Вот так и получилось, что в первые дни октября 1948 года Серена уехала в Швейцарию с Ипполитой. Официально же подруги отправились в путешествие по Европе, что пришлось по нраву супругам Кривелли, которые посчитали инициативу дочери признаком зрелости и готовности остепениться. Никогда еще она не была так спокойна и рассудительна – наконец-то они могли хоть вздохнуть спокойно.
До тех пор, пока ее состояние это позволяло, Ипполита и в самом деле путешествовала вместе с подругой. Но с приближением родов обе женщины поселились здесь, в окрестностях одного из швейцарских городишек, в месте очень тихом и укромном, но не настолько, чтобы оказаться без акушерской помощи, которая со дня на день могла понадобиться одной из них.
За долгие месяцы совместной жизни они снова сблизились и подружились и жили в своего рода симбиозе, так что Серена уже заранее считала будущего ребенка Ипполиты настолько своим, точно она сама готовилась стать матерью.
В клинике, куда Ипполита периодически наведывалась для осмотра, она была записана как Серена Маджи, по мужу Вассалли. Для всех, в том числе и для хозяйки дома, местной крестьянки, а также для девушки, которая стирала и готовила на них, Ипполита была Сереной, а Серена – Ипполитой.
Конец февраля выдался в Швейцарии очень снежным. Снегопад беспрерывно продолжался уже два дня. Когда на третий день утром Серена попыталась выйти из дома, дверь оказалась замурована снежной стеной. Без посторонней помощи им было не выбраться. Она бросилась к телефону, чтобы позвонить акушеру, но в результате обильного снегопада линия была повреждена, и аппарат молчал.
Когда за завтраком она сообщила подруге эту новость, Ипполита заволновалась.
– Серена, я боюсь, – сказала она, жуя кусок хлеба, обильно намазанный маслом и медом.
– Хорошо еще, что страх не лишил тебя аппетита, – пошутила подруга, которая, однако же, и сама чувствовала себя не очень уверенно.
Но как раз после слов Серены аппетит у Ипполиты пропал.
– А если начнутся схватки, что мы будем делать? – спросила она.
– Не начнутся, – с деланной уверенностью сказала Серена, уклоняясь от ответа. – Приедет снегоочиститель и расчистит дорогу.
Но беспокойство Ипполиты с каждой минутой возрастало. Она отодвинула от себя поднос с едой, не в состоянии больше съесть ни кусочка.
– Нет, в самом деле, что с нами будет? – повторяла она. – Ведь это ужасно, если…
– Ну, перестань, – сказала Серена. – Единственно разумное, что можно сделать в нашем положении, это просто-напросто ждать. Подождем еще немного. Это то самое, что мы делаем уже не первый месяц. Нам ждать не привыкать.
Ипполита посмотрела на нее признательным взглядом.
– Что бы я делала без тебя, – проговорила она искренне. – Ты для меня просто ангел-хранитель.
Она допила свою обычную утреннюю чашку молока и, встав из-за стола, подошла к окну. Движения у нее были замедленные, дышалось ей последние дни с трудом.
– С вечера он не шевелится, – сказала Ипполита, наблюдая в окно за воздушным танцем двух белок, снующих по ветвям ели и стряхивающих с них снежную пыль.
– Возможно, он спит, – заметила Серена, которая знала не больше ее о беременности и родах, но уже усовершенствовалась в трудном искусстве ежечасно утешать капризную подругу.
Однако Ипполита не успокоилась.
– А вдруг он как раз собирается с силами для финального путешествия? – предположила она.
Серена взглянула на нее с укором.
– Сейчас же успокойся и прекрати каркать! – решительно сказала она. – Давай-ка лучше ложись на диван и послушай музыку. Это будет гораздо полезней и тебе, и твоему ребенку, которому тоже нужен покой.
Ей стоило немалого труда играть роль решительной и уверенной в себе особы. Начнись сейчас роды, она и сама не знала бы, что предпринять.
Включив проигрыватель, она поставила пластинку с «Лунной серенадой» Гленна Миллера. Нежная, приятная музыка успокоила обеих.
– Когда врач осматривал тебя в прошлый понедельник, он сказал, что до родов еще дней десять, – заметила Серена.
– Будем надеяться, – вздохнула Ипполита, растягиваясь на диване.
Серена принялась приводить в порядок комнату, в то время как подруга взялась за свое вязание.
– Серена, кажется, у меня начинаются схватки, – вдруг пробормотала Ипполита, трогая свой живот.
