Соловьев в работе «Философия библейской истории» (1887г. )(любопытна реплика Н. О. Лосского о том, что перед смертью Вл. Соловьев велел называть себя «евреем»), а по ходу рассматриваемого ракурса проблемы я ограничусь только одним изречением Вл. Соловьева, откуда можно узнать не только о глубине проникновения русского мыслителя в еврейскую тему, но и о предощущении сионистского сознания в его исконно еврейском духе: "Национальное сознание евреев не имело реального удовлетворения, оно жило надеждами и ожиданиями. Кратковременное величие Давида и Соломона было идеализировано и превращено в золотой век, но живучий исторический смысл народа создавшего первую в мире философию истории (в Данииловой книге о всемирных монархиях и о царстве правды Сына Человеческого), не позволил ему остановиться на просветленном образе прошедшего, а заставил перенести свой идеал в будущее. Но этот идеал, изначала имевший некоторые черты всемирного значения, перенесенный вперед вдохновением пророков, решительно освободился от всего узко национального: уже Исаия возвещает Мессию как знамя, тлеющее собрать вокруг себя все народы, а автор книги Даниила вполне стоит на точке зрения всеобщей истории" (1996, с. 263). Таким образом, идея мессианского еврейского сознания, которое необходимо должно считаться историческим , в общем виде была высказана Вл. Соловьевым, и Бердяев в этом направлении шел по следам Вл. Соловьева.
Однако не только еврейское духовное тело присутствует в качестве конструктивной детали в познавательной системе Вл. Соловьева, но и познавательные импульсы этой последней находили созвучие и отзвуки в настроенном инструменте еврейского духовного оркестра. К примеру, Вл. Соловьев указывает: «Я говорю, что отвергающие религию в настоящее время правы, потому что религия в действительности является не тем, чем она должна быть». В этих словах видятся русские основания опровержению тезиса, удостоверенного в европейском еврействе о том, что религия есть первооснова всего еврейского сущего. А в положительном суждении Вл. Соловьева открыто прочитывается начертание religare, на котором зиждется фундамент еврейской духовности: "Религия, говоря вообще и отвлеченно, есть связь человека и мира с безусловным началом и средоточием всего существующего" (1999, с. 27; выделено мною — Г. Г. ). Разница здесь в том, что Соловьев говорит о связи человека с Богом («безусловным началом»), только о максимально всеобщем отвлечении, а в положениях о еврейской духовности прозревается связь духов между собой, только максимальная конкретизация. Зато поэтические строки Вл. Соловьева выражают динамический принцип еврейской духовности с художественной непосредственностью:
Не миновать нам двойственной сей грани:
Из смеха и из глухих рыданий
Созвучие вселенной создано.
Изложенным не исчерпывается, а только фиксируется факт наличия духообмена между евреями и русским философом Вл. Соловьевым, но даже беглого обзора достаточно, чтобы убедиться во лжи и навете утверждения А. Красильщикова, пользующегося рецептурой школы Ш. Эттингера: «Я уже писал как-то, что юдофобы, на мой взгляд, делятся на две категории: первая — считает, что всех евреев необходимо убить, вторая — убеждена, что евреи должны уничтожить себя сами. Увы, юдофобов из второй категории наш народ, страдающий от одиночества, часто считал юдофилами. Заслужил эту славу знаменитый русский религиозный философ Вл. Соловьев» («Еврейский камертон» 1. 08. 2002).
Таким образом, русское еврейство, обособив свою ядерную самобытность в форме палестинофильства , не просто потянулось к зарождающемуся русскому духовному осознанию, но оно и было частью, хоть и своеобразной, этого воззрения, которое приобрело широкую известность под лапидарным названием " русская идея " (что будет расшифровано в соответствующем разделе трактата). Поэтому русское еврейство, по существу, первое просигналило о появлении на русском интеллектуальном горизонте нового феноменального светила — русской духовной философии , а потому еврейский коллекционер собирал книги Вл. Соловьева. Требуется знать, что уникальная продукция русского творящего духа, какая явилась после смерти Вл. Соловьева в форме русской духовной школы , была открыта для аналогичного созидания со стороны русского еврейства, хотя формально русское духовещание осуществлялось в поле религиозного христианского мировосприятия. Из всех таинств, скрытых в глубинах русско-еврейского симбиоза, это наиболее загадочное, и к этому не лишено любопытства, что практически все крупные представители русской духовной школы, а особенно обладатели собственных философских систем, не просто интересовались древнееврейским учением, но были его великолепными знатоками, — таковыми, помимо лидера Вл. Соловьева, были: братья князья С. Н. и Е. Н. Трубецкие, о. С. Н. Булгаков, Н. А. Бердяев, А. Н. Веселовский, Б. П. Вышеславцев, граф Л. Н. Толстой.
