глаза потуплены, поклон глубок...
Бессмертная Орлица крест-накрест прижала руки к груди и устремила взгляд на подсудимого. Тут же вокруг Ралиджа замерцал, переливаясь, рой желтых искр. Из них соткалась золотистая пелена, которая становилась все прозрачнее и вскоре стала невидимой для глаз. Но и король, и подсудимый, и зрители знали, что теперь чары не дадут молодому Соколу сказать ни слова лжи безнаказанно. Любое фальшивое заверение, сорвавшееся с его уст, заставит пелену помутиться, повиснуть в воздухе грязными разводами...
Присутствие Сайвафины заставило Ралиджа хмуро задуматься. В тюрьме он тщательно взвесил, что ему отрицать, а в чем признаваться. Чародейка одним жестом перечеркнула эти расчеты, и с внутренним облегчением Сокол решил не лгать. В конце концов, что с ним могут сделать? Зачем вилять и унижаться?
И со спокойной наглостью человека, знающего себе цену, Сын Клана начал отвечать на вопросы короля.
На вражеской стороне он оказался случайно: попал в заросшее кустами ущелье, прорезающее Лунные горы, и перепутал в темноте направление... Да, он видел, что встретившиеся ему всадники были силуранцами... Спрятаться от них? Конечно, мог, но не счел нужным. Ему совсем не улыбалось бродить и дальше по лесу — голодному и без одежды... Понимал ли он, что дает в руки врагам ценного пленника? Да, понимал, но разве было бы лучше, если б его, последнего в Ветви Левого Крыла, сожрали в лесу дикие звери?
(Никто, кроме Каррао, не слышал, что при этих словах Глава Соколов тихо и страстно выдохнул: «Да, лучше!»)
Король продолжал расспросы, все более мрачнея. Он жалел, что рядом нет старшей сестры, — она придумала бы, как выпутаться из этой мерзкой истории. Какое бы решение ни принял Джангилар, молва смешает его с грязью, да и летописцы вряд ли будут к нему снисходительны. Прикажет пощадить негодяя — «проявил слабость, потакая изменнику»! Утвердит смертный приговор — «оборвал Ветвь Левого Крыла и запятнал Клан Сокола несмываемым позором»!
А этот мерзавец невозмутимо признается сейчас в предательстве. Он, видите ли, выдал врагу тайный ход в Найлигрим, потому что крепость, признавшая власть самозванца, нуждалась в наказании!
Что ж, закон недвусмысленно гласит: казнить изменника и не предавать тело огню!..
Но ведь этот закон ни разу не применялся к высокородным! Даже Лаогран, Первый Король, в начале своего правления твердой рукой каравший мятежи и посылавший в ямы с псами бунтовщиков из числа Детей Рода, находил способ смягчить приговор потомкам Двенадцати Магов, дать им честную смерть и последний костер...
Внезапно удачная мысль зажгла искру в темных глазах Джангилара. Он понял, с кем может разделить груз своей ответственности.
Встав с кресла, король звучно произнес:
— Здесь присутствует высокородный Даугур, Глава Клана Сокола. В знак уважения к нему и к его Клану я прошу Мудрейшего спуститься к нам и высказать свое мнение о том, какой участи заслуживает обвиняемый. Решение приму я сам, но не произнесу ни слова, пока не выслушаю Главу Соколов.
Все обернулись к лесенке, по которой медленно спускался высокий старик в богатой одежде. Ралидж с трудом скрыл торжествующую улыбку, вот оно, спасение! Конечно, король с Мудрейшим заранее обо всем договорились: Даугур публично будет молить государя, а тот не сможет оскорбить Главу Соколов отказом...
Даугур встал на возвышении, глядя, как слепой, мимо короля, поверх толпы.
— Мой повелитель, — негромко начал он, — страшная беда обрушилась на Соколов. Исправить ничего нельзя, мы готовы услышать и принять твой приговор, каким бы он ни был. Но памятью Двенадцати Магов заклинаю, до того, как ты решишь судьбу этого... этого нашего родича, позволь нам...
Голос Мудрейшего сорвался. Старик помолчал, чтобы справиться с накатившей слабостью. Затем Даугур оглядел притихшую толпу, и с тонких губ его сорвались страшные слова:
— Дай нам сутки отсрочки, чтобы мы могли изгнать этого человека из Клана.
Все онемели. Каррао на галерейке вскочил на ноги, вцепился в ажурную решетку. Он, как никто, оценил суровое мужество Главы Соколов.
