морковь, весело вилась вокруг высоких палочек фасоль. Хозяйки с удовольствием отложили домашние дела, которые все равно до конца никогда не переделаешь, и выбрались наверх (якобы для того, чтобы прополоть и полить рассаду, а на самом деле — позубоскалить и посплетничать, перекликаясь от крыши к крыше).
Даже у старух в эти дни голоса помолодели и летели над городом, как птичий щебет. И веселым чириканьем отвечали им стайки ребятишек, снующих по всем улочкам и залезающих в каждую щель.
Пританцовывая, весна шла по Тайверану — но робко обошла стороной ворота, преграждающие путь к большому каменному дому, что грозной крепостью встал на одной из улиц, выходящих к дворцовой площади.
Казалось, мрачная зима еще простирает над этим домом свою руку. Ни один лучик не смог бы пробиться в окна, наглухо как в Лютом месяце, закрытые ставнями. На каждом из этих тяжелых дубовых щитов был вырезан сокол со сложенными крыльями.
Никто с улицы не видел ослепшие окна — высокий забор укрывал дом от любопытных взглядов. Но редкие прохожие, боязливо ускорявшие шаг, и так знали о траурных ставнях.
Ни один торговец с лотком не смел заорать здесь, нахваливая свой товар. И не только потому, что на улицах, ведущих к дворцовой площади, разносчикам торговать было запрещено (запрет-то этот часто нарушался), а потому, что сегодня на барыши тут рассчитывать не приходилось.
И бродячие певцы не затягивали здесь баллад о героях Огненных Времен в надежде получить пару медяков (если не за песню, так хотя бы за то, чтоб певец заткнулся и убрался прочь). В любой миг в доме могли начаться события пострашнее тех, о которых сложены баллады.
И не крутились у ворот нищие, которых обычно здесь было что комаров на болоте, поскольку Мудрейший Клана Сокола славился щедростью. Даже у нищих не хватило наглости сунуться туда, куда властно вошла смерть — причем смерть неотомщенная, кричащая о крови, стали и огне...
Двое стражников, препоясанных зелено-красными кушаками, тоже не собирались задерживаться у ворот, над которыми была прибита громадная еловая лапа (хотя десятник строго-настрого приказал почаще наведываться именно к этому дому и быть при этом настороже).
— Лишь бы при нас заварушка не началась, — опасливо бормотнул один.
А второй хмыкнул:
— Клянусь патлами Серой Старухи, не хотел бы я сейчас быть на месте здешнего хозяина!
И если бы Мудрейший Клана Сокола слышал эти слова, он бы хмуро усмехнулся. Все правильно. Его место было сейчас не из уютных.
* * *
Худой, с глубоко запавшими глазами старик в тяжелой, шитой золотом одежде тронул высохшими пальцами приколотую на груди маленькую еловую веточку, поправил на лбу серебряный обруч с чеканным изображением сокола, удобно устроил руки на резных подлокотниках кресла, вздохнул и тяжело взглянул на людей, ожидавших его слова.
Четверо крепких, рослых мужчин угрюмо стояли перед ним. Они были одеты в бархат и шелк, на камзоле у каждого была вышита оскаленная волчья морда. Прямая осанка, спокойные, отрешенные лица... а ведь эти люди знали, что могут больше никогда не увидеть дневного света!
Пятый опустился перед креслом на колени. Голова низко склонилась, скрещенные в запястьях руки были вскинуты ко лбу, длинные волосы скрыли лицо. Эта унизительная поза раба совсем не подходила сильному, плечистому, едва начавшему седеть человеку в дорогом плаще, скрепленном на плече застежкой в виде волчьей пасти.
— Говори, Волк! — сдержанно разрешил старец. — Я, Даугур Глубокое Озеро из Клана Сокола, Ветвь Клюва, слушаю тебя.
В ответ зазвучал хриплый голос, с усилием выговаривающий каждое слово:
— Я, Каррао Смертоносный Ураган из Клана Волка, Ветвь Серой Лапы, молю тебя: не дай вспыхнуть смертной вражде! Да, по вине одного из наших погиб Сокол, и погиб не в честном поединке. Но ты же знаешь, Мудрейший, как было дело! Санльен Ясный Луч — пятнадцатилетний мальчик, впервые оказавшийся один в пути, да еще ночью! Любой придорожный куст казался ему разбойником! Волей Хозяйки Зла он принял случайного путника за грабителя — и от страха нанес удар первым... Я знаю, Клан Сокола может взять жизнь за жизнь. Тогда мы вынуждены будем ответить... польются реки благородной крови... Вспомни, что произошло некогда между Вепрями и Орлами! А ведь мы живем не в Огненные Времена, наши законы начертаны железом и кровью. Король не потерпит резни в Кланах, он обрушится на нас, не щадя ни правых, ни виноватых...