Итак, палестинофильство свершилось как культурная необходимость русского еврейства, посредством которого оно, с одной стороны, удостоверяет свое гражданство на русском духовном пространстве, а, с другой — преодолевает первоначально неблагоприятный для него (панславистский) творческий климат и соответственно непризнание культурной элиты страны. При этом русское еврейство выставляет как бы претензию, почерпнутую в вековых и глубинных пластах еврейской мудрости: на культурном поле плодотворную работу осуществляют самозначимые национальные лица , только участники культурного взаимоконтакта должны обладать собственными национальными формами. Вершина еврейской мудрости — царь Соломон (Шломо) завещал своим соплеменникам притчу: «Пей воду из твоего водоема и текущую из твоего колодезя. Пусть не разливаются источники твои по улице, потоки вод — по площадям. Пусть они будут принадлежать тебе одному, а не чужим с тобой» (Прит. 5:15-17).
Вековечное национальное достояние есть, несомненно, великое богатство, но великая мудрость, как учит мудрый царь, состоит в умении пользоваться этим богатством, а еще большая мудрость заключена в способности приумножать его, и такую способность Соломон называет " премудрость ". Подлинная культура развивается при условии, что между контактирующими (правильнее, сублимирующими) национальными полюсами будет осуществляться притяжение разносущностных духовных данностей, а в противном случае, — при отталкивании тех же духовных величин, — появляется типичное бескультурье , ярким образцом которого служит антисемитизм. Это вовсе не означает, что во взаимоотношениях русского и еврейского духостояний имеются только две возможности, а этим обозначаются два крайние пункта, между которыми пульсирует данное отношение, принимая особые виды и формы в зависимости от времени и места, а факт русского еврейства как такового говорит об исторической эффективности сочетания русского и еврейского элементов в России, не имеющем аналогов в европейской действительности.
Библией русского палестинофильства почитается работа Л. С. Пинскера «Автоэмансипация. Призыв русского еврея к соплеменникам», опубликованная в Берлине в 1882 году в виде небольшой брошюры. Сейчас уже не вызывает сомнения историческая заслуга Пинскера, сумевшего выразить в этой брошюре то, что существовало в эзотерическом, скрытом виде практически у каждого деятеля русского еврейства в жанре палестинофильства. «Призыв русского еврея» не только был обоснован исторической потребностью еврейского духа к развитию , но был обусловлен содержательной духовно-культурной тенденцией русского еврейства. Озабоченность Пинскера носила чисто русский характер и предназначалась для русского еврейства, хотя автор этого не понимал до конца своих дней, и не могла найти отзыв у европейского еврейства. В. Лакер писал: «Призывы Пинскера получили широкий отклик среди еврейских писателей в России. Но они остались практически незамеченными теми людьми, которым, собственно, были адресованы: имеются в виду западные и, в первую очередь, немецкие евреи, на которых Пинскер возлагал большие надежды. Главный раввин Вены, Йеллинек, вообще посоветовал Пинскеру отдохнуть в Италии и подлечить явно расшатавшиеся нервы» (2000, с. 109). Еще более определенно на этот счет высказался Ицхак Маор: "Сочинение Пинскера вызвало у еврейской общественности Германии сильное раздражение. На него обрушилась еврейская пресса на немецком языке, которая усмотрела в «Автоэмансипации» атаку на образ жизни и положение евреев Запада. Тезис Пинскера о том, что «евреям необходимо стать нацией», радикально противоречил всему искусственному мировоззрению «немцев Моисеева закона». Зато в национальном стане России брошюра была принята с энтузиазмом… " (1977, с. 18). Формально у Л. Пинскера существовал предтеча в стане русского еврейства — одесский писатель Моше Лилиенблюм, который в статье «Общееврейский вопрос и Палестина» написал: «Мы должны стремиться к колонизации Палестины, к заселению ее евреями так, чтобы в течение одного века евреи могли почти окончательно оставить негостеприимную Европу и переселиться в близкую к ней страну наших предков, на которую мы имеем историческое право» (цитируется по Ф. Канделю, 2002, ч. 2, с. 530-531). Но все дело в том, что Пинскеру не принадлежит идея палестинофильства, а Пинскер основал идеологию палестинофильства, составившую впоследствии ядро философии русского сионизма. Поэтому книга Пинскера, как написал в