А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Он прикоснулся к тому месту, откуда только что вышел, но стена там была идеально гладкой и прохладной. Он пошел вдоль стены, скользя ладонью по ее поверхности, пока не дошел до ступенек, ведущих вверх. Он поднялся по ним и оказался на крыше.
От увиденного захватило дух. Здание было таким высоким, что страшно было даже подойти к самому краю. Здесь было душно, хотя Он был в тени. Но что могло отбрасывать такую громадную тень? Он обернулся и от ужаса опустился на колени: над зданием возвышался исполинский башенный кран, по сравнению с которым само здание казалось ничтожным. Необъятный цилиндрический корпус крана уходил высоко вверх и заканчивался гигантской стрелой, нависшей над простирающимся внизу миром. Страшно было даже смотреть на кран, так как сразу начинала кружиться голова.
И все-таки Ему очень хотелось заглянуть вниз, и Он медленно пополз к самому краю. На кран старался не смотреть, иначе начинало казаться, что здание качается. Тогда приходилось замирать ничком, пережидая приступы паники.
Добравшись до оградительных перил, Он ухватился за них покрепче и заглянул вниз. Было очень высоко, но Он различил далеко внизу потоки прозрачной воды, огибающие здание и струящиеся далеко за горизонт. Здание стояло в русле какой-то небольшой речки. Ему захотелось посмотреть, что происходит с другой стороны — там, где возвышается кран. Он уже немного привык к оглушающему величию этого исполина и вскоре был с другой стороны здания.
Поверить в увиденное ему удалось не сразу. Потоки воды исходили от основания крана, представляющего собой кристально-чистую глыбу льда. Трубчатый корпус словно вмерз в гигантский айсберг. Но лед неумолимо таял, и приближался момент, когда он уже не сможет сдерживать невероятную массу, покоящуюся в нем. И тогда кран, увлекаемый тяжестью стрелы, рухнет на здание, сминая его, словно карточный домик…
В этот момент в Его голове появилось знание: спастись можно лишь на сцене гигантского театра. Но Он боялся того, что там находилось. Возможно, что лучше даже остаться здесь и сгинуть под низвергнувшимся железным исполином. Ему показалось, что кран покачнулся…
Пациент палаты интенсивной терапии Артем Михайлович Горин совместно с медперсоналом боролся за свою жизнь в течение полутора месяцев, прежде чем сознание начало возвращаться. Поначалу в сплошной темноте лишь изредка вспыхивали и гасли яркие точки. Иногда тьму прорезали лучи света, в поисках чего-то шарящие повсюду. Совсем изредка он едва различал очертания людей, а пару раз перед ним появлялось лицо доктора, когда-то делавшего ему операцию по восстановлению ноги. При этом до него вновь, как и раньше, доносились фразы: «везение», «счастливчик», «родился в рубашке». Поэтому он запутался — где воспоминания, а где происходящее сейчас.
И, наконец, наступил день, когда он начал осознанно приучать глаза к свету, пока сквозь прорезь на перебинтованном лице не увидел белый потолок над своем кроватью. Он подолгу смотрел на него, изучая каждую трещинку, а когда пытался взглянуть по сторонам, изображение сразу расплывалось. Фокусировалось оно, лишь когда он глядел прямо перед собой, и поэтому приходилось довольствоваться трещинками в побелке.
Еще через какое-то время, когда он смог обшаривать глазами почти всю палату без ущерба для качества изображения, Артем увидел сидящую за столом медсестру. В свете настольной лампы она увлеченно читала книгу в потертой мягкой обложке: может быть, медицинский справочник, но скорее всего какой-нибудь сентиментальный роман.
Горин пошевелил губами и почувствовал, что рот его тоже не перебинтован. В палате стояла тишина, нарушаемая лишь шуршанием переворачиваемых медсестрой страниц. Оглядев палату, насколько позволял обзор, Артем пришел к выводу, что помимо них двоих здесь больше никого нет. Он облизал пересохшие губы и негромко свистнул.
Медсестра подняла голову. Мысленно она еще какое-то время находилась в спальне роскошного замка, где коварный герой-соблазнитель склонял к грехопадению едва достигшую совершеннолетия наследницу огромного состояния, потерявшую накануне память, но вскоре вернулась в серую действительность, захлопнула книгу и включила освещение. Она подошла к приборам, громоздящимся возле Горина, пристально вглядываясь в их показания и гадая, какой же из них издал звук, заставивший отвлечься от захватывающего чтива, и что он мог означать в отношении этого спеленатого подобно мумии пациента…
Когда их взгляды встретились, Артем подмигнул девушке и произнес:
— Что у вас под халатом?
