Я написала "пытается", хотя на самом деле у
него это вполне получилось, по крайней мере, сначала, потому что я была
просто поражена. Потом я вырываюсь - сейчас это кажется почти забавным,
хоть мне и до сих пор противно - и падаю с бревна прямо на спину. Я смяла
себе всю блузку и поцарапалась. Тут я начала кричать. Говорят, история
повторяется. И действительно, это было так похоже на тот день, когда мы
были на моле с Джессом и я прикусила язык.
Через секунду Гарольд уже наклоняется надо мной и спрашивает, все ли
со мной в порядке, краснея до самых корней своих только что вымытых волос.
И тут я начинаю хихикать.
"Что тут такого забавного?" - спрашивает Гарольд, поднимаясь на ноги.
У меня от смеха на глазах выступают слезы. Но потом я понемногу
успокаиваюсь и хочу попросить Гарольда, чтобы он посмотрел, сильно ли я
поцарапала спину. Но я этого не делаю, потому что он может принять это за
ВОЛЬНОСТЬ.
"Фрэн, - говорит Гарольд. - Мне так трудно тебе об этом сказать".
"Может, тогда лучше не говорить?" - отвечаю я.
"Я должен, - говорит он. - Фрэнни, я люблю тебя".
Конечно, я это знала. Было бы проще, если бы он хотел только спать со
мной. Но любовь гораздо опаснее. Как ответить ему нет? По-моему, есть
только один способ.
"Я не люблю тебя, Гарольд", - сказала я.
Его лицо сразу как-то обмякло. "Это из-за него, не так ли? Из-за Стью
Редмана?"
"Не знаю", - сказала я.
"Зато я знаю". Голос его стал пронзительным, и в нем зазвучали нотки
жалости к самому себе. "Конечно, я знаю. Я знал это еще в тот день, когда
мы его встретили. Я не хотел брать его с нами, потому что я _з_н_а_л_. А
он сказал..."
"Что он сказал?"
"Что он не хочет тебя! Что ты можешь быть моей!"
"И ты просто получил меня в подарок, как пару новых туфель, так,
Гарольд?"
Он не ответил, быть может, поняв, что слишком далеко зашел. С
некоторым усилием я припомнила тот день в Фэбиане. Реакция Гарольда на
Стью была реакцией собаки, во двор к которой - в ее владения - вошла
другая, незнакомая собака. Я почти представила себе, как на загривке у
Гарольда дыбом поднимаются волоски. И я поняла, что слова Стью были
сказаны для того, чтобы превратить нас из собак в людей. А разве не в
этом-то все и дело? Я имею в виду ту адскую борьбу, которая ведется за
наши души? А если это не так, то зачем вообще мы пытаемся вести себя
прилично?
"Я никому не принадлежу, Гарольд", - сказала я.
Он что-то пробормотал.
"Что?"
"Я говорю, что со временем, возможно, тебе придется изменить свое
мнение на этот счет".
Глаза Гарольда устремились куда-то вдаль. Он сказал: "Я знаю таких
людей. Поверь мне, Фрэнни. Такой парень играет в футбол на месте
полузащитника, но в классе сидит, плюясь вокруг шариками из жеваной
бумаги, потому что он знает, что учитель натянет ему троечку, чтобы он
смог продолжать играть. Такой парень трахается с самой хорошенькой
болельщицей, а она считает его вторым Иисусом Христом. Такой парень
пердит, когда учитель литературы просит тебя прочитать свое сочинение,
потому что оно оказалось лучшим в классе. Конечно, трахальщицы любят его.
Так что удачи тебе, Фрэнни".
А потом он просто ушел. Я уверена, что это был вовсе не тот
ВЕЛИЧЕСТВЕННЫЙ, ТОРЖЕСТВЕННЫЙ УХОД СО СЦЕНЫ, который он планировал. Скорее
это было похоже на то, что у него была тайная мечта, а я изрешетила ее
пулями - мечта о том, что все изменилось, что прошлое осталось в прошлом.
Мне его стало ужасно жалко, потому что он не играл в пресытившегося жизнью
циника, он действительно был таким циником, и отнюдь не пресытившимся, а
ранимым и несчастным. Его высекли. Но Гарольд никогда не сможет понять,
что сначала должно что-то измениться у него в голове, что мир останется
тем же до тех пор, пока Гарольд останется тем же. Он копит свои обиды, как
пираты копили сокровища...