предисловии к изданию 1917 года виднейший деятель русского сионизма Менахем Усышкин, «… отравила, лишила покоя того, кто ее прочел, и он больше спокойно не мог жить; он становился апостолом великого Учителя и нес то в чертоги богатых, то в хижину бедняка благовесть об автоэмансипации». Несколько преувеличенно, но верно по сути, звучит высказывание Нелли Портновой: «Ни одно публицистическое сочинение в русской истории: декабристские проекты, чаадаевские Письма, статьи шестидесятников или народовольцев, — не оказывало такого мощного влияния на молодых читателей. Палестинофильские кружки стали возникать в разных городах…»(1999, с. 394-395) Магнитным, притягивающим к себе внимание возбужденных еврейских душ, моментом Пинскера стала старая еврейская истина, что в эпицентре всего совершающегося находится человеческая личность , через которую и в которой сосредоточивается Божье благоволение. Еврейское бытие, еврейская судьба, еврейское сознание не только проходят через каждую еврейскую самость, но и в ней черпают силу для своих свершений. В эпиграф своей работы Пинскер поставил изречение великого первосвященника Хиллеля (Гиллеля), где еврейским образом закодирована мысль об едино-началии индивидуального Я и которое в авторском выражении имеет вид: «Если Я не за себя, то кто же за меня; если Я только за себя, то зачем Я; и если не сейчас, то когда же?». Вопросительная форма тут есть еврейская форма утверждения, которым пророческие стенания Исайи еще более укореняются в еврейскую духовную глубину и тяга к Сиону делается двигателем внутреннего сгорания иудейской души. На этих чисто еврейских основах Л. Пинскер строит свой фундамент: «Подобно тому, как мы не имеем права делать другие народы ответственными за наше национальное несчастье, мы не имеем права всецело возлагать за них заботу о нашем национальном счастье». Таким способом ставится вопрос не об эмансипации евреев как некоем внешнепричинном уложении, юридически устраняющем их общественное неравенство, но об автоэмансипации как осознании каждым отдельным евреем, любой иудейской душой своего национального достоинства и своего национального лица, что в совокупности выливается в представлении о своем национальном доме - очаге . Совершенно справедливо отметил И. Маор: «Ведущую мысль брошюры отражает само название: автоэмансипация, то есть самоосвобождение, а не эмансипация как дар, ниспосланный свыше властями и правителями тех стран, где проживают евреи» (1977, с. I4).
Мысли Пинскера, таким образом, поместились в одном идеологическом русле, ложе которого составило понятие об эмансипации личности впротивовес европейской эмансипации коллектива , и Ш. Авинери отметил: «Среди поколения, где идея эмансипации сплотила вокруг себя всех тех, кто стремился к нормализации положения евреев в мире после Французской революции, термин „автоэмансипация“ превратился в вызов, брошенный образу мыслей, принятому среди образованной и либеральной еврейской общественности» (1983, с. 109). Отвержение принципов западной эмансипации входит составной, если не первейшей, частью автоэмансипации, а в философском разрезе это означает переход с коллективистского мирообозрения на сугубо еврейское индивидуалистское воззрение, а потому надежда на спасение еврейской популяции не может прийти извне , а необходимо таится внутри самого еврейства. Этим полнится идеология палестинофильства, внесенная в русское еврейство Львом Пинскером, что враз сделало русское еврейство специфическим отрядом всемирного еврейства. Ибо, невзирая на тысячелетние притеснения, имея за спиной ужас инквизиторских костров и унижения повсеместного изгнания, а главное, неся в себе неизгладимую память об Иерусалиме и тягу к Сиону, еврейство только в России и только в XIX веке сделало Палестину действующим принципом. В этой связи можно сказать, что возникновение русского еврейства суть эпохальное явление еврейского галута, Вводя понятие автоэмансипации, только национального самосознания еврейской личности, Пинскер непроизвольно удостоверил культурологическую природу палестинофильства, ибо обращение к материнским корням определяется целью духовной полноты личности, то есть того, что единственно сотворяет культуру как культ личности . Такая индивидуально-личностная содержательная сущность автоэмансипации Пинскера непосредственно вводит ее духовную консистенцию в соответствие с духовным комплексом русской школы Соловьева с ее вознесением индивидуальной значимости личности.
