Ты думаешь, это нормально? – Задавая этот вопрос дрожащим голосом, Джорджина осмелилась наконец поднять глаза на Фернанду.– Нормально? Ничего нормального не существует, – ответила Фернанда с нажимом. – Во всяком случае, не в отношении мужиков. Вы женаты только два года. Конечно, рано или поздно он поумерит свой пыл, это, во всяком случае, я тебе обещаю.Фернанда подумала о том вечере, что она провела с Джимми Розмонтом, и о том, что если бы она могла убить его на месте, то сделала бы это с радостью.– Господи, я только об этом и молюсь! Начать с того, что ни для кого не секрет, что он за фрукт. Даже во время медового месяца у него были другие женщины! Хвала господу: чем больше у него юбок налево, тем легче мне. А когда он старается провернуть какое-то дело, как вот в эти несколько недель, то он почти оставляет меня в покое. Конечно, когда все будет сделано, он захочет... как бы это сказать... отметить. – Джорджина передернулась. – И самое странное, Ферни, – он уверен, что я фригидна, но для него это не имеет ровным счетом никакого значения. Что ты об этом думаешь? Как может мужчина насильно брать женщину, которая, он знает, не хочет его? Нет, что бы ни было, его забавляет сама идея. Если уж он не может меня... ну, сама понимаешь... то тогда и никто не сможет. Он рассматривает мою фригидность как самый надежный пояс верности. Очень ценное качество для жены. Давай больше никогда не будем о нем говорить, обещаешь мне, дорогая? Нам нет до него дела. Он просто неизбежное зло.Глядя в глаза Фернанде, Джорджина улыбнулась ей жадной, собственнической, опасно-соблазнительной улыбкой, полной воспоминаний, восхищения и признания ее прав на все ее эмоции, все ее порывы.– Господи! Когда ты говоришь это «ну, ты понимаешь», как стыдливая старая дева, я чуть не... ну, ты понимаешь, – сказала Фернанда, понизив голос.– О, дорогая моя, давай расплатимся и вернемся в номер, – сказала Джорджина настойчиво. – Я так тебя ревную, что не могу больше терпеть.– Ревнуешь! Не думаешь ли ты, что я подпущу к себе какого-нибудь еще мужика? Немедленно по возвращении в Нью-Йорк беру развод, чего бы это мне ни стоило.– Я не к мужчинам тебя ревную. Теперь, когда ты знаешь о себе... когда ты знаешь, что тебе нужно... тебя повсюду будут окружать женщины, о которых тебе и в голову не придет, что они предпочитают женщин, но они будут пытаться затащить тебя в постель. И чем старше ты будешь, тем больше будет их, они будут роем виться вокруг тебя. Женщины вроде нас становятся наиболее притягательными лишь к сорока.– Что за бред! Это просто какие-то кривые зеркала, все наоборот! – возразила Фернанда.– Подожди немного, сама увидишь, милая моя Ферни. Вокруг так много женщин, падких именно до зрелого тела, как раз до сорокалетних! Но не вздумай набирать вес, тогда ты станешь просто неотразимой.– Но почему? – спросила Фернанда как зачарованная.– Ты станешь выглядеть еще более женственно. Женщины, которые любят женщин, обожают женское тело, а ты пока еще слишком тоненькая, слишком свежая, слишком незрелая – на вкус многих.– Господи, до чего странно, – сказала Фернанда почти безразличным тоном. Никогда в жизни ей не доводилось слышать одновременно так много приятных вещей, но она, конечно, не собиралась использовать сразу все свои преимущества. Это надо растянуть на годы и годы.