Каррао продолжал говорить, но Мудрейший уже не слушал его, обводя тоскливым взглядом комнату, освещенную коптящими факелами. Вдоль стен стояли воины с каменными лицами, их арбалеты были направлены на Волков..
На Волков? Ну нет! Даугур до боли почувствовал, как глядит ему в сердце стрела. Он тоже сейчас на прицеле! Какое бы решение он ни принял — ему не сохранить на голове обруч Мудрейшего. Объявить кровную месть? В глазах короля он будет виновником бойни, которую учинят Соколы. Примириться с Волками? Его не поддержит собственный Клан. Все скажут «Даугур выжил из ума, подарил Волкам жизнь родного внука! Может ли старикашка, равнодушный к жизни и чести своих родичей, быть Главой Клана?»
О, какая же это шаткая лестница — власть! Как трудно удержаться на верхних ступеньках, что раскачиваются и пляшут под ногами!..
Совершить преступление против короля — или против своего Клана? Приятный выбор!
И все же в первую очередь он — Сокол. Он не имеет права делать Волкам такие подарки.
Стоп... Почему — «подарки»? Почему не заключить сделку, приемлемую как для Волков, так и для Соколов? Уж тогда он, Даугур, сумеет заткнуть рты недовольным!
Лицо старика на миг просветлело.
— Довольно. Не продолжай, Волк. Я принял решение.
Проситель тут же замолчал и легко поднялся на ноги. Раз Глава Соколов говорит, что принял решение, значит, изменить уже ничего нельзя, а Каррао не собирался унижаться больше, чем это было необходимо.
Даугур не без зависти взглянул на ладную, крепкую фигуру Волчьего Вожака. «А ведь мы однолетки! Конечно, это говорит в нем кровь Магов... жаль, не всем нам достается в наследство дар долгой молодости. Говорят, Каррао — такой грозный воин, что даже старость боится приблизиться к нему. Глупо делать этого человека своим врагом».
— Подать стул Главе Волков! — возвысил он голос.
Из полумрака возник слуга с низким деревянным стулом. Каррао сел, взглядом поблагодарив за разговор на равных. Четверо его родичей быстро переглянулись, оценив благоприятный знак.
— Все, что ты сказал, правда, — вздохнул Даугур. — И законы крепки, и власть короля сильна... и ваш Санльен — сопливый мальчишка... Он хотя бы понимает, что натворил?
— Казнит себя, покоя не находит!
— Поделом... Не забывайте, Волки, кого лишился наш Клан. Шайшер Быстрое Крыло был отважным воином, отцом маленькой дочери и... и моим внуком... Что ж, мы возьмем за него выкуп — и выкуп дорогой!
— Скажи — сколько, а золото мы достанем! — отозвался повеселевший Каррао.
Даугур усмехнулся, вспомнив слухи о том, что Волки не расстались со старой, идущей из Огненных Времен привычкой разбойничать на ночных дорогах.
— То, что мы возьмем за жизнь Шайшера, будет стоить дороже, чем все золото, которое вы могли бы наскрести в своих лесных замках... — Сокол помолчал немного. — Скажи, Волчий Вожак, ты слышал о нашем позоре, нашем мучении... об этом молодом негодяе, что каждый день, с утра и до вечера, порочит доброе имя Клана развратом и жестокостью?
— Ты говоришь, Мудрейший, о Ралидже Разящем Взоре из Ветви Левого Крыла, — с легким недоумением отозвался Каррао. — Я уверен в этом, потому что больше ни об одном молодом Соколе я не слышал ничего дурного.
— Спасибо за попытку утешения... Этот мерзавец — проклятие моей старости. В моем доме его стыдится даже дверь! Я долго не хотел верить отвратительным слухам. Говорили, что он способен потехи ради замучить человека, что устраивает для всякого сброда многодневные пьянки, на которые его слуги силой затаскивают девушек. Я думал... заставлял себя думать, что речь идет о простых, хотя и буйных, забавах молодости. А что не любил я этого наглого щеголя — ну, мало ли кого я не люблю! Но последний случай... это невозможно! Наш подлец изнасиловал девушку из Рода. Не из Семейства, не из Отребья — из Рода! Я надеялся, что Ралидж как-то оправдается, объяснит эту ужасную историю... Знаешь, что он сказал мне? Повторяю слово в слово: «А если она из знати, почему ходит по улицам без слуг?»