Но как национальное лицо, взятое в образе личного достояния, может способствовать сочленению (сублимации) культур посредством притяжения к иному национальному лицу или притяжения духовностей, так это же национальное лицо, попав под власть принципа превосходства, может стать источником отталкивания и раздора . Итак, что реализуется в еврейской действительности — национальное лицо в качестве культурородного притяжения или национальная масса в форме принципа национального превосходства, вызывающая отталкивание? Это вопрошание составляет имплицитный (скрытый, невыраженный) смысл многозначительного, хоть и малого по объему, сочинения Л. Пинскера, и данная двойственность слагает принципиальное содержание русского сионизма в его per se. Административный антисемитизм русского самодержавия в случае его самочинного и монопольного определения формирует позиции отталкивания с обоих сторон. Пинскер не мог обойти это обстоятельство и в таком случае он провозглашал еврейское национальное осознание ответной мерой на внешнюю угрозу , что легло в основу националистического палестинофильства . Предпосылку последнего Пинскер выводил как несовместимость евреев с другими народов". Изобличения Л. Пинскера достигают драматических высот" «… мы видим, что еврей является мертвецом для чужих, чужим — для коренных жителей, скитальцем — для туземцев, нищим — для имущих, эксплуататором и миллионером — для бедняков, для патриотов — существом, лишенным отечества, для всех классов — ненавистным конкурентом», а юдофобия, по представлению Пинскера, витает над евреями, как зловещий фантом, преизбыточный и неизбежный: «Юдофобия — это психоз: как таковой она наследственна и как болезнь, в течение двух тысяч лет переходившая по наследству, стала неизлечимой» и еще: «Еврейство и ненависть к еврейству проходят рука об руку в течение столетий через историю… Надо быть слепым, чтобы не видеть, что евреи — „избранный народ“ для всеобщей ненависти. Пусть народы расходятся в своих стремлениях и инстинктах — в своей ненависти к евреям они протягивают друг другу руки; в этом единственном пункте они все согласны». Это и есть европейский стандарт антисемитизма. В совокупности данные рассуждения выкристаллизовались в конечный, в отличие от прежних более или менее предположительных соображений, чеканный силлогизм: «… мы должны понять, что пока мы не будем иметь, как другие народы, свой собственный национальный дом, мы должны раз навсегда отказаться от благородной надежды сделаться равными со всеми людьми» (1999, с. с. 113, 111, 109).
Итак, в творении Пинскера в свернутом виде даны две противоположные тенденции, которые впоследствии определили историческую судьбу русского еврейства и которые, огрубляя, можно обозначить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Однако не только еврейское духовное тело присутствует в качестве конструктивной детали в познавательной системе Вл. Соловьева, но и познавательные импульсы этой последней находили созвучие и отзвуки в настроенном инструменте еврейского духовного оркестра. К примеру, Вл. Соловьев указывает: «Я говорю, что отвергающие религию в настоящее время правы, потому что религия в действительности является не тем, чем она должна быть». В этих словах видятся русские основания опровержению тезиса, удостоверенного в европейском еврействе о том, что религия есть первооснова всего еврейского сущего. А в положительном суждении Вл. Соловьева открыто прочитывается начертание religare, на котором зиждется фундамент еврейской духовности: "Религия, говоря вообще и отвлеченно, есть связь человека и мира с безусловным началом и средоточием всего существующего" (1999, с. 27; выделено мною — Г. Г. ). Разница здесь в том, что Соловьев говорит о связи человека с Богом («безусловным началом»), только о максимально всеобщем отвлечении, а в положениях о еврейской духовности прозревается связь духов между собой, только максимальная конкретизация. Зато поэтические строки Вл. Соловьева выражают динамический принцип еврейской духовности с художественной непосредственностью:
Не миновать нам двойственной сей грани:
Из смеха и из глухих рыданий
Созвучие вселенной создано.