– Барбра оценила бы это место, – сказала Джез, обращаясь к Кейси.– Кто?– Стрейзанд. Когда я ездила в Малибу, чтобы сфотографировать ее для «Вог», то там система безопасности была не хуже здешней. – Она обвела рукой приемную отдела рукописей Хантингтонского музея.Ей нет нужды развлекать меня, подумал Кейси, глядя на ее прекрасное лицо, на котором только удрученные глаза выдавали ее тяжелое настроение. Когда они примчались в контору архивариуса округа в Санта-Ане и наконец отыскали запись о продаже ранчо Монтанья-де-ла-Луна, бывшего в собственности дона Антонио Пабло Валенсия, Майклу Килкуллену, они в волнении впились глазами в занимавшую целый лист официальную опись землевладения, которая была датирована 1865 годом и подписана продавцом и покупателем, и не обнаружили в ней ровным счетом ничего, что указывало бы на какое-либо обязательство.– Пожалуй, это все, дорогая, – сказал Кейси.– Это не может быть все! – вскипела Джез. – Я этого не допущу!
Кейси велел временному старшему пастуху – сезонному вакеро, который замещал его, пока он был в больнице, – продолжать работу, а сам с Джез на целый день отправился в Историческое общество Сан-Диего в надежде отыскать хотя бы один из «кусочков и клочков», обещанных мистером Уайтом. На следующий день они перевернули Историческое общество Сан-Хуана, и все с тем же минимальным результатом, а затем провели такой же бесплодный, обескураживающий пыльный день в Историческом обществе округа Оранж. После этого Джез пришла в голову идея, что им следовало начать с Банкрофтской библиотеки в Беркли, потому что, как ей казалось, во время пожара в Сан-Франциско кто-то должен был сохранить присутствие духа и спасти документы из Генерального земельного управления. Наутро они вылетели в Сан-Франциско, а вечером того же дня вернулись не только с пустыми руками, но и с пустыми желудками, ибо в этой Мекке гурманов у них не нашлось свободной минутки, чтобы перекусить.Они перерыли гораздо больше «клочков и кусочков» калифорнийской истории, чем Кейси мог себе представить, но ни один из них не имел никакого отношения к шестидесяти четырем тысячам акров земли между горой и морем, которые составляли ранчо Килкулленов.Теперь они находились в последнем месте из тех, что указал им мистер Уайт, – в Хантингтонском музее, в районе Пасадены под названием Сан-Марино. Музей был известен здесь как Музей синего мальчика.Конечно, они могли провести в Калифорнии многие недели, роясь в кипах бумаг многочисленных исторических обществ, которые существовали в каждом старом городе, но всякий раз хранители, видя их разочарование, говорили им, что на что-либо значительное можно рассчитывать скорее в крупных, хорошо известных собраниях.Впрочем, никто не называл их затею сумасбродной, хотя это и было написано на их лицах, с сарказмом думал Кейси. Когда они объясняли, что им надо найти «обет», само это слово звучало таким потусторонним – как если бы речь шла о сговоре с самим дьяволом, – что, наверное, их просто сразу относили к разряду сумасшедших, решил Кейси. Не то чтобы им никто не хотел помочь, напротив, все действовали весьма профессионально, но никто не выказывал ни малейшего удивления, когда договора с францисканцами в конце концов не оказывалось.На следующий день после их безрадостного и утомительного путешествия в Сан-Франциско Джез позвонила в Хантингтон-ский музей и условилась о встрече с Вильямом Франком, младшим хранителем западных рукописей.И вот, дважды проверенные людьми в форме во время стремительного подъема в гору среди потрясающих садов и лугов, которые когда-то представляли собой парк поместья Хантингтон, они припарковали машину, отыскали современное здание, в котором находилась библиотека, взобрались по лестнице и, миновав загадочную вереницу дверей, оказались наконец в безукоризненно обставленной комнате, в которой, кроме них, никого не было.Кейси уже начинал жалеть о том, что Джез нашла письмо своей прабабки и сумела его перевести, он предпочел бы, чтобы выигрышная карта была в руке Джимми Розмонта, и тогда Джез смогла бы переключить свое внимание на перспективы их совместной жизни.