Вместо этого, правда, из его горла вырвался нечленораздельный хрип. Медсестра отшатнулась и выскочила в коридор.
Правда, вернулась она довольно быстро, в сопровождении какого-то пожилого доктора. Тот подошел, наклонился на некоторое время над Гориным, разглядывая приборы, после чего пощелкал пальцами над его лицом и шепотом произнес:
— Помнишь что-нибудь?
— Абсолютно все, — также шепотом ответил Артем.
— Каков фрукт, а? — уже нормальным голосом обратился к медсестре доктор. — Кто бы мог подумать?
— У вас просто золотые руки, — ответила та.
— Так это вас мне стоит благодарить за эту отсрочку? — спросил Артем. Его голос еще пока дребезжал и срывался, но уже был узнаваем.
— Себя, прежде всего себя, — доктор снова невпопад хохотнул и присел на краешек кровати. — Ты хоть помнишь, герой, сколько раз в тебя стреляли?
— Два? — Горин вспомнил окровавленное лицо Папы Карло.
— Два выстрела — раз, два выстрела — два, — доктор достал из кармана маленький никелированный молоточек и занес его над тумбочкой. — Два выстрела — три…
— Три выстрела! — выкрикнула медсестра.
— Продано! — доктор стукнул молоточком о тумбочку так, что звякнули стоящие на ней склянки с лекарствами.
Горин улыбнулся: он всегда ценил в медицинских работниках их цинизм и безграничное чувство юмора. Черного юмора.
— Первое ранение было сквозным, — перешел доктор на серьезный тон и подал медсестре знак удалиться. — Пуля должна была просто оцарапать, но встретила на своем пути ребро и изменила траекторию, слегка задев печень. Вторая пуля прошла в нескольких миллиметрах от сердца и застряла в плечевом суставе. И, наконец, третью, самую поганую, я вытаскивал из твоей головы. Невероятно! Ты, похоже, слыл настоящим счастливчиком? Небось в азартных играх всегда везло?
— Да уж! — усмехнулся Горин.
— Я боялся, что в любой момент произойдет кровоизлияние в мозг, — продолжал доктор. — Видал я парней и покрепче, которые в такой ситуации и получаса у меня на столе не жили, а у тебя сейчас даже внутричерепное давление практически в норме. Нет, дружок, здесь медицина бессильна, только лишь вмешательство высших сил. — Он встал.
— Постойте! — окрикнул его Артем. — Что мне грозит?
— Скорая выписка, — развел руками доктор.
— У меня что-то серьезное? Я смогу жить прежней жизнью?
— От большого спорта я бы предостерег, а в остальном… — Доктор развел руками.
— Но почему я не чувствую своих конечностей? — Горин попытался оторвать голову от подушки.
— Экий прыткий! — доктор хлопнул себя по бедру. — У нас люди годами лежат, чтобы после какой-нибудь производственной травмы оклематься, ясно? А мышцы еще некоторое время восстанавливаться будут, может, с недельку. Просто их ткани химикатами забиты, которыми тебя пичкать пришлось. А что-нибудь особенно беспокоит? Болит?
— Да нет, — ответил Горин.
— Удивительно! В общем, благодари судьбу и наслаждайся жизнью. — Насвистывая, доктор вышел из палаты.
Однажды, проснувшись, Горин обнаружил сидящего возле своей койки Левченко, накинувшего на плечи белый халат. К этому времени Артем еще не ходил, но уже в какой-то мере мог управлять руками. Они даже обменялись рукопожатиями.
— А раньше зайти не мог? — укоризненно спросил Горин.
— Вот сколько подписей пришлось собрать, чтобы пропустили! — Левченко показал покрытый резолюциями листочек бумаги.
— Это в связи с чем? — удивился Артем.
— А черт их знает, — пожал плечами Левченко, — Дело вроде как закрыто, я постараюсь по возможности оградить тебя от лишних расспросов и пообещал начальству, что сам возьму у тебя показания.
— Вот спасибо, Эдуардович!
— Как ты вообще чувствуешь себя? — спросил Левченко. — Вот, Ольга фрукты тебе передала, чтобы поправлялся быстрее.
— Благодарю, — Артем покосился на пакет, лежащий на тумбочке. — Привет им с Аленкой от меня. Я в порядке, скоро начну выписку требовать, как ни странно.
— На самом деле — странно, — согласился Левченко. — Я видел твою квартиру почти сразу после того инцидента. Все было в крови. Кстати, я распорядился — там все отмыли, насколько это было возможно, чтобы тебе было куда возвращаться.