Изложенным не исчерпывается, а только фиксируется факт наличия духообмена между евреями и русским философом Вл. Соловьевым, но даже беглого обзора достаточно, чтобы убедиться во лжи и навете утверждения А. Красильщикова, пользующегося рецептурой школы Ш. Эттингера: «Я уже писал как-то, что юдофобы, на мой взгляд, делятся на две категории: первая — считает, что всех евреев необходимо убить, вторая — убеждена, что евреи должны уничтожить себя сами. Увы, юдофобов из второй категории наш народ, страдающий от одиночества, часто считал юдофилами. Заслужил эту славу знаменитый русский религиозный философ Вл. Соловьев» («Еврейский камертон» 1. 08. 2002).
Таким образом, русское еврейство, обособив свою ядерную самобытность в форме палестинофильства , не просто потянулось к зарождающемуся русскому духовному осознанию, но оно и было частью, хоть и своеобразной, этого воззрения, которое приобрело широкую известность под лапидарным названием " русская идея " (что будет расшифровано в соответствующем разделе трактата). Поэтому русское еврейство, по существу, первое просигналило о появлении на русском интеллектуальном горизонте нового феноменального светила — русской духовной философии , а потому еврейский коллекционер собирал книги Вл. Соловьева. Требуется знать, что уникальная продукция русского творящего духа, какая явилась после смерти Вл. Соловьева в форме русской духовной школы , была открыта для аналогичного созидания со стороны русского еврейства, хотя формально русское духовещание осуществлялось в поле религиозного христианского мировосприятия. Из всех таинств, скрытых в глубинах русско-еврейского симбиоза, это наиболее загадочное, и к этому не лишено любопытства, что практически все крупные представители русской духовной школы, а особенно обладатели собственных философских систем, не просто интересовались древнееврейским учением, но были его великолепными знатоками, — таковыми, помимо лидера Вл. Соловьева, были: братья князья С. Н. и Е. Н. Трубецкие, о. С. Н. Булгаков, Н. А. Бердяев, А. Н. Веселовский, Б. П. Вышеславцев, граф Л. Н. Толстой.
Итак, палестинофильство свершилось как культурная необходимость русского еврейства, посредством которого оно, с одной стороны, удостоверяет свое гражданство на русском духовном пространстве, а, с другой — преодолевает первоначально неблагоприятный для него (панславистский) творческий климат и соответственно непризнание культурной элиты страны. При этом русское еврейство выставляет как бы претензию, почерпнутую в вековых и глубинных пластах еврейской мудрости: на культурном поле плодотворную работу осуществляют самозначимые национальные лица , только участники культурного взаимоконтакта должны обладать собственными национальными формами. Вершина еврейской мудрости — царь Соломон (Шломо) завещал своим соплеменникам притчу: «Пей воду из твоего водоема и текущую из твоего колодезя. Пусть не разливаются источники твои по улице, потоки вод — по площадям. Пусть они будут принадлежать тебе одному, а не чужим с тобой» (Прит. 5:15-17).
Вековечное национальное достояние есть, несомненно, великое богатство, но великая мудрость, как учит мудрый царь, состоит в умении пользоваться этим богатством, а еще большая мудрость заключена в способности приумножать его, и такую способность Соломон называет " премудрость ". Подлинная культура развивается при условии, что между контактирующими (правильнее, сублимирующими) национальными полюсами будет осуществляться притяжение разносущностных духовных данностей, а в противном случае, — при отталкивании тех же духовных величин, — появляется типичное бескультурье , ярким образцом которого служит антисемитизм. Это вовсе не означает, что во взаимоотношениях русского и еврейского духостояний имеются только две возможности, а этим обозначаются два крайние пункта, между которыми пульсирует данное отношение, принимая особые виды и формы в зависимости от времени и места, а факт русского еврейства как такового говорит об исторической эффективности сочетания русского и еврейского элементов в России, не имеющем аналогов в европейской действительности.