— Вот тварь... Это же может дойти до короля!
— Уже дошло... Волк, ты только что стоял передо мной на коленях. Вот так и я два дня назад ползал перед Джангиларом, умолял пощадить этого... этого гаденыша, которого мне бы лучше удавить своими руками! Конечно, король замял скандал, уладил все с Родом девушки... Ты слышал последний указ?
— Нет еще... не до того было...
— Джангилар послал нашу радость в Лунные горы — Хранителем маленькой крепости. А негласно запретил возвращаться в Тайверан и вообще высовываться из своей глухомани... Вот змееныш себя покажет без присмотра старших! Воля, власть... что хочешь, то и вытворяй!..
— Прости, Мудрейший, ты сказал — в Лунных горах? Но это же на границе с Силураном?
— Ничего. Нуртор ведет себя тихо. А если начнутся неприятности, то не в горах же!
— Да, верно... Значит — почетная ссылка?
— Нельзя же с потомком Первого Сокола расправиться как с преступником из Отребья... Но горе не в этом, Волк! Наш негодяй — последний в своей Ветви! Кроме него, в Левом Крыле остался лишь двоюродный дед Ралиджа. Увы, Безликие не послали ему дара долгой молодости. Если Ралидж во время какого-нибудь шального похождения свернет себе шею — Ветвь оборвется.
Каррао сочувственно цокнул языком. Оборвавшаяся Ветвь — трагедия для всего Грайана. Даже в неистовые Огненные Времена, когда Сыновья Кланов в безумной сваре истребляли друг друга, известие о смерти последнего в Ветви заставляло враждующих на время опомниться. Бывшие враги закрывали ставнями окна своих домов, прикалывали к одежде еловые веточки и печалились о том, что исчезла еще одна нить, соединяющая их с Двенадцатью Великими...
Каррао стряхнул невеселые мысли и от души посоветовал:
— Так женить его скорее! Пойдут дети — укрепится Ветвь. А наследники могут вырасти хорошими Сыновьями Клана, если их с детства воспитывать как следует.
— Полгода ищу для него невесту. Дурная слава обгоняет Ралиджа на три полета стрелы. Вот ты, Волчий Вожак, отдал бы за такого внучку?.. Молчишь? Мы уже согласны и на хорошую девушку из достойного Рода... намекнули даже одному почтенному отцу... Представь себе, он сделал вид, что не понял нас!
— А эта... которую изнасиловал Ралидж... может быть, она?..
— С ее родителями говорил король, обещал девушке хорошее приданое. Но ее отец поклялся, что скорее убьет дочь своими руками, чем навсегда отдаст негодяю.
Каррао вновь цокнул языком — на этот раз неодобрительно.
— Да, иные Роды в гордости не уступают Кланам. Я так полагаю, очень уж они занеслись...
— Это верно... Однако вернемся к нашим бедам. Ты, наверное, уже понял, чего я от тебя потребую.
Каррао закусил губу и шевельнул носком сапога разбросанную по полу хвою.
Глава Клана Сокола возвысил голос:
— Это мое последнее слово, Волки. Я согласен взять жизнь за жизнь, человека за человека. Нам нужна Волчица, достаточно молодая и здоровая, чтобы рожать сыновей. Красота не так уж важна. Лишь бы подарила Ветви Левого Крыла наследника, а там пусть Ралиджа хоть Подгорные Твари сожрут, я и слезинки не оброню. Если ты найдешь такую девушку, я объявлю в своем Клане, что мой внук погиб в честном поединке, и волей Мудрейшего запрещу месть. Если откажешься — пусть говорят мечи и стрелы.
Каррао приподнял ладонь. Повинуясь этому жесту, Волки обступили своего вожака и начали что-то тихо обсуждать. Наконец Мудрейший опустил ладонь. Волки тут же замолкли и почтительно отошли в сторону.
И вновь Даугур почувствовал укол зависти — на этот раз при виде послушания и сдержанности молодых Волков. «Мои Соколы, — подумал он с досадой, — начали бы орать друг на друга, доказывая свою правоту, мне пришлось бы на них рявкнуть...»