— Я твой вечный должник, Саня, — покачал Горин головой.
— Я примерно предполагаю, но все-таки — что там у вас случилось? — взгляд Левченко снова стал цепким и внимательным.
— Да по-идиотски все вышло, — начал объяснять Горин. — Вернулся домой, а меня там эти двое отморозков поджидали: Папа Карло и еще один, не помню клички…
— Который в гостиной у стены лежал? — уточнил Левченко.
— Да, он самый, — кивнул Артем. — Начали вешать на меня убийство Зафара, устроили перепалку, в ходе которой Папа Карло своего дружка на тот свет отправил. Я, воспользовавшись заминкой, попытался улизнуть, да чертова нога меня подвела — отказала у самой двери. Вот здесь-то Папа Карло меня и застукал. С тебя продолжение.
— Продолжение короткое, — ответил Левченко. — Перевернув все в твоей квартире вверх дном, Карло доковылял до своей «БМВ», возле которой мои парни его и взяли — после убийства Зафара я за Папой Карло слежку установил. Ты, кстати, ему нос сломал. Он уже сильно и не сопротивлялся: крови много потерял, видимо. Взять с поличным, так что сидит сейчас в изоляторе, залога ждет.
— Трофейщика-то не отловили еще? — спросил Горин, как только Левченко замолчал.
Тот скривился и отрицательно помотал головой.
— Кстати, а что Папа Карло у тебя искал? — вернулся Левченко к инциденту.
— Куклу одну японскую, — рассмеялся Горин. — Такой доверчивый малый оказался.
Левченко усмехнулся.
— Ничего больше не хочешь сказать? — спросил он.
— Хочу попросить тебя кое о чем, — Артем перешел на шепот.
— Конечно, — Левченко склонился.
— У тебя еще остались связи в Комитете? — спросил Горин.
— Да, еще имеются, — подтвердил Левченко.
— Говорят, у них какой-то отдел есть, называется «Тополь-8», не слышал случайно?
— Нет. — Было похоже, что Левченко хочет еще о чём-то спросить.
— С делом Трофейщика совсем туго, Эдуардович? — спросил Артем.
— Совсем, Михалыч, — Левченко стал мрачнее тучи. — Чем думаешь заниматься, когда выпишешься?
— Еще не знаю, Саня. Дай мне немного времени, хорошо? Я что-то даже обдумать ничего не успеваю последнее время: только соберусь с мыслями, а меня тут же свинцом нашпигуют, словно гуся в Новый год. Дайте мне передышку, ладно?
— Ты прав. — Левченко поднялся. — Я еще заскочу на днях, если сквозь бюрократию удастся пробиться, — он потряс бумагой с подписями.
— Обязательно заходи, если мой вид не слишком тебя пугает, — произнес Артем. — Мою просьбу не забудь, ладно?
Левченко кивнул и удалился, махнув напоследок рукой.
На следующее утро, хорошенько отоспавшись, Артем, как обычно, позавтракал при помощи медсестры и дождался, пока она уйдет из палаты. После этого приподнялся, опираясь на руки, сел, свесив едва слушающиеся ноги с кровати, и замер, пока не унялось головокружение.
Дотянувшись до пластиковой бутылки с минеральной водой, стоящей на тумбочке, он едва не потерял равновесие и схватился за спинку кровати, чтобы не упасть. Взяв бутылку в одну руку, он сначала произвел несколько сгибаний в локте, затем столько же раз поднял ее над головой. То же самое было проделано другой рукой.
После упражнений с бутылкой руки Горина тряслись, словно с глубочайшего похмелья, но надо было еще уделить внимание ногам. Он несколько раз выпрямил каждую из них, задерживая ногу в верхней точке настолько долго, насколько хватало сил. Вскоре его лицо под бинтами взмокло от напряжения. Артем, помогая себе руками, поместил ноги обратно на кровать и откинулся на подушку. Для первого раза вполне достаточно..
Александр Эдуардович Левченко, придя домой, ещё даже не успел разуться, когда раздалась назойливая трель телефона. Его жена Ольга подала трубку. Услышав голос своего заместителя, капитана Сизова, Левченко понял, что снова остался без горячего ужина.
— Эдуардович, опять Трофейщик, — скороговоркой произнес Сизов, что-то при этом жуя. — Улица Пирогова, дом тридцать два. Жду тебя там.
Левченко вышел из подъезда и направился за машиной на стоянку, откусывая на ходу бутерброд, наспех сооруженный Ольгой.