Серена тут же подошла, бросив уборку.
– Да нет, тебе просто показалось, – попыталась она успокоить подругу.
– Я не шучу, – сказала Ипполита. – У меня и в самом деле была схватка.
– А сейчас как ты себя чувствуешь? – спросила та.
– Все прошло.
– Ну и прекрасно, – улыбнулась Серена, чтобы скрыть свое беспокойство. – Ты просто неудачно повернулась или что-то вроде того. Сядь поудобнее, и все будет нормально.
Ипполита глубоко вздохнула и снова взялась за спицы, в то время как подруга достала с полки книгу и принялась листать ее. В светлом квадрате окна снег валил густыми пушистыми хлопьями, увеличивая и без того высоченные сугробы вокруг.
– Что приготовим сегодня на обед? – спросила Серена, чтобы развеять эту тягостную тишину, повисшую в доме.
– С вечера осталась рисовая запеканка, – напомнила Ипполита. – Можно, пожалуй, разогреть ее. И потом у нас есть еще ванильный пудинг.
– Надо проверить, – сказала Серена, используя это как предлог для того, чтобы отложить книгу и отправиться на кухню.
Ей хотелось хоть на несколько минут избавиться от этой атмосферы страха и ожидания, в которую они обе все больше погружались.
Но едва Серена открыла холодильник, как услышала испуганный крик Ипполиты. Поспешно она вернулась в комнату.
– У меня опять была схватка, – простонала Ипполита.
Оцепенев от страха, она сидела на диване и умоляющими глазами смотрела на подругу, которая и сама не знала, что делать.
Телефон вдруг ожил, и его резкие трели отдались в их ушах, словно музыка надежды.
Серена подняла трубку, и лицо ее просветлело.
– Ну, наконец-то! Линию починили, – радостным голосом возвестила она.
Ипполита тоже успокоилась.
– Позвони в клинику. Пусть приезжают за мной. Немедленно, – приказала она.
Набирая номер, Серена чувствовала, как рука у нее дрожит. Но тут же успокоилась, услышав голос врача, с которым телефонистка соединила ее.
– Здравствуйте. У моей подруги, синьоры Вассалли, начинаются роды, – сказала она. – Приезжайте скорее. Мы ждем вас.
Несмотря на напряженность момента, она не забыла переменить фамилию.
– Почему вы так уверены? – спросил врач.
– У нее была схватка около часа назад. А теперь другая. Нас засыпало снегом, и мы не можем выйти из дома, – объяснила она. – Конечно, это может быть ложная тревога, – добавила она, чтобы успокоить Ипполиту. – Но вы пришлите на всякий случай «Скорую помощь»? Хорошо?.. Разумеется… Если приедете вы сами, будет еще лучше… Спасибо, доктор… Спасибо.
Серена положила трубку и обернулась к подруге.
– Ну, вот видишь? Он приедет сам или пришлет кого-нибудь. Теперь ты должна успокоиться.
– Успокоишься тут, – простонала Ипполита, прислушиваясь к следующему болезненному сигналу своего тела и с отчаянием оглядываясь вокруг.
Мысль остаться здесь пленницей снежного завала приводила ее в ужас.
– Серена, прошу тебя, сделай что-нибудь, – умоляла она. – Мне плохо. Меня жутко тошнит и все внутри разрывается.
– Я уложу тебя в постель, – решила подруга.
Она отвела Ипполиту в маленькую комнатку с низким потолком и белеными стенами, которая служила им спальней, и помогла ей улечься в постель.
– Постарайся расслабиться, – посоветовала она, поправляя подушки. – Тебе станет легче. Доктор скоро придет. Все будет хорошо. – Серена хваталась за слова, чтобы побороть собственный страх, от которого болезненно сжималось сердце.
Время текло невыносимо медленно, а схватки становились все чаще и все сильней. Ипполита орала от ставших непереносимыми болей, а Серена, Потеряв голову, в панике бегала от телефона, который связывал ее с врачом, к изголовью рожающей подруги.
– Это бог наказывает меня за мои грехи! – стонала Ипполита в перерывах между схватками. – О господи, прости же меня! Прости!..
– Бог тебе поможет, – бормотала Серена. – Но и ты сама старайся давай. Ну-ка, толкай со всей силой, какая у тебя есть, – побуждала она, следуя указаниям акушера. – Сильней, Ипполита! Толкай!
Шейные мускулы роженицы были страшно напряжены, лицо от страшной боли исказилось до неузнаваемости. Серена до такой степени сопереживала ей, что чувствовала и на себе часть этих болей.