Уф. Все вернулись, ужин съеден, сигареты выкурены, веронал роздан
(мой лежит у меня в кармане вместо того, чтобы растворяться в животе), и
все ложатся спать. После нашего с Гарольдом разговора ничего не
изменилось, разве что теперь он будет следить за мной и Стью. Я ужасно
злюсь, когда пишу эти слова. Какое право он имеет наблюдать за нами? Какое
право он имеет усложнять нашу и без того печальную ситуацию?
ЗАПОМНИТЬ: Извини, дневничок. Наверное, дело в моем настроении.
Ничего не могу вспомнить.
Когда Фрэнни подошла к нему, Стью сидел на камне и курил сигару. Он
сидел лицом к западу, где красное солнце вынырнуло из-под облаков и
готовилось зайти за горизонт. Хотя только вчера к их группе присоединились
четыре женщины, казалось, что это было уже очень давно.
Запах сигары напомнил ей об отце и о его трубке. Вместе с
воспоминанием появилась и скорбь, которая почти уже перешла в ностальгию.
Я примирюсь с твоей утратой, папочка, - подумала она. Ты ведь не
будешь против?
Стью оглянулся.
- Фрэнни, - сказал он с явным удовольствием. - Как поживаешь?
Она пожала плечами.
- По-всякому.
- Хочешь посидеть со мной на камне и посмотреть на заход солнца?
Она села рядом с ним, и ее сердце забилось чуть-чуть быстрее. Но в
конце концов, зачем она сюда пришла? Она ведь знала, в каком направлении
пошел Стью, и знала, что Гарольд и Глен с двумя девушками отправились в
Брайтон на поиски радиопередатчика (ради разнообразия, эта идея пришла в
голову Глену, а не Гарольду). Патти Крогер осталась в лагере, ухаживая за
двумя ослабевшими от борьбы подругами. Ширли Хэммет частично начала
выходить из своего оцепенения, но этим утром она всех разбудила, закричав
во сне и начав отбиваться от воздуха. Женщина без имени, похоже, двигалась
в другом направлении. Она сидела. Она ела, если ей подавали. Она мочилась
и испражнялась. Она не отвечала на вопросы. Она проявляла признаки жизни
только во сне. Несмотря на сильную дозу веронала, она часто стонала и
иногда вскрикивала. Фрэнни казалось, что она знает, кого видит в своих
снах эта бедняжка.
- Похоже, у нас впереди еще очень долгий путь, правда?
После секундной паузы он ответил:
- Более долгий, чем мы думали. Та старая женщина, она уже не в
Небраске.
- Я знаю... - начала она, а потом прикусила язык.
Он посмотрел на нее со слабой улыбкой.
- Вы не принимали лекарства, мадам.
- Мой секрет раскрыт, - сказала она, напряженно улыбаясь.
- И мы с тобой не одиноки, - сказал Стью. - Я сегодня днем
разговаривал с Дайной... - (она почувствовала глубокий укол ревности и
страха, когда услышала, с какой фамильярной интонацией он произносит ее
имя) - ...и она сказала, что ни она, ни Сюзан не хотят принимать
снотворное.
Фрэн кивнула.
- Почему ты перестал? Тебе давали снотворное... в том месте?
Он стряхнул пепел.
- Мягкое успокоительное на ночь - это все. Им не было смысла пичкать
меня таблетками, я и так был крепко заперт. Нет, я бросил пить веронал три
ночи назад, потому что я почувствовал, что... теряю контакт. - Он на
секунду задумался, а потом продолжил. - Глен и Гарольд хотят найти
радиопередатчик - отличная идея. А для чего нужен передатчик? Чтобы
вступать в контакт. Эти сны, они как радио у тебя в голове, правда,
передатчик сломался, и мы работаем только на прием.
- Может быть, мы и передаем тоже, - тихо сказала Фрэн.
Он посмотрел на нее удивленно.
Какое-то время они сидели молча. Солнце проглянуло сквозь облака,
словно желая попрощаться перед тем, как зайти за горизонт. Фрэн вполне
могла понять, почему древние люди молились ему. В беспредельном
спокойствии почти пустой страны солнце - да и луна тоже - начало казаться
чем-то более значительным и важным. Чем-то более личным. Эти яркие
небесные корабли теперь смотрели на тебя так же, как в детстве.
- Так вот, - сказал Стью. - Прошлой ночью мне снова снился сон об
этом черном человеке. Еще более страшный. Он отправляется куда-то в
пустыню. В Лас-Вегас, по-моему. И Фрэнни... кажется, он распинает людей...
тех, кто сопротивляется ему.
- Что он с ними делает?
- Так мне приснилось. Ряды крестов вдоль шоссе N_15, сделанных из
балок и телефонных столбов. А на них висят люди.
- Это просто сон, - сказала она неуверенно.