Кейси казалось, что с того дня, как она согласилась стать его женой, они говорят только об этом письме, об этой легенде, об этом «обете». Джез была вся захвачена своей идеей уберечь свою землю от лап гонконгских банкиров и их планов создать здесь второе Монте-Карло. Все ее жизненные интересы отодвинулись на второй план. И любовь, в которой они только что признались друг другу, и женитьба, на которую они только что решились, – все отошло назад, далеко-далеко назад, скрытое загадочным «обетом горе».А может быть, думал Кейси, охота за ним – лишь способ отказаться от счастливой жизни вместе? Может быть, где-то в глубине подсознания, над которым она не властна, она не считает себя вправе стать счастливой так скоро после убийства отца? Сильно обеспокоенный, Кейси понимал, что чем скорее развеется ее фантазия и рухнет ее последняя надежда, тем быстрее она вернется с небес на землю – и к нему.– Дорогая, – сказал Кейси, – когда мистер Франк спросит тебя, что мы конкретно ищем, почему бы тебе не назвать это частной сделкой о земле, а не обетом? Мне как-то все время не по себе, когда мы просим какого-то незнакомого человека помочь нам отыскать документ, которому больше двухсот лет от роду.– А мне это кажется вполне разумным, – возразила Джез.– Может быть, на этот раз пойдем на компромисс и сделаем по-моему?– Компромисс, – мрачно заметила Джез. – Именно об этом мне и говорила Рэд. Все замужество – сплошные компромиссы.– Но когда мы сообщили ей, она была так рада...– Конечно, но потом, когда мы с ней остались вдвоем, она принялась рассказывать мне, как я должна учиться компромиссу. Черт, я даже слово это ненавижу! Оно такое невыносимо тусклое и занудное, и стоит лишь встретиться с чем-то действительно замечательным, как все вокруг начинают твердить: «Компромисс, компромисс, компромисс». Просто наступают тебе на горло. Даже Сьюзи кудахтала, что мне надо приготовиться к компромиссам, хотя она в любом случае на твоей стороне. Почему Сьюзи ничего не спросила, когда мы объявили о помолвке? Почему никто не выказал никакого удивления, вместо того чтобы твердить об этих чертовых компромиссах?Единственный, кто, по мнению Джез, среагировал нормально, был Пит. Он заорал, что она не должна выходить замуж, пока он не вправит ей мозги. Но она предпочла не говорить об этом с Кейси.– Ну хорошо, пусть по-твоему. Я сам пойду на компромисс, – сказал Кейси.– Я думала, для этого нужны двое.– Достаточно и одного, если он может читать чужие мысли, если он ловкий и действительно классный парень.– Посмотрите-ка на него, – рассмеялась Джез, и на какой-то миг оба забыли, где они и зачем.Когда Билл Франк вошел в комнату, они вскочили. Хранитель был молод, высок, с темно-русыми волосами и дружелюбным выражением лица. После неудачного опыта в Сан-Франциско Джез с раздражением думала, что выражение лица хранителя обратно пропорционально тому, что у него есть полезного. Чтобы привыкать к компромиссным решениям, она предоставила на этот раз Кейси вести разговор.– Частный договор о землевладении, заключенный францисканцами и родом Валенсия? Гм-м... После 1833 года у францисканцев уже не было никакой власти, однако – кто знает? Не так много мест, где может попасться что-то в этом роде. Пойду поищу что смогу, – сказал Билл Франк, вводя их в большую комнату, в которой стоял длинный стол и несколько стульев.Достав из кармана ключ, он отпер дверь в хранилище рукописей и исчез в своей сокровищнице. Джез с завистью посмотрела на сидящих в комнате удачливых исследователей, которые читали, нагнувшись над старинными манускриптами.Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Билл Франк вернулся. Он нес коричневую папку размером не менее двух квадратных футов. Положив папку перед ними на стол, он уселся напротив.