Каррао помолчал, размышляя, затем медленно произнес:
— Арлина Золотой Цветок из Ветви Логова. Она осиротела, не получив наследства. Ей девятнадцать лет. Насколько мне известно, она вполне здорова и хороша собой.
— Но согласится ли она? Дочь Клана — не рабыня...
— Я все ей объясню. Она истинная Дочь Клана и, безусловно, согласится. Но как быть со Сроком Помолвки? Невеста должна не меньше месяца прожить с женихом под одной крышей. А ведь ему скоро в путь...
— Не так уж и скоро. Ралидж тянет с отъездом — ссылается на нездоровье, но я думаю, у него в столице остались какие-то делишки... Словом, он думает быть в Лунных горах в начале Звездопадного месяца. Девушка может поехать вместе с ним.
— Ну уж нет! Он не прислужницу в дом везет! Волчица прибудет в крепость сама, как и подобает высокородной госпоже. Я дам ей охрану... В начале Звездопадного месяца? Ладно, так тому и быть. Завтра же выезжаю в Барсучий Дол, где девушка живет в замке своего дяди. Поговорю с родственниками, соберем невесту в дорогу... — Помолчав, Каррао добавил неохотно: — Клан мог бы дать ей небольшое приданое...
— Незачем, — великодушно отозвался Даугур. — Еще и приданое ему, ублюдку! Он ее и так с радостью возьмет, пусть у меня только попробует не взять!
Главы Кланов без смущения глядели друг другу в глаза. Двое Мудрейших порядком подзабыли, что значат слова «совесть» и «жалость», зато слова «благо Клана» звучали для них громче молитвы и повелительнее боевых рогов.
Оба Вожака одновременно поднялись на ноги. Самый юный из Волков сунул в руку Каррао серебряный обруч с изображением волчьей морды. Мудрейший возложил его себе на голову в знак того, что он больше не проситель.
— Задержитесь, Волки, вы — мои гости, — радушно сказал Даугур. — Сейчас нам подадут вина. И, во имя Безымянных, пусть уберут наконец эти проклятые арбалеты!
6
Вей-о-о! И зачем, спрашивается, Безымянные сотворили эти дебри? Кому нужна дурная каша из стволов, листвы, коряг, валунов, обломков скал, веток, противно хлещущих по спине... Ладно, по спине — пусть, все равно спина такая, что черепаха от зависти сдохнет. Рубец на рубце, не то что ветка — плеть не возьмет... Но ведь эта зеленая дрянь и в глаза лезть норовит!
О Хозяйка Зла, куда же затащила его проклятая река? Далеко ли позади осталась погоня?
В ушах еще гремит водопад, перед глазами вертится бешеная пена. Не выплыть бы, ни за что не выплыть, если бы не ствол дерева, игрушкой плясавший в неистовой воде. Какое счастье, что рука не соскользнула с сука, надежно сомкнулась на мертвой ветке... Ох и лупило его по камням! Никогда в жизни ему так не доставалось... впрочем, нет: один-то раз пришлось побывать и в худшей передряге...
Но и сейчас ему весьма неплохо. Избитое тело пытается взбунтоваться, изрезанные в кровь босые ноги не согласны брести по острым камням, а в животе бултыхается столько воды, что хватило бы на небольшое лесное озерко. При каждом резком движении вода рвется наружу так бурно, словно до сих пор остается частью водопада.
А холодно-то как! Сапоги пришлось сбросить — тянули ко дну. Штаны уплыли по течению вместе со спасительным бревном — не удалось отцепить их от настырной ветки. А жалкие клочья рубахи наотрез отказались держаться на плечах и потому остались на берегу...
Подкошенный сильным головокружением, молодой бродяга опустился на четвереньки и помотал головой.
Перед глазами плавали разноцветные пятна. Вставать на ноги не хотелось. Жить тоже не хотелось.
И тут подоспела помощь из прошлого: вспомнились бесконечные, мучительные часы обучения карраджу — искусству владеть мечом. Тогда тоже невыносимо ныли мускулы, жгло легкие, и только железная воля — учителя, а не своя собственная — приказывала двигаться дальше.
Это было так свежо в памяти! Но Аунка рядом уже не будет никогда. Пришлось самому скомандовать себе: «А ну, Орешек, вставай! Вперед!»
С коротким стоном измученный человек выпрямился, тряхнул мокрыми каштановыми волосами и зашагал по мшистым валунам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86