- Возможно. - Он затянулся и посмотрел на запад на алеющие облака. -
Но предыдущие две ночи, как раз перед тем, как мы наткнулись на этих
маньяков, мне снилась она - женщина, которая называет себя Матушкой
Абагейл. Она сидела в кабине старого грузовика, остановившегося на обочине
шоссе N_76. Я стоял рядом и разговаривал с ней совершенно естественно,
точно так же, как сейчас с тобой. И она сказала: "Вы должны двигаться еще
быстрее, Стюарт. Раз уж такая пожилая леди, как я, способна на это, то
такой крепкий техасский парень, как ты, и подавно." Стью засмеялся, а
потом бросил свою сигару и раздавил ее каблуком. С отсутствующим видом,
словно сам не подозревая о том, что делает, он положил руку Фрэнни на
плечи.
- Они едут в Колорадо, - сказала она.
- Да, похоже на то.
- Скажи... Дайна и Сюзан видели ее во сне?
- Обе. А прошлой ночью Сюзан приснились кресты. Совсем как мне.
- С этой женщиной теперь много других людей.
Стью согласился.
- Двадцать, а может быть, и больше. Ты же знаешь, мы проезжаем мимо
людей каждый день. Они просто прячутся и ждут, пока мы проедем. Они боятся
нас, но не ее... думаю, они придут к ней. В свое время.
- Или не к ней, - сказала Фрэнни.
Стью кивнул.
- Да, к нему. Фрэн, почему ты перестала принимать веронал?
Она вздохнула и подумала, надо ли говорить ему. Ей хотелось сказать,
но она боялась его реакции.
- Как можно рассчитывать на постоянство женщины? - сказала она
наконец.
- Действительно, никак, - согласился он. - Но существуют способы
догадаться о том, что они думают.
- Что... - начала она, но он закрыл ей рот поцелуем.
Они лежали в траве, освещенные последним светом сумерек. Пока они
занимались любовью, кроваво-красный свет уступил место более спокойному
пурпурному, и теперь Фрэнни могла видеть звезды, мерцающие сквозь
последние остатки облаков. Завтра будет хорошая погода, и к концу дня они
должны будут пересечь почти всю Индиану.
Стью лениво хлопнул по комару, парящему у него над грудью. Рубашка
его висела на ближайшем кусте. Рубашка Фрэн была на ней, но пуговицы были
расстегнуты.
- Я так давно хотел тебя, - сказал Стью, не глядя ей в лицо. - Думаю,
ты знала об этом.
- Я хотела избежать неприятностей с Гарольдом, - сказала она. - И
есть еще кое-что...
- Гарольду еще расти и расти, - сказал Стью. - Но если он возьмет
себя в руки, то у него есть шанс стать хорошим парнем. Он тебе нравится,
правда?
- Это не совсем подходящее слово. Нет слова в английском языке, чтобы
описать мои чувства к Гарольду.
- А как ты опишешь свои чувства ко мне? - спросил он.
Она взглянула на него и поняла, что не может сказать, что любит его,
не может произнести это прямо сейчас, хотя ей и очень хочется.
- Да нет, - сказал он, словно она в чем-то возразила ему. - Я просто
хочу прояснить ситуацию. Я думаю, ты не станешь сейчас говорить Гарольду о
том, что произошло. Так ведь?
- Да, - ответила она благодарно.
- Проблема может разрешиться сама собой. Я видел, как он смотрел на
Патти. Она примерно его возраста.
- Я не знаю.
- Ты чувствуешь себя его должником, так?
- Наверное, да. Мы остались в Оганквите одни, и...
- Это была чистая случайность, Фрэнни. Ты не должна чувствовать себя
обязанной из-за простой случайности.
- Наверное.
- По-моему, я люблю тебя, - сказал он. - Мне не так-то легко это
сказать.
- По-моему, я тоже тебя люблю. Но есть еще кое-что...
- Я знал.
- Ты спросил меня, почему я перестала принимать таблетки.
Она теребила свою рубашку, не осмеливаясь взглянуть на него. Губы ее
неестественно пересохли.
- Я боялась, что они могут повредить ребенку, - прошептала она.
Он схватил ее за плечи и развернул лицом к себе.
- Ты _б_е_р_е_м_е_н_н_а_?
Она кивнула.
- И ты никому не говорила?
- Нет.
- Гарольд знает?
- Никто, кроме тебя.