– Ну, давай! – уговаривала она. – Ну, постарайся. Давай!
Ипполита нечеловеческим голосом завопила, и тут подруга увидела, что показалась головка младенца.
– Молодец! – вскричала она. – Вдохни поглубже, а потом толкай опять что есть силы. Ну, еще немного! Толкай!
Ипполита послушно вдохнула и, собрав все свои силы, сосредоточилась на новом, на последнем толчке. То, что она испытала в следующий момент, больше не было просто болью – это было за пределами ее. Это было все и ничего! Самая низкая и самая высокая точка мироздания. Она умерла и тут же воскресла.
Ребенок выскользнул из ее лона. И все – и словно сразу утихла буря.
– Все в порядке! Он родился! – закричала Серена.
– Родился… – прошептала Ипполита, без сил откидываясь на подушки.
Она облизала пересохшие губы и улыбнулась, услыхав громкий плач младенца.
В этот момент подъехала «Скорая». Но акушерка, посланная из больницы, чтобы помочь роженице, приняла участие только в заключительной фазе этой операции. Ребенок оказался крупным и здоровым.
Так родился Франко Вассалли, сын Ипполиты Кривелли и Эдисона Монтальдо. Родился серым февральским днем в маленьком домике, погребенном под снегом на отрогах Швейцарских Альп. Его рождение сопровождалось запоздалыми угрызениями совести Ипполиты и страхом двух неопытных беспомощных жен-тин, оказавшихся в этот день в трудном положении. Ни Ипполита, ни Серена еще не представляли себе, какие последствия будет иметь их необычайный договор.
1952 год
В двадцать три года Эмилиано достиг предела своих мечтаний и пребывал в блаженной нирване счастья. Он с отличием окончил университет, у него была любимая работа в этом всегда увлекавшем его мире книг, но главное, у него была Ипполита, что представлялось ему наивысшим из всех земных благ.
После многих лет неустанных терпеливых ухаживаний ему, наконец, удалось завоевать ее сердце и жениться на ней. Супруги Кривелли купили молодоженам большую квартиру в прекрасном доме на виа Мороне, а Эдисон подарил сыну бриллиантовую булавку для галстука, свой фамильный талисман, и расширил его участие в делах издательства, сделав одним из директоров.
В середине января, сразу после свадьбы, Эмилиано с Ипполитой на своей огненно-красной «Ланче» уехали в Сен-Мориц. Несколько избранных друзей, готовых составить им компанию в катании на лыжах, ожидали их там в отеле «Палас».
Для Эмилиано это был первый настоящий отпуск после нескольких лет напряженной учебы и труда, и он решил по-настоящему насладиться им. Он имел теперь все, что хотел. Единственное, что беспокоило его, это здоровье Ипполиты, то странное состояние, в котором она пребывала. Почти каждую ночь он просыпался от тихого плача жены, который то прерывался стонами, то переходил в жалобный крик. Испуганный, он обнимал ее, ласково успокаивал, осторожно будя. Проснувшись, она тут же приходила в себя, а на его настойчивые расспросы отвечала нехотя.
– Не обращай внимания. Это просто ночной кошмар, – говорила она, отодвигаясь на свою половину. – Что-то нервы не в порядке. Приснилась какая-то чушь.
Как Эмилиано ни старался доискаться до таинственных причин этого со странным постоянством повторяющегося кошмара, ему не удалось добиться ничего. Оставалось надеяться лишь на то, что короткий отдых среди заснеженных швейцарских гор окажется для Ипполиты целительным.
В Сен-Мориц они приехали сразу после обеда. Выбрав в отеле небольшой, но очень уютный номер, из которого открывался чудесный вид на заснеженный, местами покрытый ельником перевал, Ипполита вызвала горничную, чтобы та помогла ей разобрать багаж, а сама тем временем решила принять теплый душ. Когда прислуга явилась, она была еще в ванной комнате. Эмилиано показал девушке чемоданы, и та сразу принялась за работу. Сам он тем временем пытался дозвониться до друзей, которые оставили им записки у портье в вестибюле.
Выйдя из ванной в своем длинном махровом халате, Ипполита оказалась лицом к лицу с горничной, удивленно уставившейся на нее. Простое крестьянское лицо девушки озарилось улыбкой.
– Синьора Вассалли! – воскликнула она, всплеснув руками от избытка чувств. – Как я рада видеть вас! А как ребеночек? Как себя чувствует ваш сынок?..