– Извините, что заставил вас ждать, но многое пришлось забраковать. Мне не удалось найти ничего обнадеживающего, за исключением этой папки, да и эта-то – только на первый взгляд, – сказал он, открывая папку. – Здесь есть пакеты документов, относящихся к различным землевладениям, и все они составлены Земельным комитетом уже после договора Гвадалупе Идальго 1848 года, который положил конец войне между Мексикой и США. Скорее всего, здесь нет ничего, связанного с францисканцами, но мне и самому интересно.В папке находилось семь дел в розовых обложках, скрепленных лентой наподобие брошюр.– Это копии семи «экспедиенте», оригиналы которых погибли в здании Генерального земельного управления во время землетрясения в Сан-Франциско, – сказал архивариус. – Другими словами, это должны быть подтвержденные Соединенными Штатами мексиканские земельные гранты, а возможно – и испанские. Живая история!– Мы уже были в Сан-Франциско, – сказала Джез. – Но там не нашли ничего полезного!– Документы имеют такое странное обыкновение – теряться, а потом находиться где угодно, вернее, везде, кроме того места, где вы их ищете.Билл Франк осторожно развязал одну из розовых папочек и внимательно просмотрел тонкие странички, связанные воедино, – хрустящие, ломкие и пожелтелые от времени. Отдельным документом было «дизеньо» – грубая карта на сложенном листе бумаги, наверху которой был изображен компас, тут и там написаны названия мест и четко обозначена река. Он показал им прошение и следующие за ним листы, которые содержали запротоколированные на испанском языке показания нескольких свидетелей, подтверждающие законность мексиканского пожалования земельного надела. Изучив бумаги, он покачал головой.– Этот участок находится севернее.Он просмотрел еще несколько розовых папочек, но и в них не обнаружил ничего дельного.Пятая папка ничем не отличалась от остальных, но, когда Джез и Кейси увидели веерообразные очертания владений, нарисованных на карте, с волнистыми линиями, обозначающими океан, они вместе воскликнули:– Стойте!– Смотрите! «Дизеньо ранчо Монтанья-де-ла-Луна» – вот, написано наверху! Это оно!Джез была так возбуждена, что ее голос звенел на всю комнату. Ученые, находившиеся тут же, удивленно взглянули на нее. Билл Франк быстро захлопнул большую папку и унес ее к себе в офис. Вынув листы, которые они столь настойчиво искали, и держа их перед собой, он стал переводить содержание бумаг со староиспанского на современный английский.– Здесь, на последней странице, находится прошение, датируемое 1851 годом. Оно от дона Антонио Пабло Валенсия, уроженца Калифорнии, к Земельному комитету Соединенных Штатов. Он просит комитет утвердить мексиканский акт пожалования ему земли, относящийся к 1839 году. Он сообщает, что он единственный законный сын дона Бернардо Валенсия. Его отец дон Бернардо, в свою очередь, тоже был единственным сыном в семье. Отцом его – то есть первым калифорнийским Валенсия – был Теодосио Мария Валенсия, которому и была пожалована земля в 1788 году, – он, несомненно, получил землю от испанского губернатора, Педро Фаджеса, за верную службу испанской короне.Билл Франк поднял глаза на Джез.– Для того времени удивительно прямое наследование – похоже, Валенсия не стремились плодить детей, да? Это объясняет и тот факт, почему им не пришлось дробить землю. Давайте посмотрим, что тут еще. Ясно, что бывший солдат Теодосио прожил на ранчо до самой своей смерти в 1816 году – тогда ему было семьдесят три года. Он построил большой дом, обзавелся изрядным количеством скота – около двух с половиной тысяч голов, а также двумя табунами лошадей, а кроме того – большим количеством другой домашней живности – здесь все описано в подробностях, вплоть до последнего необъезженного мула. Кроме того, он выращивал виноградники и сады, надежно окруженные лесополосами. Дон Антонио утверждает, что его отец, дон Бернардо, реконструировал дом и возвел еще несколько построек – школу, маслобойню, сыромятню и так далее. Хм-м... вот это интересно! Похоже, дон Бернардо преуспевал, у него в найме работало много людей – в том числе школьный учитель, винодел, квалифицированные плотники, садовники... Список все продолжается и продолжается, и он так же усердно занимался скотоводством и возделывал землю.