— Ты понимаешь, о чем просишь? — подавшись вперед, спросил потрясенный король.
— Пусть никто не скажет, что Соколу был вынесен позорный приговор! — гордо ответил Даугур.
— Но он же последний в своей Ветви!
— Если ветвь приносит гнилые плоды — ее отсекают! — жестко молвил старик. — За свое решение я отвечу перед Соколами... Может, мне уже недолго оставаться Мудрейшим. Но пока я стою во главе Клана — пусть будет так!
— Что ж, — помолчав, кивнул король. — Скажу и я: пусть будет так! На сутки этот человек — твой, делай с ним что хочешь. Завтра решу его судьбу.
Уходя в сопровождении стражников, молодой Сокол кипел от ярости. Он понимал, что все сказанное было комедией, разыгранной, чтобы оттянуть вынесение приговора и спасти его, Ралиджа. Но неужели старый идиот Даугур не мог придумать что-нибудь менее скандальное, чтобы не заставлять сплетничать весь Грайан?!
А Дети Кланов, кольцом окружившие возвышение, пораженно притихли: неужели так и будет? Неужели такое — такое! — возможно?
(Хотя многие знали, что летописи упоминают о двух подобных случаях. Но одно дело — летописи, а другое — то, что происходит у тебя на глазах...)
— Пусть приблизится второй, — приказал король. — Нет, Даугур, останься. Это дело тоже касается Клана Сокола, и каждое твое слово для меня — дороже алмаза.
Сайвафина вновь крест-накрест прижала руки к груди. Сквозь тонкую золотую пелену Орешек доброжелательно встретил королевский взгляд. Страх льдисто царапал сердце, но сильнее было торжествующее ликование: сам государь почтил вниманием его последний спектакль!..
Король с нетерпением ждал этого мгновения. Наконец-то перед ним загадочный незнакомец, который с одинаковой легкостью совершал и чудовищные преступления, и великие подвиги!
Молод. Красив. Движения легкие и свободные... он весь как... как росчерк меча в руках мастера карраджу! Во взгляде ни тени страха... Великая Бездна, уж не улыбнулся ли он?! Нет, показалось...
— Кто ты? — властно спросил король. — Назови свое подлинное имя — и помни, что чары не дадут тебе солгать!
— У меня нет имени, — отозвался подсудимый тоном человека, которому, увы, приходится огорчить собеседника. — Хозяин называл меня — Орешек...
Это был удар! Толпа разом, на едином выдохе, ахнула. Руки старой Орлицы дрогнули, золотые искры на миг взметнулись у лица подсудимого. Волчий Вожак пробормотал: «Бедная девочка!..»
Джангилар откинулся в кресле, во взгляде его любопытство смешалось с брезгливым разочарованием. Красивая мечта на глазах рассыпалась в осколки.
— Вот даже как?.. Однако ты смел, если без трепета выдерживаешь королевский взор!
Орешек ответил так, как подсказала ему безумно-легкая душа:
— Любой жрец подтвердит, что на меня, как и на всех, глядят Безымянные — каждый день, каждый миг... Так что я привык. А после взора богов королевский взгляд — это ничего... не страшно...
Джангилар растерялся. Этот негодяй смеет насмехаться над государем?! Но в голосе нет вызова, глаза по-детски простодушны...
— Ну-у, — протянул король, не зная, гневаться или смеяться. — Ты слишком языкаст и дерзок для беглого раба!
Вот тут подсудимый обиделся и со сдержанным достоинством объяснил, что в беглых сроду не ходил. Просто его хозяин куда-то пропал, и он, Орешек, не может его отыскать...
Нервное напряжение, стискивавшее душу короля, прорвалось наружу раскатами хохота. Запрокинув голову, Джангилар всхлипывал и стонал. Смех перебросился на скамью для высокородных и пожаром пронесся по толпе. При этом никто — даже улыбающаяся Сайвафина — и не подумал о том, что чародейская пелена осталась незамутненной.
Утирая слезы, король заявил Даугуру, что, конечно, бывает, рабы бегут от хозяев, но чтобы хозяин сбежал от раба — это какую же жизнь надо устроить человеку?! Затем Джангилар обернулся к подсудимому и, уняв хохот, пожелал узнать имя этого неуловимого господина.
Вконец разобидевшись, Орешек отчеканил гордо и громко:
— Достойнейший Илларни Звездный Голос из Рода Ульфер!
Король разом оборвал смех, в глазах его мелькнуло смятение. Посерьезнев, он властным жестом призвал площадь к молчанию.