Узнав ее, Ипполита побледнела и оперлась о кресло, чтобы не упасть. Горничной была та самая девушка, которая четыре года назад, когда, поменявшись именами с Сереной Вассалли, она ждала рождения ребенка, помогала им по хозяйству в коттедже.
Ипполита знала, что когда-нибудь придет этот день и вскроется ее ложь. Испытывая глубокие, никогда не оставлявшие ее угрызения совести, она почти уже хотела этого. Все ее существо стремилось к освобождению, к тому, чтобы оплатить наконец этот висящий на ней счет. С каждым днем все неодолимей хотелось сбросить эту тяжесть с души. Возможно, и в Сен-Мориц она отправилась лишь затем, чтобы бессознательно найти какой-то детонатор, который помог бы взорвать эту скопившуюся в ней, как горючее вещество, ложь – взорвать, чтобы обрести в результате покой.
Но в первый момент она бессознательно прореагировала иначе – неожиданно воскликнув с яростным возмущением:
– Что такое? Кто вы такая? Что вы себе позволяете? – набросилась она на бедную девушку. – Мы с вами никогда не были знакомы! Я вижу вас в первый раз. Я не синьора Вассалли и не знаю ни о каком ребенке! – кричала она в то время, как ее глаза наполнялись слезами.
Обескураженная девушка мгновенно покраснела и в растерянности захлопала глазами. Она уже поняла, что совершила какую-то ошибку, и неуклюже пыталась загладить ее.
– О господи! Простите меня, синьора, – испуганно залепетала она. – Я девушка невежественная, я что-то напутала…
– Уходите, – указала ей на дверь Ипполита.
Девушка выскочила из номера почти бегом, а Ипполита бросилась на кровать и разразилась судорожными рыданиями.
Со своего места у телефона Эмилиано слышал непонятные слова горничной и видел реакцию жены. Пригвожденный к стулу, он силился понять, что за сцена только что разыгралась перед ним, что здесь произошло. Почему девушка так странно обратилась к его жене? С кем спутала Ипполиту горничная отеля «Палас»? И кто такая синьора Вассалли?.. Почему последовала такая бурная реакция на пустяковое недоразумение со стороны Ипполиты? Что бы все это значило? Чем все это объяснить?..
Тут было что-то еще. Не похоже все это на простую ошибку.
Все еще не в силах успокоиться, Ипполита билась в жестокой истерике. Она извивалась на постели, била по ней кулаком и кусала подушку с таким отчаянием, словно произошло что-то ужасное. Все было так, как во время ее полуночных кошмаров.
Эмилиано подошел к жене, вырвал, отбросил подальше подушку и внезапно дал ей с размаху пощечину. Ипполита вскрикнула, соскользнула с кровати на ковер и заслонила лицо руками, защищаясь от новых ударов.
– Да, это я!.. – закричала она. – Я мать ребенка! Это я синьора Вассалли!
Эмилиано был потрясен. Он еще не понимал, что происходит, но уже чувствовал, что в его жизни случилось что-то ужасное.
– Какой ребенок? – едва слышно спросил он. – О каком ребенке ты говоришь? – повторил он, наклонившись над нею.
Ипполита подняла свое красивое, искаженное горем лицо и, рыдая, рассказала ему все – всю историю своих отношений с Эдисоном Монтальдо. Она не скрыла ничего, не упустила ни одной подробности.
Слушая в звенящей, почти нереальной тишине укромного гостиничного номера эти признания своей жены, Эмилиано вспомнил тот случай четыре года назад, когда у его отца случился приступ. Ипполита была тогда с ним в его кабинете. И теперь, лихорадочно перебирая факты, сравнивая даты, сопоставляя подробности, он понял ясно все, что в тот день произошло. Перед ним была связная картина.
У него потемнело в глазах, жуткий спазм свел ему внутренности. Он бросился в ванную, и его вырвало. Обессиленный, Эмилиано стоял, глядя на свое отражение в зеркале над раковиной. Он смотрел на себя, но себя не узнавал. Он видел свой лоб и знакомую фамильную ямку на лбу, но ему казалось, что это не его лоб, что черты его расплываются в зеркале, деформируются, превращаясь в черты отца. Теперь он понимал, какую роль тот отвел ему и почему так способствовал его браку с Ипполитой.
– Я убью его! – пробормотал он глухо. – Собственными руками убью!..
Эмилиано вышел из ванной и, перешагнув через распростершуюся без движения на полу Ипполиту, быстрым шагом спустился в холл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39