Билл Франк читал быстро и про себя, затем отложил петицию в сторону.– Из всех прошений это самое большое и солидное, но по сути оно не отличается от притязаний, сформулированных во всех других петициях, если не считать того, что здесь есть прямые указания на первоначальное испанское пожалование.– Пожалуйста, продолжайте читать! – горячо взмолилась Джез, вся горя от нетерпения.Билл Франк отложил в сторону карту и как можно быстрее пробежал оставшиеся страницы.– Это все обычные свидетельства уважаемых жителей этой местности, в которых устанавливается тот факт, что Валенсия живут на ранчо Монтанья-де-ла-Луна с незапамятных времен.Джез резко опустила голову, от этой последней фразы взор ее затуманился, и она, боясь, что из глаз потекут слезы, отодвинула карту в сторону.– Позвольте мне еще разок взглянуть на эту карту, – сказал Билл Франк. – Здесь внизу какая-то необычная надпись. Может быть, это просто детальное описание границ участка, так сказать, пределы, хотя на вид этому тексту куда больше лет, чем другим подобным описаниям, которые я встречал.Несколько минут он изучал старую карту.– Гм-м... Это дополнение к карте, подобного которому мне не доводилось видеть. Только послушайте: Во имя Святой Троицы, Отца, Сына и Святого Духа, именем Господа Бога нашего, единого в трех лицах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Барбра оценила бы это место, – сказала Джез, обращаясь к Кейси.– Кто?– Стрейзанд. Когда я ездила в Малибу, чтобы сфотографировать ее для «Вог», то там система безопасности была не хуже здешней. – Она обвела рукой приемную отдела рукописей Хантингтонского музея.Ей нет нужды развлекать меня, подумал Кейси, глядя на ее прекрасное лицо, на котором только удрученные глаза выдавали ее тяжелое настроение. Когда они примчались в контору архивариуса округа в Санта-Ане и наконец отыскали запись о продаже ранчо Монтанья-де-ла-Луна, бывшего в собственности дона Антонио Пабло Валенсия, Майклу Килкуллену, они в волнении впились глазами в занимавшую целый лист официальную опись землевладения, которая была датирована 1865 годом и подписана продавцом и покупателем, и не обнаружили в ней ровным счетом ничего, что указывало бы на какое-либо обязательство.– Пожалуй, это все, дорогая, – сказал Кейси.– Это не может быть все! – вскипела Джез. – Я этого не допущу!
Кейси велел временному старшему пастуху – сезонному вакеро, который замещал его, пока он был в больнице, – продолжать работу, а сам с Джез на целый день отправился в Историческое общество Сан-Диего в надежде отыскать хотя бы один из «кусочков и клочков», обещанных мистером Уайтом. На следующий день они перевернули Историческое общество Сан-Хуана, и все с тем же минимальным результатом, а затем провели такой же бесплодный, обескураживающий пыльный день в Историческом обществе округа Оранж. После этого Джез пришла в голову идея, что им следовало начать с Банкрофтской библиотеки в Беркли, потому что, как ей казалось, во время пожара в Сан-Франциско кто-то должен был сохранить присутствие духа и спасти документы из Генерального земельного управления. Наутро они вылетели в Сан-Франциско, а вечером того же дня вернулись не только с пустыми руками, но и с пустыми желудками, ибо в этой Мекке гурманов у них не нашлось свободной минутки, чтобы перекусить.Они перерыли гораздо больше «клочков и кусочков» калифорнийской истории, чем Кейси мог себе представить, но ни один из них не имел никакого отношения к шестидесяти четырем тысячам акров земли между горой и морем, которые составляли ранчо Килкулленов.