- Господи-ты-Боже-мой-черт-побери, - выдохнул он. Он смотрел ей в
лицо очень сосредоточенно, и она испугалась. Она ожидала одного из двух:
либо он немедленно порвет с ней (как, вне всякого сомнения, сделал бы
Джесс, если бы узнал, что она беременна от другого), либо обнимет ее и
скажет, чтобы она не беспокоилась, что он обо всем позаботится. Она не
ожидала этого удивленного, внимательного осмотра, и ей вспомнился тот
вечер, когда она разговаривала с отцом в саду. Взгляд Стью был очень похож
на взгляд отца. Она пожалела, что не сказала Стью о своей беременности до
того, как они занялись любовью. Может быть, тогда они вообще не стали бы
заниматься любовью, но, по крайней мере, он не мог бы почувствовать себя
обманутым, потому что она оказалась... как это там говорили в старые
времена? Подпорченным товаром. Думает ли он так? Она не знала.
- Стью? - спросила она испуганным голосом.
- Ты никому не сказала, - повторил он.
- Я просто не знала как. - Она чуть не плакала.
- Когда ты забеременела?
- В январе, - сказала она, и на глаза ее навернулись слезы. Он обнял
ее и дал понять, что все в порядке, не произнося ни слова. Он не говорил
ей, чтобы она не беспокоилась, или о том, что он обо всем позаботится, но
он снова занялся с ней любовью, и она подумала, что никогда не была так
счастлива.
Ни один из них не заметил Гарольда, скрытного и бесшумного, как сам
темный человек. Он стоял за кустами и смотрел на них. Никто из них не
знал, что глаза его превратились в крошечные смертоносные треугольники,
когда Фрэн закричала от наслаждения, объятая бурей продолжительного
оргазма.
Когда они кончили, было уже совсем темно.
Гарольд бесшумно скользнул прочь.
Из дневника Фрэн Голдсмит
1 августа 1990
Прошлой ночью ничего не записывала, была слишком взволнована и
счастлива. Стью и я теперь вместе. Занимались любовью дважды.
Он согласился с тем, что мне лучше скрывать тайну о моем Одиноком
Ковбое как можно дольше, до тех пор пока мы, даст Бог, не прибудем на
место. Колорадо, так Колорадо, я не против. Судя по тому, как я себя
чувствую этой ночью, в горах мне будет хорошо.
Но прежде чем оставить тему моего Маленького Ковбоя, я хочу сказать
еще об одном. Это связано с моим "материнским инстинктом". Существует ли
такая штука? Думаю, да. Возможно, это имеет гормональную природу. Я
чувствую себя не в своей тарелке уже несколько недель, но очень трудно
отделить изменения, вызванные беременностью, от тех, которые были вызваны
ужасным несчастьем, постигшим мир. Но, несомненно, во мне возникло
какое-то ревнивое чувство ("ревность" - в данном случае не самое точное
слово, но этой ночью я не могу выразиться удачнее), чувство, что ты
передвинулась немного поближе к центру вселенной и должна защищать свою
позицию. Вот почему веронал кажется опаснее плохих снов, хотя мое
рациональное "я" уверено в том, что веронал - во всяком случае, в таких
маленьких дозах, - ребенку повредить не может. И мне кажется, что это
ревнивое чувство также примешивается к моей любви к Стью. Я чувствую, что
люблю, как и ем, за двоих.
Пора заканчивать. Мне надо побольше спать, независимо от того, какие
сны мне приснятся. Нам не удалось пересечь Индиану так быстро, как мы
надеялись - из-за ужасного затора в Элкхарте. В основном там были
армейские машины. Много мертвых солдат. Глен, Сюзан Стерн, Дайна и Стью
забрали с собой все оружие, которое им удалось найти. Около двух дюжин
винтовок, несколько гранат и ракетную установку. Пока я пишу, Гарольд и
Стью пытаются разобраться в ее устройстве. Прошу Тебя, Господи, сделай
так, чтобы они не взорвались.
Что касается Гарольда, должна сказать тебе, дорогой дневничок, что он
НЕ ПОДОЗРЕВАЕТ НИ О ЧЕМ. Когда мы присоединимся к группе Матушки Абагейл,
наверное, ему надо будет сказать. Что бы ни случилось, нечестно будет
дальше скрывать от него.
Сегодня он в таком веселом настроении, каким я его никогда не видела.
Он так часто смеялся, что я подумала, что у него треснет лицо! Он сам
предложил Стью помочь ему с этой опасной штукой, и...
Но они идут сюда. Закончу позже.
