Микаэла легла на живот и припала к воде, Харрисон не удержался и обнял ее. Лежа у ручья, она нежно коснулась его и поцеловала, затем выскользнула из его рук и встала. Поцелуй длился одно мгновение, но в нем Харрисон почувствовал любовь, привязанность и доверие. От нахлынувших эмоций к горлу подступил комок.Харрисон стоял, обуреваемый нежными чувствами, глядя, как Микаэла прыгает через ручей. Привязанность, думал он, а испытывал ли он когда-либо привязанность?Оказавшись на другой стороне ручья, Микаэла обернулась и откинула волосы.– Ты выглядишь озадаченным, Харрисон. С чего бы это?– Просто у меня сегодня хороший день, вот и все, – с трудом сумел выдавить он.На рассвете Джейкоб Лэнгтри стоял, прислонившись к ограде загона, глядя на зубцы скалистых вершин, скрывающие каньон Каттер. Где-то там сейчас находилась его дочь вместе с Харрисоном, добрым и сильным человеком. Давным-давно так же поступил и сам Джейкоб – выбрал подходящий момент, чтобы убедиться, примет ли Фейт то, что он может ей предложить. Сейчас жена подошла к нему, встала рядом, проскользнула к нему под руку, и, как всегда, его охватило радостное чувство возвращения домой. Фейт прикоснулась к его обветренной щеке и нежно улыбнулась.– Надеюсь, разрыва там не произойдет, как ты думаешь, ковбой?– Они там поубивают друг друга. Во всяком случае, один из них вернется потрепанным.– Или оба. Микаэла очень сильная личность. Она не позволит Харрисону убежать или настоять на своих условиях, как ты попытался сделать со мной.– Иначе я не мог получить тебя всю. Что еще мне оставалось делать? Мне ведь нужно было все твое внимание, а вокруг тебя тучей вились всякие мужланы, – с нарочитой грубостью произнес Джейкоб. – Прошло слишком мало времени, Фейт. Моя маленькая девочка только что вернулась домой. И вот она ушла, и похоже, что скоро она совсем оставит нас.– Что ж, посмотрим. Харрисон не из тех, кто может что-то упустить, только подумай, какие у нас будут очаровательные внуки. Хотела бы я знать… Хотела бы я знать, есть ли дети у Сейбл.– Милая, – прошептал Джейкоб с болью в голосе, притянув ее к себе. Он вырвал бы свое сердце, если бы это помогло вернуть Фейт ребенка, которого она никогда не сможет забыть.Микаэла гладила большую монету и неотрывно смотрела на костер, ярко горевший в сгущающихся сумерках. Харрисон сидел рядом с ней, чисто выбритый, аккуратно причесанный, отблески костра играли на его обнаженных мускулистых плечах. В отдалении выли койоты – звук был одиноким и брошенным. Как странно, подумала Микаэла, но она не чувствует себя одинокой. Она чувствует лишь зов дикой природы, ощущение дома и полного единения с собой.Со вздохом Микаэла подчинилась непривычному порыву прижаться к Харрисону, положить голову ему на плечо. Он обнял ее. Дым костра, поднимаясь, уходил в ночное небо. Какое-то время они молча смотрели на костер.– Сейчас ты могла бы быть в Нью-Йорке у себя в квартире или на вечеринке с этим, как его там… Возможно, он захочет приехать сюда, возможно, он полюбит эту природу и станет хозяином ранчо.Микаэла слегка толкнула Харрисона локтем в бок:– Мне так хорошо сейчас. Не надо ничего портить.– Кто-то должен был взять и хорошенько отколошматить этого мистера Сексуальное Домогательство.Микаэла покачала головой:– Он того не стоит. Ты сейчас говоришь, как Рурк или отец.– Но ведь ты беззащитная женщина.– Перестань. И я не беззащитная. Хватает же мне сил управляться с тобой? Особенно когда ты пребываешь в своем «урежем-расходы» настроении. – Микаэла потянулась к пачке изюма и бросила несколько ягод в рот. – Молодчина Харрисон. Поставщик сухих закусок, консервированного тунца и лукового супа быстрого приготовления. Нам повезло, что ты любишь полуфабрикаты.Они использовали консервные банки вместо чашек, залили суп водой и съели его холодным.– Я привык к такой еде, когда работал на нескольких работах и у меня не было времени бегать на ленч или готовить. Мне жаль, что так получилось, Микаэла.– А мне нет. Я так давно не была в горах, а ведь раньше я часто ходила в горы за ягодами, здесь они самые сладкие. Я так ждала этого похода, каньон Каттер всегда был мне особенно дорог. Захария обычно привозил меха по реке, где-то здесь он встретил Клеопатру. И что-то всегда притягивало меня сюда. Я всегда чувствовала… Перестань смеяться надо мной, Харрисон.