Теперь они находились в последнем месте из тех, что указал им мистер Уайт, – в Хантингтонском музее, в районе Пасадены под названием Сан-Марино. Музей был известен здесь как Музей синего мальчика.Конечно, они могли провести в Калифорнии многие недели, роясь в кипах бумаг многочисленных исторических обществ, которые существовали в каждом старом городе, но всякий раз хранители, видя их разочарование, говорили им, что на что-либо значительное можно рассчитывать скорее в крупных, хорошо известных собраниях.Впрочем, никто не называл их затею сумасбродной, хотя это и было написано на их лицах, с сарказмом думал Кейси. Когда они объясняли, что им надо найти «обет», само это слово звучало таким потусторонним – как если бы речь шла о сговоре с самим дьяволом, – что, наверное, их просто сразу относили к разряду сумасшедших, решил Кейси. Не то чтобы им никто не хотел помочь, напротив, все действовали весьма профессионально, но никто не выказывал ни малейшего удивления, когда договора с францисканцами в конце концов не оказывалось.На следующий день после их безрадостного и утомительного путешествия в Сан-Франциско Джез позвонила в Хантингтон-ский музей и условилась о встрече с Вильямом Франком, младшим хранителем западных рукописей.И вот, дважды проверенные людьми в форме во время стремительного подъема в гору среди потрясающих садов и лугов, которые когда-то представляли собой парк поместья Хантингтон, они припарковали машину, отыскали современное здание, в котором находилась библиотека, взобрались по лестнице и, миновав загадочную вереницу дверей, оказались наконец в безукоризненно обставленной комнате, в которой, кроме них, никого не было.Кейси уже начинал жалеть о том, что Джез нашла письмо своей прабабки и сумела его перевести, он предпочел бы, чтобы выигрышная карта была в руке Джимми Розмонта, и тогда Джез смогла бы переключить свое внимание на перспективы их совместной жизни.Кейси казалось, что с того дня, как она согласилась стать его женой, они говорят только об этом письме, об этой легенде, об этом «обете». Джез была вся захвачена своей идеей уберечь свою землю от лап гонконгских банкиров и их планов создать здесь второе Монте-Карло. Все ее жизненные интересы отодвинулись на второй план. И любовь, в которой они только что признались друг другу, и женитьба, на которую они только что решились, – все отошло назад, далеко-далеко назад, скрытое загадочным «обетом горе».А может быть, думал Кейси, охота за ним – лишь способ отказаться от счастливой жизни вместе? Может быть, где-то в глубине подсознания, над которым она не властна, она не считает себя вправе стать счастливой так скоро после убийства отца? Сильно обеспокоенный, Кейси понимал, что чем скорее развеется ее фантазия и рухнет ее последняя надежда, тем быстрее она вернется с небес на землю – и к нему.– Дорогая, – сказал Кейси, – когда мистер Франк спросит тебя, что мы конкретно ищем, почему бы тебе не назвать это частной сделкой о земле, а не обетом? Мне как-то все время не по себе, когда мы просим какого-то незнакомого человека помочь нам отыскать документ, которому больше двухсот лет от роду.– А мне это кажется вполне разумным, – возразила Джез.– Может быть, на этот раз пойдем на компромисс и сделаем по-моему?– Компромисс, – мрачно заметила Джез. – Именно об этом мне и говорила Рэд. Все замужество – сплошные компромиссы.– Но когда мы сообщили ей, она была так рада...– Конечно, но потом, когда мы с ней остались вдвоем, она принялась рассказывать мне, как я должна учиться компромиссу. Черт, я даже слово это ненавижу! Оно такое невыносимо тусклое и занудное, и стоит лишь встретиться с чем-то действительно замечательным, как все вокруг начинают твердить: «Компромисс, компромисс, компромисс». Просто наступают тебе на горло. Даже Сьюзи кудахтала, что мне надо приготовиться к компромиссам, хотя она в любом случае на твоей стороне. Почему Сьюзи ничего не спросила, когда мы объявили о помолвке? Почему никто не выказал никакого удивления, вместо того чтобы твердить об этих чертовых компромиссах?