Фрэнни спала крепко и не видела снов. То же самое можно было сказать
и о всех остальных, кроме Гарольда Лаудера. Спустя некоторое время после
полуночи он поднялся и подошел к тому месту, где лежала Фрэнни, встал
рядом с ней и устремил на нее свой взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
него это вполне получилось, по крайней мере, сначала, потому что я была
просто поражена. Потом я вырываюсь - сейчас это кажется почти забавным,
хоть мне и до сих пор противно - и падаю с бревна прямо на спину. Я смяла
себе всю блузку и поцарапалась. Тут я начала кричать. Говорят, история
повторяется. И действительно, это было так похоже на тот день, когда мы
были на моле с Джессом и я прикусила язык.
Через секунду Гарольд уже наклоняется надо мной и спрашивает, все ли
со мной в порядке, краснея до самых корней своих только что вымытых волос.
И тут я начинаю хихикать.
"Что тут такого забавного?" - спрашивает Гарольд, поднимаясь на ноги.
У меня от смеха на глазах выступают слезы. Но потом я понемногу
успокаиваюсь и хочу попросить Гарольда, чтобы он посмотрел, сильно ли я
поцарапала спину. Но я этого не делаю, потому что он может принять это за
ВОЛЬНОСТЬ.
"Фрэн, - говорит Гарольд. - Мне так трудно тебе об этом сказать".
"Может, тогда лучше не говорить?" - отвечаю я.
"Я должен, - говорит он. - Фрэнни, я люблю тебя".
Конечно, я это знала. Было бы проще, если бы он хотел только спать со
мной. Но любовь гораздо опаснее. Как ответить ему нет? По-моему, есть
только один способ.
"Я не люблю тебя, Гарольд", - сказала я.
Его лицо сразу как-то обмякло. "Это из-за него, не так ли? Из-за Стью
Редмана?"
"Не знаю", - сказала я.
"Зато я знаю". Голос его стал пронзительным, и в нем зазвучали нотки
жалости к самому себе. "Конечно, я знаю. Я знал это еще в тот день, когда
мы его встретили. Я не хотел брать его с нами, потому что я _з_н_а_л_. А
он сказал..."
"Что он сказал?"
"Что он не хочет тебя! Что ты можешь быть моей!"
"И ты просто получил меня в подарок, как пару новых туфель, так,
Гарольд?"
Он не ответил, быть может, поняв, что слишком далеко зашел. С
некоторым усилием я припомнила тот день в Фэбиане. Реакция Гарольда на
Стью была реакцией собаки, во двор к которой - в ее владения - вошла
другая, незнакомая собака. Я почти представила себе, как на загривке у
Гарольда дыбом поднимаются волоски. И я поняла, что слова Стью были
сказаны для того, чтобы превратить нас из собак в людей. А разве не в
этом-то все и дело? Я имею в виду ту адскую борьбу, которая ведется за
наши души? А если это не так, то зачем вообще мы пытаемся вести себя
прилично?
"Я никому не принадлежу, Гарольд", - сказала я.
Он что-то пробормотал.
"Что?"
"Я говорю, что со временем, возможно, тебе придется изменить свое
мнение на этот счет".
Глаза Гарольда устремились куда-то вдаль. Он сказал: "Я знаю таких
людей. Поверь мне, Фрэнни. Такой парень играет в футбол на месте
полузащитника, но в классе сидит, плюясь вокруг шариками из жеваной
бумаги, потому что он знает, что учитель натянет ему троечку, чтобы он
смог продолжать играть. Такой парень трахается с самой хорошенькой
болельщицей, а она считает его вторым Иисусом Христом. Такой парень
пердит, когда учитель литературы просит тебя прочитать свое сочинение,
потому что оно оказалось лучшим в классе. Конечно, трахальщицы любят его.
Так что удачи тебе, Фрэнни".
А потом он просто ушел. Я уверена, что это был вовсе не тот
ВЕЛИЧЕСТВЕННЫЙ, ТОРЖЕСТВЕННЫЙ УХОД СО СЦЕНЫ, который он планировал. Скорее
это было похоже на то, что у него была тайная мечта, а я изрешетила ее
пулями - мечта о том, что все изменилось, что прошлое осталось в прошлом.
Мне его стало ужасно жалко, потому что он не играл в пресытившегося жизнью
циника, он действительно был таким циником, и отнюдь не пресытившимся, а
ранимым и несчастным. Его высекли. Но Гарольд никогда не сможет понять,
что сначала должно что-то измениться у него в голове, что мир останется
тем же до тех пор, пока Гарольд останется тем же. Он копит свои обиды, как
пираты копили сокровища...