Но он зарылся носом в волосы Микаэлы и погладил ее по спине.– Гм… Нет ничего лучше женщины, от которой пахнет мужским мылом. Ну давай, рассказывай. Я хочу знать.Микаэла задумалась, пытаясь привести в порядок мысли, в течение многих лет спрятанные глубоко внутри. Она сжала в кулаке монету Лэнгтри.– У меня всегда было такое чувство, что Клеопатра хочет мне что-то сказать. Я смотрю на ее портрет и ощущаю это странное напряжение, словно она неспокойна и хочет, чтобы я сделала то, что не может сделать она. Или она хочет, чтобы я сделала то, что пытается осуществить Рурк – найти ее обручальное кольцо и ее дневник? И то и другое ей было очень дорого.Микаэла повернулась к Харрисону и поняла, что доверяет ему. Другому мужчине она отдавала свое тело, но недоверие.– Я слушаю, слушаю.– Харрисон, я на самом деле верю в это проклятие. Я просто чувствую, что она хочет, чтобы я вернула в семью все монеты, как в свое время сделала она. Клеопатра верила в колдовское проклятие Обадаи – в то, что любой, если он не из Лэнгтри, кто завладеет монетами, обречен. Я уверена, что, собирая монеты, она использовала это проклятие, чтобы напугать тогдашних владельцев монет. Не хватает двух монет. Одну утащили давным-давно у бабушки с кухонного стола, одну – когда похитили Сейбл. Кто бы это ни был, я надеюсь, он испытает на себе проклятие Обадаи. А я должна найти эти монеты.Харрисон не отрывал взгляд от костра, казалось, что мрачность, которая всегда овладевала им, когда речь шла о монетах, вернулась.– В течение многих лет я пытался сделать это. Я хотел отблагодарить вашу семью за все, что вы сделали для меня.– Я подумала об этом, когда увидела у тебя дома все эти книги и журналы. А ты не думаешь, что Клеопатра пытается мне что-то сказать? Здесь, в горах, я особенно сильно ощущаю се присутствие.– Я думаю, тебе стоит прислушаться к интуиции и своему сердцу. Они тебя никогда не подводили.– Почему ты всегда прячешься за общими фразами и пытаешься увильнуть, когда разговор касается монет?Харрисон бросил на Микаэлу быстрый холодный взгляд, говорящий о том, что лучше не затрагивать эту тему. Однако это было ошибкой. Микаэла придвинулась ближе, дразня его. Она смотрела на него снизу вверх, ее ресницы трепетали.– Ну, Харрисон, – нараспев протянула она.– Рад, что все это доставляет тебе удовольствие. Нам предстоит провести длинную холодную ночь без спальных мешков.Он взглянул на импровизированную перину из горной травы, которую Микаэла собрала, чтобы покрыть холодные камни. А бельем, джинсами и рубашками из рюкзака Харрисона они собирались укрываться. Харрисон выглядел настороженным и забавным.– Не знаю, как мы на этом будем спать…Он моргнул и отпрянул от ее быстрого поцелуя.– А это-то зачем нужно было делать?– Хотела посмотреть на твою реакцию. Почему ты так напряжен? Не можешь взять женщину, которая пользуется мужским мылом?– Могу, конечно, и потом ты пахнешь не мылом, а женщиной.Рука Харрисона скользнула по голове Микаэлы, и он притянул ее лицо к своим губам.– А ты меня об этом просишь?– Нет.Она хотела, чтобы он сам взял ее, овладел ею, несмотря на то что ей так же хотелось отдаться ему. Не потому, что им было холодно, не из-за обычной физической потребности и не случайно. А по обоюдной страсти.Потребность быть желанной естественна и стара, как само время, женщина всегда нуждается в том, чтобы на нее предъявили права, чтобы ею хотели обладать, она испытывает потребность пустить в себя одного особенного мужчину, крепко обнимать его, защищать и согревать его и заставлять его вновь и вновь испытывать желание…Микаэла поднялась на ноги, Харрисон встал рядом с ней, отсветы пламени играли на его мощном теле. Желание читалось в его позе, оно было немедленным и сильным и даже видимым – джинсы совершенно не скрывали этого. Самоуверенный наклон головы и напряженное выражение лица – все говорило о том, что он хочет держать ее нагой в объятиях, любить ее.