Ей достаточно бросить один взгляд на финансовые сводки, и она уже знает, стоит ли вкладывать в предприятие деньги, пришло ли время покупать те или иные акции.До того как она перебралась в свой собственный мир, Джулия Кейн часто вспоминала о сыне, которого любила, и о муже, которого ненавидела. Она говорила о проклятии, которое раб наложил на монеты Лэнгтри, и вспомнила, что, как только она похитила ребенка и монеты, ей начали слышаться какие-то голоса.Аарон холодно улыбнулся своему отражению. Похоже, все остальные монеты находятся у Лэнгтри, и вскоре он станет обладателем шести монет и получит могущество короля. Харрисона Кейна следует хорошенько проучить – никто не смеет так пренебрежительно относиться к Аарону Галлахсру.Харрисон хочет получить Микаэлу Лэнгтри, но как только все тайны будут раскрыты, семейство Лэнгтри порвет с Кейном все отношения.Улыбка Аарона погасла, когда он увидел, как волос упал с его головы и скользнул в раковину, где уже лежало несколько волосков. Владея всеми монетами Лэнгтри и обладая Микаэлой, не нужно будет бояться облысения или импотенции. Аарон закрыл глаза и попытался представить Микаэлу – энергичную, красивую, чувственную.Вместо этого он увидел другую женщину, ее темная кожа говорила о том, что в ее жилах течет кровь американских индейцев, черные, как у Микаэлы, волосы были аккуратно заплетены в две длинные косички. На узком, заостренном лице горели черные глаза, уничтожающий взгляд этих глаз впивался в самое сердце. Галлахер почувствовал, как неведомая сила высасывает воздух из его легких…Когда Аарон наконец открыл глаза, в зеркале отражались лишь окостеневший страх и потное, перекошенное немым криком лицо.Опершись руками на раковину и с трудом переводя дыхание, Аарон попытался выбросить из головы возникший образ. В зеркале ничего нет, только пар, говорил он сам себе. Галлахер никогда не боялся брать то, что ему хотелось. Образ Клеопатры Лэнгтри возник лишь потому, что ему вспомнился ее портрет, когда он изучал историю семьи и монет. И ничего больше, убеждал он сам себя. Глава 11 Из дневника Захарии Лэнгтри:«Меня преследуют ночные кошмары – пушечные разрывы и стоны умирающих солдат. Я видел зло в душах людей и в самом себе. Но дьявольский секрет, хранящийся слишком долго, разъедает душу, а у меня, как и у моей жены, есть свои черные бури. Я вижу ее сейчас перед собой – она держит у груди нашего ребенка, глядя в огонь костра. Что видит она в этом пламени в этот полночный час? Клеопатру преследует мысль об утерянных монетах, она ведь обещала вернуть их в семью Лэнгтри».«Неж-но и не-спеш-но… утро подкрадется». В полночь Микаэла сидела у костра, обхватив колени руками и наблюдая за угасающим огнем. Она раскачивалась, сжимая в кулаке монету Лэнгтри и без слов напевая песенку, которая преследовала ее с той ночи. На рассвете они попытаются откопать скелет, чтобы найти останки маленькой Сейбл.И тогда все закончится. На этой истории можно будет поставить точку.Обуглившаяся ветка, которую Харрисон использовал в качестве вертела, почернела и теперь была бесплодной и мертвой, как все эти годы поисков. Кролик, убитый и приготовленный на костре Харрисоном, был тщательно упакован и припасен на утро.Прошедшим вечером Микаэла шла за Харрисоном, судорожно сжимая в кулаке кольцо; мысли о том, что произошло накануне, буквально разрывали ее сердце. Микаэла поднялась по камням до заброшенной дороги. Они остановились на середине мощеного тракта, между плитками которого уже давно проросла трава. Харрисон что-то говорил ей тогда, но слова не имели никакого значения, мысли были далеко, так она и стояла, полностью погруженная в себя. Это была своего рода защитная реакция от перенесенного только что удара – все эти годы Мария лежала тут, под этими камнями, и крошечное тельце Сейбл могло быть рядом с ней.Микаэла снова начала напевать «Неж-но и не-спеш-но», погрузившись в воспоминания о той ночи. Она даже не заметила, как быстро Харрисон собрал хворост и развел костер. Харрисон опять что-то говорил, склонившись над ней, гладил ее затылок, плечи, спину. Но Микаэла была одна, наедине со своими мучительными воспоминаниями.