Библией русского палестинофильства почитается работа Л. С. Пинскера «Автоэмансипация. Призыв русского еврея к соплеменникам», опубликованная в Берлине в 1882 году в виде небольшой брошюры. Сейчас уже не вызывает сомнения историческая заслуга Пинскера, сумевшего выразить в этой брошюре то, что существовало в эзотерическом, скрытом виде практически у каждого деятеля русского еврейства в жанре палестинофильства. «Призыв русского еврея» не только был обоснован исторической потребностью еврейского духа к развитию , но был обусловлен содержательной духовно-культурной тенденцией русского еврейства. Озабоченность Пинскера носила чисто русский характер и предназначалась для русского еврейства, хотя автор этого не понимал до конца своих дней, и не могла найти отзыв у европейского еврейства. В. Лакер писал: «Призывы Пинскера получили широкий отклик среди еврейских писателей в России. Но они остались практически незамеченными теми людьми, которым, собственно, были адресованы: имеются в виду западные и, в первую очередь, немецкие евреи, на которых Пинскер возлагал большие надежды. Главный раввин Вены, Йеллинек, вообще посоветовал Пинскеру отдохнуть в Италии и подлечить явно расшатавшиеся нервы» (2000, с. 109). Еще более определенно на этот счет высказался Ицхак Маор: "Сочинение Пинскера вызвало у еврейской общественности Германии сильное раздражение. На него обрушилась еврейская пресса на немецком языке, которая усмотрела в «Автоэмансипации» атаку на образ жизни и положение евреев Запада. Тезис Пинскера о том, что «евреям необходимо стать нацией», радикально противоречил всему искусственному мировоззрению «немцев Моисеева закона». Зато в национальном стане России брошюра была принята с энтузиазмом… " (1977, с. 18). Формально у Л. Пинскера существовал предтеча в стане русского еврейства — одесский писатель Моше Лилиенблюм, который в статье «Общееврейский вопрос и Палестина» написал: «Мы должны стремиться к колонизации Палестины, к заселению ее евреями так, чтобы в течение одного века евреи могли почти окончательно оставить негостеприимную Европу и переселиться в близкую к ней страну наших предков, на которую мы имеем историческое право» (цитируется по Ф. Канделю, 2002, ч. 2, с. 530-531). Но все дело в том, что Пинскеру не принадлежит идея палестинофильства, а Пинскер основал идеологию палестинофильства, составившую впоследствии ядро философии русского сионизма. Поэтому книга Пинскера, как написал в предисловии к изданию 1917 года виднейший деятель русского сионизма Менахем Усышкин, «… отравила, лишила покоя того, кто ее прочел, и он больше спокойно не мог жить; он становился апостолом великого Учителя и нес то в чертоги богатых, то в хижину бедняка благовесть об автоэмансипации». Несколько преувеличенно, но верно по сути, звучит высказывание Нелли Портновой: «Ни одно публицистическое сочинение в русской истории: декабристские проекты, чаадаевские Письма, статьи шестидесятников или народовольцев, — не оказывало такого мощного влияния на молодых читателей. Палестинофильские кружки стали возникать в разных городах…»(1999, с. 394-395) Магнитным, притягивающим к себе внимание возбужденных еврейских душ, моментом Пинскера стала старая еврейская истина, что в эпицентре всего совершающегося находится человеческая личность , через которую и в которой сосредоточивается Божье благоволение. Еврейское бытие, еврейская судьба, еврейское сознание не только проходят через каждую еврейскую самость, но и в ней черпают силу для своих свершений. В эпиграф своей работы Пинскер поставил изречение великого первосвященника Хиллеля (Гиллеля), где еврейским образом закодирована мысль об едино-началии индивидуального Я и которое в авторском выражении имеет вид: «Если Я не за себя, то кто же за меня; если Я только за себя, то зачем Я; и если не сейчас, то когда же?». Вопросительная форма тут есть еврейская форма утверждения, которым пророческие стенания Исайи еще более укореняются в еврейскую духовную глубину и тяга к Сиону делается двигателем внутреннего сгорания иудейской души. На этих чисто еврейских основах Л. Пинскер строит свой фундамент: «Подобно тому, как мы не имеем права делать другие народы ответственными за наше национальное несчастье, мы не имеем права всецело возлагать за них заботу о нашем национальном счастье». Таким способом ставится вопрос не об эмансипации евреев как некоем внешнепричинном уложении, юридически устраняющем их общественное неравенство, но об автоэмансипации как осознании каждым отдельным евреем, любой иудейской душой своего национального достоинства и своего национального лица, что в совокупности выливается в представлении о своем национальном доме - очаге . Совершенно справедливо отметил И. Маор: «Ведущую мысль брошюры отражает само название: автоэмансипация, то есть самоосвобождение, а не эмансипация как дар, ниспосланный свыше властями и правителями тех стран, где проживают евреи» (1977, с. I4).