Была ли она когда-либо такой желанной? На мгновение перед Микаэлой промелькнуло искаженное похотью лицо Джеймса Чариса. Его представление о занятиях любовью с женщиной заключалось в том, чтобы прижать ее к стене, кусать ее губы и тереться о нее своими чреслами. Он воспринял сопротивление Микаэлы как поощрение, и срывал с нее одежду, и заверял, что если она все хорошо «исполнит», то ее сексуальные услуги ей зачтутся. Микаэла слегка содрогнулась, отгоняя мимолетные воспоминания о Джеймсе. Она чуть было не вступила в отношения с Харрисоном, главной заботой которого было соблазнить се.Правда заключалась в том, что сейчас ее буквально захватил вид Харрисона, его осторожный и напряженный взгляд, как будто он прикидывал, как прикоснуться к ней так, чтобы не испугать, как любить ее…– Тогда я спрошу тебя. Ты позволишь мне взять тебя?Его срывающийся от волнения и страсти голос говорил о том, что Харрисон может ответить на ее природные инстинкты, на те потребности, которые она не открывала перед другим мужчиной. И в нем была нежность, накопившаяся за эти долгие годы. Вместо ответа Микаэла выскользнула из фланелевой рубашки. В ночной темноте она казалась серебряной, его взгляд следовал за ее руками, когда она нагнулась, чтобы расшнуровать ботинки. Она сбросила футболку и стащила брюки. В свете костра сверкала огромная монета Лэнгтри, и Микаэла зажала ее в кулаке, опасаясь, что этой ночью она отдаст больше, чем свое тело.Харрисон расстегнул джинсы и, когда его рука, пройдясь по груди Микаэлы, скользнула к низу ее живота, резко сдернул их. Микаэла заметила в нем некоторое колебание, небольшую неуверенность, которая, как она понимала, возникла из-за боязни причинить ей боль.– Я действительно этого хочу, – прошептала Микаэла, едва касаясь ладонями напряженных плеч Харрисона. Дрожь, пронизавшая его сильное тело, говорила о силе его желания, но это желание было наполнено нежностью.– Люби меня так, как ты чувствуешь. Никакого притворства. Никаких рамок. Сегодня, здесь, в этих горах, мне нужна правда.Какое-то мгновение Харрисон тяжело дышал, пристально глядя на Микаэлу, и наконец сжал ее в своих объятиях – плоть к плоти. Ничем не сдерживаемое желание уже рвалось из него и требовало выхода. Харрисон поцеловал Микаэлу в губы, и она крепко обняла его. Взяв Микаэлу на руки, Харрисон понес ее на приготовленное ложе – на постель из диких горных трав, на которой они будут заниматься любовью.Осторожно опустив Микаэлу на шелковистую траву, Харрисон нежно коснулся губами губ Микаэлы и накрыл ее своим мощным телом.– Ты хочешь этого? – спросил Харрисон, отбросив с лица Микаэлы прядь волос.– Да. Я хочу тебя. Сейчас.На его лице промелькнула улыбка, слишком страстная, чтобы быть нежной; их сердца бились совсем рядом, его бедра – в колыбели ее ног. Харрисона била дрожь. Он пытался сдержать себя, но это было выше его сил. Микаэла нежно провела рукой по его волосам – ей не верилось, что Харрисон готов был потерять контроль. Ну что ж, этого она и добивалась.Харрисон повернул голову и задержал дыхание, любуясь их сплетенными телами. Затем он перевел взгляд на груди Микаэлы и ниже – к ее шелковистому животу, к которому прижимался своим разгоряченным телом.Лицо Харрисона было полно страсти, первобытного желания и благоговейного трепета. Его рука легла на грудь Микаэлы – даже в неверном свете костра было видно, насколько светлее ее кожа. И пальцы скользнули к темнеющему в ночи треугольнику черных волос – к замершему в ожидании чувственному лону. Микаэла застонала, наслаждение захлестнуло ее, ноги, откликаясь на ласку, задвигались.– Микаэла… Микаэла, – словно в бреду шептал Харрисон, его тело дрожало, волны желания, нарастая, затопили огнем все его существо, и казалось, сердце вот-вот разорвется от переполнявших его чувств.Поток теплой влаги прошел через Микаэлу, внутри все напряглось. Стремление слиться с Харрисоном в одно целое, вобрать его в себя потрясло ее. Микаэла была готова, она с нетерпением ожидала его вторжения. И Харрисон вошел в нее – плавно и своевольно, ритмичными толчками рвущейся наружу страсти. Их дыхание сбилось, они стонали и дрожали, взмывая в наслаждении, заполняя собой друг друга. Микаэла хотела большего, стремясь потонуть в неизведанных ранее чувствах и ощущениях, отбросив прочь все, что ее сдерживало. Под ее ладонями мускулы Харрисона напряглись, тело дрожало, и все же он старался удержаться от завершения, от центра ее пульсирующего желания. И здесь на пике безумного накала страсти, когда ничего больше уже не имело значения, Харрисон подтолкнул ее еще выше, взял еще больше…Его губы касались груди Микаэлы, руки повторили мягкие формы, Харрисон вновь нырял в нее, все глубже и глубже, наполняя собой ее тело. Их сердца колотились так, что казалось, сотрясаются тесно соединенные тела. Они раскачивались, теперь уже медленно, мужчина и женщина, как бы испытывая друг друга перед ослепляющим стремительным зенитом.