Единственный, кто, по мнению Джез, среагировал нормально, был Пит. Он заорал, что она не должна выходить замуж, пока он не вправит ей мозги. Но она предпочла не говорить об этом с Кейси.– Ну хорошо, пусть по-твоему. Я сам пойду на компромисс, – сказал Кейси.– Я думала, для этого нужны двое.– Достаточно и одного, если он может читать чужие мысли, если он ловкий и действительно классный парень.– Посмотрите-ка на него, – рассмеялась Джез, и на какой-то миг оба забыли, где они и зачем.Когда Билл Франк вошел в комнату, они вскочили. Хранитель был молод, высок, с темно-русыми волосами и дружелюбным выражением лица. После неудачного опыта в Сан-Франциско Джез с раздражением думала, что выражение лица хранителя обратно пропорционально тому, что у него есть полезного. Чтобы привыкать к компромиссным решениям, она предоставила на этот раз Кейси вести разговор.– Частный договор о землевладении, заключенный францисканцами и родом Валенсия? Гм-м... После 1833 года у францисканцев уже не было никакой власти, однако – кто знает? Не так много мест, где может попасться что-то в этом роде. Пойду поищу что смогу, – сказал Билл Франк, вводя их в большую комнату, в которой стоял длинный стол и несколько стульев.Достав из кармана ключ, он отпер дверь в хранилище рукописей и исчез в своей сокровищнице. Джез с завистью посмотрела на сидящих в комнате удачливых исследователей, которые читали, нагнувшись над старинными манускриптами.Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Билл Франк вернулся. Он нес коричневую папку размером не менее двух квадратных футов. Положив папку перед ними на стол, он уселся напротив.– Извините, что заставил вас ждать, но многое пришлось забраковать. Мне не удалось найти ничего обнадеживающего, за исключением этой папки, да и эта-то – только на первый взгляд, – сказал он, открывая папку. – Здесь есть пакеты документов, относящихся к различным землевладениям, и все они составлены Земельным комитетом уже после договора Гвадалупе Идальго 1848 года, который положил конец войне между Мексикой и США. Скорее всего, здесь нет ничего, связанного с францисканцами, но мне и самому интересно.В папке находилось семь дел в розовых обложках, скрепленных лентой наподобие брошюр.– Это копии семи «экспедиенте», оригиналы которых погибли в здании Генерального земельного управления во время землетрясения в Сан-Франциско, – сказал архивариус. – Другими словами, это должны быть подтвержденные Соединенными Штатами мексиканские земельные гранты, а возможно – и испанские. Живая история!– Мы уже были в Сан-Франциско, – сказала Джез. – Но там не нашли ничего полезного!– Документы имеют такое странное обыкновение – теряться, а потом находиться где угодно, вернее, везде, кроме того места, где вы их ищете.Билл Франк осторожно развязал одну из розовых папочек и внимательно просмотрел тонкие странички, связанные воедино, – хрустящие, ломкие и пожелтелые от времени. Отдельным документом было «дизеньо» – грубая карта на сложенном листе бумаги, наверху которой был изображен компас, тут и там написаны названия мест и четко обозначена река. Он показал им прошение и следующие за ним листы, которые содержали запротоколированные на испанском языке показания нескольких свидетелей, подтверждающие законность мексиканского пожалования земельного надела. Изучив бумаги, он покачал головой.– Этот участок находится севернее.Он просмотрел еще несколько розовых папочек, но и в них не обнаружил ничего дельного.