Уф. Все вернулись, ужин съеден, сигареты выкурены, веронал роздан
(мой лежит у меня в кармане вместо того, чтобы растворяться в животе), и
все ложатся спать. После нашего с Гарольдом разговора ничего не
изменилось, разве что теперь он будет следить за мной и Стью. Я ужасно
злюсь, когда пишу эти слова. Какое право он имеет наблюдать за нами? Какое
право он имеет усложнять нашу и без того печальную ситуацию?
ЗАПОМНИТЬ: Извини, дневничок. Наверное, дело в моем настроении.
Ничего не могу вспомнить.
Когда Фрэнни подошла к нему, Стью сидел на камне и курил сигару. Он
сидел лицом к западу, где красное солнце вынырнуло из-под облаков и
готовилось зайти за горизонт. Хотя только вчера к их группе присоединились
четыре женщины, казалось, что это было уже очень давно.
Запах сигары напомнил ей об отце и о его трубке. Вместе с
воспоминанием появилась и скорбь, которая почти уже перешла в ностальгию.
Я примирюсь с твоей утратой, папочка, - подумала она. Ты ведь не
будешь против?
Стью оглянулся.
- Фрэнни, - сказал он с явным удовольствием. - Как поживаешь?
Она пожала плечами.
- По-всякому.
- Хочешь посидеть со мной на камне и посмотреть на заход солнца?
Она села рядом с ним, и ее сердце забилось чуть-чуть быстрее. Но в
конце концов, зачем она сюда пришла? Она ведь знала, в каком направлении
пошел Стью, и знала, что Гарольд и Глен с двумя девушками отправились в
Брайтон на поиски радиопередатчика (ради разнообразия, эта идея пришла в
голову Глену, а не Гарольду). Патти Крогер осталась в лагере, ухаживая за
двумя ослабевшими от борьбы подругами. Ширли Хэммет частично начала
выходить из своего оцепенения, но этим утром она всех разбудила, закричав
во сне и начав отбиваться от воздуха. Женщина без имени, похоже, двигалась
в другом направлении. Она сидела. Она ела, если ей подавали. Она мочилась
и испражнялась. Она не отвечала на вопросы. Она проявляла признаки жизни
только во сне. Несмотря на сильную дозу веронала, она часто стонала и
иногда вскрикивала. Фрэнни казалось, что она знает, кого видит в своих
снах эта бедняжка.
- Похоже, у нас впереди еще очень долгий путь, правда?
После секундной паузы он ответил:
- Более долгий, чем мы думали. Та старая женщина, она уже не в
Небраске.
- Я знаю... - начала она, а потом прикусила язык.
Он посмотрел на нее со слабой улыбкой.
- Вы не принимали лекарства, мадам.
- Мой секрет раскрыт, - сказала она, напряженно улыбаясь.
- И мы с тобой не одиноки, - сказал Стью. - Я сегодня днем
разговаривал с Дайной... - (она почувствовала глубокий укол ревности и
страха, когда услышала, с какой фамильярной интонацией он произносит ее
имя) - ...и она сказала, что ни она, ни Сюзан не хотят принимать
снотворное.
Фрэн кивнула.
- Почему ты перестал? Тебе давали снотворное... в том месте?
Он стряхнул пепел.
- Мягкое успокоительное на ночь - это все. Им не было смысла пичкать
меня таблетками, я и так был крепко заперт. Нет, я бросил пить веронал три
ночи назад, потому что я почувствовал, что... теряю контакт. - Он на
секунду задумался, а потом продолжил. - Глен и Гарольд хотят найти
радиопередатчик - отличная идея. А для чего нужен передатчик? Чтобы
вступать в контакт. Эти сны, они как радио у тебя в голове, правда,
передатчик сломался, и мы работаем только на прием.
- Может быть, мы и передаем тоже, - тихо сказала Фрэн.
Он посмотрел на нее удивленно.
Какое-то время они сидели молча. Солнце проглянуло сквозь облака,
словно желая попрощаться перед тем, как зайти за горизонт. Фрэн вполне
могла понять, почему древние люди молились ему. В беспредельном
спокойствии почти пустой страны солнце - да и луна тоже - начало казаться
чем-то более значительным и важным. Чем-то более личным. Эти яркие
небесные корабли теперь смотрели на тебя так же, как в детстве.
- Так вот, - сказал Стью. - Прошлой ночью мне снова снился сон об
этом черном человеке. Еще более страшный. Он отправляется куда-то в
пустыню. В Лас-Вегас, по-моему. И Фрэнни... кажется, он распинает людей...
тех, кто сопротивляется ему.
- Что он с ними делает?
- Так мне приснилось. Ряды крестов вдоль шоссе N_15, сделанных из
балок и телефонных столбов. А на них висят люди.
- Это просто сон, - сказала она неуверенно.