Мысли Пинскера, таким образом, поместились в одном идеологическом русле, ложе которого составило понятие об эмансипации личности впротивовес европейской эмансипации коллектива , и Ш. Авинери отметил: «Среди поколения, где идея эмансипации сплотила вокруг себя всех тех, кто стремился к нормализации положения евреев в мире после Французской революции, термин „автоэмансипация“ превратился в вызов, брошенный образу мыслей, принятому среди образованной и либеральной еврейской общественности» (1983, с. 109). Отвержение принципов западной эмансипации входит составной, если не первейшей, частью автоэмансипации, а в философском разрезе это означает переход с коллективистского мирообозрения на сугубо еврейское индивидуалистское воззрение, а потому надежда на спасение еврейской популяции не может прийти извне , а необходимо таится внутри самого еврейства. Этим полнится идеология палестинофильства, внесенная в русское еврейство Львом Пинскером, что враз сделало русское еврейство специфическим отрядом всемирного еврейства. Ибо, невзирая на тысячелетние притеснения, имея за спиной ужас инквизиторских костров и унижения повсеместного изгнания, а главное, неся в себе неизгладимую память об Иерусалиме и тягу к Сиону, еврейство только в России и только в XIX веке сделало Палестину действующим принципом. В этой связи можно сказать, что возникновение русского еврейства суть эпохальное явление еврейского галута, Вводя понятие автоэмансипации, только национального самосознания еврейской личности, Пинскер непроизвольно удостоверил культурологическую природу палестинофильства, ибо обращение к материнским корням определяется целью духовной полноты личности, то есть того, что единственно сотворяет культуру как культ личности . Такая индивидуально-личностная содержательная сущность автоэмансипации Пинскера непосредственно вводит ее духовную консистенцию в соответствие с духовным комплексом русской школы Соловьева с ее вознесением индивидуальной значимости личности.
Но как национальное лицо, взятое в образе личного достояния, может способствовать сочленению (сублимации) культур посредством притяжения к иному национальному лицу или притяжения духовностей, так это же национальное лицо, попав под власть принципа превосходства, может стать источником отталкивания и раздора . Итак, что реализуется в еврейской действительности — национальное лицо в качестве культурородного притяжения или национальная масса в форме принципа национального превосходства, вызывающая отталкивание? Это вопрошание составляет имплицитный (скрытый, невыраженный) смысл многозначительного, хоть и малого по объему, сочинения Л. Пинскера, и данная двойственность слагает принципиальное содержание русского сионизма в его per se. Административный антисемитизм русского самодержавия в случае его самочинного и монопольного определения формирует позиции отталкивания с обоих сторон. Пинскер не мог обойти это обстоятельство и в таком случае он провозглашал еврейское национальное осознание ответной мерой на внешнюю угрозу , что легло в основу националистического палестинофильства . Предпосылку последнего Пинскер выводил как несовместимость евреев с другими народов". Изобличения Л. Пинскера достигают драматических высот" «… мы видим, что еврей является мертвецом для чужих, чужим — для коренных жителей, скитальцем — для туземцев, нищим — для имущих, эксплуататором и миллионером — для бедняков, для патриотов — существом, лишенным отечества, для всех классов — ненавистным конкурентом», а юдофобия, по представлению Пинскера, витает над евреями, как зловещий фантом, преизбыточный и неизбежный: «Юдофобия — это психоз: как таковой она наследственна и как болезнь, в течение двух тысяч лет переходившая по наследству, стала неизлечимой» и еще: «Еврейство и ненависть к еврейству проходят рука об руку в течение столетий через историю… Надо быть слепым, чтобы не видеть, что евреи — „избранный народ“ для всеобщей ненависти. Пусть народы расходятся в своих стремлениях и инстинктах — в своей ненависти к евреям они протягивают друг другу руки; в этом единственном пункте они все согласны». Это и есть европейский стандарт антисемитизма. В совокупности данные рассуждения выкристаллизовались в конечный, в отличие от прежних более или менее предположительных соображений, чеканный силлогизм: «… мы должны понять, что пока мы не будем иметь, как другие народы, свой собственный национальный дом, мы должны раз навсегда отказаться от благородной надежды сделаться равными со всеми людьми» (1999, с. с. 113, 111, 109).
Итак, в творении Пинскера в свернутом виде даны две противоположные тенденции, которые впоследствии определили историческую судьбу русского еврейства и которые, огрубляя, можно обозначить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66