Их неожиданно вырвавшийся на свободу ненасытный голод, заполнивший собой ночь, нуждался в утолении. Яростный шторм закружил их.Крепко держа Харрисона, Микаэла жадно ловила воздух, сражаясь с безумным биением внутри, с захватывающим натиском.Пораженная красотой и силой чувства завершения, Микаэла закричала.Сердце Харрисона колотилось, готовое выскочить из груди. Медленно склонившись к лицу Микаэлы, он втянул в себя ее горячее дыхание. Микаэлу пронизала дрожь, когда рука Харрисона скользнула по ее груди – это был жест мужчины, обладавшего женщиной и получившего от этого наслаждение.Харрисон тяжело навалился на Микаэлу, теплый и расслабленный, но защищающий. Она поцеловала его в плечо, слегка куснув при этом, и нежно погладила по спине.– Никогда не видела тебя таким, – прошептала Микаэла.Она спала очень крепко, с трудом просыпаясь и возвращаясь в чувственный сон, на деле оказавшийся реальностью, в которой Харрисон переворачивал ее на спину, целовал и одновременно стаскивал с нее спортивные штаны. Микаэла вернулась в рассвет и в объятия мужчины, который наполнял ее, толчками забрасывая дрожащую теплоту, которая быстро взрывалась, глубоко рассыпая по телу волны горячего наслаждения. Глава 10 Из дневника Захарии Лэнгтри:«Мне нечего дать жене, кроме небольшого кольца с рубином, которое раньше принадлежало моей дорогой матушке. А нашим детям я подарил эту нехитрую колыбельную, которая родилась в моем сердце: Нежно и неспешно… утро подкрадется.Сладкий сон к тебе придет, и печаль уймется.Будет утро, будет пища, солнышко взойдет.Засыпай, родной мой, сон тебя зовет». – Дайте человеку компас и карту, и он будет знать все, что ему необходимо. Ну нет, вы заблуждаетесь, мистер Кейн. Я исходила здесь все и ориентируюсь прекрасно, – говорила на следующее утро Микаэла. Она указывала в направлении островерхих сосен. – Если мы поднимемся вон по тому хребту и спустимся по той небольшой лощине, то окажемся совсем близко от служебной дороги, которая ведет к старому шоссе штата.– Микаэла, служебная дорога на карте не отмечена. Если мы отправимся к тому скалистому гребню, а затем двинемся прямо вверх, мы окажемся на одной прямой с дорогой штата. – Харрисон запихнул компас в рюкзак и нахмурился, так как, складывая карту, порвал ее. – Не забывай, что я тоже не новичок в этих краях. Твой отец брал нас с Рурком сюда ловить рыбу. Черт возьми! Если бы мы захватили другой рюкзак, я мог бы без спиннинга, на простую леску вытянуть самую большую…Харрисон оборвал себя на полуслове, сообразив, что ему хочется порисоваться перед Микаэлой. В нем вдруг проснулся инстинкт добытчика и кормильца. Чувство было совершенно новым и несколько обескураживающим.Наклонившись к Харрисону, Микаэла нахмурилась, уперев руки в бока.– Ты кричишь. Это не моя вина, что медведи пришли в лагерь.– Твоя, черт возьми. Ты пахнешь медом и цветами… и я вообще не имею привычки кричать. – Харрисона разозлили резкость и попытка оправдаться, звучавшие в его голосе. – Дай-ка мне вот это.Микаэла резко дернула рюкзак, а Харрисон потянул его на себя.– Иногда, Харрисон, ты бываешь таким… милым. Дай мне этот пакет. Мне нужны щипчики для ногтей. Я сломала ноготь, когда карабкалась на последний скалистый уступ. На который нам не пришлось бы забираться, если бы мы, как я предлагала, перешли ручей.– Ты переворошила весь мой рюкзак. Тут все в беспорядке.Харрисон испытывал нежность. И знал, почему ему так хочется обнять Микаэлу и шептать разные глупости. Их утренний переход не раз омрачался шумными перебранками – причина крылась в его логической убежденности в необходимости использования карты и компаса, Микаэла же целиком полагалась на свои нелогичные инстинкты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33