— Это не относится к делу! — резко бросил он. — Я хочу знать, как ты осмелился назваться Сыном Клана!
— Это вышло случайно, государь... — охотно начал Орешек.
Но связного повествования не получилось. Начав с шатра в лесу, Орешек понял, что надо объяснить, как он оказался в чаще без одежды. Пришлось вернуться на берег реки Бешеной, где шла облава на шайку Матерого. На возмущенный возглас Даугура: «Ты еще и разбойник?!» — Орешек поспешил объяснить, что в отряд попал против воли. Для убедительности рассказчику пришлось одним прыжком перенестись в Аршмир, а также приплести к истории Вьямру, которая фигурировала в рассказе как «некая старуха, которую я толком не знал, но которой случайно оказал большую услугу». Орешек хотел также сообщить, что привело его в этот город, но едва он упомянул об исчезновении Илларни, как король велел ему не отвлекаться от главного.
Слово за словом сплеталась перед слушателями история настолько невероятная, что Бессмертная Орлица призадумалась: не отказал ли ей дар отличать правду от лжи?
Король и Даугур наперебой уточняли подробности. В допрос азартно включились высокородные, сидящие вокруг. Король не оборвал их, не остановил галдеж. Подсудимый старался ответить каждому, оборачиваясь в ту сторону, откуда летел очередной вопрос.
Про Подгорный Мир Орешек сказал коротко: да, был там, разбил колдовской шар, вернулся назад...
Король, томимый жаждой расспросить поподробнее, все же спохватился, что предстает перед подданными любопытным мальчишкой, и позволил себе лишь один вопрос.
— Подгорный Охотник рассказывал про драконов... и про воздушный бой... Было ли это на самом деле?
В памяти Орешка возник черно-серый клубок, с ревом дергающийся в небе.
— Да, — вздохнул он, — драконы и в самом деле были... и этот воздушный бой, жуть такая... тоже...
Колдовская пелена ни на миг не помутилась. Еще бы! Разве Орешек солгал?
Джангилару очень хотелось спросить, как самозванец ухитрился оседлать дракона. Но король вспомнил, что на него устремлено множество взглядов, поспешил вернуть себе солидность и начал расспрашивать об осаде Найлигрима.
Чем дольше шел допрос, тем больше королем овладевала растерянность.
Этот человек спас крепость! Этот человек выиграл войну еще до того, как она всерьез началась! Этот человек не пропустил на территорию Грайана восьмитысячное войско врага! Этот человек...
В том-то и дело, что не человек! Раб, который набрался наглости назвать себя Сыном Клана!
Да, подсудимый достоин смерти за святотатство... но можно ли казнить того, кто совершил столько подвигов?
Под стенами Найлигрима стояла не просто вражеская армия! С Нуртором шел колдун, повелевающий Подгорными Тварями!
Джангилар зажмурился и, побледнев, представил себе драконов, падающих с небес на города; Клыкастых Жаб, бесчинствующих в деревнях; Хищные Деревья и Бродячие Кусты, вздымающие ветви вдоль дорог... копошащуюся, дышащую злобой массу монстров, превращенную человеческой волей в армию и брошенную на Грайан...
Король открыл глаза и по-новому вгляделся в стройного юношу с каштановыми глазами и дружелюбным взором. Этот человек избавил Грайан от кошмара, подобного которому не найти в древних летописях. В благодарность Джангилар должен скормить своего спасителя псам. Просто обязан. Потому что закон не признает никаких смягчающих обстоятельств!
Чтоб оттянуть миг окончательного решения, король раздраженно сказал:
— Все утверждают, что ты великий мастер карраджу. Кто же посмел учить раба владеть оружием? Назови имя этого человека — он должен быть наказан!
— Я не стал бы ничего скрывать, государь, — грустно улыбнулся Орешек, — ведь моего учителя нет в живых, мое признание ему не повредило бы... Но я знаю только его разбойничью кличку — Аунк...
— Клинок, да? Звонкое прозвище... Харнат утверждает, что ты спас крепость от поджога, убив Жабью Подушку. Я... я видел однажды эту тварь...
В памяти Джангилара всплыл кошмар его детских снов: черный мешок, скользящий по мрамору пола. Двое стражников отдали тогда свои жизни за то, чтобы третий успел скрыться с принцем на руках... А потом гвардия обшаривала дворец в поисках чудовища, которое появилось ниоткуда и исчезло в никуда. Шестилетний Джангилар, слишком напуганный, чтобы плакать, сидел в своей спальне под охраной пятерых воинов, а те наперебой уверяли мальчика, что тварь сюда не сунется: вон какие у них мечи! А Нурайна тихонько гладила малыша по голове, шепча на ушко: «Страх ушел, страх больше не вернется...»