- Возможно. - Он затянулся и посмотрел на запад на алеющие облака. -
Но предыдущие две ночи, как раз перед тем, как мы наткнулись на этих
маньяков, мне снилась она - женщина, которая называет себя Матушкой
Абагейл. Она сидела в кабине старого грузовика, остановившегося на обочине
шоссе N_76. Я стоял рядом и разговаривал с ней совершенно естественно,
точно так же, как сейчас с тобой. И она сказала: "Вы должны двигаться еще
быстрее, Стюарт. Раз уж такая пожилая леди, как я, способна на это, то
такой крепкий техасский парень, как ты, и подавно." Стью засмеялся, а
потом бросил свою сигару и раздавил ее каблуком. С отсутствующим видом,
словно сам не подозревая о том, что делает, он положил руку Фрэнни на
плечи.
- Они едут в Колорадо, - сказала она.
- Да, похоже на то.
- Скажи... Дайна и Сюзан видели ее во сне?
- Обе. А прошлой ночью Сюзан приснились кресты. Совсем как мне.
- С этой женщиной теперь много других людей.
Стью согласился.
- Двадцать, а может быть, и больше. Ты же знаешь, мы проезжаем мимо
людей каждый день. Они просто прячутся и ждут, пока мы проедем. Они боятся
нас, но не ее... думаю, они придут к ней. В свое время.
- Или не к ней, - сказала Фрэнни.
Стью кивнул.
- Да, к нему. Фрэн, почему ты перестала принимать веронал?
Она вздохнула и подумала, надо ли говорить ему. Ей хотелось сказать,
но она боялась его реакции.
- Как можно рассчитывать на постоянство женщины? - сказала она
наконец.
- Действительно, никак, - согласился он. - Но существуют способы
догадаться о том, что они думают.
- Что... - начала она, но он закрыл ей рот поцелуем.
Они лежали в траве, освещенные последним светом сумерек. Пока они
занимались любовью, кроваво-красный свет уступил место более спокойному
пурпурному, и теперь Фрэнни могла видеть звезды, мерцающие сквозь
последние остатки облаков. Завтра будет хорошая погода, и к концу дня они
должны будут пересечь почти всю Индиану.
Стью лениво хлопнул по комару, парящему у него над грудью. Рубашка
его висела на ближайшем кусте. Рубашка Фрэн была на ней, но пуговицы были
расстегнуты.
- Я так давно хотел тебя, - сказал Стью, не глядя ей в лицо. - Думаю,
ты знала об этом.
- Я хотела избежать неприятностей с Гарольдом, - сказала она. - И
есть еще кое-что...
- Гарольду еще расти и расти, - сказал Стью. - Но если он возьмет
себя в руки, то у него есть шанс стать хорошим парнем. Он тебе нравится,
правда?
- Это не совсем подходящее слово. Нет слова в английском языке, чтобы
описать мои чувства к Гарольду.
- А как ты опишешь свои чувства ко мне? - спросил он.
Она взглянула на него и поняла, что не может сказать, что любит его,
не может произнести это прямо сейчас, хотя ей и очень хочется.
- Да нет, - сказал он, словно она в чем-то возразила ему. - Я просто
хочу прояснить ситуацию. Я думаю, ты не станешь сейчас говорить Гарольду о
том, что произошло. Так ведь?
- Да, - ответила она благодарно.
- Проблема может разрешиться сама собой. Я видел, как он смотрел на
Патти. Она примерно его возраста.
- Я не знаю.
- Ты чувствуешь себя его должником, так?
- Наверное, да. Мы остались в Оганквите одни, и...
- Это была чистая случайность, Фрэнни. Ты не должна чувствовать себя
обязанной из-за простой случайности.
- Наверное.
- По-моему, я люблю тебя, - сказал он. - Мне не так-то легко это
сказать.
- По-моему, я тоже тебя люблю. Но есть еще кое-что...
- Я знал.
- Ты спросил меня, почему я перестала принимать таблетки.
Она теребила свою рубашку, не осмеливаясь взглянуть на него. Губы ее
неестественно пересохли.
- Я боялась, что они могут повредить ребенку, - прошептала она.
Он схватил ее за плечи и развернул лицом к себе.
- Ты _б_е_р_е_м_е_н_н_а_?
Она кивнула.
- И ты никому не говорила?
- Нет.
- Гарольд знает?
- Никто, кроме тебя.