Пятая папка ничем не отличалась от остальных, но, когда Джез и Кейси увидели веерообразные очертания владений, нарисованных на карте, с волнистыми линиями, обозначающими океан, они вместе воскликнули:– Стойте!– Смотрите! «Дизеньо ранчо Монтанья-де-ла-Луна» – вот, написано наверху! Это оно!Джез была так возбуждена, что ее голос звенел на всю комнату. Ученые, находившиеся тут же, удивленно взглянули на нее. Билл Франк быстро захлопнул большую папку и унес ее к себе в офис. Вынув листы, которые они столь настойчиво искали, и держа их перед собой, он стал переводить содержание бумаг со староиспанского на современный английский.– Здесь, на последней странице, находится прошение, датируемое 1851 годом. Оно от дона Антонио Пабло Валенсия, уроженца Калифорнии, к Земельному комитету Соединенных Штатов. Он просит комитет утвердить мексиканский акт пожалования ему земли, относящийся к 1839 году. Он сообщает, что он единственный законный сын дона Бернардо Валенсия. Его отец дон Бернардо, в свою очередь, тоже был единственным сыном в семье. Отцом его – то есть первым калифорнийским Валенсия – был Теодосио Мария Валенсия, которому и была пожалована земля в 1788 году, – он, несомненно, получил землю от испанского губернатора, Педро Фаджеса, за верную службу испанской короне.Билл Франк поднял глаза на Джез.– Для того времени удивительно прямое наследование – похоже, Валенсия не стремились плодить детей, да? Это объясняет и тот факт, почему им не пришлось дробить землю. Давайте посмотрим, что тут еще. Ясно, что бывший солдат Теодосио прожил на ранчо до самой своей смерти в 1816 году – тогда ему было семьдесят три года. Он построил большой дом, обзавелся изрядным количеством скота – около двух с половиной тысяч голов, а также двумя табунами лошадей, а кроме того – большим количеством другой домашней живности – здесь все описано в подробностях, вплоть до последнего необъезженного мула. Кроме того, он выращивал виноградники и сады, надежно окруженные лесополосами. Дон Антонио утверждает, что его отец, дон Бернардо, реконструировал дом и возвел еще несколько построек – школу, маслобойню, сыромятню и так далее. Хм-м... вот это интересно! Похоже, дон Бернардо преуспевал, у него в найме работало много людей – в том числе школьный учитель, винодел, квалифицированные плотники, садовники... Список все продолжается и продолжается, и он так же усердно занимался скотоводством и возделывал землю.Билл Франк читал быстро и про себя, затем отложил петицию в сторону.– Из всех прошений это самое большое и солидное, но по сути оно не отличается от притязаний, сформулированных во всех других петициях, если не считать того, что здесь есть прямые указания на первоначальное испанское пожалование.– Пожалуйста, продолжайте читать! – горячо взмолилась Джез, вся горя от нетерпения.Билл Франк отложил в сторону карту и как можно быстрее пробежал оставшиеся страницы.– Это все обычные свидетельства уважаемых жителей этой местности, в которых устанавливается тот факт, что Валенсия живут на ранчо Монтанья-де-ла-Луна с незапамятных времен.Джез резко опустила голову, от этой последней фразы взор ее затуманился, и она, боясь, что из глаз потекут слезы, отодвинула карту в сторону.– Позвольте мне еще разок взглянуть на эту карту, – сказал Билл Франк. – Здесь внизу какая-то необычная надпись. Может быть, это просто детальное описание границ участка, так сказать, пределы, хотя на вид этому тексту куда больше лет, чем другим подобным описаниям, которые я встречал.Несколько минут он изучал старую карту.– Гм-м... Это дополнение к карте, подобного которому мне не доводилось видеть. Только послушайте: Во имя Святой Троицы, Отца, Сына и Святого Духа, именем Господа Бога нашего, единого в трех лицах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65