Харрисону удалось поймать и разделать кролика, он вымыл тушку в крошечном бурлящем ручье. Он успокаивающе говорил что-то Микаэле, пока кролик готовился на вертеле, как ребенку, вымыл ей лицо и руки. Он расшнуровал ее ботинки, снял грязную и порванную одежду и надел на Микаэлу свои джинсы, футболку и носки. Потом, пока готовился кролик, он держал ее на коленях, убаюкивая и разговаривая с ней.– Ты должна поесть, – сказал Харрисон спокойно и решительно. Он разрезал кролика на маленькие кусочки и стал кормить ее. Он говорил о новой камере, которую Микаэла получит, о том, как ему хотелось научиться готовить и заниматься садом, но у него никогда не хватало на это времени… Но Микаэла неотрывно смотрела в ночь.Тут обрела покой Мария, возможно, Сейбл… а Харрисон говорил, утешал, заставлял жевать, глотать, пить.Потом, пока она боролась с прошлым и готовилась встретить наступающее утро, он держал ее в объятиях и укачивал, чтобы она наконец почувствовала себя в тепле и безопасности.– Может быть, нам не следует ничего трогать, там могут находиться какие-нибудь улики. Возможно, мы должны поставить в известность представителей власти и дождаться их прибытия, – тихо и задумчиво предложил Харрисон.– Я не смогу, – ответила Микаэла возбужденно. – Я должна узнать. Сейчас. Я слишком долго ждала. Ты ведь поможешь мне, Харрисон? Правда? – спросила она, отчаянно опасаясь его отказа. А когда он нерешительно замедлил с ответом, она вновь спросила: – Да, Харрисон?– Мы сделаем так, как ты хочешь… иди ко мне, дорогая, – произнес он, укладывая ее на землю, все еще теплую от солнца. Харрисон лег рядом с Микаэлой и обнял ее. Она лежала, тесно прижавшись к нему. В ее теле и в мыслях была пустота. Ласкающая рука лежала на ее волосах, и Микаэла провалилась в сон. Ее разбудило беспокойное движение Харрисона. Его тело словно бы пыталось освободиться от невидимых оков, а из груди вырывались тихие протестующие вскрики…Отблески костра падали на суровое лицо Харрисона, прорезанное тревожными складками, губы беззвучно шевелились.Затем послышалась беспорядочная смесь слов и песни: «Эта колыбельная… Это слишком ужасно… как он мог? Ее не было там… не могла найти… Фейт, прости… Она похитила твоего ребенка… Черт возьми!»Беспорядочная речь внезапно перешла в колыбельную, которая преследовала Микаэлу всю жизнь: «Неж-но и не-спеш-но…»«Он изнасиловал ее… он изнасиловал твою мать. Будь он проклят!»Микаэла оцепенела, глядя на Харрисона, который во сне метался по земле, сражаясь с тенями прошлого. По его щекам лились слезы, он бил себя рукой по лицу, словно пытаясь стереть ночной кошмар.– Харрисон? – позвала Микаэла, страшась того, что мучило его сейчас, того, что скрывал этот ночной кошмар.– Боже мой! – Харрисон сел, все еще во власти ночных кошмаров, его лицо выражало страх и отвращение. Его отец изнасиловал Фейт Лэнгтри! Его мать похитила ребенка!Микаэла пыталась понять, пыталась отбросить охватывающий ее ужас, но разум подсказывал ей, что то, что было известно Харрисону, было таким зловещим и подлым, что доставляло ему невыносимые страдания. Его отец изнасиловал ее мать? Нет…– Харрисон! Харрисон!Микаэла наклонилась над ним, но он взмахнул рукой, и она упала на землю рядом с ним. Ей было не больно, но эти страшные вещи, о которых в полуночном бреду поведал Харрисон, повергли ее в ужас. Харрисон с силой потер руками лицо, его бил озноб. Все еще оставаясь в плену своих кошмаров, он вскочил, тут же напрягся, пытаясь понять, где он находится, и словно защищаясь от удара.Тяжело дыша, как будто он мчался по извилистой, опасной скалистой тропинке, Харрисон вновь потер лицо, словно желая стереть осадок от ночного кошмара и вернуться в реальность. В его глазах застыло мучительное страдание, лоб прорезали глубокие морщины, подбородок, заросший щетиной, ритмично двигался. Все мускулы его сильного тела сковал ужас, который невозможно было скрыть. Волосы Харрисона были взлохмачены – дрожащими пальцами он слегка пригладил их. Он изо всех сил пытался прийти в себя, вернуть ощущение реальности, Микаэла тихонько всхлипывала. Обернувшись, Харрисон увидел, что она поднялась.– Плохой сон, Микаэла… извини, – произнес он прерывистым голосом, резким движением руки стирая пот с лица.