Спустя некоторое время при осмотре места преступления ему стоило больших усилий оставить этот бутерброд в своем желудке.
— Рассказывай, — удрученно обратился Левченко к Сизову, когда они вдвоем склонились над трупом мужчины с расколотой, словно арбуз, головой.
— Власов Алексей Геннадьевич, — начал излагать Сизов. — Последние пару лет работал в таксопарке, шофером. Не судим. Возраст сорок один год. Жена с ребенком смотрели телевизор и ничего не слышали, в гости никто не заходил. Когда жена вошла в спальню, все уже произошло. У нее хватило сил лишь поднять трубку и вызвать милицию. Смерть наступила от обширной черепно-мозговой травмы. Похоже на то, что его изо всех сил шибанули головой о подоконник. Ничего особенного в поведении мужа женщина в последнее время не замечала.
— Что он забрал с собой, уже выяснили? — спросил Левченко.
— Вдова пока не в состоянии что-либо сказать, но при беглом осмотре никакой пропажи не обнаружила, — ответил Сизов. — Покойный носил нательный крестик и золотое обручальное кольцо: все на месте.
— Завтра прокуратура по этому поводу снова мозги прочищать будет, — поморщился Левченко, когда они вышли на озаряемую мигалками улицу.
— Как думаешь, Эдуардович, — спросил Сизов, предлагая Левченко сигарету. — Поймаем мы когда-нибудь эту тварь?
— Всех рано или поздно ловят, — Левченко закурил. — Только вот в уголовном кодексе еще наказания для него не придумано.
Когда Александр Эдуардович вернулся домой, его жена и дочь уже давно спали.
К моменту очередного визита Левченко в больницу Горин уже совершал недолгие прогулки на костылях и регулярно упражнялся с кистевым эспандером, который ему принесла из кабинета лечебной физкультуры медсестра. Кроме того, с головы уже сняли повязки, и о недавнем ранении напоминал лишь шрам, выделявшийся на выстриженном участке головы.
Когда Левченко вошел в палату, Артем стоял, опираясь на костыли, у окна.
— Наслаждаешься пейзажем? — спросил Левченко.
— А, привет, Эдуардович, — Артем доковылял до кровати и уселся. Левченко занял стоящий рядом стул. — Смотреть здесь особо не на что: машины, снующие куда-то, люди, спешащие за чем-то…
— Неплохо выглядишь для человека, испытавшего на себе контрольный выстрел, — ухмыльнулся Левченко.
— Чувствую себя заметно хуже. Мышцы по всему телу ноют постоянно, пуля, видимо, какой-то центр в мозгу задела, башка болит все время. Заново ходить вот учусь, — Артем кивнул на костыли. — Трофейшика, я так понимаю, все еще не поймали?
— У вас тут телевизор есть? — спросил Левченко.
— Ага, в холле, — кивнул Артем. — И газетки иногда почитываю.
— И что, внутренний голос безмолвствует? — По выражению лица Александра было неясно, серьезно он говорит или нет.
— Ты это о чем, Эдуардович? — Артем зевнул.
— Да все о том же, Михалыч. Я тебе материалы по этому делу хоть завтра же передать готов…
— Стоп, стоп, — Артем поднял ладонь. — Ты, кажется, запамятовал, что мне в свое время наше с тобой общее начальство дало увесистый пинок под зад…
— Ах, вот оно что! — Левченко вскочил и зашагал из угла в угол. — Значит, теперь обиженный и обозленный Артемчик таким вот образом решил всем отомстить!
— Зря ты так, Эдуардович, ни на кого я зла не держу. — Горин отхлебнул минералку из бутылки. — И слышать от тебя такое, честно говоря, не очень-то приятно. Просто мне уже надоело выполнять грязную работу для какого-то дяди, который, попользовавшись, выбросит ненужного больше Горина на помойку. Мне всего этого дерьма на три жизни хватит…
— Значит, в позицию встал? — Левченко резко остановился возле кровати. — По хрену значит, пускай этот урод полгорода вырежет, а у самостоятельного Артема Михайловича Горина теперь, видите ли, собственная гражданская позиция!
— Да кто ты такой? — вспыхнул в ответ Артем. — Чем я кому обязан? Меня самого едва на тот свет не отправили, если еще не забыл! Что, начальство пальчиком грозит? Кресло под задницей зажгло?
— Моя бы воля, — произнес Левченко уже более спокойно и снова сел на стул, — послал бы все к чертовой матери, сгреб семью в охапку и уехал бы отсюда как можно дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57