- Господи-ты-Боже-мой-черт-побери, - выдохнул он. Он смотрел ей в
лицо очень сосредоточенно, и она испугалась. Она ожидала одного из двух:
либо он немедленно порвет с ней (как, вне всякого сомнения, сделал бы
Джесс, если бы узнал, что она беременна от другого), либо обнимет ее и
скажет, чтобы она не беспокоилась, что он обо всем позаботится. Она не
ожидала этого удивленного, внимательного осмотра, и ей вспомнился тот
вечер, когда она разговаривала с отцом в саду. Взгляд Стью был очень похож
на взгляд отца. Она пожалела, что не сказала Стью о своей беременности до
того, как они занялись любовью. Может быть, тогда они вообще не стали бы
заниматься любовью, но, по крайней мере, он не мог бы почувствовать себя
обманутым, потому что она оказалась... как это там говорили в старые
времена? Подпорченным товаром. Думает ли он так? Она не знала.
- Стью? - спросила она испуганным голосом.
- Ты никому не сказала, - повторил он.
- Я просто не знала как. - Она чуть не плакала.
- Когда ты забеременела?
- В январе, - сказала она, и на глаза ее навернулись слезы. Он обнял
ее и дал понять, что все в порядке, не произнося ни слова. Он не говорил
ей, чтобы она не беспокоилась, или о том, что он обо всем позаботится, но
он снова занялся с ней любовью, и она подумала, что никогда не была так
счастлива.
Ни один из них не заметил Гарольда, скрытного и бесшумного, как сам
темный человек. Он стоял за кустами и смотрел на них. Никто из них не
знал, что глаза его превратились в крошечные смертоносные треугольники,
когда Фрэн закричала от наслаждения, объятая бурей продолжительного
оргазма.
Когда они кончили, было уже совсем темно.
Гарольд бесшумно скользнул прочь.
Из дневника Фрэн Голдсмит
1 августа 1990
Прошлой ночью ничего не записывала, была слишком взволнована и
счастлива. Стью и я теперь вместе. Занимались любовью дважды.
Он согласился с тем, что мне лучше скрывать тайну о моем Одиноком
Ковбое как можно дольше, до тех пор пока мы, даст Бог, не прибудем на
место. Колорадо, так Колорадо, я не против. Судя по тому, как я себя
чувствую этой ночью, в горах мне будет хорошо.
Но прежде чем оставить тему моего Маленького Ковбоя, я хочу сказать
еще об одном. Это связано с моим "материнским инстинктом". Существует ли
такая штука? Думаю, да. Возможно, это имеет гормональную природу. Я
чувствую себя не в своей тарелке уже несколько недель, но очень трудно
отделить изменения, вызванные беременностью, от тех, которые были вызваны
ужасным несчастьем, постигшим мир. Но, несомненно, во мне возникло
какое-то ревнивое чувство ("ревность" - в данном случае не самое точное
слово, но этой ночью я не могу выразиться удачнее), чувство, что ты
передвинулась немного поближе к центру вселенной и должна защищать свою
позицию. Вот почему веронал кажется опаснее плохих снов, хотя мое
рациональное "я" уверено в том, что веронал - во всяком случае, в таких
маленьких дозах, - ребенку повредить не может. И мне кажется, что это
ревнивое чувство также примешивается к моей любви к Стью. Я чувствую, что
люблю, как и ем, за двоих.
Пора заканчивать. Мне надо побольше спать, независимо от того, какие
сны мне приснятся. Нам не удалось пересечь Индиану так быстро, как мы
надеялись - из-за ужасного затора в Элкхарте. В основном там были
армейские машины. Много мертвых солдат. Глен, Сюзан Стерн, Дайна и Стью
забрали с собой все оружие, которое им удалось найти. Около двух дюжин
винтовок, несколько гранат и ракетную установку. Пока я пишу, Гарольд и
Стью пытаются разобраться в ее устройстве. Прошу Тебя, Господи, сделай
так, чтобы они не взорвались.
Что касается Гарольда, должна сказать тебе, дорогой дневничок, что он
НЕ ПОДОЗРЕВАЕТ НИ О ЧЕМ. Когда мы присоединимся к группе Матушки Абагейл,
наверное, ему надо будет сказать. Что бы ни случилось, нечестно будет
дальше скрывать от него.
Сегодня он в таком веселом настроении, каким я его никогда не видела.
Он так часто смеялся, что я подумала, что у него треснет лицо! Он сам
предложил Стью помочь ему с этой опасной штукой, и...
Но они идут сюда. Закончу позже.
Фрэнни спала крепко и не видела снов. То же самое можно было сказать
и о всех остальных, кроме Гарольда Лаудера. Спустя некоторое время после
полуночи он поднялся и подошел к тому месту, где лежала Фрэнни, встал
рядом с ней и устремил на нее свой взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96