– Это страшнее, чем просто сон, Харрисон. – У Микаэлы перехватило дыхание, во рту было сухо, живот скрутило от страха, кровь застыла в жилах. – Ты только что сказал, что твой отец изнасиловал мою мать.Харрисон с силой выдохнул, будто его ударили кулаком в грудь, и посмотрел на луну, словно пытаясь подобрать слова. Он глубоко дышал, голая грудь быстро поднималась и опускалась. Проглотив комок в горле, Харрисон так сильно сжал кулаки, что побелели костяшки пальцев.– Может быть, пришло время… оно давно пришло. Двадцать восемь лет назад во время того бурана, когда твой отец и другие владельцы ранчо покинули дома, чтобы уберечь свое имущество и скот, когда они собирали замерзших и погибших животных, пытаясь спасти то, что еще уцелело, помогая друг другу… мой отец воспользовался этим. Он взял Фейт силой. А девять месяцев спустя родилась Сейбл.– Никто никогда…Микаэла не могла пошевелиться, потрясенная отвратительным рассказом, слишком отвратительным, чтобы быть правдой.– Ты вся дрожишь. Дай я…Харрисон сделал шаг к Микаэле.– Не прикасайся ко мне!Харрисон стоял совершенно неподвижно, на его лице читалось глубочайшее сожаление.– Да, конечно. Я понимаю.– Расскажи мне все, что тебе известно.– Отвратительную правду, которую я носил в себе все эти годы? То, что Сейбл была моей сестрой? То, что, когда она родилась, у нее были такие же рыженькие кудряшки, какие бывают вначале у всех детей Кейнов? То, что ее лицо было чуть шире, что ее глаза были такими же голубыми, как у Фейт, у тебя и у Рурка, но что ее волосы не были такими же черными и блестящими, как у тебя?– Этого не может быть. Мой отец убил бы его.Харрисон смотрел на свои дрожащие руки, раскрыв ладони, как он только что раскрыл причины своих кошмаров.– Да, убил бы. Именно поэтому, я думаю, Фейт никогда ему об этом не рассказывала. Думаю, что Джейкоб, наверное, заметил, что что-то изменилось, когда две недели спустя вернулся домой. Но он не тот человек, чтобы сомневаться в своей жене, чтобы подвергать сомнению ее верность. Твоя мать никогда не давала поводов моему отцу – просто он был таким, он не пропускал ни одной женщины. Фейт не отвечала на его ухаживания, и тогда… случилось то, что случилось… Думаю, твоя мать оберегала Джейкоба, ничего не рассказывая ему. Она знала, что он сделает.Микаэла неподвижно стояла в свете костра, ее тело было напряжено и дрожало, руки были опущены, кулаки сжаты, ноги широко расставлены. В лунном свете ее лицо было очень бледным, глаза широко раскрыты, она пыталась выдержать жестокий удар, который только что нанес ей Харрисон.– Откуда тебе обо всем этом известно?Время пришло, подумал он устало. Микаэла должна узнать правду. Пусть она возненавидит его, но он должен все рассказать. Мрачная тайна была скрыта слишком долго, терзая и мучая всех, лишая покоя Фейт. Было ли его молчание предательством по отношению к Лэнгтри? Он лишь хотел защитить их, но теперь нужна только правда и ничего, кроме правды. Харрисон дотронулся до носа.– Ты помнишь ту ночь, когда я пришел к вам в дом и у меня был сломан нос? Мой отец в приступе пьяной ярости соизволил выложить мне все о своих «победах». Думаю; Фейт что-то заподозрила, когда увидела меня. Но твоя мать настоящая женщина.Сотрясаясь от дрожи, Микаэла рухнула на колени, словно невидимые нити, удерживавшие ее, были срезаны, и, закрыв лицо руками, стала раскачиваться всем телом. Харрисон потер грудь, там, где находилось разбившееся на кусочки сердце.– Лучше, если все будет сказано сейчас. Правда слишком долго ждала своего часа. Сомневаюсь, что рядом с Марией мы найдем Сейбл… Ты помнишь, ходили слухи, что моя мать отправилась на курорт и потом не вернулась? Все решили, что она наконец-то бросила моего отца. Мне было пять лет, когда она оставила нас. Она все спланировала очень тщательно, забрала украшения и небольшие вещички, которые могла продать. Джулия Кейн могла взять биржевую сводку и определить фаворита с закрытыми глазами. Она могла переадресовывать финансовые средства и вести бухгалтерию; все ценные бумаги, которые имелись у моего отца, и все то, что получила по наследству, она обратила в наличные. Сбежав, Джулия сняла со счетов все деньги, в конечном итоге погубив отца, как он погубил се. Да, мои замечательные родители были идеальной парой.