Король тряхнул головой, отгоняя тяжелое воспоминание, и закончил уверенно:
— Убить Жабью Подушку в одиночку — невозможно!
— Ну-у, — виновато протянул Орешек, — вероятно, мне очень хотелось жить... больше, чем ей...
На свирепый вопросительный взгляд короля Бессмертная Орлица твердо кивнула: да, этот человек говорит правду!
Перед Джангиларом стоял герой, не уступающий легендарным воинам Огненных Времен.
В детстве принц часто грустил, что не может познакомиться с бесстрашным Оммукатом, странствовать вместе с отчаянным и непоседливым Ульгиром, взвесить на руке топор гиганта Раушвеша — тот самый топор, что назван был Свежевателем чудовищ...
Но разве подвиги этого кареглазого стройного парня уступают подвигам тех сказочных бойцов?
Мальчишка, который никогда не умирал в Джангиларе, радостно потянулся навстречу ожившей мечте. А взрослый человек — правитель, государь! — сурово одернул мальчика: «Ку-уда? Это же беглый раб и государственный преступник!»
Выходит, сказка кончится печально? Злой король пошлет героя на смерть?
Джангилар обернулся к Главе Соколов и спросил, стараясь, чтобы голос не звучал моляще:
— Что ты думаешь об этом, Мудрейший?
— То же, что и ты, государь, — печально отозвался Даугур. — Мы попали в капкан, поставленный три века назад составителем Свода Законов. Если поступить по закону, буква в букву, нас всю жизнь будет мучить совесть. А если ты своей властью помилуешь преступника — не только нарушишь посмертную волю своих великих предков, но и оскорбишь всех Соколов. Нет, мы не поднимем мятеж, нас удержит Обет Покорности, скрепленный чарами... но, государь, зачем тебе слуги, что покоряются лишь под властью колдовства, с ненавистью в сердце?
С каждый словом безнадежность и тоска переполняли душу короля. А преступник, стоявший перед ним, прислушивался к разговору с таким видом, словно слушал бродячего сказителя. Орешек знал, что надежды на спасение нет, поэтому заставил себя надеть на лицо маску вежливого любопытства.
— Да, — глухо и тяжело продолжал Даугур, — какое решение ни примет суд, потомки нас не похвалят... да и ныне живущие — тоже. Не знаю, какой приговор вынесет государь, а по моему скромному разумению — помилование невозможно. Преступление, совершенное этим отважным юношей, простить нельзя. Чтобы восстановить поруганную честь Соколов, вижу лишь один путь...
Даугур тяжело вздохнул, как человек, решающийся на по ступок, после которого уже нельзя будет жить по-прежнему, и уронил в толпу одно-единственное слово.
Оно тяжко оглушило людей, привело их в смятение. Не было на площади человека — от короля до нищего мальчишки, — который не решил бы, что ослышался. А Каррао, Волчий Вожак, покинул свое место на галерейке и поспешил вниз — туда, где еще висел в неподвижном воздухе отзвук этого немыслимого слова:
— Усыновление!
После короткого молчания разноголосый вопль потряс площадь. Люди пытались объяснить друг другу, что же произошло на их глазах, — в полной уверенности, что сосед ничего не понял. В толпе вспыхнули драки. Стражники, ошеломленные не меньше прочих, не разнимали дерущихся.
— Мы, Дети Кланов, не прибегаем к усыновлению, даже когда гибнет Ветвь, — возвысил голос Даугур. — Но любой Сын Рода или Семейства расскажет, что во время этого обряда человек умирает — и вновь рождается на свет, уже иным. В этом суть усыновления: минуя Бездну, человек получает новое рождение. Разве не это нужно нам сейчас? Презренный раб оскорбил Клан — он умрет за это! А тот, кто появится на свет в миг его смерти, будет с иным именем жить для славы Клана! Где здесь нарушение законов? И где здесь черная неблагодарность?
Каррао пробился к судейскому возвышению сквозь забывшую почтение толпу и с ходу ринулся в бой.
— Верно! — прокричал он. — Закон соблюдается и в другом: тело усопшего не будет предано костру! Это тело еще пригодится самому усопшему!
— Чего-о? — в ужасе переспросил женский голос.
— Но в обряде усыновления, помнится, предусмотрен именно костер, — возразил Волку чей-то возмущенный баритон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86