Микаэла смотрела на Харрисона безучастно, затем вновь перевела взгляд на огонь. Харрисон потерял ее. Потерял все, что связывало его с семьей Лэнгтри, и он сам был в этом виноват.– Мне было пятнадцать, когда я узнал обо всем этом. Пятнадцать, но я чувствовал себя стариком. Тогда отец ударил меня в последний раз. Микаэла, это произошло десять лет спустя после того, как похитили Сейбл. Десять долгих лет. Я пытался разыскать ее, но мать была очень хитрой. Понадобилось…– Какое отношение твоя мать имеет к Сейбл?Разъяренная Микаэла вскочила и толкнула его в грудь.– И ты столько времени скрывал это? Мой отец обыскал все, пока не осталось ни одной зацепки…Микаэла снова толкнула Харрисона и отвернулась от него, словно даже секунду не могла смотреть на него. Его пронзила острая боль. Вытянув руку, чтобы прикоснуться к Микаэле, он тут же опустил ее, почувствовав с ее стороны холодное неприятие. Нужно было доводить дело до конца.– Ты спросила, какое отношение моя мать имеет к Сейбл? Думаю, именно она похитила Сейбл той ночью. Думаю, она убила Марию, чтобы не дать отцу возможность бахвалиться, что он «подсунул бастарда» Кейнов в потомство «всемогущего Джейкоба Лэнгтри».Стройная спина Микаэлы выпрямилась. Когда она повернулась к Харрисону, ее глаза горели, а волосы черным ореолом окаймляли лицо.– И все это время ты знал об этом. А она знала нашу семейную колыбельную песенку. Она знала о монетах Захарии. Харрисон, она была лучшей подругой моей матери. Это все абсолютно нелогично. Это все так…– Отвратительно? Страшно? Мерзко? Извращенно? Да, похоже, причинять страдания людям – это наша фамильная черта. Мне очень жаль, Микаэла.Теперь уже Харрисон бросился на землю, обхватив голову руками. Слишком долго он хранил эту тайну, и теперь она открылась, причинив боль тем, кого он хотел защитить. И у него в жилах еще бежит кровь? Как это может быть? Его сердце еще бьется? Или у него в груди твердый холодный камень? Никакие слова не помогут, не уничтожат эту правду.– Мне очень жаль.Дрожащей рукой Микаэла вытерла слезы. Ей оставалось только принять все на веру и попытаться понять. Уродливое прошлое неожиданно раскрылось, и все-таки что-то не связывалось. Микаэла посмотрела на луну, на неровную гряду черных гор, на человека, которого знала всю свою жизнь и которому доверяла.– Но почему? Что заставило ее взять ребенка из колыбели?Харрисон, подбросив в огонь хворост, наблюдал, как он разгорается. Перед его глазами словно вставало прошлое.– Он издевался над ней. Это было в его характере – издеваться. Она не могла больше иметь детей, а у Фейт было уже двое, до Сейбл. Затем появился «бастард Кейнов», как выражался мой отец. Больше он так не говорил. Мне по крайней мере. Странно, что хотя мне было только пять и воспоминания расплывчаты, мне кажется, Джулия по-своему любила меня.Микаэла села, в голове у нее все перемешалось, слезы ручьем стекали по щекам.– Ты считаешь, она могла убить Сейбл? Беспомощного ребенка? Думаешь, Сейбл лежит где-нибудь здесь, рядом с Марией? Или…Харрисон покачал головой:– Не знаю… Я не знаю.Когда он повернулся к ней, свет пламени выхватил из темноты его искаженное, измученное лицо.– Это то, что связывает нас с Фейт. Думаю, что когда она смотрит на меня, то пытается представить, как выглядела бы Сейбл в двадцать семь лет.Микаэла вскочила и начала беспокойно ходить взад-вперед. Ее сестра – единоутробная сестра – может быть мертва… или жива. Микаэла бросила взгляд на мужчину, все так же неотрывно всматривающегося в пламя костра, его лицо было суровым. Она вспомнила Харрисона пятнадцатилетним мальчиком, глаза так умоляюще смотрели на Фейт, из носа капала кровь, пачкая одежду. Боже! Как ему было стыдно тогда. Конечно, он не мог говорить, не мог рассказать о том, что узнал.– Ты ведь не знал тогда, что делать, правда? Когда тебе сломали нос?– Сначала я воспринимал это просто как пьяный бред. Я не верил отцу. Спьяну он любил вот так поиздеваться. Но потом я нашел свои детские фотографии – он их спрятал, – это было уже после того, как он умер, и я разбирал его вещи… Когда я их нашел, мне было уже восемнадцать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33